В тот день Одри проснулась не бодрой, не радостной. Мрачное предчувствие скорой беды, как туча, расстилалось над поверхностью её души. Они с Фриск быстро собрали запасы, какие только нашли, и направились к выходу из города. Логично было предположить, что через Бертрума также можно выйти, и вряд ли он станет убивать каждого, кто решит покинуть Город Разбитых Мечт. Однако чувство, навеянное сном, не угасало — оно следовало за Одри тенью и касалось покрывшегося гусиной кожей затылка.
Итак, здесь врагов не было, иначе Василиса уже попыталась прикончить её. Рационально просто сидеть здесь и ждать, иррационально — кидаться в пекло, ища следы сразу двух шаек из возродившихся пришельцев, чтобы, не зная как, вытащить Захарру. Если Захарра жива. Одри горько усмехнулась. Что делать, куда идти? Черт знает. Главное начать.
— Как думаешь — умрем? — такой типичный для них вопрос так естественно прозвучал из уст Фриск, что Одри захотелось нервно рассмеяться.
— Давай прикрывать друг друга, чтобы нас серьезно ранили, но не убили? — спросила она и подумала о новом обещании, о запланированной встрече. Ради таких маленьких моментов стоило прожить на пару секунд больше — мысль, что, быстрее стрелы, пронеслась перед Одри обрывочными образами и исчезла. Затем мысли поменялись, стали более насущными. Недосып и мрачное настроение, навеянное сном, убивали под ноль все старания друзей поднять её на ноги, и это искренне расстраивало. Она пыталась вспомнить, что же ей снилось, но это же как вспомнить лицо своего друга из первого класса — ты помнишь только общее, а цвет глаз, длину волос, все это тоже исчезает.
— Лучше и без серьезных ранений, — сказала Фриск. — Не хочется барахтаться в луже крови и думать: «Помру или нет?».
Они резко повернули за угол, пройдя возле нерабочего фонтана. Редкие потерянные проходили мимо, не оборачиваясь, ещё реже обращая внимания на странных, не похожих на них самих гость. Одри осматривалась по сторонам, боясь, осознавая свой страх и стараясь его побороть. Сердце билось быстрее нужного, ладони вспотели, от виска по шее уже бежала капля пота. Над районом разносились музыка — в каком-то приземистом кафе достаточно громко звучали джазовые композиции Луи Армстронга. Но она не успокаивала, как бы Одри ни пыталась погрузиться в музыку. Напротив, она словно выбивала из неё воздух, вместе с этим подкармливая пока тихую, незаметную панику.
Особняк Уислона, начиная со двора, был заполнен потерянными. Дверь выломана, ковры и обои порваны, некоторые окна разбиты и заклеены картоном. Девушки прошли мимо нерабочих установок, которые лишали демона его сил, осмотрелись. Одри натянула капюшон до самых глаз, словно боясь быть узнанной. Но нет, она боялась, что Уилсон все же здесь — плавает в толпе, расспрашивая о чем-то. Это ведь был его дом. Он создал здесь Бетти, здесь, под землей, и его лаборатория, в которой он создал Шипахоя. Все это должно было сохраниться. Да и Уилсону удобнее было бы расположить своих приспешников на обжитом месте…
Но и внутри ничего подозрительного не было. Просто потерянные, добравшиеся до Города Разбитых Мечт, пытались жить. Захватывали комнаты, передвигали мебель, искали еду и места для обогрева, стояли в очередях в туалет. Как самая обыкновенное племя бездомных, которым повезло найти целый пустующий дом.
Одри все же попыталась проникнуть в лабораторию, мучимая подозрением, что Уилсон может скрываться там и выходить на свет только когда засыпают потерянные, или он имеет свои собственные пути. Но Фриск лишний раз напомнила ей, что нельзя терять время. Она помнила, где видела в последний раз Василису и остальных, но боялась, что на путь туда они потратят слишком много времени и что время может быть потрачено впустую — вдруг уже ушли?
Нужно было попробовать. Хоть что-нибудь.
Вскоре Город Разбитых Мечт исчез — его можно было увидеть разве что за панорамным окном на перевалочном пункте. И когда девушки уже направлялись по коридору к Бертруму, за их спинами послышались громкие шаги. Они обернулись, не достав оружия, потому что что-то внутри подсказало, что бегущие им не враги. Одри замерла, удивленная тем, что увидела перед собой запыхавшихся от бега Эллисон и Тома. Женщина жадно втянула в тронутые судорогой легкие спертый воздух, облокотилась на Тома и подняла палец вверх, призывая к молчанию, а потом качнулась и чуть не упала, благо, что друг поддержал.
— Ого, — не послушала её Фриск. — Вы не планировали заняться профессиональным бегом?
— З-зат… — глаза Эллисон закатились.
— Алиса, — Одри беспокойно коснулась её плеча. — Ты в порядке?
— Секунду… дайте только… отдышаться…
Они помогли ей сесть и требовательно взглянули на Тома, который своим размашистым почерком расписал ситуацию: «Она сказала, что вас нужно догнать, так как в будущем вам можем понадобиться наша помощь. Когда я сказал, что это лишнее, она обещала оторвать мне хвост. Как видите, хвост мне дороже. А так я бы с вами больше никуда не пошёл».
— Не так давно ты заявлял, что надеешься на новую встречу, — заметила Одри, и, проигнорировав ответ пса, присела на корточки перед Эллисон и спросила:
— Значит, умереть решили?
— Наоборот — вас защищать, — все ещё с трудом дыша, ответила женщина. — Не знаю, куда вы идете, но там же может быть очень опасно! Тем более, вместе веселее и…
— У меня есть догадка, зачем она увязалась за нами, — тихо, чтобы только Одри услышала, сказала Фриск. — Но сделаем вид, будто им правда надоело путешествовать вдвоем.
Одри не поняла её намёка. Помогла Эллисон встать, поправила на ней штаны и уперла руки в боки со словами:
— Вы уверены? Там реально будет опасно. И… возможно, будет очень больно. И кто-то может умереть, — дрожь прошла по линии позвоночника при воспоминании об остекленевшем взгляде Генри. Он умер по их вине и вернулся по прихоти Чернильного Демона, который мог и не вернуться. То было удачное стечение обстоятельств — что Харви, оказывается, мог питаться её эмоциями, и последняя оказалась самой сильной. Долгое время им везло. Но… что, если удача отвернётся от них в самый нужный момент?
— Не нервничай, — ласково улыбнулась ей Эллисон и сжала плечо. — Мы с Томом закаленные вояки и дерьма повидали немерено! Так куда идем?
— Куда глаза глядят, — буркнула Фриск, покрепче вжимаясь пальцами в лямку сумки и напряжённо наблюдая за переглядываниями друзей. Одри не знала, какие мысли посетили её, но почему-то казалось — та же самые, что её саму. О смерти и ответственности. О том, что, если Эллисон или Том умрут, виноваты будут люди, которые приняли их в команду.
Тут-то Эллисон перестала улыбаться и, закатив глаза, повернулась к другу.
— Ладно, — сказала она. — Можете не принимать нас. Но мы все равно пойдем. Потому что с Путаницей знакомы, как со своими пятью пальцами, и потому что я не знаю, как ещё вас отблагодарить.
Одри стоило больших усилий не повысить голос. Что-что, а эта женщина несмотря на свою доброжелательность и нежность по отношению к тем, кого она любила, была очень упертой и, похоже, иногда не видела берегов. Она взяла Фриск под локоть и оттащила на пару метров от Тома и Эллисон.
«Вы куда?», — написал пес.
— На семейный совет, — не подумав, сказала Одри, потому что словосочетание «семейный совет» приходит на ум первым, когда начинается какое-то быстрое собрание для решения некого вопроса. Наклонилась к Фриск и быстро заговорила: — Ворлдпад. Мы можем переместиться в один мир и тут же вернуться, но в другом месте.
— Минус четыре прыжка, — заметила она. — Поэтому предлагаю их вырубить: сказать, что, конечно, идите с нами, а потом я дам им по мозгам.
— Но это подло! — Одри ужаснулась мысли о том, что Фриск может взять её «гент» и нанести неожиданный, предательский удар со спины Тому, с которым они вместе путешествовали, и Эллисон. — Если не хочешь вордлдпад, давай хотя бы быстро наденем плащ и…
— А исчезать на их глазах — не подло? — улыбнулась Фриск. — Тем более что они услышат наши шаги. Отвлечь — единственный вариант. Они не пострадают больше, чем если пойдут с нами.
— Вы долго? — послышался голос Эллисон. — У меня уже ноги затекли! И руки так и чешутся кому-нибудь снести голову!
Одри и Фриск обреченно вздохнули.
— Похоже, мы не можем выбрать, — заметила Фриск.
— Похоже, у нас нет выбора, — поправила её Дрю.
С другой стороны… Одри хотела, чтобы с ней пошли друзья. Чтобы их было четверо, и чтобы кто-то прикрывал тыл, когда начнётся сражение, чтобы кто-то помог, если освобождение Захарры пойдет не по плану. Но вот есть Генри и та же Захарра. Были ли они рады отправиться в путешествие, которое чуть не стоило им жизни? Вряд ли. А тут два хороших человека, вернее, человек и пес. Верные, сострадающие. Они не должны никуда идти. Не должны умирать.
Возможно, подлость — это все, что им осталось.
Она взглянула на свою руку, и золотые чернила, растекшиеся по тонким венам, как по трещинам в старом дереве, вспыхнули огнём. Нет. Не так. Без такого насилия. Один удар — и вопрос решен…
— Сможешь их быстро вырубить? — ещё тише спросила Одри. Фриск не долго подумала, точно вспоминала о чем-то, а потом сказала:
— Думаю, да. Нас такому на первых парах учат. Но вот двое… да ещё и быстро…
— Отвлеку. Только, пожалуйста, не убей их.
После чего они с мрачными лицами повернулись к Эллисон и Тому.
— Как мы поняли, выбора вы нам не оставили, — вздохнула Одри. Они не поняли истинного смысла сказанного — кивнули, улыбнулись. Женщина ещё сказала, что они с Томом умеют быть настойчивыми и никогда не прогибаются под чужое мнение. Это и есть их сила — стоять до последнего. И это было правдой.
Бедные Том и Эллисон не умели отступать.
***
— Все же мы плохо поступили.
— То плохо, то нет, определись наконец!
Едва выйдя из комнаты с Бертрумом (который на доброжелательное «Привет!» завуалированно послал обеих нахрен), девушки вышли в новом месте — на сей раз они оказались на пентаграмме, в комнате, уставленной гробами, и пошли прямо по коридору. Так, не сразу заметив, они вышли в помещение между «Анимационной аллеей» и лифтами, загражденными клеткой. На оставшиеся деньги Одри взяла из автомата газировку, которая хорошо сохранилась для своего возраста, и путешественницы сели на кресла, прислоненные к друг другу спинками.
— Ну ведь правда, — сказала она. — Это было ужасно. Мы… мы их, можно сказать, предали.
— Я просто сбила им режим сна, — попыталась отшутиться Фриск. — Удар в подбородок одному, удар туда же второй — удар не сильный, но существенный, запомни, — и спят как миленькие. Ну, Тому, правда, ещё пришлось в солнечное сплетение ударить… короче, не сочти меня циником, однако я считаю, что, сколько бы они ни обижались потом, в будущем они скажут нам спасибо. Лучше сейчас не иметь с нами ничего общего. Представь, окажись они в руках Василисы…
Одри представила. Представила Тома, визжащего, корчащегося на земле из-за брошенного прямо в грудь «Боль!», и Эллисон, привязанную к стулу и терпящую все новые и новые удары по лицу.
— У тебя вкусная? — грустно спросила она, вылив остатки своей приторно-сладкой вишневой газировки на пол.
— Невероятно, но… да, — с видом эксперта кивнула Фриск. В тот же момент из отверстия её банки вылезла сороконожка.
***
Каждую секунду, проведенную в изменившейся студии, Одри жила с мыслью, что в последнем бою будут она и все её друзья, кого только удастся собрать. Будет маленькая армия, которая позволит победит. Разве не для этого они вернулись? Чтобы биться на своей территории, территории, которую знали вдоль и поперек. Но случилась Путанница, и этот мир перестал быть знакомым. То же, когда Эллисон и Том навестили приболевшую подругу, случилось в голове Одри. Пересмотр приоритетов. И — уже когда она испугала Бертрума, — осознание собственной силы.
Не нужна никакая армия. Пусть они останутся живы, пусть выживет как можно больше жителей чернильного мира, ведь это не их враг, не их война.
Она вновь листала книгу «Иллюзия жизни» и прислушивалась к её подозрительному хрусту. В один момент, будто все стало совсем не важно, в том числе и наследие отца, ей захотелось оторвать блок страниц от корешка — хотелось узнать, что скрывается за этим звуком. Но Одри пересилила себя и решила попозже отдать её Фриск: в конце концов, она переплетчик, она знает, как все устроено в книжном «организме». Пока она отложила книгу и стала наблюдать, как Фриск что-то царапает в пустой тетради. На вопрос, что она так тщательно выводит, она не ответила — продолжила рисовать или писать.
Ты здесь? Одри направилась мысль к Харви, и, достигнув цели, она слабо завибрировала. Ответа не последовало — брат получил вопрос и предпочел не отвечать, как и всегда. А Одри, чтобы не мучиться чувством вины, так хотелось отвлечься!
— Может, продолжим путь? — предложила она.
— Прошло всего пять минут, Од, — заметила Фриск. — Все это время ты жаловалась на то, что у тебя при каждом шаге пальцы будто ломаются.
Верно. Они шли пять часов без остановки, и в конце девушка не выдержала — казалось, под ногами прогибался пол и все тело разваливалось при интенсивной ходьбе. Сейчас её мышцы словно томительно, неприятно растягивались в попытках расслабиться, тряслись пальцы, шея, плечи, бока, даже внутренние органы, пускай Одри понимала, что это невозможно. Она накрылась плащом и закрыла глаза. Сердце тревожно билось, как молот о наковальню.
Затем сверху послышался долгий, лязгающий звук, тотчас прервавшийся гулом, с которым падает, разбиваясь, тело. Хрип, так и не перешедший в грозное рычание, раздался над ними, и чьи-то шаги направились в их сторону. Шаги были прямо под головой Одри. Над головой же Фриск был нерабочий вентилятор. Они застыли в неподвижности, не соображающие, что происходит, то сердце, недавно бившееся, как заведённое, перестало шевелиться. «Вот дерьмо», — прочитала Одри по губам Фриск и медленно, как и она, потянулась за оружием.
В следующий момент, рухнув вместе с вентилятором, нечто несуразное, но до боли знакомое, с дикими звуками приземлилось на том месте, где недавно сидела девушка с ножом. Зашитый большегубый рот, безумный, мечущийся во все стороны взгляд и три руки — такую тварь, что сейчас, выпрыгнув из завесы пыли, сиганула прямо на Одри, нельзя было спутать ни с кем. Его, эту чудовищную смесь Барли и Эдгара, членов банды мясников, они уже встречали и сильно тогда пожалели.
На бегу подхватив «гент», Одри увернулась от удара его левых рук и с силой ударила трубой в живот. Но мясник только вскрикнул, пошатнувшись, и бросился в бой — Одри к тому времени уже взбиралась по хлипкой лестнице, надеясь занять позицию повыгоднее. Фриск схлестнулась с ним в честном бою. Нож со звучным треском вспорол вислое пузо, но даже поток черной крови, хлынувший под ноги, не остановил монстра. Всем своим весом он навалился на девушку, и нарост на темени, который казался Одри раздвоенным гребнем, вдруг начал двигаться. В ужасе она поняла, что это маниакально защелкали
вторые челюсти.
Одри обещала себе никого не убивать. Благо, это правило не распространялось на тех, кто обижал её девушку. Харви мог бы гордиться своей сестрой.
Она с криком, совсем не героическим и не мужественным, оттолкнулась от края возвышения, попутно разломав тоненькое ограждение из жестяной проволоки, и полетела прямо на Барли-Эдгара. Фриск как раз оторвала от себя чудище, и тот, скребя обломанными ногтями по скользкому от собственной крови полу, изготовился к новому выпаду. И тогда Одри упала на него, придавила к земле и тремя тяжелыми ударами «гента» размозжило лицо: лопнули губы, порвались нити, распахнулись, разбрызгивая кровавую слюну, оба рта.
Потом нож погрузился в размякшую плоть между глазами, и тварь перестала биться в конвульсиях.
Они развалились в луже крови и часто задышали. Горячие чернила, которыми растекся Барли-Эдгар, коснулись руки и мерзко, будто чей-то язык, облизали шею.
Наступила гробовая тишина, прерываемая тяжким дыханием. Одри тонула в полусумраке то гаснущего, то держащегося на плаву сознания. Не желая двигаться, она все-таки встала на дрожащих, ватных ногах. В неком отупении Одри заметила на своих костяшках ссадины от ударов. Получается, она била не только «гентом», но и кулаком. И рука не болела, она казалась вылитой из стали, спустя столько времени постоянной боли от подобных ударов кулаком в какую либо часть тела. Одри стряхнула с себя это сонливое состояние, вернувшись в реальность, что двигалась быстро, как несущийся на всех парах поезд, и протянула руку, чтобы помочь напарнице встать.
— Мы хотели без убийств, если память не изменяет, — сказала Фриск, взяв её за руку. — Что-то изменилось? Он не входит в список тех, кого нельзя убивать?
— Вроде того.
Все резко изменилось: мир загустел, сделался вязким, и, ничего не чувствуя, как будто отделившись от своего тела, которое продолжало стоять, наклонившись, Одри оттолкнули в сторону. Она упала на бок, увидела и услышала, как пространство у затылка разрезает холодное лезвие и разлетаются черной тучей отсеченные концы волос. А потом с потерянного, что повалил Фриск и занес над ней тесак, слетела голова.
— Уф, — выдохнула со спокойной душой Эллисон. — Успели! Видишь, Том? Эти глупышки решили, что справятся без нас в этом большом жестоком мире, и вот куда их это привело!
