Тройная доза красных чернил

      Выход был в форме кольца. Иногда создавалось впечатление — теперь все, каждый круг будет называться кольцом. Кольцо света в закрывающемся колодце. Кольцо свечей. Кольцо воды.       И вспыхнул свет, яркий и сильный. Он мечом разрезал завесу тьмы, и воздух, и общая атмосфера будто стали легче: Одри вдохнула с лёгкостью, о которой почти забыла, и на миг ослепла от того, каким разнообразным оказался полузабытый мир. Стены были деревянными, из плотно прилегающих к друг другу серых досок. Пол был каменным, неровным, точно кто-то, точа его, остановился на середине работы. А люди перед ней, озаренные белым светом, облаком омывающим потолок — невероятно интересные при рассмотрении.       Доспехи, словно змеи, втянулись в их тела, обнажив и испачканную чернилами одежду, и лица. Рэн, та рыженькая девушка, которая сначала показалась Василисой, обладала поразительными зелеными глазами, россыпью веснушек и довольной улыбкой, от которой на щеках появлялись ямочки. Марк имел чисто выраженную еврейскую внешность — темноволосый смугловатой кожей, заостренными чертами лица и длинным носом. Рядом с Рэн стояла девушка с длинными и черными, как воронье оперение, волосами и серьезным взглядом, цвета которого разглядеть не удалось.       Но они не удивили Одри, просто обрадовали тем, что их можно увидеть. Поразили до глубины души последние двое: худая, как спичка, девочка, у которой из правого глаза рос цветок (вероятно, это и была Гетти), и высоченный синекожий мужчина, чью наготу прикрывала только повязка на бедрах. У него было не то человеческое, не то кошачье лицо, так как и нос, и уши и глаза словно принадлежали коту, и созвездия чуть сверкающих точек по всему телу. Он всегда был наклонен, чтобы, не дай бог, не удариться головой о потолок, но сейчас разогнулся, ведь потолок был достаточно высоким — предположительно в пяти метрах над землей.       Во-первых, она вспомнила этих ребят. Во-вторых, подумала, что в жизни компании страннее не видела и, наверное, не увидит.       — Да как это — исчез? — услышала Одри грубый мужской голос.       — Ну вот так вот. Было темно, Ваше Величество, и демон взял — да пропади!       Одри стала приближаться к говорившим. Король-Феникс, четверо людей и… она даже не знала, как это назвать… почти трехметровый синий мужик с хвостом и кошачьей мордой, полуголый и с громадным луком на спине.       — А что у тебя?       — Я видел Захарру Драгоций, — сообщил человек в белой броне и с капюшоном на голове. В руках он держал два окровавленных золотых полумесяца. — При попытке задержания она стала кидаться камнями, а после — эферами. Я не смог её поймать.       — Фриск чуть не лишила меня головы, — подала голос девушка с прямыми черными, как воронье крыло, волосами. — Мне удалось отбить её меч. Но после этого она стала кусаться, — она показала вздувшееся место укуса на запястье, и Одри подумала — ну сейчас меня точно вырвет.       — Охренеть, — вырвалось у Одри. — Да я вас знаю.       — Небось слышала, как Тэмсин лечила потерянных? — хитро улыбнулась Рэн. И она вспомнила: рассказ о целительнице, что вылечила старика, которому на голову упала черепица при обрушении дома. А ещё она вспомнила историю про синего мужика с пулеметом, но тут же увидела у другого синего мужика, стоявшего за спиной Рэн, обыкновенный лук и колчан со стрелами.       — Ну типа того, — не стала она вдаваться в подробности. — А кто такая Тэмсин?       Рэн взяла её руку в свою и указала на темноволосую девушку с болотно-зелеными глазами на бледном, безжизненном лице. Она как раз выслушивала претензии Марка насчет того, что их сумка — которая оказалась даже меньше той, что имелась у Одри и Фриск, — наполовину пуста, и все потому что кое-кто выбросил часть вещей перед самым походом.       — Она ведьма, — шепнула Рэн Одри на ухо. — Но добрая. Всех вылечит, если надо. Мост создаст из корней срубленных деревьев, превратит облака в лёд и кинет на недоброжелателей и все в этом духе. К слову о духе — она часто не в нём. Поэтому не зли Тэмсин.       Одри же подумала, почему она вылечила человека, который её укусил, и сохранился ли след. Она взглянула на девушку — эту веснушчатую и рыжую, как бабье лето, и от чего-то её позитив передался ей. Одри выудила руку из её крепко хватки и подумала, что они могли бы стать подругами. Как смешно получалось! Она до икоты боялась одной рыжей и хотела дружить с другой.       Оглянулась. Фриск как раз звёздочкой распласталась на полу и рассматривала ничем не примечательный потолок. Гетти втихомолку ковыряла в носу. Безымянный синий громила сидел, прислонившись к стене, и внимательно наблюдал за Марком и Тэмсин. Никто явно не хотел утруждать себя работой и разговорами. Все слишком устали, и только Марк зачем-то мучил несчастную девушку своим недовольством, ведь он доверил собрать все необходимое, и из-за неё уже через пару дней (если здесь были дни) им пришлось охотиться за банками супа и носить одни и те же комплекты изгвазданной и порванной одежды.       Поняв, что происходит, Рэн быстро извинилась и поспешила разнимать друзей. А Одри пошла в другую сторону и легла рядом с Фриск, сложив руки на груди. Она прислушивалась к тому, как Рэн пытается объяснить что-то Марку, соглашается с ним в чем-то, а в чем-то нет, и иногда говорит с Тэмсин, которая так и не произнесла ни слова. Фриск глядела в потолок и все, что могло сейчас её заинтересовать, было на нем. Теперь Одри увидела круги у неё под глазами и зарубцевавшуюся рану на запястье. Огляделась. Комната была огромной и совершенно пустой. Свет неизвестно откуда шел, ведь не было ни ламп, ни свечей, ничего. Свет шел из каждого угла.       — Ты в порядке? — спросила она.       — Лучше, чем могло бы быть, — пожала плечами Фриск и добавила тише: — Но меня беспокоят эти ребята. Не говорю, что от них нужно избавится, когда те уснут, просто объясняю.       — Понимаю, — согласилась Одри. — А вообще, если не обращать внимание на Марка, они очень даже ничего. Добренькие.       — Добренькие? — фыркнула девушка. — Ты их в реальном бою не видела. Там они крошат черепа в труху.       Одри прокашлялась. Не то, что бы ей требовалась эта информация, но теперь она знала, что эти милые люди все, как на подбор, способны на убийство. Её интересовали другие вещи: кто они и как здесь оказались. И ещё то, как чувствует себя Фриск.       — Ничего не болит?       — Ничего.       Такое ощущение создалось, что она не настроена на разговор. Наверное, зря Одри пристала со своими дурацкими вопросами, подумалось с болью на сердце. Человеку нужен отдых для продолжения пути. Другим же людям, наверное, нужна её помощь.       — Ясно, — кивнула она и села. И тут, словно из тумана, возникла рука Фриск: она мягко обхватила её запястье пальцами, как бы прося остаться. Затем тоже села и с любовью, сильной, жаркой, как тысячи солнц, взглянула на Одри. У неё дыхание перехватило, и между ребер забился такой же жар, но не только ласковый, а в чем-то болезненный.       — Ох, Од, — ослабшим голосом произнесла она. — Я слишком много говорю, и иногда мне кажется, что лучше замолчать. А когда молчу — мне кажется, ты обижаешься, — Одри не смогла ответить. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, и не нашла слов: что ей было ответить? Удивиться, как ловко, бывает, Фриск улавливает её настроение? Расслабленно улыбнуться и сказать, что, вообще-то, её слова странные, неожиданные и при том ужасно милые?       — Нет, я просто устала, — смущённо потупилась она. — И подумала, что ты тоже, поэтому зря я навязываюсь.       — Простите за сентиментальность: но когда к тебе навязывается человек, который тебе жизнь спас, это не навязывание вовсе.       — Ты мне тоже жизнь спасла, — заметила Одри.       Девушка с ножом тоже ничего не ответила. То ли не знала, о чем они вообще говорят, то ли не понимала, как ответить конкретно на замечание про спасение. Она просто смотрела на Одри, которая в самом деле была как иглой проткнута этим холодным, полным усталости мигом, и чувствовала себя глупым ребенком, который чувствует слишком много и не умеет держать хотя бы часть этих чувств в себе.       — Ну, не важно, сколько раз я это сделала. Важно, сколько сделала ты. А ты спасаешь меня каждый миг.       И вот тогда Фриск её поцеловала в губы, пока Одри не успела ничего сообразить, и положила руку на её щеку. Она, как будто мороженое, оставленное на солнце, растаяла в этом ощущении, отвечая легким, как лепесток, движением губ. Демон возмущённо взвыл, а его сестра улыбнулась, не переставая целовать любимого человека и будто не слыша, как в ушах звенит кровь и лопаются барабанные перепонки от этого вопля отчаяния. Это было светлое чувство. Яркое, крохотное и на вид хрупкое, как тающий лёд, но на самом деле оно было мощным, как сердцебиение студии, которое вновь донеслось до Одри громким эхом. На миг она открыла глаза и тут же закрыла — оказывается, когда открываешь их во время поцелуя, сильно отвлекаешься и задаёшь ненужные вопросы.       Они как-то даже не поняли, что целуются на виду у всех. Присвистнул только Марк, и то внимание обратила на него только Гетти, недовольно пнув по ноге.

***

      Итак, их звали Марком, Гетти, Рэн, Тэмсин и Джейком (да-да, у неразговорчивого синего есть имя). Оказывается, они отправились спасать Одри и Фриск без чьего либо ведома, по крайней мере, так Рэн их уверила. Они собирались впопыхах, думая успеть между сменами караула у квантового туннеля — выходка Фриск убедила Короля-Феникса поставить двадцать воинов на охрану столь ценного объекта. Пятёрка «Белых плащей» хотела просто поступить правильно: видя, какие дела творятся, как слетает у Ордена кукуха, будто существующая одна на всех, они решили взять ситуацию в свои руки.       Что же они делали в темном коридоре, как вообще оказались на пути к сердцу студии?       — Мы просто увидели возникшую перед нами дверь, — сказала Тэмсин. — И решили войти.       — Войти в появившуюся из неоткуда дверь? — уточнила Одри.       — Ну да, — пожала плечами ведьма и взглянула на неё, как на идиотку. — Не вижу ничего необычного. Мы так всегда поступали. Делали, потом думали. У нас девиз такой. И вообще, дверь была необычная: с узором в виде вороны. И серебряная ещё такая. И ещё от неё шло свечение, которое видела только Рэн — вот поэтому мы и вошли, — все это она сказала с невыразительным, будто застывшим лицом, без хоть какой-нибудь эмоциональной окраски в голосе.       — В каком смысле?       Вся компания остановилась. Они шли вперед по длинной пустой серой комнате порядка часа, не видя вдалеке ничего, что было бы похоже на выход, и ноги стали уставать. И вот они замерли, обернулись. В шагах пятидесяти стояла, сияя огненно-рыжими волоса, Рэн и, приподняв голову, находила нечто интересное на стене.       — Короче, — быстро сказал Марк. — Она видит магию и сразу может определить, к примеру, какая дверь волшебная и нужная, а какую лучше обходить стороной. А ещё она часто зависает. Как сейчас. Магия, мол, красивая.       Да, Одри уже заметила за ней эту странность ещё когда они собирались продолжить путь. Пунцовая от неловкости, но до чёртиков довольная, будто светящаяся изнутри под влюбленным взглядом любимого человека, она помогала Гетти, старавшейся на неё вообще не смотреть, собирать сумку. И тут они увидели, как Рэн приближается к стене, не замечая перед собой Джейка, и дважды врезается ему в живот, пока тот терпеливо наблюдает за ней.       Гетти вернула Рэн в стадо, и они, как ни в чем ни бывало, продолжили путь.       — А ты еврей? — зачем-то спросила Одри.       — Да, еврей, — рыкнул Марк. — Если продолжишь задавать глупые вопросы — прибью.       — Ты это, осторожнее, — вклинилась между ним и Джейком Фриск и немного выудила нож из ножен, так что металл блеснул от неизвестного света. — Не то она снова тебя током шибанет. Или я ножом.       — А ты осмелишься?       — Она да. Я тоже, — сказала Одри и подмигнула ей. Марк сдал кулаки, закрыл глаза, глубоко вдохнул носом, но ничего не сделал, хотя Рэн успела напрячься, как переполненная чаша. И тогда он выдохнул и вновь стал спокойным. И Одри продолжила допрос: — И наемником был?       — И наемником, я же говорил. А до этого морпехом.       — А почему на вас появляются эти белые лохмотья?       — Это не лохмотья, а ритуальные доспехи из храма бога луны Хонсу. Я его аватар. Остальные у меня типа команды помощников, и я могу делиться с ними своими доспехами и силой.       — Преуменьшаешь, — драматично вздохнула Рэн. — Мы такие же крутые, как ты. Я вот у Хонсу в любимчиках.       — Кстати, он сейчас рядом идет, — поделился Марк. — Говорит, что всегда нас ненавидел.       «Ого, — подумала Одри, пока они перекидывались репликами, и глазела на Фриск, которая, конечно, изобразила веселость и смех, но также стала нервно коситься по сторонам. — Да эти ребята психи».       Новый виток. Да, вот чем было это изменение, когда Марк вонзил золотое лезвие полумесяца в плечо девушки с ножом, а потом помог, хоть и нехотя, исцелить её. Новый виток, новые знакомства, новое испытание. И они шли вперед, и дитя чернильной машины видела сине-белую звездную нить, что вела их всех в новую историю, последнюю из трех: когда Одри угодила в студию и сделала то, что была должна, когда вернулась домой, чтобы спасти Генри, и теперь — отправилась в начало, вновь в студию своего отца.       Двери не было: только проход, ведущий во тьму и устроившийся между двумя мраморными, но желтыми, потрескавшимися и увитыми черным плющом колоннами. Это увидела Одри ещё издалека и, сделав шаг по звездам, решила, что должно быть что-то ещё: в конце концов, это был проект двух бесспорных гениев, для которых сей путь был чрезвычайно важен. И все ещё они ничего не нашли.       — О, — Гетти дернула Джейка за руку. — Зырь! Дыра!       Он издал звук. Кажется, это было «Хммм…».       Они встали перед входом, черным, как чрево Темной Пучины, и каждый достал по оружию: Марк покрылся белыми доспехами с золотыми вставками, и из-под капюшона показались белые глаза с чуть голубоватыми зрачками; Рэн достала короткий меч, Фриск и Одри взялись за свои любимые нож и «гент», Джейк вставил длинную, красноперую с зелеными крапинками стрелу и вставил в лук и так далее. Одри помялась. Она выглядела маленькой, слабой и жалкой по сравнению с этими ребятами. И пусть они доказали, что зла им не желают, она чувствовала себя рядом с ними неуютно, точно она — пудель среди волкодавов.       — Ещё один проход. И ещё одна тьма, — заметила Фриск. — Выглядит так, будто в этот раз мы оттуда живыми не выйдем.       — Чертовски точно сказано.       «Белые плащи» переглянулись, помялись с ноги на ногу, кто-то прокашлялся, кто-то, наклонившись к уху другого, о чем-то шепнул. Одри самой не хотелось идти. Ей чудилось необычное в этих колоннах, но, раз даже Рэн никак не реагировала, значит, ничего особенного в них не было. И она вдруг встала перед самым входом, развернулась ко всем лицом и сказала, стараясь не паниковать:       — Вы крутые. Спасибо, что пошли с нами. Но… вообще-то вы не обязаны. Мы одних своих друзей отшили, чтобы они не пострадали, и я не хочу, чтобы вы погибли или сильно поранились. А ведь мы знакомы всего пару часов. Давайте просто…       Фриск скрестила руки в предупреждающем жесте, словно безмолвно крича: «Стоп, стоп, стоп!». Было поздно — «Белые плащи» дружно нахмурились, Марк сделал шаг к Одри, но Тэмсин его схватила за локоть и вернула в строй. Все это время она неотрывно смотрела на Одри, что-то соображая и ища в повисшей тишине слова для выражения своего недовольства. Рэн резким движением вернула меч в чехол, обняла себя за плечи и тоже строго взглянула на Одри. Затем все разом обернулись к Фриск, и ей только и осталось виновато улыбнуться.       — А давайте без этой херни? Мы тут, видите ли, шкурой рисковали, чтобы вам помочь, чуть в лапы Рыцарям не попались, и в итоге что? Прогоняете?       Марк Спектор вырвался из хватки подруги и оказался перед Одри — он был выше на голову, и и его широкая грудь, к которой тот приделал свои полумесяцы, оказались перед глазами. Она осторожно подняла на него взгляд и сглотнула, как показалось, слишком громко. И дыхание перехватило, точно этот яростный взгляд из-под белого капюшона вырвал легкие с корнем. Она сделала шаг назад, но это не помогло — Марк сделал шаг вперед и тихо угрожающе зарычал. Как зверь.       — Вот что, Дрю, — он вдруг схватил её за рубашку, возможно, даже собираясь поднять девушку и встряхнуть, как крысу. — Я человек нетерпеливый. Я не буду, никто не будет с тобой нянчиться. И всем плевать, что ты там удумала — мы хотим помочь вам. Не ради ваших жизней, будь объективна: на вас всем плевать. Важны Ключи. И если они попадут не в те руки, пиши пропало всей операции. Ты знаешь про неё? Весь мир рухнет и… — он говорил быстро, жарко, точно вот-вот — и взорвется изнутри, так и не договорив. И в эти несколько секунд Одри услышала достаточно: он знал о Темном Пророчестве и так за него пекся, как если бы был заодно с Шутом: или как его шпион, или как участник Пророчества.       — Эй!       А потом его грубо оттолкнули, и тот, теряя равновесие, стал отходить к одной из колонн. Больше Фриск ничего не сделала, но очень, наверное, хотела, судя по вынутому из чехла ножу.       — А давай ты просто перестанешь строить из себя мудака? — предложила она. — Серьезно, я в курсе, что у тебя есть некоторые психологические проблемы, но мне в голову не приходило, что в них входит грубое отношение к своим соратникам.       — Извините, высокоуважаемая, — усмехнулся он. — Извините, что говорю вещи как есть.       Словно вулкан, готовящийся взорваться, напряглась она и двинулась на Марка. Нож скрылся в чехле, точно она не хотела им перерезать Рыцарю горло. И она шла, как в киселе, и непонятно было — то ли не собирается драться, то ли наооборот хочет сосчитать ему все кости. И только тогда, проснувшись от шока, нахлынувшего на неё от близости чьей-то сильной крепкой руки, которая может размозжить твой нос, как виноград о стену — словно она вновь оказалась лицом к лицу с Василисой Огневой, — Одри бросилась предотвращать драку. Она схватила Фриск за запястье руки и сжала пальцы на коже до побеления.       — Что ты творишь?!       Теперь Марк рассмеялся — рассмеялся, как человек, который чувствовал себя победителем. Он взглянул на друзей, державшихся на расстоянии от развернувшейся сцены и словно не знали — дать им самим разобраться или вступить за кого-нибудь, вероятно, все же за товарища по команде. Он развел руки в стороны, как бы смиряясь, броня исчезла, показав его улыбку. Марк был взъерошен, взволнован, взгляд его блуждал, ища неизвестно кого, и остановился лишь на Рэн, которая указала головой на девушек. Её взгляд не предвещал ничего хорошего для дебошира.       — Ты совсем сдурела? Он же ничего не сделал, — зашептала Одри.       — Я знаю этого парня, — ответила Фриск также тихо. — Он кому угодно врежет, только повод дай.       — Если бы он меня ударил, я бы ему ответила! — зло она сверкнула глазами.       — Я знаю. Но одно дело — монстры. Другое — люди, которые говорят, что мы должны им доверять, и при этом задирают нас по пустякам. Кто ему вообще право дал тебя трогать? С чего он взъелся? И почему это я должна была стоять в стороне?       Харви, должно быть, устал от их препирательств, раз заговорил.       Будь я на вашем месте, я бы давно его сожрал.       — Эй! — прервала их разговор Гетти. — Это все, конечно, круто, что вы спорите, пытаетесь друг друга убить, нам вредить не хотите и все дела, но, может, все же пойдем?       Марк толкнул Фриск в плечо, отходя к друзьям, и крикнул, оборачиваясь:       — Точно! Мы никуда не уйдём, Дрю. И не надейся.       Одри сжала кулак, и вдруг поняла, от чего Фриск, такая всегда спокойная и придерживающаяся принципа, что легче не совершать ошибок, нежели их исправлять, сорвалась. Сама Фриск уже стала вся пунцовая, и глаза у неё вот-вот и вылезли из орбит. Этот мужик был невероятно, нечеловечески невыносим, точно каждый его поступок и каждая реплика были призваны как-нибудь уколоть и унизить достоинство. Но Одри справилась — три глубоких вздоха сделали свое дело, и она шепнула Фриск, почти касаясь её губ своими губами:       — Не. Поддавайся.       — Знаю.       Она ведь от всего сердца. Ей не хочется, чтобы эти люди, даже Спектор, пострадали. А этот засранец — вот так вот. Наверное, стоит расспросить, просто так сказали о его психических расстройствах или они у него правда есть. Одри отпустила девушку с ножом, и та, вдохнул носом и выдохнув через рот, расслабилась. Она оглянулась: Рэн пыталась что-то спокойно Марку объяснить, пока не вмешалась Гетти, и не стала стучать по его, бесспорно, пустому черепу, наверняка поливая его отборной порцией яда. Остальные двое стояли в стороне, напряженные и не совсем понимающие, что им делать.       — Я все же считаю, что им не нужно с нами идти, — сказала Одри. — Я согласилась только когда поняла, что тебе нужна помощь. Была даже мысль, что мы подружимся, и что это, мол, новый виток в нашем путешествии. Но мне уже не по себе. Не не хочу идти с ними, а не хочу, чтобы они там, не дай бог, умерли, — Одри с печалью отвела от них взгляд, никто склонив голову. — Не хочу быть виноватой перед ними.       — Я бы их без удовольствия, но всех переубивала… — начала Фриск.       Нет, давай я!       — Но я правда убила слишком много тех, кого можно было бы не убивать. И ты у нас вроде пацифист.       Харви заверещал. А Одри подумала, что стоило бы, наверное, быть помягче: в конце концов, если бы Марк или кто либо ещё также схватил бы Фриск, она бы, наверное, не сдержалась и переломила ему позвоночник всеми имеющимися средствами. Она кивнула, коротко извинилась и, стараясь оставаться невозмутимой, направилась к «Белым плащам». Марка уже повернули к ней лицом и толкнули вперед, как безвольную куклу, и тот чуть не споткнулся о развязавшийся шнурок. Они взглянули друг на друга: высокий мужчина с точеными чертами лица и суровым взглядом и девушка, низкая и с глазами, как из детских кошмаров.       — Прошу прощения за сказанное. Я понимаю, что уязвила вашу гордость, — Одри обвела всех взглядом. — Хотя все, чего я хотела, это не дать вам обрести из-за нас проблемы.       — Поздно, — буркнул Марк. И добавил: — Прошу прощения за то, что напал. Это было не по-мужски. Я не должен был срываться, — и все же его взгляд не судил ничего хорошего, и мелкая дрожь пробрала её. Глаза, как у хищника, темно-карие, как кора дерева, и бездонные — от людей с таким взглядом стоило держаться подальше. Или покрепче, зачем-то подумала Одри. Чтобы увидели в тебе не врага, а друга, который прикроет спину в бою. И эта мысль вызвала тоску в её душе. На самом деле ей нравились эти ребята. Но, видимо, она не нравилась им, за исключением Рэн, которая, видимо, будет хорошо относиться даже к маньяку-насильнику.       Они пожали друг другу руки, и Марк даже доброжелательно улыбнулся.       — Я правда думал, что ты мне врежешь, как недавно, — признался он.       — В следующий раз так и сделаю.       Рукопожатие прервалось, и напряжение в комнате словно сошло на нет. Послышался тихий выдох. Одри развернулась и, все ещё пребывая в спокойствии, которое достигалось только когда она сильно нервничала и находила нужный момент для вхождения в это состояние, вернулась к Фриск. Они взялись за руки, и Одри увидела — её пальцы оставили на запястье бледнеющий след. Она виновато прикрыла глаза и на миг ласково потерлась о грудь Фриск головой. Усталость вновь накатила на неё, не физическая, душевная, которая могла бы заставить даже самого сильного на свете человека умереть от бессилия.       — Ну что, голубки? — хлопнула Рэн в ладоши и широко улыбнулась. — Время приключений! Хватай с собой друзей и… а дальше я не помню.       — Охренеть у нас компания, — сказала Одри, чтобы слышала только девушка с ножом. Фриск не ответила. Обе чувствовали себя обреченно.