Тройная доза красных чернил

      Город Разбитых Мечт. Сколько в этих словах трагедии, боли, сострадания, меланхолии, сколько такого родственного друг другу и настолько разного! И в то же время — сколько в нём, в этом городе, узнаваемого, верно? Вот «Шир», эта гостиница, в которой чего только ни происходило — от ссор до воссоединений, от посиделок с друзьями до попыток разобраться в себе в полном одиночестве. Вот паб «Кантина», единственное место в этом богом забытом мире, где можно нормально выпить. Вот площадь, на которой во снах о другой реальности стояла рождественская ёлка.       А вот и станция метро — или это вокзал? — которую ровно в четыре-четырнадцать посещает поезд-призрак. С этой станции сейчас отъехал поезд, предшествующий тому, несуществующему, и в одном из вагонов сидела странная компания, страннее, чем все жители Города Разбитых Мечт вместе взятые. Все они были потрепанные, грязные, нервные, и свет и тени, налипая и срываясь унесенными ветром листовками, играли на их застывших лицах. Стеклянные взгляды, напряженные мышцы, тихие и шумные вздохи — отражение трясущихся грязных (окровавленных) рук, подпалин и рваных мест на одежде да царапин на обнаженных участках кожи. Все они вернулись из страшного боя.       Почти все. Один лежал на полу, и пусть кровь удалось остановить, а яд вывести, он был похож на мертвеца. Том спал, усыпленный чарами волшебницы из другого мира, которая сейчас вместе с самой близкой его подругой сидела рядом с ним, уткнувшись лицом в колени. Веки были расслаблены, из пасти вырывалось ровное дыхание, грудь неспешно, но и не медленно, двигалась. Бинт на обнаженной плоской груди был грязным от чернил, которые впитались в его шерсть. Лапа из жести напоминала груду металлолома, судя по всему, при падении он грохнулся на неё всем своим немаленьким весом. На другой лапе запеклась кровь, причем, не только черная, но и красная — когда резали бинты, кто-то порезался и не заметил, как испачкал собою друга.       Никто ничего не говорил. Головы собравшихся качались в неровный такт движения поезда, тела чуть подпрыгивали. Поезд останавливался, но они не выходили. Останавливался. Останавливался. А им было все равно. Каждый был погружен в свои мысли. Они хотели уехать как можно дальше от места «прыжка», боясь погони, как кислотного дождя. Было ясно: им требовалось время и логово для отдыха, потому что никто, даже самые выносливые, уже не выносили тяжести этой теневой войны. Миры соприкоснулись, люди со всех уголков вселенной скрестили мечи, и между ними, как между тысячами огней — группа отступников, случайных прохожих и избранников страшного пророчества. Только они, эти одиннадцать глубоко травмированных ребят.       — Ты уверена? — молчание прервал густой голос Марка. Он повис в воздухе, как туман, и целую секунду никто не решался ответить.       — Уверена. И уверена, что оттуда-то Уилсон и брал в будущем воду в свой особняк. В западной части города продаются трехлитровые бутылки воды. Насколько я поняла, их ещё до Путаницы свозили туда и перепродавали. Само собой, нам, чернильным существам, мыться незачем, а вот пить хочется всем, и тут представь: трехлитровые монстры! Конечно, придется хорошенько заплатить, но… — Эллисон хрипло вздохнула, словно слова отняли у неё последние силы, и она опустила руку на плечо Тома.       Внутри что-то плескалось. Она хваталось за это что-то, за этот свет. Было тяжко, было больно, только иначе было невозможно — она держала свет стальной хваткой, и он не позволял упасть.       — Значит, — сказал Марк. — Доберёмся до туда. Восстановим запасы, помоемся, найдем безопасное место для отдыха и просто… будем отдыхать. Тем более, погоня за Ключами без нас не продолжится, сами понимаете…       — Прихвостни Василисы заперты на пути, — кивнул Генри. — И поэтому она не будет нас искать. Но что насчет оживших мертвецов?       — Пусть приходят, Генри, — огрызнулся Марк, и его глаза — усталые, покрасневшие, обведенные синяками, — вспыхнули. — Мы их всех нахрен переубиваем с превеликим удовольствием. Но если не нравится моя идея — что ж, я просто скажу, что, либо они тоже заперты и нас не догонят, либо они уже на нас охотятся, и мы от них не убежим, потому что совсем истощены, — он даже привстал, и тут же Гетти и Рэн схватили его за локти и усадили обратно. Марк был на взводе, это было видно всем. Как и Генри, который, напротив, старался держать напряжение при себе.       — Как скажешь… — закрывая глаза, вздохнул, чтобы не дай бог не заскрежетать раздраженно зубами, он.       — Лишь бы убежать… — прошептала Захарра. Ногу она себе исцелила, но после этого клевала носом, то и дело утыкаясь лицом в колени и надолго закрывая глаза. — Подальше, подальше…       — Интересно, и кто виноват? — поинтересовался Марк, как никогда ехидный. Его злобный взгляд хищных карих глаз остановился на девушке, которая, низко склонив покрытую спутанными черными волосами голову, смотрела на свою чернильную руку с длинными тонкими, словно иссохшими, пальцами. На её плечах лежал плащ, вторую, нормальную руку сжимала Фриск — не сильно, но ощутимо, чтобы девушка знала, что она рядом. Одри спала с открытыми глазами, в сознании было пусто, точно все выжег ядерный взрыв. Только одна искорка в душе, и та искорка заставляла сердце биться. Надежда. Она цеплялась за надежду, что отгоняла тени пустот, какой бы она ни была скользкой, маленькой и острой.       На миг её взгляд остановился на мокром черном кинжале, которым ранили Тома, и ей стало невыносимо от себя.       — Господи, — Захарра зарылась пальцами в волосы и истерично произнесла: — Как же ты задрал!       — Что ты сказала?       — Марк, — угрожающе процедил Джейк, то и дело ударяющийся затылком о крышу вагона. Он согнулся, прижал к себе лук, чтобы тот не загораживал собой выход, обвил хвост вокруг ноги, и все равно занимал слишком много места, и это его и злило, и смущало.       — Что? — также зло спросил и его Спектор.       — Просто заткнись и дай провести в тишине остаток поездки, — на’ви произнёс это так, что все, абсолютно все готовые к конфликту опустили взгляды и прикусили языки.       Нет надежды. Хватит.       Сил у всех было настолько мало, что у той же Захарры еще осталась на лице рана, вытекшая черная кровь из которой залепила ей и щеку, и челюсть, а Тэмсин не смогла ни стереть с себя свою красную кровь из рассеченного виска, ни вылечить себя магией или доспехами Хонсу. У Гетти осталась только пара синяков, пятнами усеявшие её лицо, и была разбита губа, Рэн, как оказалось, крайне неудачно приземлилась на спину, но и она не стала вызывать доспехи, Джейк вовсе собственным кинжалом разбил локоть и не скрывал здоровенного темного и красного следа на руке. Видимо, все «Плащи», не считая Марка, решили в знак солидарности остаться такими же побитыми.       Только Одри было все равно. Она не обратила никакого внимания на препирательства друзей, в ней не осталось страха и тревоги. Кромешная тьма и гробовое молчание внутри отзывались слабым эхом в редких и нервных подергиваниях пальцев, века и шеи. Вздохи были то спокойными, то резкими и судорожными. Не существовало мыслей, не существовало Силы, одни образы, от внезапных приходов которых раскалывался череп. Одри отдала больше, чем у неё было: больше сил, больше любви, больше вдохновения — и она в одночасье оказалась на грани смерти. Но она не закрыла глаза и не подала виду. Лишь села вместе с остальными в вагон и заставила себя смотреть на Тома. Ведь это её вина. Все это — вина Одри.       Спасение ганзы далось им с Харви огромной ценой. Они вырвали из себя некий кусок, достаточно большой, чтобы отдать Тому, истощавшему, сейчас напоминающему скелет, обтянутый короткой шерстью, но это не помогло. Они отдали все до капли, когда с помощью выброса вдохновения открыли дверь, а до этого — использовали обе свои способности в кратчайшие сроки. И теперь она сидела в этом вагоне, как призрак, ничего не чувствуя, ничего не думая. Все живы. Но все пострадали. Никого не обошли стороной последние события и эта жесткая посадка. Нужно было все продумать, говорил голос, не принадлежащий ни Одри, ни её брату, смотри на Эллисон и Тома, нужно было пожертвовать собой, договорившись с Василисой, нужно было не бросаться в полымя в одиночку, никого не спросив, а найдя способ узнать мнение остальных.       Теперь у Тома под бинтами глубокая рана, он пережил действие страшного яда и потерял много крови. Теперь у всех переломы, ссадины и кровоподтеки. И на самом деле никто не знает, что делать. Потому что Одри снова сделала так, что их путь повернул в самом неожиданном направлении — и они вернулись на тысячи шагов назад…       Фактически без вещей. Без плана. Покоцанные, как бродяжьи коты после встречи со сторожевыми голодными псинами. Знание этого убивало.       Одри хотела расплакаться и не нашла слез: глаза оставались сухими, пускай горло сдавливало, точно оно собиралось задушить хозяйку. Дрожь охватила свободную руку, мурашки поползли по коже. Одри прикрыла веки. Намек на мысль вспыхнул в сознании, и мыслью было понимание того, что сейчас происходило, и её испугала перспектива и дальше сидеть неподвижно и глупо, как сломанная игрушка. И она жадно ухватилась за надежду, как человек за брошенную верёвку. Перед ней снова предстал образ высокой монстрихи с мягким белым мехом и доброй улыбкой, блуждающей на мордочке. Исполненный нежности взгляд, запах ирисок, руна дельта на груди и протянутая лапа — возьми, упавшее дитя, и я отведу тебя к себе домой, в безопасное место.       «Мы живы, — подумала Одри. — Мы дышим. Мы можем говорить с друг другом, показывать свою неприязнь и злость».       Тогда одна слеза потекла по веку, обжигая кожу, губы пересохли, и Одри задышала чаще. Сердце сжалось, грудь стиснуло. А через секунду она вздохнула — облегченно, сладко и болезненно сразу, и её пробрал озноб. Почувствовав, как дрожит Одри, Фриск поправила на ней плащ и поцеловала в висок. До этого они молчали, Дрю сама её об этом попросила, и та следовала её просьбе — только накинула «крыло бабочки» и позволила обхватить свою руку. Она не отпускала её и когда Одри была готова отпустить, но не стала просить, и когда у обеих изрядно вспотели ладони. Сейчас на губах Одри появился призрак улыбки, и она наконец облокотилась на Фриск. Она поняла, как хочет спать, едва коснувшись головой её плеча.       — Отдохните, — посоветовала шепотом её девушка с ножом. — Путь ещё неблизкий.       — Мгм, — кивнула Одри, и в её сердце мягким, несильным огнём вспыхнула любовь. Она подумала, позволяя бледной улыбке развести её рот чуть в стороны, что её мечта рядом с ней. Мечта о том, как кто-то в минуту жизни трудную позволяет жаться к себе, поправляет на ней плед — то есть, плащ, — и смотрит с такой же любовью, что стеснила легкие. Затем она поняла: Фриск сказала «отдохните». И это пробудило почти одеревенелого Харви. Тот встрепенулся, подняв голову, ухмыльнулся широко и снова рухнул спать.       Но Марк Спектор был другого мнения о том, что Одри стоило делать, а чего не стоило. Он двинулся к девушкам, внутренне кипя от бешенства. Фриск оставалось две вещи: устало, смиренно вздохнуть и, прижав к себе Одри, взглянуть на Марка. Тот смотрел на изможденную девушку, до хруста сжимая кулаки и блестя глазами, которые упавший свет сделал цвета едва ли не адского пламени. Ему хотелось встряхнуть эту спящую идиотку и врезать по носу её горе-защитнице, чтобы обе безмозглые твари поняли: это все из-за Одри Дрю и её глупости.       — Марк, — усталым голосом произнесла Фриск. — Ну отстань ты от неё, а. Она же пытается уснуть.       — Мне плевать, — ощетинился Марк, наклонившись к ней и встретившись с её усталыми глазами. — Если бы ей хватило мозгов, Том не истек бы кровью, а мы…       Одри не открыла глаза. Она решила, что легче притворяться незаинтересованной в словах Марка, чем вступать с ним в конфронтацию. Сказанное причинило ей почти физическую боль, и Одри съежилась. Она сделала все, что могла. Она не думала, что Василиса решит нанести прощальный удар, и её кинжал прилетит в их друга. Она не думала, что дверь откроется в полу, и они все полетят во тьму. Она не знала. Она не виновата. Одри пыталась доказать себе собственную невиновность, но снова и снова возвращалась к тому, с чего начинала: во всех проблемах ганзы виновата она.       — Угомонись, — не повышая голоса, перебила Фриск. Девушка хотела ещё что-нибудь сказать, это было ясно по интонации, возможно, придать последним словам сарказма, но, то ли не хватало сил, то ли просто сдержалась. Она не хотела ссориться. И оставалась она такой спокойной, потому что, выйди она из себя, только усугубит конфликт. Марк Спектор был человеком, который может спорить невыносимо долго, пока оппонент не состарится и умрет. — Все, что ты сейчас говоришь, жестоко и несправедливо. Одри спасла нас. От твоей ошибки, к слову.       Всем показалось, что сейчас Марк размахнется и выместит всю ярость на Фриск, на чьем помятом лице не дрогнул ни один мускул, и Одри уже приготовилась, вопреки усталости, вступиться за неё. И ничего не произошло. Генри умудрился протиснуться между людьми и схватить Марка за рукав, обратив его внимание на себя.       — Послушай старого наученного жизнью человека, — сказал он. — Не пытайся побить тех, кто сделал все, чтобы никто не умер в бессмысленной бойне, которую чуть не развязала сумасшедшая душегубка, спровоцированная тобой. А теперь сядь на место и больше не смей к ним даже подходить, ты понял меня? — с этими слова Генри плечом оттолкнул Марка назад, и тот, чуть не упав на Джейка, замер. Секунду он пылающим взглядом словно сверлил в Генри дыру, а потом, глубоко и зло вздохнув и разжав кулаки, перешагнул через Тома и направился к своему месту.       — Твою мать, — бросил Марк, садясь. Он долго смотрел на девушку с ножом, для которой важно было только одно — Одри, которая напряглась каждой мышцей и, спрятав черную руку между коленями, зажгла на тыльной стороне ладони золотую спираль. И тут она снова расслабилась и позволила себе немного отдохнуть, выпустила сжавшийся в легких воздух, переместила правую руку чуть выше, к колену Фриск. Она наконец открыла сонные глаза с налитыми свинцом веками и шепнула ей на ухо «Спасибо», которое невозможно было бы разобраться и в полнейшей тишине.       При взгляде на неё у Марка, к его ещё большему раздражению, печально защемило сердце. Подумал: должно быть, она в самом деле ужасно вымоталась. Да и Тома сразу же подлатала. И дверь открыла, а двери открывать, как понял Марк, энергозатратное занятие. Эта мысль — мысль, что он может быть не полностью прав, что сейчас ему просто нужно отступить и перестать ругать на чем свет стоит человека, выглядящего, как тело, в котором едва теплилась жизнь, — успокоила разбушевавшийся шторм, и мужчине удалось взять себя в руки.       — Ну ты и засранец, — услышал он голос Рэн. — Прямо образцовый.       Джейк вздохнул, проклиная тот день, когда познакомился со своими друзьями.       — Заткнулись все, — поглаживая разболевшуюся бровь, попросила Гетти. — Или, клянусь, я вас переубиваю.       — Хоть один адекватный человек, — шепотом произнесла Эллисон.       Генри вымученно улыбнулся, когда Фриск показала ему поднятый большой палец, и тоже решил вздремнуть. Правда, когда он это сделал, то вагон тряхнуло, и он чуть не грохнулся на Захарру, благо, что его успела удержать Тэмсин и что-то спросила во время тряски.       Молчание. Достаточно долгое, чтобы стать неловким, но слишком короткое, чтобы все уже забыли о конфликте.       — Хотите шутку? — прозвучал вдруг голос девушки, которая знала девяносто девять скелетных каламбуров.       — Нет, — ответ был единогласным.

***

      Когда они приехали, пришлось подождать, когда большая часть пассажиров других вагонов покинет станцию, и тогда Джейк вместе с Эллисон чертовски осторожно поднял Тома, пытаясь держать его ровно, и перенес на деревянную скамейку. Одри потерла глаза, двери за её спиной закрылись и поезд с лязгом и визгом двинулся с места. Она направилась к друзьям, которые уже обступили Тома, бестолково глядя на него, все ещё спящего, но вроде живого. Одри протиснулась между Эллисон и Тэмсин, поднесла руку к груди пса и направилась Силу вовнутрь, осматривая. Он был жив, однако обессилен, даже обезвожен. Ему требовалась вода, много воды, хорошая еда и здоровый сон в тепле и безопасности. В общем, в первую очередь они приехали сюда, в другую часть города, чтобы найти все необходимое, особенно воду.       Эта часть города была той самой, с высокими, тянущимися вверх зданиями, многие из которых без сомнений можно было назвать небоскребами. Вечная ночь, озарения далекими капельками звезд и желтой, как обломок янтаря, луной, кутала Город Разбитых Мечт в шаль таинственных теней. Прохладный ветерок, пахнущий совсем не по-городскому — без острой гари, духоты многолюдных столпотворений и душка всевозможной еды, по большей части выкинутой на съедение бродячим псам, — обдал лица приезжих. Одри с удивлением поняла, насколько запах этого места проще по сравнению с тем же Нью-Йорком, будто она попала не в город, а в деревню. Не задымленный, перенаселенный и галдящий, он напоминал сон, очень хороший сон человека, которому нравилась эстетика городов, но не нравилось то, что за ней, бетонно-металической завесой, скрывается.       Они вышли на пыльную каменную дорогу, на которой не было и намёка на асфальт. Как и в той части, где бывали наши герои ранее, машины стояли нетронутые, разбросанные в хаотичном порядке, как если бы давным-давно случилось нечто такое, что заставило всех людей побросать свои транспортные средства. Само собой, никто не пытался завести машины, поэтому Одри заподозрила, что здесь либо не было бензина, либо он — феноменальная редкость.       — Разделяемся, — стал отдавать приказания Марк. — Я, Эллисон и Одри отправимся в город, все остальные — сидите здесь. У нас много раненых, которым потребуется защита.       — Уж кому-кому, а мне защита не нужна, — сказала Захарра.       — Я могу всех исцелить, — предложила Тэмсин. — Вместе с Рэн нам хватит сил.       — Я не хочу потерять сознание по твоей вине и не собираюсь сидеть с тобой, если это сделаешь ты, — тут же ответили ей.       — С удовольствием посижу здесь, — ответил Генри, усаживаясь так, чтобы лопатками утыкаться в скамейку, на которой лежал Том. — Не волнуйся, Эллисон, мы за ним приглядим.       — Ох, — та крепко его обняла. — Зарежь топором любого, кто к вам сунется, если потребуется!       — Я за всеми вами пригляжу, — самоуверенно усмехнулась Фриск. — Это мое призвание по жизни. Даже за тобой пригляжу, Синехвост, а ведь ты такой сильный!       — Синехвост?! — прошипел Джейк, которому поездка испортила настроение, а затем, совладав с собой, спросил: — И почему я не пойду?       Гетти, стоявшая рядышком с ним, насупилась — её волновал такой же вопрос о себе. И Марк так вздохнул, что и дураку стало понятно: ему очень не хотелось тратить время на этот вопрос. Он прикрыл лицо рукой, как бы снимая с себя пленку пота, и уставился на друзей пустым взглядом.       — Потому что я большой и синий, да?       — Да, приятель. Потому что ты большой синий мужик, а у тебя, Гет, цветок из глаза вырос. Вот поэтому вы с нами не пойдете. Помогайте этой дуре в охране раненых и смиритесь с тем, что шпионы из вас были бы никудышные.       — Ха-ха, какой шутник.       — Ой, ну брось, — Одри искренне позабавил разговор «Плащей». Она кинула ему свой плащ, в котором он вряд ли бы спрятался полностью, но это помогло бы ему замаскироваться, будучи в не самом надежной укрытии, как выбранная ими помойка позади здания. — Это ж по-доброму. И вообще, ты правда выделяешься.       Он бросил ей плащ обратно, причем, прямо в лицо.       — Объясни это стене, а не злому Джейку, — хохотнула Гетти, обняв Захарру (которая бросилась к ней, как лучшая подружка). — До него не дойдёт.       Одри едва держалась на ногах, но не могла не признать, что по-другому было нельзя. Они с Эллисон меньше всех остальных выделялись из общей массы жителей чернильного мира, а Марк, если спрячет голову под капюшоном, может и не вызвать вопросов. Тем более, если что-то случится, он сможет, поддержать Эллисон и Одри в бою, как один из самых сильных членов команды. Поэтому, когда они коротко со всеми попрощались, и Одри с невыносимой тоской в сердце, будто, отдаляясь, она натягивала нить между собой и Фриск, с которой ей совсем не хотелось расставаться даже на пару часов, пошла за друзьями, Марк начал говорить. Он говорил много, в основном — как будут они действовать, если каким-то образом им встретятся люди, которым, как и всем остальным, хочется их убить. Реже он доставал Эллисон своими вопросами о том, правильно ли они идут и не перепутала ли она что-то.       Её, признаться, бесил назидательный тон Марка и его повторяющееся, как пластинка: «Отступать будете по моей команде». Черная, горячая злость наполняла её, когда он это говорил, и в сознании сразу возникало и то, как из-за его недальновидности они чуть все не погибли, и то, как Марк винил во всем Одри. Хуже того: в мусорных баках, как раньше, не было никаких карточек или монеток, и сколько Харви (в этот раз похожий на того самого милого Бенди) ни указывал ей её же рукой, ничего не находилось. А значит, придется много воровать. Деньги, еду, воду, медикаменты, так как содержимое аптечки кончилось на Томе и, видимо, многое другое. Прогулка обещала быть долгой. Пребывание в Городе Разбитых Мечт — ещё дольше.       К сожалению, Марк Спектор не всегда не прав. Потому что в тот момент, когда троица исчезла за поворотом, черная фигура отделилась от общего мрака и, шлепая по чернильным лужам, пошла за ними.