Тройная доза красных чернил

      Как вы понимаете, все пошло не так.       Начались несчастья в тот момент, когда, выйдя из метро и легко слившись с толпой потерянных, что чернильными пятнами выделялись на фоне желто-серо-коричневого, как цветокоррекция старых мультфильмов, домов, друзья начали бояться. Сомнения, как колючки, впились в кожу, разнося по венам лёд. Казалось, весь этот грязный, но удивительный мир поблек, и все внимание обратилось внутрь — и Одри услышала свое учащенное сердцебиение, и почувствовала дрожь в коленях. Как тогда, в Нью-Йорке, к ней подбиралась паника: она думала, что ведет этих честных хороших людей на смерть, она не знала, как будет спасать любимого человека и спасаться сама, если их обнаружат. Возрожденных из мертвых тварей ведь нельзя навсегда убить — они, подобно Уилсону, могут вернуться уже через пару минут.       Она представляла, как эти монстры неожиданно бросятся на них и разорвут, как возьмут в плен и будут мучить, упиваясь их болью, как те, кто не попадется, вернётся с подкреплением, и всех перебьют. Представляла охрану, которую они не смогут пройти, представляла и исход, при котором, не успев сделать и шагу по направлению к особняку, их окружают, потому что ждали. Одри видела картины кровавого побоища, ощущала, как сжимается живот от криков из будущего. Так бы кричал кто угодно из её друзей, так бы кричала она сама, но хуже — так бы кричала… Нет! Не думай, не думай!       Её страх словно передался остальным. Эллисон стала чаще озираться по сторонам, рука Тома, в которой тот сжимал «гент» стала вертеться, точно он размахивал веером, зрачки в темных глазах Марка будто бы хищно сузились, а плечи напряглись. Их дыхание превратилось в невидимый удушливый газ, превращающий дыхание Одри в мучительную пытку — она пыталась сосредоточиться на том, чтобы вспомнить, как дышать, но все её внимание было обращено только на воздух, входящий и выходящий из чужих легких. Она думала, что справилась со всем. С паническими атаками, с тревогой и внутренним напряжением, что, словно раздувшийся шар, грозило разорвать её горло, с нерешительностью, приходящей в самый ключевой момент. Она думала, эти дни в тени не только сплотили ганзу, но и исцелили каждого из них по отдельности, исцелили Одри.       Толпа становилась плотнее и гуще, громче и злее. Толчки в бок, чьи-то выкрики и ругань давили на тающее желание идти вперед. Захотелось в туалет. Пересохло горло. Захотелось домой, в теплый спальный мешок. Слезы навернулись на глаза. Дым и его прогорклый запах въелись в лицо, в баре с потухшей вывеской взорвалась, как упавший посреди ночи снаряд, нескладная музыка, нога наступила в лужу, голова закружилась.       Держись, держись, ты должна это сделать, пожалуйста, сестра, сделай это ради меня, хотя бы попробуй!       Харви, я пытаюсь… я все сделаю… Господи, как мне страшно… Как мне страшно, страшно, страшно, страшно…       Вдруг рука, все это время стискивающая её пальцы, нажала сильнее, выдернув Одри из кошмара, но кошмар тут же снова схватил её и вернул себе, пусть и не полностью. Она повисла между реальностью и безумием Города Разбитых Мечт, чувствуя, как её потная ладонь приятно горит в другой ладони. Фриск шла рядом, глядя на неё с нежностью и верой во что-то, и держала очень крепко. Одри сосредоточила взгляд на ней, при том продолжая путаться в ногах, а потом опустила голову и часто заморгала. Они друг другу ничего не сказали, просто этот взгляд… он лучом света рассек завесу туч и обжег душу, и Одри, качаясь, уже хотела пойти быстрее, вырвавшись, но Фриск не дала этого сделать.       Сердце готовилось вырваться наружу, оно уже билось чуть выше груди. Девушка прикрыла веки, нырнула в ощущение руки, такой крепкой, что казалась стальной, плеча, прижимающего к её плечу, концов волос, скользнувших по щеке. Она желала остановиться, отдышаться, но не могла — Марк, Эллисон и Том шли дальше, продираясь сквозь толпу и оставляя подруг позади. Одри только могла уже мокрой ладонью скользнуть выше, стиснув до боли запястье, под которым дрожала точка пульса.       Неужели вам обоим не страшно? Неужели не теряете голову от страха?       Не знаю, как твоя женушка, попытался пошутить Харви и даже хохотнул. Но я не боюсь, потому что все происходящее — в моих же интересах.       Одри снова посмотрела перед собой. Возобновила дыхание. Вдох носом, выдох ртом, и не важен мерзкий запах, пот, боль в животе и головокружение. Выпустила её запястье, на миг оставшись совсем одна на этом качающемся корабле. Как всегда, угадав, что нужнее всего было ей, Фриск перекинула руку через её спину и положила на плечо, и все это — не сбавляя шага. Она посильнее прижала её к себе, уже обнимая, но так, чтобы Одри было удобно идти сквозь вязкую черную смолу, в которую превратились сотни потерянных, идущих против их маленького течения.       — Все будет хорошо. Ничего не случится. Не волнуйся, — твердила девушка с ножом четко, выделяя и наполняя силой каждое слово, не ударяясь в детали. Не «Все пройдёт гладко: мы лишь зайдём, проверим и уйдем». Она не обещала, что защитит её. Она говорила слишком уверенно для человека, который не так давно сомневался в их отношениях, в себе и собственной судьбе. Это было как заклинание, краткое и четкое, как нож, вырванный из ножен перед боем. Все будет хорошо — значит, все будет хорошо. Ничего не случится — значит, ничего не случится. — Оставайся решительной. Дыши, слушай мой голос.       Одри не кивала, не отвечала, она была сосредоточена на звуке этого голоса — не прекрасного, но родного настолько, что он без труда заползал под ширму её души и укрощал хаос в ней. Расставлял все по полочкам, помогал плыть, утешал. И когда Одри вернула себе контроль над телом и смогла идти самостоятельно, когда вернула себе гордость и веру — девушка отпустила Фриск, облегченно дыша. Зрение, слух, все вернулось в прежний режим, сама Одри вернулась, успокоившись, на то пепелище, которым за пару мгновений стало её тело.       — Лучше?       Дрю качнула головой, затравленно оглядевшись, и зажмурилась. Когда она в следующий раз открыла глаза, это была стопроцентная Одри.       — Да… да, лучше. Спасибо.       Часть переднего двора и крыша уже мелькнули из-за угла одного старого, обветшалого заведения и в крохотном проеме, на мир появившемся в потоке толпы. Они наклонили головы ниже, разом подумав, что, должно быть, их без труда уже нашли, но справились. Одри оттолкнулась от этих мыслей или оттолкнула эти мысли от себя, и так сильно и резко, будто они могли причинить ей физический вред, и нырнула в маленькую норку сознания, где ещё царил покой произнесенных чар: «Все будет хорошо. Ничего не случится. Не волнуйся». Она смело схватила руку Фриск, переглянулась с Эллисон и Марком, который без слов, одним взглядом, дал понять — скрываемся. И они, стараясь сделать все без шума, тихо, друг за другом, скользнули в один из десятков домов на улице, судя по всему — совершенно пустой и запертый на ржавый замок, с лёгкостью сломанный Томом.       Даже если их заметили, что вряд ли, теперь их не найдут. Нарушители порядка и будущие взломщики попросту испарились. Вязкий ужас снова набросился на неё и снова отскочил, когда понимание того, что она сейчас окружена четырьмя стенами, а рядом люди, которые помогут в битве, дошло до Одри. Все будет хорошо. Ничего не случится. Волноваться не о чем, ведь они идут не на битву, им нужно ненадолго зайти, найти кое-что, проверить и уйти. Если дело дойдёт до битвы, Одри и её друзья всех положат, вообще всех. Она выглянула в окно — ничего подозрительного, только черепица соседнего дома видна, как нос человека, стоящего к тебе виском к виску. Прошептала вопреки жуткой жажде:       — Вроде никого.       Марк что-то в спешке проверял в своем рюкзаке. Эллисон и Том сидели, прижавшись к дверному косяку, и смотрели перед собой, точно на голом дереве творилось нечто неописуемо удивительное, хотя их глаза говорили о том, что стена как была пустой для них, так ею и осталась. Фриск зачем-то подперла дверь рассыпающимся на глаза стульчиком, попыталась подтянуться на торчащей вверху балке, мол, посмотреть, есть ли выход на второй этаж, но Одри схватила её и вернула назад. Не хватало потолка, который рухнул бы им на головы!       Как думаешь, эти установки, лишающие сил, будут?       Вероятно, да, но я пока их не чувствую.       И ещё их не слышно и не видно, поделилась она. Надеюсь, их и не включат. Или их вовсе нет.       — Что бы ни случилось, — говорил при этом Марк. — Не теряйте друга друга. Не разделяйтесь. Одри, используй Силу, чтобы связаться со мной. Я тебя не услышу, но почувствую импульс, и мы сразу примчимся, — с этими словами он достал из сумки два простеньких заточенных кинжала и вручил девушкам. Словно подтверждая его намерения, Том ухмыльнулся и стукнул «гентом» по своей ладони, а Эллисон заточила девушку в объятия.       — Мы же ещё не… — прохрипела Одри. Но поняла, что не одна — Том уже зажал Фриск в своих здоровенных лапах, сильно, будто собирался её придушить. Она уже била его по спине, моля отпустить, и лицо у неё забавно покраснело от нехватки воздуха. Одри выдохнула, ухватилась за спину Эллисон, прижалась лбом к её плечу и выдохнула. Нет, эти двое их не бросят никогда, ни за что, и это знание наполнило её душу настоящей решимостью. Когда за твоей спиной друзья, подумала она, вжимаясь в сильное тело, слыша сопение пса и снова перенесясь в момент, когда она чуть не поддалась панике в толпе — кажется, можно свернуть горы. Одри отошла от Эллисон и тут же, не успев дать ему ничего подумать, прижалась к Марку, к его сильной груди, теплым ребрам и животу, который, казалось, пылал, как печка. Мужчина опешил, не обнял в ответ, только неуклюже похлопал по спине.       Все-таки она любила всех троих. Даже ершистого болвана Марка Спектора.       Они решили не терять времени и сразу пошли дальше, только уже вдвоем. Осмотрели проволоку, которая, как плющ, оплела бетонные стены, которых здесь раньше не было и, скрывшись в тени между зданиями и шлепая по черным лужам, направились в тень. Им хотелось для начала осмотреть периметр и задний двор, потому что пока ни камер — которых, думала Одри, здесь быть не должно, как пистолетов в средневековье, — ни установок для подавления сил Чернильного Демона, не было замечено. Хотя нет, вот — высится один из шпилей за бетонной оградой, потухший, как сгоревшая спичка. Нерабочий. Они не дошли: узкий переулок кончался решетчатым ржавым забором с дверью, запертой с другой стороны. Одри вздохнула, ткнула Фриск в плечо, и та встала спиной к двери и сложила руки на уровне живота. Одри наступила сперва на них, потом перешагнула на плечо девушки и перелетела на другую сторону. Через пару секунд она уже стояла перед замком и думала, как бы его взломать.       — Да я творю чудеса, — попыталась разрядить обстановку Фриск. — Недавно дрожала, как осенний лист, а теперь без страха перепрыгиваешь такие вот заборы.       — О нет, — в той же манере ответила Одри. — На самом деле я просто воспользовалась случаем, чтобы пообжиматься с тобой.       Замок был электрической. По итогу Одри не придумала ничего лучше, кроме как прислонить к нему искрящуюся током руку. Замок покрылся чернотой, загорелся, взвизгнул, щелкнув — и девушка его ударила кинжалом для верности, после чего открыла дверь и шутки ради поклонилась, вытягивая руку назад в приглашающем жесте. Фриск весело фыркнула.       — Я-то испугалась — неужели моей миледи снова нужна помощь? А она вот, пользуется моей добротой. Притворщица фигова! — с усмешкой сказала она, вызвав у Одри улыбку. Напряжение, что вернулось с новой силой и стягивало живот, ослабло, когда они начали шутить, будто только юмор и мог сегодня спасти их. Не так страшно и намного легче справляться с тьмой внутри себя, когда с тобой в разведку (на смертный бой) идет человек, который не позволит упасть, будто он — это ты, любящий себя и боящийся за себя. К сожалению, позади не нашлось ничего, за что бы можно было ухватиться. Прыгать через поток слишком высоко — вероятно, Одри выпрыгнет ещё в полете и расшибется или поцапается о проволоку. Карабкаться — себе дороже. Были ли другие выходы?       — Ты же с Эллисон и Томом не через ту же дверь вошла, когда вы спасали меня от Алисы? — понадеявшись, спросила Одри.       — Насколько я помню, мы нашли вход в тюрьму для Разрушителей Цикла и уже оттуда добрались до, эээ, катакомб или че это было, с Алисой, — Фриск почесала затылок. — Кажется, когда ещё здесь не было такой ограды, мы пробрались через вход в подвал на заднем дворе. Побоялись, знаешь, идти в лобовую против Хранителей…       «Интересно, они ещё здесь? А эти стремные экраны?».       Если да, при проникновении на территорию их мог ждать неприятный сюрприз. Одри коснулось острой, как шипы, проволоки, поискала чего-нибудь взглядом, но, увы, кроме тысячи домов, что, беспорядочно разбросанные, уходили к самому горизонту. Желтый свет заливал город, накрывая собой смявшиеся, как консервные банки, деревянные покосившиеся жилища и выложенные из камня и ржавого металла одноэтажки. Она в задумчивости отлипла от ограды и пошла прочь под непонимающие вопросы Фриск. Что-то в голове щелкнуло — не страх, что они не смогут даже добраться до двери, а нечто глубже. Ледяное, стискивающее горло чувство поселилось в ней, сваренное вместе с огненным азартом. Одри подумала, что может проиграть, ничего толком не сделав и разочаровав всех, включая Харви и Фриск. Ей не хотелось возвращаться к Эллисон, Марку и Тому со словами: «Мы не знаем, как перелезть, давайте вернемся?».       — Как думаешь, — прокручивая всевозможные сценарии сегодняшнего дня, начала она. — Мертвые ходят в туалет? Мы могли бы…       — Даже если мы поймем, в какую клоаку они сливают свои нечистоты, — девушка с ножом смущённо потупилась, будто не хотела обижать, но приходилось, дабы никто из них не взялся за ложную надежду. — Мы не сможем пройти незамеченными. Нас выдаст запах, — про размер труб и их протяженность она не стала говорить, Одри все уже было очевидно. Тогда она подумала, что можно было бы вырыть лаз под стеной, но тут же вспомнила, что лопаты в мусорных баках не валяются и им придется её сначала искать, а потом долго рыть, прежде чем лаз будет достаточной протяженности и широк для людей их комплекции.       Можно взобраться повыше и попытаться перемахнуть с помощью Темного Знания. Одри и не расшибется, так как в таком состоянии находится будто в заторможенном времени, когда стремительное падение превращается в планирование вниз. Но что делать с Фриск? Ворота спереди есть, такие большие и стальные, только и ежу было ясно, что, если Одри удастся их открыть, подобный фокус не останется незамеченным. Тяжелый, долгий вздох, в котором были слышны мокрые звуки, будто слезы в горел закипели, как в котле. Одри взглянула на свои руки. Трясутся. Сжала их в кулаки, мысленно ухватилась за то, как выполнит свое задание, после чего её брат наконец сможет зажить нормальной жизнью. Эта мысль сцепила заново готовящиеся разойтись швы её души, и она стала думать дальше.       Значит, остаётся подкоп. Лопату они, может, и найдут, но сколько времени это займёт и когда их заметят? Впрочем, был ли другой способ?       — Фриск? — Одри обернулась, надеясь спросить её совета, и сильно удивилась, когда поняла, что девушка обходит проволочную преграду, как бы случайно задевая ножом острые шипы. Фонарик в её руке ярко светил, вырывая из сумрака то, что раньше в глаза не бросалось, к примеру, темный силуэт продолжения сетки, которая пряталась в паре десятках метрах слева, отгораживая голую кирпичную стену с горами мусора. Туда же Фриск и направлялась, и свет фонарика бликами отражался во взволнованных черных лужах под её ногами. Но тут она обернулась, сверкнув Одри прямо в лицо, и изогнула бровь.       — Зачем здесь вообще дверь? — спросила словно саму себя девушка с ножом. — Они могли поставить просто забор, чтобы никакие злоумышленники вроде нас не прокрались в «зад» дома. Да и вообще, зачем этот забор… здесь же ничего нет…       Одри нахмурилась. Подобный вопрос тоже закрался ей в голову, но она не предала ему особого значения, думая лишь о том, как попасть внутрь. Но, быть может, ответ был прямо перед носом, просто они привыкли все усложнять, потому что орден понадеялся, что тьма скроет их потайной ход?.. Сердце гулко забилось внутри, дыхание перехватило. У обеих девушек вспыхнули глаза, когда они подумали об одном и том же, и Фриск вприпрыжку пошлепала по лужам к мусорным бакам, от которых вверх тянулись горы черных мусорных пакетов. Ветер словно стал сильнее, тряхнул поволоку, разнеся по улице металлический звон, плеск чернил разорвал тишину. Одри бросилась за ней. Они остановились у забора, осмотрели его, затем — стали ощупывать на предмет какого-нибудь щели, к которой не была бы прикреплена сетка.       — Придется перепрыгивать, — сказала Одри. — Давай я, у меня «поток».       — Как скучно быть бесполезной, — заныла Фриск, вздёрнув голову к небу, точно огромная луна над ними могла решить её проблемы. — Ладно, лети. Я уже начинаю сомневаться, что за этим мусором может что-то быть, но чем черт не шутит, правда?       — Окей, — губы изогнулись в улыбке. А потом улыбка исчезла. — А если вход есть? Как ты перелезешь? Сетка тут как сетка, не поврежденная, то есть, она выполняет свое прямое назначение… Как бы они выходили-то?       — Если вход есть, мертвяки должны были как-то выходить, да, — кивнула Фриск и снова потрясла ограду, а после села на корточки и принялась рыскать по земле. — Ну хотя бы придумать, как им бежать в случае незапланированного пожара или нападения. Так что, если там есть дверь, то и здесь должна быть…       Одри подпрыгнула, и, словно вялая струйка смолы, растянувшись в пространстве вылетевшей из пистолета пулей, рухнула на ноги — колени застонали, ладонь ободрал асфальт, но она устояла на месте и огляделась. Фриск помахала ей с другой стороны решетки.       — Какая грация! Ты точно не балерина?       — Тебе что, смешинка в рот попала? Слишком много юморишь сегодня.       — Черепно-мозговая травма дала о себе знать, не обращай внимания. А теперь двигай жопой и побыстрее — если провоняешь, домой не пущу, пока не отмоешься.       Одри решила не превращать эту шутку в реальность и взялась за дело. Все это время Фриск искала ход, то уходя, то возвращаясь, а Одри, с трудом противясь тому, чтобы порыться в мусорных баках и найти что-нибудь — наверняка ценное, важное, то, что пригодится в будущем, — откидывав тяжеленные мешки с мусором и отбрасывала покрывшийся ржавчиной баки и пластиковые контейнеры, на дне которых невыносимо воняло. Брезгливости не было. Она настолько привыкла к грязи вокруг себя, к нужде есть из миски, из которой поело порядка трех человек, ходить в туалет где попало и питаться жирной пищей, украденной буквально с покрытой кровью тарелки, что её не ужасали ни слизь, вытекшая из дырки в пакете вместе с жижей, смутно похожей на яблочное пюре, ни запах, как от дерьма. А когда под мусором стал виден сливающийся с асфальтом люк Одри простыла и стала интенсивней разгребать завалы.       — Эй, Од! — услышала она над своей головой и подняла глаза к небу. В трех с половиной метрах над ней, на плоской крыше кирпичного и, судя по темноте в окнах за сеткой, необитаемого дома, стояла девушка с ножом. — Тут это, я, кажись, поняла, как что работает, ты только…       — О, — Одри разгадала её замысел без слов: увидела лестницу, которая шла от верха и кончалась на середине стены. Но то было лишь иллюзией — едва нащупав, что кирпичная кладка легко прогибается под пальцами и шелестит, как бумага, она стала тянуть на себя. Обои, некогда хорошо приклеенные к лестнице, порвались, полетели, как перья, вниз, обнажая перекладины и настоящую стену. — Все, спускайся!       Оставался люк, который должен был быть, по всей видимости, аварийным выходом, раз был так хорошо спрятан. Широкий, созданный для создания далеко не человеческого роста и силы, он был едва различия на фоне темно-серого шершавого асфальта и только при прикосновении к нему выдавал себя, холодный и по-металическому гладкий. Фриск встала по другую от него сторону, топнула по нему ногой, уставилась на Одри. Та уже закатывала рукава, думая, что сможет и его поднять, но напарница её осадила, оглядев строгим карим взглядом.       — Тебе стоит отдышаться, — заметила Фриск. — Сейчас ты похожа на человека, который пробежал десятикилометрую дистанцию. А у нас впереди ещё двадцать, — с этими словами она мягко улыбнулась, и Одри улыбнулась в ответ, но устало, совсем без сил, жалко. Она думала, что должна, просто обязана сделать и это, но сейчас, глядя в лицо девушке с ножом, поняла, что может немного расслабиться. Как всегда бывало, вспоминая, что рядом с ней человек, который может побыть сильным за них обеих, Одри успокоилась. Она медленно осела на грязную землю и зарылась носом в колени. Казалось, тело превратилось в мокрую вату. Хотелось порадоваться, что они нашли вход, только Одри не могла — веки слипались, желание спать росло, наливая мышцы приятной тяжестью.       Совсем немного, сообщила она. Пара минут — и мы узнаем, как тебе помочь.       Харви не ответил. То ли не услышал, то ли не знал, что ответить, он просто промолчал, и от чего-то это молчание насторожило. Лёгкое, как пух, настроение улетучилось, дрема намокшей от дождя паутиной слезла с тела, и Одри открыла глаза. Усталость и тревога противоречащими друг другу узорами вспыхнули на мышцах, делая их крепкими и неподъемными. Она уже хотела поделиться с Фриск своими подозрениями, но из горла вырвался лишь слабый выдох, когда она обнаружила девушку сидящей на коленях и приподнявшей тяжеленный люк. По подсчётам Одри, он должен был весить восьмидесяти килограмм, и на пару секунд девушке с ножом удалось его поднять.       — Ща… ща…       Одри не стала ей мешать. Фриск потерла ладони, с хрустом разогнулась и снова согнулась, вцепившись в края люка, через плечо заглянула Одри в глаза — та сидела, подбородком утыкаясь в колени, и наблюдала за ней. Сложно сказать, что Фриск в ней такого увидела, но взгляд у неё стал более уверенным, будто она не предполагала, а точно знала, что поднимет люк, который весил, как несколько штанг. Пыхтя и дрожа, будто вот-вот могла надломиться, Фриск подняла люк, и Одри прошмыгнула вниз, а девушка с ножом, держа ещё и снизу, быстро за ней. Громыхнуло, заложило уши, дыхание сперло — и наступила темнота.       — Ухты, — мертвой хваткой вцепившись за липкую ледяную перекладину, сказала Одри в провонявшем мраке. — Да ты у нас силачка.       — А ты только сейчас заметила? — ухмыльнулась Фриск, включив фонарик прямо перед лицом хихикающей Одри. — Я, знаете, чего только не поднимала! И раненых девушек, и брыкающихся демонов, и сумки весом в сотню тонн. Теперь, вот, аварийные люки, которые ведут на сверхсекретную базу разумных зомби. Обожаю свою жизнь! А ты любишь свою жизнь?       — Настолько, что, если ты не перестанешь светить мне в рожу, я скину тебя вниз.       — Вот обижусь, уеду к маме, нажалуюсь ей на тебя, а ты сама разбирайся со своим братишкой.       — Ой-ей, как страшно!       Как вы меня обе достали… лезьте уже!       Одри чуть не подскочила на месте, пальцы одной руки соскользнули с перекладин, и крупная дрожь покрыла мурашками кожу от поясницы до лба. Харви вернулся, и он был недоволен тем, как ведут себя девушки — слишком, по его мнению, беспечно, будто они не имели права ни поддерживать друг друга, ни банально шутить. Вроде и веселое настроение никуда не исчезло, и вроде страх холодными щупальцами, усеянными бритвенно-острыми зубцами, взял в плен её сердце. Она Силой, настолько осторожно, насколько это было возможно, скользнула к Харви, нашла его в своем разуме и попыталась понять, каков он сейчас. И он был напряженным, хмурым, даже злым.       Прости.       Одри стало стыдно, и она, тихо извинившись перед ним, хотела сказать что-то ещё, но брат прервал связь. Растерянно и как-то обиженно, ведь, пускай она понимала, что вели они себя не совсем правильно, Харви мог бы быть и посдержаннее — ведь они работают, они, в конце концов, собираются проникнуть в логово врага, которому ничего не стоит разорвать их в клочья. Фриск изумленно уставилась на неё. Помрачневшая Одри не стала ничего объяснять — грубый нетерпеливый тон Харви больно ранил её гордость, и ей не хотелось об этом говорить. Но девушка с ножом, кажется, все поняла без слов.       — Лезем, — сказала так, чтобы её услышала и наполовину оглохшая девушка с ножом, Одри.       Свет от фонарика белым пятном метнулся в глубокую тьму, и путешественницы направились вниз. Спуск казался бесконечным, и к тому моменту, когда ноги коснулись пола, Одри боялась, что у неё отвалятся руки вместе с плечами. Едва она опустила их, боль огненной точкой вспыхнула на спине ближе к шее, и девушка согнулась, поморщившись. Свет лизнул её ноги, промчался по пыльному, но сухому полу, шаги по которому отдавались глухим, плоским звуком, и белым глазом уставился в круглый туннель, собранный из металла, судя по всему — старого, от того и приобретшего скопления ржавчины, похожих на размножавшуюся плесень. Фриск прошла вперед, осмотрелась, закрыла нос и рот рукавом. Запах, ударивший в ноздри, был хуже, чем на поверхности, когда они только начали спускаться.       Но так пахла не канализация. Так пахла смерть.       «Будто кто-то недавно умер», — достав кинжал, подумала Одри и направилась за напарницей. Поравнявшись с ней, она было убрала руку от лица, но, вдохнув запах гниения, она чуть не вытошнила все съеденное перед походом: живот свернуло, в глотке поднялся ком кислоты, перед глазами поплыло, и ни с чем не сравнимое по своей мерзости зловоние чуть не задушило её. Из-за головокружения, возникшего из-за запаха, Одри потеряла счет времени — она быстро шла, не замечая ничего вокруг, стараясь не стошнить прямо здесь, в этом месте, усугубив свое положение. Она вспомнила, где они и что делают, лишь когда они вошли в непроглядно темную каверну, резко ступив во что-то мокрое, ледяное, как растаявший снег, наполнившее ботинки.       Одри встрепенулась, подскочив и даже убрав руку от лица, чистое белое свечение фонарика, словно всаженный в скулу кулак, пробудил её окончательно. Она поняла, что они снова в чернилах, но на сей раз грязных, каких-то комковатых, и от них пахло так, что Одри все же вывернуло наизнанку. Затем её взгляд застыл на том, что их свет выловил — перевернутое спиной кверху плавающее тело, напоминающее жирную, разбухшую от воды жабу, но точно не человека. Чувствуя горечь во рту, девушка застыла. Фриск смело направилась к трупу, без страха и омерзения перевернула и сообщила совершенно равнодушно:       — Это один из черных.       Внутри все похолодело. Фриск подняла глаза на Одри, веки её словно отяжелели от вдруг пришедшей скорби, и она печально продолжила:       — Его звали Димкой, я о нём вроде рассказывала. Он был… не во всем хорошим человеком, но одним из тех, кого я бы назвала благородным и отважным, как настоящий рыцарь. Одна у него была проблема — импульсивность.       — Вы были друзьями?       — Да. Не прям лучшими, но раньше мы хорошо общались. Ему под сорок, мне четырнадцать, и нормально — друзья как друзья.       Одри подошла ближе, осмотрелась. Неподалеку плавало ещё тело, как капля крови или лепесток розы, неожиданно угодивший в наполненную дерьмом дренажную трубу. С трудом переставляя ноги и тоже пополноправнее отвращение, Одри подошла к нему и перевернула. Она окликнула девушку с ножом и спросила, кто это, хотя подозревала, что от этого Фриск вряд ли станет легче. Напротив, она сгорбилась ещё больше, и сильная скорбь бледной маской налипла на её лицо. Чувствуя, как болезненно сжимается грудная клетка, Одри взяла её за руку и спросила снова, кто же это.       — Енох. Я думала, я его случайно убила, когда мы вытаскивали черных из плена, а он вот… здесь. Интересно, почему?       Если с черными ещё можно было понять — так как с ними Василиса, к ним определенно послали кого-то из мертвых. Кажется, Одри слышала об этом от Артура Хэрроу, когда тот говорил с Уилсоном во время битвы в метро, а если нет — разве так трудно додуматься? Но что здесь делает Рыцарь в красной форме? Что их тела вообще здесь забыли? Неужели их похитили, убили и скинули сюда? Тогда зачем? Выбивают знания? Ставят над ними эксперименты?       Не важно. Сейчас это не важно.       — Идем, — уткнувшись лбом в щеку Фриск, Одри потянула её за собой и, увязая в густых чернилах, направилась на свет фонарика, который мигал, указывая на следующий проход.       Они шли, должно быть, минут двадцать, когда наконец нашли люк и лестницу, ведущую наверх. Направив туда свет, Фриск замерла, точно прислушалась, и Одри сделала то же самое. Но ничего, ни звука не было слышно, словно нависшая над этим местом тишина поглощала все звуки или находилось в неком ином измерении, далёком от особняка.       — Марк сказал: «Что бы ни случилось, не теряйте друг друга», — вспомнила Фриск. — Поэтому… держимся рядом. Если не возражаешь, я пойду первая, ты — за мной, — с этими словами она потерла голову, будто её уже долгое время мучила мигрень.       — Что-то случилось? — Одри положила ладонь на её за плечо.       — Жалко их, — Фриск обернулась назад. — И страшно. Знаешь, мы можем шутить сколько душе угодно, но это никогда не выгонит страх. Я знаю, что все будет в порядке, прекрасно знаю, ведь я сама тебе об этом твержу, однако он…       — Страх есть и там, где ему быть не положено, — сказала Одри. — И это нормально, — она мягко выхватила из её пальцев фонарик и сверкнула его светом ей в глаза, заставив отшатнуться, улыбаясь и морщась. — Главное, как это бывает со мной, не дать ему управлять тобой.       — Эта вонь плохо на тебя влияет. Но вообще… спасибо, — их взгляды встретились, и внутри все перевернулось, когда девушка с ножом взглянула в её глаза вот так. С нежностью, грустью, болью, будто у той болезненно твердела корка на вполне реальной ране на сердце. Только этот взгляд быстро прошел: стал тверже, решительней, обрел некую осязаемость. Казалось, сделай Одри шаг вперед, ощутила бы этот жар красной души, позволяющий дышать без воздуха.       — Двигай костями. Ты первая лезешь, — при этом нечто светлое разрезало тучи в её собственной души и нечто мрачное охватило разум. Усмехнувшись, Фриск дала Одри фонарик, достала нож, подошла к лестнице, дотронулась до её скользких металлических перекладин и убрала руку. И первая стала взбираться на кажущуюся хлипкой узкую лестницу, но вдруг остановилась и взглянула вниз.       — Ты уже и скелетные шутки полюбила?       — Нет! Разве что чуть-чуть…       И стала карабкаться за ней.