Часть 1
Привет, дорогой дневничок! Слышал про такое понятие, как «путевой очерк»? Так вот, это типа когда автор описывает то, что видит в дороге, все ещё пребывая в путешествии. С какими людьми пересекся, что пережил, куда сейчас направляется и что надеется найти. Недавно у меня возникла острая необходимость поведать твоим желтым страницам обо всем случившемся и происходящем сейчас, и поэтому я вымолила тебя ненадолго назад, тем более что читать тебя Одри не шибко было интересно. Недавно перечитала последние записи. Их было немного, но все довольно массивные и насыщенные, словно в те дни не существовало ни минуты отдыха: сплошные сражения, побеги, поражения, победы и смерти… И все то время я чувствовала, как меня давит к земле, как не помог ни разговор с Одри, ни грандиозное спасение черных из лап Сары. Последняя запись была сделана за день до продолжения нашего путешествия, в Городе Разбитых Мечт. Перечитала все те записи, и невольно на губах возникает улыбка. Мы все сражались до последней капли крови, мы потеряли подругу, нас постоянно преследовали. Но мы справились. Я справилась. Перечитывать первые записи после плена было удивительным опытом: я словно угодила в голову человека, которому напрочь отшибло память, и он стал совсем другим. Все ещё было трудно, воспоминания о пытках, которым подвергла меня Роуз-В-Шляпе, напряженность в команде и неопределенность чувств делали свое дело — я снова оказалась на границе между прошлым и будущим, и я ничего не знала. Сейчас все иначе. Я бодра, весела и полна сил, я вернула себе решимость и знаю, что нужна. Я готова защищать любимых, а главное, я знаю, что смогу. Надеюсь, человек, которому я должна скоро отдать тебя, дневничок, оценит эти строки, и это тоже придаст ему сил двигаться вперед. Все получится. Нужно просто пережить трудный период, помочь себе и друзьям. Начался путь через Архивы с того, что Марк чуть все не испортил. Ему выпала честь (ха-ха) говорит с Василисой, и в тот же момент он крайне недвусмысленно выразил мнение о ней. Он назвал её бесхребетной шлюхой, которая ради своих никчемных малышей готова прогнуться под первого попавшего мужика, и это звучало оскорбительно не только для Василисы, но и для всех, кто их слышал. А слышала их точно я и наверняка Одри, под которую, по мнению Марка, и прогнулась Василиса. Вот одна у него большая проблема — гордость. Или вспыльчивость. Хотя, возможно, и то, и другое, ибо не может этот кретин принять тот факт, что нам придется с этими мародерами действовать сообща, и теперь он пойдёт на что угодно, лишь бы все знали, как ему мерзка ситуация. Затем мы собрали пожитки и отправились в Архивы, предполагая, ведь это был единственный выход отсюда, что там мы можем найди либо тропу, либо волшебную дверь. Сейчас мы здесь и находимся, и, признаться, мне не по себе. Я иду рядом с Од, и она молчалива и хмура, как тучка, очень маленькая черненькая тучка. Как и мы все, она изрядно исхудала, но… Как-то совсем сильно. Будто стала меньше, тоньше, будто исчезает на глазах. Она сказала, что не в порядке, но справится, и я верю ей все меньше, как бы прискорбно это ни звучало: мне кажется, если я не вмешаюсь, она растает. И сейчас взгляд у неё тяжелый. Она уже ходила по этим местам, знает их, и все равно ей трудно, я вижу. Здесь в самом деле своя странная и особенная атмосфера, будто оказываешься на пересечении времен и в самом сердце мира. Рожа у Алисы все такая же стремная, причем, с обеих сторон — злость, отпечатавшаяся даже на лице статуи, не пошла ей на пользу. Попыталась найти у статуи Харви в его звериной форме пенис, просто ради прикола, за что получила от настоящего него щелбан. Генри и Одри единственные удались, настоящий Генри даже заявил: «А я симпатичный!». Как ни странно, женщина, которую он ударил топором, Агата, подтвердила: да, ты ни че так. Одри смотрит на меня. Мне не нравится её взгляд. Может, написать что-нибудь очень милое и отдать ей, мол, вот, проверь, я ничего плохого не пишу? Поэтому, Од, если тебе взбредет в голову вернуть поскорее мой дневник, знай: ты все ещё сногсшибательно красива!Часть 2
Кажется, Захарра подвернула ногу! И где Одри? Господи, куда она снова делась? Итак, я отправилась её искать, но немного заплутала. Слышу голоса взбудораженных друзей, но куда идти — не знаю. Если честно, я тут брожу уже минут десять, и час от часу не легче, словно эти статуи смотрят на меня, а из-под металлического пола вот-вот выпрыгнет какая-то ебака. Зато я чувствую запах Одри — это, должно быть, прозвучало странно, но я правда могу различить, где она была, по тому, как от неё пахнет чернилами. А здесь от неё чернилами пахнет очень сильно, будто здесь… будто здесь она как никогда своя. Пятнышко чернил в чернильном океане. Я нашла её возле фигуры её отца, и тогда я впервые увидела Джоуи Дрю воочию. В молодости он, как и говорила Одри, в самом деле был ничего. Респектабельный мужчина с усами, которые, похоже, носили все бизнесмены начала двадцатого века. И в Одри многое было от него, будь то насмешливый взгляд, который иногда ещё появлялся, когда кто-то делал что-то странное и забавное, или черные, как смоль, волосы. Когда я подошла, она спросила, как Харви, и я, не зная, что ответить, сказала «Нормально». И сама позже удивилась, почему Харви даже не подумал осмотреться, повспоминать. Как бы он отреагировал, увидь статую отца? Нехотя, я вернула Одри в строй, в конце концов, именно она ведет нас. Мне бы хотелось, чтобы она ещё походила, если это приносит ей успокоение, да и сама была бы не против побродить. Хотелось бы увидеть Портера, к примеру. Или Хейди. Или рассмотреть Хранителей повнимательнее. Но мы двинулись дальше, ведомые выдумкой Одри о вспыхнувшей, как луч лунного света, звездной нити. Настоящая все никак не появлялась, вдохновение — тем более. Что делать, ни я, ни Марк не знали. И с каждым прожитым днем, что мы всем врали и шли наугад, мне становится хуже. Я сказала недавно, что все в порядке, мне намного лучше, чем было до плена и после него, но это лишь половина правды. На самом деле я чувствую вину, ответственность, страх, ведь я никак не могу повлиять на происходящее, а деревьев, на которые можно взобраться, чтобы найти надежду, нет. Поэтому мне только остаётся посматривать с недоверием на бывших врагов и сторожить Одри, будто Василиса может предать её в любой момент. А ещё — это одна из причин, по которой я попросила вернуть дневник. Мне нужно занять руки, побыть полезной, и я убеждена — полезность от моих записей когда-нибудь найдется.Часть 3
Следующее включение. Мы прошли Архивы, но это далось нам нелегко: волчица Джуди набросилась на Джейка после того, как тот наступил ей на лапу, и Том мигом пошёл спасать друга. Они вместе чуть не забили бедняжку, и она даже стала обращаться обратно в человека, но в ситуацию вовремя вмешались Эллисон и Сокка. Ещё меня все время задирал Стив. Он пытался выведать, как я вообще оказалась в этой компании, на кой хер веду дневник, как какая-то сопливая школьница и почему «меня взашей выгнали из Ордена». Когда он стал спрашивать о своем друге, Дастине, этом шепелявом чокнутом гении, который как-то раз брызнул мне в глаза перцовым баллончиком, я ему не ответила. Пусть сам подумает, как его друзья живут спустя десять лет после его смерти. Иными словами, путешествие было трудным из-за недоверия и привыкания. Людей было столько, что я по-настоящему начала скучать по временам, когда нас путешествовало всего двое. И все огрызались друг на друга и смотрели косо. В воздухе прямо витало напряжение. Я чувствовала его на коже, на кончиках пальцев и на затылке. Я видела, как все нервничают, как одни до побеления стискивают рукояти клинков, другие смотрят на Харви, осторожно и тихо кладя ладони на полупустые колчаны. Видела и то, что у Одри снова начало сбиваться дыхание, а у Рэн от чего-то начали течь слезы, но им помогли ещё до того, как я подошла. Архивы мы прошли, как страшный бой, в котором погибли все друзья и в котором сгорели тысячи городов, и кончились они на проходе с большой дверью из обсидиана, посеребренного Силой, текущей по камню, как кровь по венам. Открыли мы её ключом, подареннымЧасть 4
До привала ничего интересного не случалось. Скучные стены, скучные низкие потолки, скучный шум вентиляционных шахт высоко над нами и ни одного намека на реку. Должно быть, Одри поняла всю патовость ситуации, в которой мы оказались, ведь она врала о нити не только своим друзьям, но и врагам, Василисе, которая по большей части смотрела на неё, как на диковинную зверушку или предмет, способный привести её к заветной цели. И мы остановились, так как она соврала, что больше не чувствует вдохновения. Ну, я надеюсь, она подумала именно об этом, надеюсь, она знает это. Мы оказались в жопе такой черной и глубокой, что лучше бы нас ослепили — и то легче было бы. Не хочу писать о ней ничего плохого, но… господи, может, наши правы, и это было огромнейшей ошибкой? Я поддержала Одри, сказав, что лучше она заключит временную сделку о ненападении, создаст для нас всех неустойчивый, висящий на одном слове, мир, нежели откажется от предложения Василисы, после чего погоня за Ключами и смертью Одри продолжится. Но она загнала и себя, и нас всех в ловушку: мы окружены жаждущими нашей смерти засранцами, которые, узнав, что Одри ведет их наугад, решат, что все это была такая же ловушка, капкан — и все. Мы покойники. Сейчас формируем лагерь. Кто-то со стороны Василисы нашел у себя мел и нарисовал на полу черту, через которую никто не должен переступать, пока не двинемся дальше. Василиса, как ни странно, обругала его и заявила, что Одри может преспокойно пройти к ним, когда пожелает — как и Огнева к нам. Мне страшно, или это не страх, а совсем другое. Василиса слишком добра к Одри. Она честна с ней, справедлива, совсем не такая, какой мы её знали. Я в курсе, что люди твари крайне неоднозначные, знаю это по себе, но… Черт подери, это выглядит подозрительно, понятно? Будто этой ночью я обнаружу меч в собственном горле и ноги отдельно от тела, и если выживу и успею выползти из хватки врага — увижу расчлененные тела своих друзей. Убивать ночью Василиса любит. Стоит поговорить с Генри. Он умный, он придумает, что делать. А ещё с Харви — он сильный и он может отпиздить Василису, и она помрет прежде чем успеет что-то осознать. И нужно держаться поближе к Одри — быть всегда рядом, не только когда мы спать ложимся, а вообще. Может, это начнёт раздражать её, но я же волнуюсь! Она попала в лапы настоящему волку, который играючи кусает кончики её крылышек, словно выясняя, из какого она теста сделана, и ждёт, выжидает момента. Я обещала ей, что ни один волосок не упадёт с её головы, что я защищу её от Василисы. И я сдержу обещание. Но пока что я посторожу её сон.Часть 5
Прошло два дня, как я тебя открывала в последний раз. За это время я поговорила только с Генри, и он разделил мои опасения. Совсем по-другому вышло с Одри. Она будто не желала меня видеть каждый раз, когда я появлялась где-то поблизости, и в принципе старалась быть как можно тише и дальше от нашей команды. Была ли в этом наша вина? Абсолютно точно. Моя? Никаких сомнений. Что-то произошло с Одри в Архивах, а говорить, что, она не желает, а заставить и помочь ей я наверняка не смогу. И теперь она либо обсуждает с Василисой детали пути, либо уединяется во время привалов и пытается найти вдохновение. Для этого я возвращаю ей дневник, для этого она нередко прислушивается к нашим и чужим разговорам, для этого она рисует. Но все тщетно. Ситуация изменилась. Мои слова «Делай то, что ты можешь. И не циклись на том, чего не можешь» уже не имеют веса, ибо от вдохновения Одри во многом будет зависеть наша жизнь. Ты спросишь, почему я мало говорю о себе? А я отвечу — не знаю. Рассказывать о себе нечего. Я тревожусь, мне трудно и страшно. Я бы хотела вернуться назад во времени и не дать случиться всему этому. Но мы живем в этой версии реальности, и к ней надобно подготовиться. Пусть Одри гонит меня прочь, потому что я раздражаю её, я продолжаю наблюдать за ней. Ночью и днем, пока она не видит. Как сторожевая собака. Что я чувствую? Беспомощность, грусть. Я готова идти вперед и бороться, как раньше, однако многое я не в силах поменять и сделать лучше. Мне кажется, я зря волнуюсь, а с другой стороны — меня пугает, что Одри так легко общается с Василисой, будто совсем не боится. Или боится, просто скрывает это. Ведь очень сложно не бояться, когда на кону твоя жизнь и смерть, которой ты невероятно боишься. Я стараюсь не обижаться. В конце концов, мы все ещё общаемся, пусть и реже, и каждый раз, когда я якобы ложусь спать, я чувствую, как Одри жмется ко мне, и её голова утыкается мне в спину или грудь. Но мне… мне так хочется все это исправить! Чтобы все стало как раньше: только мы вдвоем, даже без наших друзей! Чтобы не было никаких клятв и обязательств, чтобы можно было не подстраиваться под кого-то и идти в своем темпе. Спать… Как я хочу спать…Часть 6
Обычная студия закончилась. Мы нашли реку. А я не спала уже три дня, хотя, думаю, надо бы уже перестать так сильно беспокоиться. Василиса не собирается никого из нас убивать, никто из черных не ослушается её приказа. Вот, уже Гетти стала замечать, что у меня круги под глазами, как у панды, и они с Захаррой придумали новую шутку. Джейк хмуро глянул на меня, и этот взгляд был острым, как меч, будто я его сильно обидела. Возможно, он просто был не в духе, но мне стало неприятно. В итоге я все-таки поспала. Когда я поняла, что либо потеряю сознание, либо сразу умру, я перед дорогой крепко задремала, надеясь, что никому не взбредет нападать на нас именно сегодня. Это был глубокий, странный, полубредовый сон, детали которого выветрились сразу как я открыла глаза. Помню лишь, что меня мучила жажда, и я умирала — жизнь капля за каплей покидала меня. Я чувствовала, что что-то подходит к концу. Все подходит. Я, мои друзья, наши враги и наши судьбы, это невероятно долгое путешествие — все кончается там, возле древа, на котором я, кажется, висела. Очень надеюсь, что это не пророческий сон, потому что мне редко снятся такие сны, а ещё я их очень сильно не люблю. Они как бы говорят: «Что бы ты ни делал, все может случиться и вот так. А если я приснюсь тебе больше одного раза, то пиши пропало!». Правда, проснулась я все равно с запахом гари в носу. Затем я поговорила с Ореолой. Она, едрить твою налево, сидела прямо на границе между лагерями и смотрела прямо на меня. Наверное, ждала, когда я проснусь, чтобы плеснуть в меня своего яду и начать нападение, хотя я тут же напомнила себе, что это глупо, глупо все, о чем я тогда подумала. Да и вообще думала глупо, позже поняла я. Ну, в общем, мы с ней поговорили. Она была все такой же саркастичной и острой на язык, какой была и в Ордене, только тогда у неё была семья и друзья, с которыми она была близка с самого детства, её никто не считал преступницей, напротив — её все уважали за непробиваемый уверенность в победу и в себя в частности. Ореола спросила, как там в Ордене, а я к собственному удивлению выдала все как на духу. И о том, как Санкт-Эринбург пытались восстановить, и о том, как обнаружили пару новых миров, откуда понабирали рекрутов… даже поделилась парочкой баек! Вот помнила ли она Ракету? Конечно, помнила, как его, блин не помнить, это сранный говорящий енот с огромной пушкой, который сквернословит лучше любого из нас! Так я к чему… Он недавно стал фигурой нон-града у эльфов Энии за дерзкое ограбление их тысячелетних запасов вина! Мы вернули им… почти все… за исключением, приблизительно, пятиста бочек, впрочем, кто будет считать, правда? Так уж получилось, что весь следующий день и после все Рыцари только и говорили, что о былых и нынешних временах. Они сперва нехотя, не глядя друг на друга, припоминали и поправляли ошибки друг друга, но после обстановка будто разрядилась, и мы вспомнили, что, в сущности, все одной породы. Да, с разных планет и из разных вселенных, да, с разным жизненным опытом. И все-таки все мы носили форму и служили одному человеку, всем нам пришлось адаптироваться в новых условиях и все мы дали обет — защищать все звезды, как свою собственную звезду. Было в этом все нечто… особенное. Будто я… нашла то, чего мне не доставало? А не доставало мне не форм и мечей, не бюрократии и смертей, нет, как я уже говорила — от этого я наконец решила уйти, так как хотела начать новую жизнь. Но я нашла то прошлое, которое любила обсуждать вместе с Генри. Тот хаос, анархию, когда люди из совершенно разных мест собрались в одной комнате и начали орать, что-то рассказывая, ругаясь и смеясь, и все это разом. Та ситуация, когда ковбой может встретиться с пришельцем, маг поржать с супергероем, говорящая деревянная игрушка обматерить укатывающегося со смеху демона, а живой скелет рассказать каламбур превратившейся в человека пони. Это ушло безвозвратно. Мне так казалось до сегодняшнего дня. И это вернулось, успокоив мою душу. Людям ведь не обязательно всегда друг друга ненавидеть, правда? Иногда, на Рождество, и две противоборствующие стороны могут вместе сыграть в футбол, и мы, охваченные светом костра, порассказать друг другу разных историй и вспомнить старое.Часть 7
В стороне оставались только Эллисон, Том, Захарра и Одри. Они слушали, но не вникали, ведь не понимали, как нам это важно. И я не сразу заметила, что Василисе тоже все равно… Или даже больно. Мы остались врагами и все ещё не доверяли друг другу, но нечто между нами треснуло, двинулось с места. Я старалась не спать как можно больше, старалась много не говорить с ними, наблюдать за своими друзьями. Настороженность никуда не пропала. И… сложно сказать, начать. Это, наверное, лично мои проблемы, и это в самом деле глупо и смешно. Я как-то раз увидела, как Василиса зовёт к их костру Одри, и она была так добра, что и мне захотелось поверить в искренность её намерений. Мы с Одри переглянулись, а потом она пошла — вот так просто. Взяла, переступив черту, и села рядом с человеком, который жаждал её смерти, и Василиса начала что-то расспрашивать её, и я услышала: «Мы уже несколько дней путешествуем, и никто друг другу не пленник, и вы, похоже, не такие говнюки…». Одри фыркнула весело, по-настоящему весело. Она взглянула на Василису, и глаза у неё блеснули. «Вы тоже ничего», — сказала она. Боялась ли она? Возможно. Возможно, в глубине души, ещё боялась, как затравленный зверь, как тот самый человек, которого накрывала паническая атака, едва он видел волчью символику. Только она стала привыкать. А ещё она верила в людей, ибо даже когда мы встретились в бою, она не сразу напала на Василису. Она пыталась её переубедить, дать понять, что не враг ей. Василиса начала спрашивать, потому что никогда не вдавалась в подробности её жизни: почему рисует, почему жила в Бостоне и устроилась в студию Нейтана Арча и другое. И Одри отвечала и сразу задавала свои вопросы. Между ними, думалось мне, тоже таял лед. Но мне от этого не весело. Мне больно, и это глупо, глупы все те мысли и фантазии. Можно быть решительной в бою и в отношениях, но как решительность поможет здесь, когда ты видишь, что твой любимый человек, до этого отдалившись от тебя, пытается узнать ещё одну душу. И не просто какую-то, а… Василису Огневу. Чертову убийцу. И ведь почему пытается узнать? Не просто из-за договора. А потому что они с Василисой похожи: и как волк и бабочка друг на друга похожи, и как две капли воды. Что-то было в них обеих непостижимое, поломанное. Тяжелая судьба? Вера в людей, которая пропала в Василисе, но не пропала в Одри? Верность клятве? Хер знает. Думаю, стоит лечь спать вместо того, чтобы накручивать себя. Могу только сказать, что поступку Одри удивились все наши, а Захарра с тех пор как увидела Василису, приглашающую Одри к своему костру, ни с кем не говорила и притворялась спящей. Глупость… глупость. Если это ревность, то необоснованная, смешная ревность, ведь только болван всерьез будет строить догадки, возможна ли взаимная симпатия между чудовищем, пусть и с сердцем, и девушкой, способной пожертвовать собой ради спасения даже одного человека. Пока, дневничок. Буду думать.