Тройная доза красных чернил

      Одри и Фриск выволокли из палатки, спрятав за спинами вышедших якобы на перекур Портера, Бориса и Алисы. Едва они оказались снаружи, девушки скрылись в тени, и Одри без сил облокотилась о воткнутый в пол штык с флагом феникса. Она только что сказала Фриск, что ничего не получится, они стали спорить, было решено сделать перерыв. И теперь Фриск выжидающе смотрела на Одри, которая чувствовала себя несчастнее, чем когда либо. Надежда лежала так близко, и оказалась настолько хрупкой, а её осколки — такими травмирующими!       — Не выйдет, — сказала Одри снова. — Бобина нам не подчинится.       — Почему? — упрямо спросила Фриск, как будто не видя, как плачет возлюбленная. Нет, все она прекрасно видела, но слезы Одри впервые не смывали уверенность в своей правоте, не заставляли решимость тухнуть и отступать. Теперь они подкрепляли веру девушки в правильность своего ответа и своих намерений. Одри скорбела по Чернильному Демону, Фриск тоже. И именно это заставляло её идти вперед, вгрызаться в надежду, как утопающий в плавающий неподалеку плавник: они обе любили упрямого, заносчивого и ворчливого Харви и презирали Темную Пучину за его смерть.       — Потому что моего брата больше нет! — взорвалась Одри, и её крик оказался громче, чем хотелось бы. Она закрыла рот ладонью, зажмурилась, выдохнула… и продолжила тихим, дрожащим голосом: — Он был как замочная скважина от ключа. Зачем «Конец», если его некому показать? Поэтому… ты это оставь. Это не настоящая надежда. Это желание принять желаемое за действительное.       — А что, если нет? — не отступала Фриск. — Зачем тогда твой отец сказал мне ту фразу?       — Не знаю и знать не хочу, — теперь её глаза горели зло, в точности отражая огонь, разрастающийся в груди. Глядя на Фриск, как всегда феноменально спокойную, уверенную в себе так, как не была она уверена все последние дни, болезненную, но готовую снова бороться, Одри ощущала и злость, и щемящую радость. Её выводило, бесило это непробиваемое упрямство, эта решимость сделать невозможное — выпить море, сорвать луну с неба, найти конец вселенной, — и одаривало неожиданным приятным теплом при мысли, что рядом с ней такой человек. Человек, который поверит в то, что можно открыть запертую дверь без ключа.       Но одна мысль об отце… Боже… отец выворачивал её наизнанку, вспарывал душу, убивал искры света, едва родившиеся и проросшие, как семена в земле. Слово «отец» возвращало её в день, когда она узнала правду, и отныне Джоуи Дрю ассоциировался у неё с человеком, пытавшимся убить её. И потому Одри не верила и отказывалась верить, что он может быть прав, что способен… способен помочь.       — Не глупи. И не совершай очередную страшную ошибку, — Фриск смотрела на неё, не мигая. — Мы обе много ошибались, и сейчас у нас появился реальный шанс все исправить. Переиграть судьбу, как того хотел Джоуи Дрю. Мы вернем погибших, и никто не станет сражаться, ведь именно из-за мести за убитых Рыцари и пришли. Мы вернем наших друзей, и ганза снова соберётся, а ты снова увидишь Харви…       Фриск не слышала. Не хотела слышать. Это и доводило Одри до слез.       — Как ты ещё не поняла? — ощетинилась она, и её проткнуло смертоносным лезвием дальнейших слов, сказанных собственными губами: — Его. Больше. Нет! А если нет Чернильного Демона, нет и возможности запустить магию бобины в действие!       — Но есть ты! — девушка с ножом не растерялась. — Сестра Чернильного Демона, создание из чернил, имеющее неимоверно сильную связь со студией. Напомни, что Харви сказал перед смертью. «Теперь ты»? Может, он передал тебе свои силы или ту их часть, отвечающую за перезапуск, может, тебе нужно увидеть «Конец» вместо него?       Одри стиснула зубы. Боль утраты, словно из сердца вырвали огромный, важный кусок, запульсировала на месте пустоты, оставленной Харви. Он бы, без сомнений, сделал все, что от него требуется — теперь она не сомневалась в нём ни на миг, ведь видела, как Харви рисковал собой и был готов погибнуть за приобретенных друзей и семью. Если Джоуи и был когда-то близок к истине настолько неоспоримой, то в день, когда снова встретился с Чернильным Демоном и сказал, что за его спиной его друзья — как за каменной стеной. Но Одри была из другого теста. Она также могла защитить любимых, только её едва хватало на это. Она была не стеной, скорее стеклянной призмой, бьющейся от дуновения ветра. Её мозги превратились в кашу, её тело — в изрубленный, неуклюже слепленный заново фарш. Без Харви она не сумеет делать все, что могла раньше.       Одри ничтожество, и это вовсе не преувеличением и тем не менее, она не сдастся. Она продолжит борьбу. Только не станет хвататься за соломинку, видеть в мираже настоящий оазис, не посмеет отныне убедить себя в том, чего нет и никогда не будет. Призрачная надежда — обман, злая шутка, которую Одри сыграет с собой, как и раньше, если не найдет другого, рационального решения. И от того она удивилась и даже расстроилась, поняв, что Фриск предлагает ей нечто подобное, будто поменялась с ней местами.       — Перестань тешить себя надеждами, вот мой совет, — совладала с собой Одри. — Я очень ценю, что ты не унываешь и всегда ищешь способ поддержать наш боевой дух. Но… это всё. Чернильный Демон и бобина были неразрывно связаны, теперь эта связь пропала. Мы не сможем воскресить погибших. Ты не сможешь, — она отошла от Фриск, отвернулась, обнимая себя за плечи. — Нам нужен другой вариант.       — Другого нет, — неожиданно жестоко прозвучал голос Фриск, и Одри невольно вздрогнула, словно на неё только что накричали. — Как ты этого ещё не поняла? Темная Пучина всемогуща в этих стенах. Она не пришла за тобой только потому что хочет поразвлечься, восстановить силы, узнать, как поживают потерянные в других частях студии. И не убила тебя, как ты сказала, лишь потому что она хочет над тобой поиздеваться, а потом «высосать из тебя жизнь и стать тобой». И сейчас ты делаешь именно то, что она хочет. И знаешь, в чем парадокс?       — В чем же? — будто горло остекленело и наполнилось пенопластом, спросила Одри. Остатки её сердца трещали. — Говори, не тяни.       — Ты и сама не понимаешь, что пляшешь под её дудку, — осмелилась сказать Фриск. — Она убила Чернильного Демона, который казался нам бессмертным. Расправилась с сотнями сражавшихся здесь, на этом месте. Довела многих до безумия и самоубийства. Создала армию чернильных монстров, хотя была ослаблена заклятиями Джоуи Дрю…       Одри издала судорожный, отравленный яростью вздох. Видно, до неё ещё не дошло, кто на самом деле разозлил Темную Пучину, от чего она так кроваво расправилась с их друзьями, от чего принесла им самим столько страданий. Должно быть, думала Одри, видя перед собой ту же сцену, что и раньше — истекающее чернильной кровью тело Харви Дрю, — эта дура не поняла, никогда не поймёт, что, сбежав из Места Мертвых Огней, она уязвила гордость Темной Пучины, и этого оказалось достаточно. Одри пляшет под дудку Шепчущей? Да. Но Шепчущая поплатится за это. Поплатится за кошмары, рисунки, нарисованные в трансе, за всех убитых, за горькую правду, разбившую Одри сердце.       — Она, прости за жаргон, сранная «имба», — продолжала Фриск. — И единственное наше оружие против неё — время. Перезапустим его — и вернём Темную Пучину в её клетку, а заодно сделаем то, что очень хотим: вернем тех, кого потеряли. Не дадим Рыцарям рассориться окончательно. Дадим второй шанс тем, кто этого заслуживает… да избавимся от Путаницы, наконец! Харви вернётся, и все придет в норму. Этот мир будет спасен!       — Но бобину ты не запустишь, как бы этого ни хотела! — прорычала Одри и сделала шаг вперед, к Фриск. — Во мне нет ничего от Чернильного Демона. Он мне ничего не передавал. И я не сдалась! Я буду искать другой способ, пусть Темная Пучина, как ты сама и сказала, всесильна. Всего мы не исправим, но убить её попытаемся.       — Как именно? — улыбнулась Фриск. — Ты знаешь, где найти меч, способный разрубить эту тварь на кусочки? Знаешь, как твой отец в первый раз заковал Темную Пучину? Нет, сильно сомневаюсь. Может, наши с тобой способности помогут в борьбе? Тоже нет. И ты, и я знаем, что наши силы помогали в боях с рядовыми противниками или оттягивали неизбежное. Но этой спирали не хватит, — она указала на спираль, а потом — на свое загоревшееся у груди сердце. — И этого не хватит. Остаётся бобина и — да, да, да! — призрачная надежда, что слова твоего брата что-то да значат. Ведь в тебе его душа. У вас с ним схожие способности. Вы оба дети своего отца. Не помню, говорила ли, но мне же еще такой сон необычный снился… Иггдрасиль и мы втроем, и ты в таком красивом белом платье и с тиарой на голове… тиара была чернильная, и она будто всегда меняла форму, переливалась, как чернила в крохотных кровеносных сосудах. И… в общем, может это был пророческий сон? Иггдрасиль же я увидела, поняла, что хочу на него залезть — не должна, а могу, ведь судьбы, по правде сказать, никакой нет… и тебя увидела. Увидела в образе настоящей королевы. И Харви рядом с нами. Может, это тот вариант будущего, где он воскрес, а ты обрела настоящую свою мощь, ведь не зря же Джоуи тогда вручил особый экземпляр «Иллюзии жизни»… Он видел тебя своей наследницей, единственной здесь по-настоящему главной.       От её потока мыслей зарябило в глазах и распухла голова. Одри отшатнулась, схватившись за лоб, постаралась абстрагироваться и не слышать. Ей хотелось верить. Хотелось верить, что это возможно — Джоуи все предусмотрел, а может, так выпали карты, всего лишь несколько случайностей встретились и привели к новой вероятности. Хотелось верить, что, найдя бобину, запустив её перед Одри, они отменят все случившиеся ужасы и начнут сначала. Вернут чернильному миру стабильность. Остановят войны. Не дадут умереть тем, кто не заслуживал смерти. Одри хотела верить в её слова, уверовать — да, она здесь сильнее и главнее, в её власти все изменить, ведь вся эта долгая история будто к этому и вела.       — Это плохой план. Плохой, хлипкий, ненадежный, — взглянула Одри на Фриск. — Обычно, когда мы на что-то надеялись и принимали это за план, все шло наперекосяк.       — А у тебя есть предложение получше?       — Нет, — призналась Одри и зажмурилась. — У меня ничего нет. Ни одной идеи. Но я знаю, что буду сражаться до последней капли крови, — и это была правда, знала Одри. Будущее, о котором она грезила, невозможно после всего случившегося, так как отныне все выжившие должны положить жизнь ради мести, ради победы. Темная Пучина, сущность, природа которой до сих пор оставалась туманна, месяцами строила козни против Одри и Харви, ломала, пыталась раздавить. Она посылала свист, предвещающий возможную скорую гибель, покопалась в её мозгах и вырыла из них самые жуткие, потаенные страхи. Это она заставила Одри страдать от панических атак. Она накрыла её тьмой, так похожей на ту, в которой пребывали многие её друзья и знакомые. Те, что убили себя, те, что убивали, бумерангом возвращая миру причиненную им боль, те, что исчезли в наваждении, за которым таилась бескрайняя пустота, где находятся не живые и не мертвые.       Одри собиралась убить Темную Пучину «гентом», Серебром, Темными Знаниями и силой души. Яростью и горем. Вот так, без плана, без надежды, ибо надежда, особенно та, которую предлагает Фриск, губительна в своей лживости.       — А у меня есть, — Фриск обошла её, чтобы снова посмотреть в лицо Одри. — Дырявый, да. Но другого нет. Тем более, это ещё не все, — она прочистила горло. — Никто не должен нам мешать. Значит, все Рыцари должны уйти, включая Рэн, Захарру и даже Эллисон. Но они не будут сидеть без дела, потому что им предстоит обдурить Короля-Феникса и помочь нам выбраться, когда все кончится…       Она не успела ничего объяснить. Одри застыла, переваривая информацию, хотя хотела толкнуть её, спросить, какая муха её укусила, раз она предлагает нечто подобное. Одри была в праве напомнить ей, что, что бы они ни делали, все шло через задницу, что подруги ни за что не согласятся, что они вдвоем, оставшись в студии, наверняка погибнут, что не решен ещё вопрос с Ключами… и тут она услышала голос Эллисон.       — И какая у нас роль? Грохнуть старого маразматика в короне? — Фриск остолбенела, глаза стали большими, как две карие луны, и она подпрыгнула, разворачиваясь к подруге. Она уже хотела сказать, что это не то, что они подумали, но Эллисон остановила поток бессмысленных слов из её рта взмахом руки. Рядом с ней стояли Захарра и Рэн. Хуже того — с ними вместе находились Алиса, Борис и Портер. — Нет, правда. Что ты удумала?       — Вы должны деактивировать квантовый туннель, через которые Рыцари сюда и прошли, — промямлила Фриск через пару секунд борьбы со страхом. — Захарра же должна воспользоваться классическим способом перемещения и отправиться на Эфлару или Осталу, оттуда в Расколотый Замок и благодаря своей магии помочь нам с Одри вернуться. Чернильная машина уничтожена, квантовый туннель тоже помрет, поэтому неизвестно, что с нами случится при перезапуске. Ну а самое важное… Ключи. Мы должны обмануть Цунами, обмануть всех и оставить Ключи здесь, по крайней мере, до момента, пока все умершие не вернутся. Мы должны заморозить конфликт, пока не поздно. Остаётся только придумать, как это провернуть под носом Фитца.       Одри закусила губу. Продолжение понравилось ей ещё меньше, но она поймала себя на мысли, что звучит все логично. Уничтожив все пути отхода, они не дадут Рыцарям вернуться в чернильный мир, а Темной Пучине выйти из него. Никто друг другу не станет мешать. Захарра же, как и тогда, в прошлом, воспользуется магией Расколотого Замка, находящегося в безвременье, и попытается вытащить девушек из западни, как сделала однажды с Чернильным Демоном. Эллисон хлопнула в ладоши и потерла их друг о друга. Ключи же останутся здесь… и останутся даже после перезапуска. Но, возможно, Захарре удастся переместить их вместе с Одри и Фриск.       — Классический способ?       Ничего не говоря, Фриск достала из кармана штанов то, о чем Одри также благополучно забыла. Колбочка с месячной кровью, добытая Лунной Звездой и оставленная у Алисы Ангел специально на случай, если Одри придется бежать. Фриск улыбнулась уголками губ в точности, как Алиса, при виде крови довольно ухмыльнувшаяся, и заявила:       — Об этом ты в своей истории не упомянула, должно быть, забыв. И никто её не заметил, кроме меня. И я решила её забрать. Ну так, на всякий случай. Теперь ты убедилась, что я не так проста, как кажется?       С этими словами она бросила колбочку Захарре, и та спрятала её за пазухой. По взглядам и выражениям лиц собравшихся создавалось впечатление, что они все всё решили. Как бы опасно ни звучал план Фриск, они решили принять участие в этой авантюре. Вопреки рискам. Вопреки здравому смыслу. Как давным-давно Одри, попрекая риски и здравый смысл, отправлялась на поиски приключений, доверяла тем, кому доверять не стоило, и старалась сделать мир лучше. И она с ясностью поняла: она тоже давно готова перевернуть жизнь в последний раз, поставить на кон будущее, дабы спасти настоящее, и нырнуть в поток чернильных, опасных приключений, где ждут её новые ранения, новые места, новые возможности. Единственным сдерживающим фактором был Харви, образ которого преследовал её, медленно высасывая силы и веру, с какой она вернулась из Предела. Одри не желала становиться на его место, боялась попробовать и проиграть. Ведь Темная Пучина не армия не мертвецов, не Василиса, не Уилсон. Она страшнее. Больше. Смертоноснее.       Борьба с ней бессмысленна, как ненависть к горе или перекрикивание грозы. С ней невозможно сражаться, как невозможно сражаться с собственной тенью. Но можно попытаться вернуть время вспять, здесь, в удивительном пугающем мире, созданном из великолепной наивной мечты и извращенного ума, такое было возможно. Здесь были свои злодеи и герои, законы, которые можно и нельзя нарушить, и все, казалось, действует по единому принципу — все возможно, нужно лишь поискать.       Эта мысль пробудила в сознании Одри дремавшую, полумертвую мысль о том самом хорошем будущем, к которому она стремилась с тех пор, как вышла живой из боя с мертвыми. Она уже когда-то давно поверила, будто обыкновенная бобина способна заставить время пойти в обратном направлении и стереть все смерти и совершенные ошибки. И она не разочаровалась. Своими глазами Одри видела, на что способна заточенная в «Конец» сила, ощутила её жар в себе, истлела и вернулась туда, откуда начала. Тогда она справилась. Она была сильнее, увереннее, ведь на её стороне были Фриск, Эллисон, Том и Генри. Двоих из них больше нет. Они потеряли многих, устали и могли бы сдаться. Той же Фриск, считала Одри, давно пора опустить руки: мать будто не замечает её, привычный мир рассыпается на части, друзья стали врагами, люди, ставшие почти родными — убиты. Но она ещё стоит и убеждает Одри в возможности изменений. В том самом изменении, на которое способна Одри.       — За неимением других вариантов мне нравится этот, — подала голос Рэн, и пусть она никак не показала — в глазах у неё тлела надежда переиграть партию и вернуть любимых к жизни. Одри вспомнила, как та жалась к «Белым Плащам», как дружески подтрунивала Марка и Стивена, как заботилась о Гетти и как влюблённо смотрела на Тэмсин. Захарра кивнула — её взгляд все также не говорил ничего конкретного, но и она, судя по всему, уже знала, что пойдёт за Фриск. Или, вернее, в Расколотый Замок, исполняя свою особую роль. По Эллисон все было ясно и слепому: она вся тряслась, усмехаясь, уцепившись за ниточку, которая, если потянуть сильнее, вырвет её лучшего друга из небытия.       — Да! — вскрикнула она, ударив кулаком о ладонь. — Давайте сделаем это! Часть расскажем вашей этой бой-бабе, часть оставим при себе… Ох, какой сюрприз их ждёт, скажи!       Подверждая её слова, Рэн кивнула.       Портер переглянулся с Борисом и шепотом произнёс:       — Похоже, друг мой, здесь зреет заговор внутри заговора! Ух, как интересно!

***

      Три костра погребальных костра, вдоль которых сновали Захарра и решившийся помочь Борис, занялись, взорвались столбами яркого, жаркого огня. Фигуры, стоявшие рядом с ними, словно окаймленные мглой отскочившие искры, печально взирали на тела, тела, которые огонь жадно пожирал. Одри глядела на них, видя при том, как горели другие два трупа, и думала, от чего же огонь для них так важен, почему она стоит здесь, смотрит, как их друзья превращаются в пепел — и не ощущает ни горечи, ни жгучей несправедливости. Перед похоронами она подошла к Марку, чью голову Рэн лично пришила к шее, чтобы не пугать остальных, и поправила его растрепавшиеся темные волосы. Поблекшего взгляда больше не было — Рэн закрыла ему глаза. И тогда в Одри поселился холодный комок из чернил, и он периодически вибрировал, дышал, говорил. И пел. Пел, выстраивая слова в стихи, красивые только в мыслях.       Рядом стояла Алиса. Чуть поодаль — Фриск и Эллисон, о чем-то тихо переговаривающиеся. Всего здесь стояло человек восемь, и если для пятерых из них попрощаться с погибшими друзьями стало делом чести, то что здесь делали Портер, Борис и Алиса, оставалось загадкой. Возможно, для поддержки — ведь Одри и Фриск для них были не чужими, да и Борис приютил ганзу на время, и Портер боролся за Эллисон, когда та получила свои ожоги. Недавно они договорили с Цунами, озвучили часть плана, умолчав о грядущей краже Ключей и о том, что последует потом. Ещё Одри вновь встретила странную высокую девушку с чешуей, и их взгляды встретились, будто каждая хотела другой что-то сказать, и между ними завибрировал посеребренный воздух. И сейчас Одри думала об этом и понимала, как же ей все надоело. И как она устала.       — Я нашла Сашиного друга, — сказала Алиса, глубоко вздохнув.       — Поздравляю, — проронила Одри, глядя на огонь. — Как поговорили?       — Он не поверил сначала. А как поверил — обещал снести Шуту голову. Его потом угомонил друг, странный такой, знаешь…       В иное время Одри выяснила все подробности, но сейчас её интересовала только авантюра, на которую она согласилась, с которой не соглашалась, которая недавно раздражала и пугала, сейчас — не вызывала никаких чувств. Она прибывала в размышлениях, ведь, как бы против ни была, решила принять участие в плане Фриск. Она думала, почему сделала это и какие чувства возможность победить Темную Пучину (или погибнуть от её руки) вызывает теперь. И приходила к пониманию, что всегда была согласна с Фриск и, более того, всегда знала — чем все началось, тем и закончится. Бобина исчезла, перестала быть нужной, и все о ней забыли. Одри помнила, что сражалась за неё, за шанс одолеть с её помощью Чернильного Демона, но в такие моменты не думала о бобине, как о реальном предмете, который все ещё где-то в студии. И сейчас она понадобилась. Её нужно найти, запустить, использовав по назначению, и все это до того, как Темная Пучина обо всем прознает. Пугало ли это Одри? Тоже нет.       Оказывается, она давно для себя усвоила: больше у неё ничего нет, и рисковать, соответственно, нечем. Зато есть настоящий план, и он действительно может привести их к победе.       — Жаль, что все так обернулось, — услышала она Алису и задумчиво кивнула. Задумалась она о том, почему Алиса продолжает с ней говорить. — Твой брат показался мне хорошим. Мы с ним не ладили, конечно, вечно хотели друг друга убить, но… рядом с тобой он преобразился. И если бы он выжил, думаю, сражался бы рядом с тобой, — Одри представила, как бы все изменилось, окажись Харви жив. Воспоминания о нём принесли ещё больше мучений, выворачивая душу наизнанку, и она попросила Алису не сыпать соль на рану. Вышло тихо, потому что Алиса не замолчала и стала громче. — Скорбь разъедает изнутри, но нельзя забывать, что сам ты ещё жив, и у тебя есть шанс прожить эту жизнь правильно. Мы с Портером и Борисом пришли сюда, потому что были живы и чувствовали ответственность за произошедшее. Когда Темная Пучина освободилась, мы сразу это поняли и помчались к вам. Ведь… — она закатила глаза. — Ведь всегда есть за что драться.       Одри поёжилась, словно оказалась там снова: в грудной клетке, в которой билось гигантское чернильное сердце, где вихрем теней металась Темная Пучина, неспособная покинуть комнату, заговоренную пентаграммой и неизвестным заклятиям, заточившим её дух в перевернутую вниз головой деревянную статую. Ей вспомнились слова Темной Пучины о любви Харви. Как там было? «Тебя никто никогда не полюбит таким, какой ты есть», «Ты никогда не будешь властен над своей судьбой, как никогда не будешь властен над своим сердцем». Мерзкая полуправда-полуложь оцарапала Одри, и жалость к брату стала почти нестерпимой. Она будет драться за него. И за всех тех, чьи тела горят в огне погребальных костров. И за саму себя будет драться, ибо знает, чем это чревато. Глубоко в душе она всегда знала, что создана для Темной Пучины, как подношение, как… дитя, которого у неё никогда не было и не будет. В некотором смысле она была её дочерью, и их пугающая темная связь ощущалась физически. И благодаря ей Одри знала кое-что ещё — когда Темная Пучина с ней покончит, она в самом деле заберёт живое чернильное тело себе и попытается войти в реальный мир.       Одри потеряет себя. Потеряет родных.       Она обернулась. Увидела Фриск, разговаривающую с Рэн. Она положила ей на ладонь елочную игрушку в виде двух голубей, сжала её безвольные пальцы на даре и прошептала нечто, адресованное одной Рэн. Затем увидела, как от них отходит, дабы снова вернуться, Захарра, и та крепко прижимает к себе обеих. Одри кивнула Алисе, подошла к подругам поближе. К Фриск она почти прижалась боком, уткнувшись плечом в плечо, и их взгляды пали на обуглившийся черный силуэт в пламени. Они не проронили ни слова. Каждая думала о своем. Фриск — о том, что делать дальше, как им осуществить задуманное и что ждёт её в ближайшее время и в далёком будущем, когда путешествие продолжится. Одри — о том, что всегда есть, за что бороться. И всегда есть, что терять.       — Другого плана все ещё нет? — решила она уточнить.       — Вариантов нет, — поправила Фриск. — Нам все талдычат о свободе выбора, якобы из любой ситуации есть выход, но, как у нас часто и бывает, вариантов, по факту, мало или их нет вовсе. Так вот, это такой случай. Или предлагаешь просто ждать, когда Темная Пучина нападет первая, и надеяться её победить с тем, что у нас есть?       — Нет, — покачала Одри головой и созналась: — Я просто боюсь.       — Чего же? Давай, колись. На человека, который боится смерти, ты уже не похожа. Но и терять, как я уже сказала, нам нечего. Умрем так умрем.       — Я тоже так думала. Думала, наша прошлая жизнь окончательно рухнула, и остаётся только пасть смертью храбрых, — сказала она. К ним с другой стороны от костров приближались Рыцари: и люди, и монстры, всего их было десятеро, и все они направлялись к ним. К девушке с ножом, которую любили, ради которой пришли сюда и позволили втянуть себя в очередной трудноразрешимый конфликт. Харви опять вошел в её сны наяву: под действием глушащих способности аппаратов Чернильный Демон превращается в Бенди; Бенди прыгает на кровати в отеле; Харви и Одри лежат на траве, деля одно тело на двоих… И Одри снова подумала: всегда есть, что терять.       — Фриск… — на выдохе произнесла она. — Я выпустила Темную Пучину, мне же с ней и разбираться. Я не хочу, чтобы ты уходила. Я желаю окончить этот путь рядом с тобой, как мы и планировали, как обещали друг другу. Больше никогда не расставаться, попробовать придти к общему будущему, где у нас, может, получилась семья. Но я не хочу, чтобы ты пострадала, — Одри почувствовала, как щеки наливаются кровью и горят, и девушка смущенно, стыдливо зарылась пальцами в волосы на макушке. — Я считала, терять мне нечего. Харви умер, отец умер, Генри умер, ганза, по сути, распалась, мир и вся вселенная в хаосе… А теперь я понимаю, что, если я потеряю ещё и тебя, то действительно перережу себе горло или позволю себя убить.       Она выдохнула. Рука Фриск теперь лежала на спине, успокаивая.       — Я не стану бежать. Не стану трусить. Если придется погибнуть, так тому и быть. Но ты… Прошу, не заставляю, не приказываю, не умоляю, прошу — поверни назад. А если же нет, то не рискуй собой понапрасну. Ты слишком много рисковала, слишком часто висела на волоске… Из-за меня, — Одри приобняла её за талию. Сердце разбухало в груди. От нежной, согревающей любви, от страха, холодящего кровь, от ненависти к существу, заставляющему все это говорить, надеяться на случай и верить в то, чего может никогда не случиться. — Не смогу простить себя, если… если все пойдёт не так.       — Куда ты, туда и я, — только ответила Фриск. Словно запас слов исчерпался, словно эти слова оказались тяжелы для неё. В глазах девушки отразились языки пламени, поджегшие влажный блеск в их карих стеклах, и Одри увидела слезы. — Мы в этом дерьме по уши, зато вместе. И я не стану уходить, попытайся ты меня хоть силой вернуть домой. Я хочу этого сама. Хочу покончить с этим также, как и ты, — она стерла влагу с носа. — Черт знает, как объяснить… Все звучит не так, как должно. Просто знай: я с тобой пойду до конца. Уйдёшь — догоню. Исчезнешь — найду. Вот.       Рыцари приближались, и все они оказались новыми и старыми знакомыми. Во главе с матерью Фриск они шли к ним, и Одри знала — должно быть, эти воины смотрят на них и гадают, что за желтоглазая грязнуля вертится возле их подруги, сестры, дочери и ученицы. Одни подозревали, другие знали, третьи только гадали. И шли они поговорить с человеком, когда-то их собравших, соединивших лишь сейчас проявившими себя связями. Одри прильнула к ней, её губы вжались в шелушащуюся щеку, будто Одри поцеловала чуть подмороженную землю, наделенную мягкостью человеческой кожи. Затем она отстранилась и прошептала:       — Я поняла тебя. Спасибо и… хорошего разговора.       — Одри, — не дав уйти, Фриск окликнула её. Секунду они смотрели друг другу в глаза, и в тех взглядах плескались и любовь, и тревога. — Если это такой новый вид признания, то… Я тоже тебя люблю. Мы справимся. Обещаю, — и направилась навстречу семье, оставив Одри думать над этим «Я люблю тебя», сказанным будто в первый раз.