Тройная доза красных чернил

      На улице царила настоящая зима без снега. Лед покрыл каждый камешек, который вложили потерянные в основание Города Полуночи, каждый бетонный столб, украшенный на конце мешковиной, дабы придать некой необычности и сложности столь простой конструкции, каждый металл, будь то обруч на двери или гвозди, вбитые глубоко в доски. Изморозь разлилась прозрачными и белыми пятнами по черепицам, по ограждениям, спасающим пьянчуг от неуклюжего падения в реку, покрыла, как тогда казалось, даже древесину. Иней увил окна красивыми в своей беспорядочности узорами, похожие и на застывшие во времени хвосты вьюг, настоящих земных вьюг, которые потерянные забыли как выглядят, и на белых гарцующих лошадей. Но не было снега: ни крошки, рассыпавшейся по гололеду, как мука, ни единой снежинки, прилипшей к фонарю.       Должно быть, с пробуждением Матери-Тьмы, известной также как Темная Пучина, в чернильный мир пришла зима. Она закралась в самые сердца, даруя кошмары и вечную, неприходящую тревогу, будто призрак мертвого прошлого приближался к тебе, неподвижному и беспомощному, шаг за шагом, дабы своим смертоносным поцелуем забрать твою жалкую жизнь. Это существо, эту женщину видели много и часто, и в последнее время каждый потерянный, живущий в стенах проклятой студии, знал: если ты видел странного вида леди в черном или, может быть, даже белом платье, больше похожим на ночную сорочку, если ты видел её пустой лик, бездонные залитые чернилами глазами или спущенные на лицо спутавшиеся грязные волосы — беги и не оглядывайся. И каждый потерянный знал: время сдвинулось из-за неё. Из-за неё в Городе Полуночи началась зима, из-за неё Бертрум плачет, сетуя на холод, от которого у него уже шелушится кожа, из-за неё в паучьих туннелях не осталось живых — все мелкие твари передохли из-за холода. Из-за неё в Городе Разбитых Мечт случилось столько странностей и происходят и по сей день: поговаривали, будто на руинах сгоревшего особняка видели силуэты, глаза чьи горели, как серебряные звезды.       В ту ночь никто Мать-Тьму не видел. Она не появлялась ни на улицах, ни возле канала. Один сумасшедший заявлял, будто видел, как она входила в какую-то богом забытую гостиницу, скорее напоминающую клоповник, но никто, включая хозяина, не заметил странную посетительницу. Вместо неё кое-кто вышел: чудная парочка, около десяти-одиннадцати дней назад заказавшая у него односпальный номер, и такой вид был у барышень — лучше не спрашивать, откуда они, зачем сюда пришли и на кой ляд им этот номер, вот именно с такой планировкой. Они редко выходили, почему хозяин всегда их замечал. Вот и тогда заметил: они попытались проскочить тихо, но одна вечно спотыкалась о полы плаща, другая тихо ругала первую за неуклюжесть. Он бросил им в спину: «Хорошо провести время, э… куда б вы ни пошли!».       Тех барышень звали Одри и Фриск, и они хотели напоследок, так сказать, перед смертью, хлебнуть жизни как следует. А значит, им очень был нужен хороший бар.