A Further Shadow Despite the Darkness

      Идриль не составила ему компании при возвращении в башню. Она отказалась даже пройти с ним до рощи, недовольно уставившись на него, фыркая и закатывая глаза, всем своим видом источая скептицизм, поэтому он ушел один. Он задержался на минуту возле танцующих, выискивая взглядом Орофера, но в этот раз ему не повезло. Орофер и Эммит куда-то исчезли среди деревьев. Так же поступило и немалое число других гостей, судя по свободному пространству, возникшему среди танцующих. На тропинке к стенам города тоже было ни души, и даже залы и коридоры Барад Эйтель казались пустыми и покинутыми всеми. Глорфиндель поднялся по лестнице на пятый этаж, перепрыгивая через ступени, не встретив никого по пути, и толкнул дверь в комнату Фингона.       Дверь качнулась в петлях, натолкнулась на что-то тяжелое изнутри, и отскочила назад, стукнув его по лбу. Он выругался, когда горячая белая вспышка мелькнула перед глазами и отразилась пульсирующей болью, которая побежала от макушки вниз по шее. Само собой, этот вечер должен был закончиться именно так. Он снова толкнул дверь, в этот раз осторожно, но настойчиво. То, что по звуку напоминало ножки тяжелого стула, заскрежетало по каменному полу, и наконец ему удалось достаточно приоткрыть дверь, чтобы проскользнуть внутрь.       Занавески балдахина над кроватью Фингона были плотно закрыты. Огонь в камине едва горел, и одинокая зажженная свеча стояла на прикроватном столике. Должно быть Фингон уже был в постели, хотя Глорфиндель был уверен, что слышал шум и голоса, пока толкал дверь.       — Финно? — позвал он.       — Что? — отозвался из-за занавесок голос Фингона после небольшой паузы. За этим последовал шорох и сдавленный смех.       — Ты в кровати?       — Конечно, я в кровати. — Занавески слегка расступились посередине, лишь настолько, чтобы Фингон мог просунуть голову.       Глорфиндель прикусил язык, чтобы не задать лишнего вопроса.       — Прости. Я имел в виду, ты уже собираешься сейчас спать?       — Нет, — ответил Фингон.       Снова послышался приглушенный смешок. Глаза Глорфинделя метнулись к изножью кровати, скрытому за занавесками.       — Здесь кто-то?..       — Мардериа, — кивнул Фингон.       — Кто?       — Мой целитель.       Фингон отодвинул одну из занавесок, являя силуэт мужчины, полускрытого в тени, стоящего на коленях с краю матраса. Он был полностью одет, хотя сам Фингон, как Глорфиндель мог теперь видеть, был лишь в свободных бриджах.       — Почему он… почему твой целитель у тебя в постели?       — На моей постели, — лаконично поправил Фингон. — И я думаю, вы двое не были представлены друг другу как положено. Лаурон, это Мардериа, мой целитель. Мардериа, это Лаурфиндиль, мой камердинер.       Мардериа наклонился вперед, и Глорфиндель мог рассмотреть его лицо в колеблющемся свете свечи. Он уже встречал его раньше в башне, в коридорах или во дворах, но никогда не знал кто это и чем занимается.       — Так или иначе, — продолжил Фингон, — это совершенно невинная ситуация. Я повредил плечо на тренировке сегодня днем. Потянул мышцу, довольно болезненно. Мардериа здесь чтобы сделать мне массаж.       — О, — сказал Глорфиндель. Он посмотрел на Мардериа, а потом снова на Фингона, переводя глаза с одного на другого. Оба они, казалось, избегали отвечать на его взгляд. — Что ж, если вы заняты, я думаю, что должен просто…       Он неловко повернулся и направился обратно к двери, обойдя стул, который все еще заслонял проход.       — Да, Лаурон, пока ты не ушел…       Глорфиндель остановился и через плечо обернулся на Фингона.       — Возьми кошелек с деньгами из моего стола. Тебе нужно будет сходить на рынок утром и купить замену тому маслу, которое ты разбил.       Он поморщился от напоминания; ему почти удалось забыть собственную глупость и неловкость, и все, что за этим последовало.       — Конечно. Извини, Финно. Я найду для тебя новое.       — Апельсиновое масло. Только апельсины, без добавок.       — Я знаю.       Насколько мог быстро, он выхватил кошелек из стола Фингона, и покинул комнату прежде, чем тот успел сказать что-нибудь еще. Он плотно закрыл за собой дверь, и был уверен, что слышал, пока шел по коридору, звук тяжелого стула, вновь передвигаемого по каменному полу. Этот звук эхом разносился у него за спиной, пока он шаг за шагом спускался на третий этаж.       Прежде, чем он шагнул на последнюю ступеньку, он понял, что что-то было не так. Дверь его спальни, которую он всегда тщательно закрывал за собой, была распахнута. Не было никакой причины кому-то приходить сюда этим вечером, а сам он не возвращался с тех пор, как зашел за деньгами для Орофера. Он приблизился, нахмурившись. Подойдя ближе, он заметил, что не только дверь открыта, но и простыни на его кровати были стянуты. Они были небрежно скомканы с краю, а подушка прижата к стене, как будто кто-то там что-то искал.       То, что первые подозрения его были в сторону Орофера, вызвало лишь легкую вспышку вины.       Изнутри комнаты доносились звуки тихого движения: шарканье ног и шуршание одежды. Кто бы ни открыл дверь, он все еще был здесь, копаясь в его вещах. Он сжал кулаки и замер, но только чтобы перевести дыхание, прежде чем тихо проскользнул внутрь комнаты и оказался лицом к лицу с нарушителем.       Точнее, лицом к спине. Он потянулся чтобы ухватить за плечо фигуру того, кто стоял перед ним, лишь наполовину различимый в темноте, и его рука сомкнулась на пряди волос. Их владелец взвизгнул, и следующее что ощутил Глорфиндель, было рукой, которая со свистом метнулась из тени, увесисто врезавшись в его лицо. Он отшатнулся назад, скорее от изумления, чем от силы удара, и его нога врезалась в угол кровати. Было слишком тесно чтобы успеть восстановить равновесие. Медленно, полностью осознавая свою неуклюжесть и неспособность что-то сделать, он повалился на кровать. Нарушитель издал очередной визг, в котором теперь было больше боли, чем удивления, и что-то очень тяжелое упало на него сверху, выбивая воздух из легких. Запоздало он понял, что все еще сжимает в кулаке чужие волосы.       Волосы эти росли на голове, и голова повернулась к нему с рыком:       — Только тронь меня снова, грязный хам, и я оторву твои яйца себе на память!       Он замер от этой угрозы, произнесенной резким синдарским голосом: женским голосом. Большинство девиц в Эйтель Сирион были достаточно грубы для подобной брани; однако лишь немногие из них могли похвастать такими габаритами, что придавили сейчас его тело.       —…Эммит?       — Что?!       Он попытался выбраться из-под нее и сесть, однако этим движением добился лишь удара локтем по ребрам.       — Не трись об меня, извращенец!       — Ох! — задохнулся он. — Нет! Это ты лежишь прямо на мне. Я не смогу пошевелиться, если ты не встанешь.       Фыркнув, Эммит встала на ноги, и Глофринделю наконец удалось сесть. Он закашлялся и потер ребра.       — Надумал застать меня врасплох, да? — спросила она. — Слушай сюда! Я для тебя слишком шустрая, и теперь собираюсь пожаловаться башенной страже. Тебя здесь вообще быть не должно!       — Меня здесь… — начал было Глорфиндель, но приступ кашля снова накрыл его, когда он попытался вдохнуть поглубже. Глаза начали слезиться. — Что ты такое несешь? Это же моя комната!       — Твоя? — резко спросила Эммит. Она наклонилась к нему, пока ее лицо не оказалось в дюймах от его лица, и он мог рассмотреть сквозь тень ее черты. Положив руку на его щеку, которая все еще горела от пощечины, она повернула его в сторону слабого света, проникавшего в комнату сквозь дверной проем, чтобы рассмотреть получше. — О, — сказала она, — это ты. Ваниарский дружок Орофера.       — А кем мне еще быть? И кого еще ты думала встретить в моей спальне?       Она отступила назад, выпрямилась и скрестила руки на груди.       — Я подумала, что это кто-то из поваров проследил за мной от кухни, чтобы по-быстрому потискать, пользуясь темнотой. От тебя пахнет фруктами, знаешь ли.       — Я знаю, — скрежетнул зубами Глорфиндель.       — Но я рада что ты не из поваров, — продолжила она голосом, в котором произошла внезапная перемена с грубого на мягкий и мелодичный. — Они все грязные, толстые и тупые.       — О… спасибо, — неуверенно ответил Глорфиндель.       — Ты ведь не такой, правда? Могу спорить, ты вовсе не хотел на меня нападать. Я просто растерялась. Какое забавное недопонимание! — двигаясь в сторону освещенной двери, она легко рассмеялась. — Ладно, мне пора идти. Мой брат вечно меня опекает, он очень волнуется, когда я задерживаюсь.       — Но зачем ты вообще сюда пришла?       Ее улыбка стала напряженной.       — О…эм… я была… я искала Орофера. Я подумала, что это его комната! — она засмеялась снова, и хлопнула себя по голове игривым жестом. — Вот дурашка!       — Ладно, — сказал Глорфиндель. Он уставился на нее, пытаясь понять ее истинные намерения, но ее лицо было лишь черным силуэтом на фоне света из коридора. Не было смысла продолжать задавать вопросы. Если она пришла чтобы украсть у него деньги, то ей не повезло; все до последней монеты было уже отдано Ороферу.       — Спокойной ночи! — бросила она, и махнула рукой в подобии прощального жеста.       — Спокойной ночи, Эммит.       Она успела сделать всего три шага за дверь, прежде чем повернулась и снова вошла в комнату.       — Знаешь… я сказала брату что вернусь очень поздно. Может быть задержусь до самого утра.       — И?       — И-и-и… — протянула она, медленно проведя руками вдоль контуров своего тела.       Глорфиндель застонал. Если и было что-то, чего, после фиаско с Идриль, он хотел бы меньше, чем провести ночь с Эммит, он не мог представить себе что.       — Слушай, Эммит, — сказал он, — мне правда жаль, но думаю, тебе лучше просто пойти домой к родным. Сейчас уже поздно, я устал, моя голова раскалывается… — он попытался вдохнуть и закашлялся — моя грудь болит.       — Это правда, или ты просто хранишь верность своей принцессе?       Глорфиндель застонал снова, и согнулся; его скрещенные руки оказались на коленях, а голова лежала на руках. Он предпочел бы никогда не говорить об Идриль снова. Меньше всего он хотел говорить о ней с Эммит.       — Она не моя принцесса, — пробормотал он.       — О-о, — сказала Эммит голосом, который, как он был уверен, обычно использовала для крох информации, ранее известной, как секреты. — Она тебя отшила, так?       — Нет, на самом деле все было наоборот, и это я… — он успел прикусить язык слишком поздно. Очередной уже бывший секрет готов был пополнить жадную до сплетен кухню Эйтель Сирион. Он повернулся к Эммит, и она вся подалась вперед, стараясь лучше уловить то, что он собирался поведать.       — Можешь сказать мне, — напряженно прошептала она.       — Нет, не могу, — ответил он. — И ничего другого тоже делать не могу. Тебе пора идти. А я буду спать. Один.       Ее нижняя губа была надута так сильно, что это было заметно даже по силуэту.       — Уверен? — спросила она. — Я знаю отличный способ исцелить разбитое сердце. Я же говорила, я хороша в…       — Нет.       — Ну и ладно, надеюсь ты понимаешь от чего отказываешься, — слегка фыркнула она.       Подобрав юбку, Эммит снова выскочила за дверь. Глорфиндель даже не стал тратить время чтобы закрыть комнату. Его голова болела сильнее, чем он поначалу осознавал, и единственное, чего ему хотелось — это лечь и уснуть. Желательно на очень долгое время. Он выбрался из своей одежды, ополоснул лицо и руки настоявшейся за день водой из таза, и рухнул на скомканные простыни.       — О, прошу, — прошептал он подушке, — прошу, позволь мне просто быстро заснуть, и забыть все, что случилось этой ужасной ночью. — Но сон не приходил, вытесняемый воспоминаниями об Идриль и обо всем, что он сделал не так сегодня. Если бы только… думал он. Однако он так и не смог придумать что именно ему следовало сделать иначе, не считая того, что он вообще не должен был никогда и мечтать об Идриль.              В какой-то момент он все же уснул, хотя мысли в полудреме мешались со снами. Солнце уже начало подниматься над горизонтом, когда он оторвал голову от подушки, хотя он был готов поклясться, что прошло не больше часа. Его комнату заполнял серый свет раннего утра. Потягиваясь и зевая, он повернулся на кровати в сторону двери. Первое, что он увидел, был Орофер, округленными глазами уставившийся на него.       — Валар! — воскликнул он, чуть ли не выпав из кровати от испуга.       — Спи, давай, дальше, — сказал Орофер. Он старался говорить тихим и успокаивающим тоном, но это ему совершенно не удавалось. — Ш-ш-ш…       — Что ты здесь делаешь?       — Ш-ш-ш — повторил Орофер.       Глорфиндель быстро натянул одеяло на свое голое тело.       — Поверить не могу! Моя комната — это не проходной двор! Сначала Эммит, теперь ты!       — Эммит? Она была здесь? — при упоминании ее имени, Орофер напрягся.       — Я поймал ее, когда она шарилась здесь. Примерно, как ты сейчас, кстати говоря! — он уставился на руки Орофера, которые, как он теперь заметил, находились под его матрасом.       — Вылезай из кровати, — сказал Орофер.       — Что? Нет! Я пытаюсь поспать, а ты мне мешаешь! Уходи из моей комнаты!       Орофер бросил на него острый взгляд.       — Просто встань ненадолго, мне нужно кое-что проверить.       Глорфиндель пробормотал едва слышное ругательство, но все же согласился. Всегда было проще и быстрее исполнить нелепые задумки Орофера, чем спорить с ним. Он соскользнул с кровати на пол и наблюдал, сузив глаза, как Орофер обшаривал пространство под матрасом, а затем приподнял его чтобы осмотреть планки кровати.       — Эта грязная сучка! — вскричал Орофер. Он бросил матрас и с силой ударил его.       — Что?       — Эммит! Поверить не могу! Она стащила ожерелье!       — Стащила… — Глорфиндель смотрел с матраса на разгневанное лицо Орофера. — О чем ты вообще?       — Ожерелье! — повторил Орофер. — Ожерелье, которое я купил. Я забрал его у нее и спрятал, а она его стащила. Сука!       — Но… как оно оказалось у меня под матрасом? — растерялся Глорфиндель.       — Я спрятал его здесь! — фыркнув и покачав головой, словно это была самая очевидная вещь на свете, пояснил Орофер. — Я дал ей это ожерелье прошлой ночью. Она сняла его вместе с большей частью своей одежды, когда мы вышли из рощи, но когда осталась в одной сорочке, она заявила что на этом все! Она разрешила только несколько раз поцеловать себя. Я не собирался тратить на нее это ожерелье, если это было все, что можно за него получить, поэтому я схватил его и убежал. Но я не мог спрятать его в своей комнате, она бы стала там искать в первую очередь. Поэтому, я спрятал у тебя, а она стащила его!       Глорфиндель потер глаза. Несмотря на то, что он едва проснулся, он уже чувствовал жуткую усталость. Выходки Орофера имели такое свойство.       — Ты уверен, что его там нет? — спросил он. — Она копалась под кроватью, когда я зашел. Возможно, она сдвинула матрас, и ожерелье упало на пол.       — Нет, не упало! — настаивал Орофер. — Я положил его прямо сюда, в дальний верхний угол, и теперь его нет! Здесь ничего нет!       Какое-то мгновение разум Глорфинделя старался осмыслить, сказанное Орофером, но когда он все понял, ужасная мысль поразила его, словно удар под дых.       — Постой, — сказал он, — там ничего нет?       Он выскочил из кровати, не обращая внимания на свою наготу, и поднял матрас как можно выше. Пустые деревянные перекладины уставились на него в ответ. Он отбросил матрас и упал на четвереньки, отчаянно выискивая что-нибудь, что могло застрять между досками кровати или упасть на пол. Но там ничего не было. Из тех немногих вещей, которые он считал достаточно ценными, чтобы их прятать, ничего не осталось. Исчез медный церемониальный нож, и те нехитрые украшения, что он привез с собой из Валмара. И кольцо матушки на прекрасной золотой цепочке.       Горячая ярость росла в его груди. Он сел и посмотрел в глаза Ороферу, которые отражали ту же ненависть.       — Эта грязная сучка! — прошипел он. ***       Орофер не знал точно, где жила Эммит, но он знал где она работала на огромной башенной кухне. В этот ранний утренний час, сказал он Глорфинделю, она должна уже работать, готовя хлеб для завтрака короля. Они отправились на ее поиски, как только Глорфиндель натянул на себя кое-какую одежду.       Глорфиндель бывал возле кухни, но никогда не заходил туда. Даже спустя одиннадцать лет жизни среди нолдор, вонь их еды все еще вызывала скверное чувство в желудке: жареное мясо и горячая кровь животных, не смягченные ароматом специй, свойственных ваниарским блюдам. Он думал, что никогда не привыкнет к этому, и избегал коридоров, которые проходили рядом с кухней, чтобы не дышать этим воздухом. Теперь он прикрыл рот и нос рукавом, следуя за Орофером, который указывал дорогу.       Жар, которым обдало их, когда двойные двери распахнулись, заставил глаза Глорфинделя слезиться. Остальные его органы чувств тоже оказались под атакой: большие многочисленные очаги, источавшие этот жар, наполняли кухню странным красно-оранжевым светом, а также дымом из скверно работающих дымоходов. Шум эхом разносился из каждого угла помещения, которое казалось не более, чем искусственной пещерой. Приказы мешались с громыханием посуды и общим хаосом от множества работников в деле. Даже сквозь ткань рукава воздух, которым дышал Глорфиндель, имел дымный и тяжелый привкус.       — Сюда! — крикнул Орофер, перекрывая шум. — Она в том дальнем углу!       Орофер прокладывал путь между столами и тележками с едой, Глорфиндель следовал за ним. Справа от них подростки нарезали овощи в огромный котел супа или рагу. Слева мужчина с обнаженным торсом рубил тесаком тушу козла, ручейки пота стекали по его спине. Было это из-за вида, запаха, или жары, но когда они достигли угла, где работали женщины, тошнота уже начала подкатывать к горлу Глорфинделя.       Орофер изучал взглядом женщин, раскатывающих тесто по столу, а затем лепивших небольшие лепешки на противенях над слабым огнем.       — Там, — сказал Орофер, и указал на группу, раскладывающую фрукты в бочки вдоль стены. Ее голова была опущена в бочку, но ее круглый зад, обтянутый ловко подогнанной юбкой, было ни с чем не перепутать. — Идем.       В кухонной суматохе Орофер даже не пытался подкрасться чтобы застать ее врасплох. Ей было бы невозможно услышать их, увидеть их приближение она тоже не могла, кроме как по неудачной случайности. Эммит распрямилась и откинула волосы назад, убирая их с лица и смеясь вместе со своими товарками над чем-то, что, как был уверен Глорфиндель, относилось к нему и Ороферу. Пока Орофер приближался, она наблюдала за ними уголком глаза и прикидывала шансы. Бежать было некуда и спрятаться тоже, но Глорфиндель заметил, как ее руки метнулись к груди, когда она повернулась к ним спиной. Судя по ее движениям, казалось, что она запихнула что-то за ворот своего платья.       — Эммит! — закричал Орофер. — Ты конетраха…       — Постой! — сказал Глорфиндель, хватая Орофера за плечо. Орофер, разгневанный, обернулся к нему. — Смотри, — продолжил Глорфиндель понизив голос, — нет смысла устраивать скандал, когда она здесь со своими подружками. Она слишком горда, а их присутствие ей только поможет. Нам нужно поговорить с ней наедине. Заставить ее понервничать и почувствовать наше превосходство.       — Точно, в этом есть смысл, — медленно кивнул Орофер. Он продолжил свой путь в сторону Эммит, игнорируя ее насмешки, и грубо схватил ее за локоть. Она протестующе взвизгнула и извернулась то ли в попытке сбежать, то ли чтобы ударить его. Но он был слишком быстр и эффективен: через секунду он скрутил обе ее руки за спиной и повел ее в закуток, где были сложены бочки и ящики. Окружающие посматривали на представление, устроенное Эммит, которая брыкалась, угрожала и ругалась, но никто не отрывался от работы и не пытался ей помочь. Подобная грубость, наверное, была обычным делом среди рабочих, подумал Глорфиндель, когда Орофер резко толкнул ее к бочкам.       — Где кольцо, Эммит?       Эммит прервала поток ругательств, чтобы перевести взгляд с Орофера на Глорфинделя, натянув маску хорошо отработанного удивления.       — Кольцо?       — Не дури и не изображай невинность! — заявил Орофер. — Я знаю, что ты взяла ожерелье. Я даже сейчас вижу цепочку, она торчит из твоего платья!       Делая вид что просто поправляет волосы, Эммит накрыла пальцами выступающую цепочку.       — Слушай, вместе с ней были спрятаны кое-какие вещи Глофинделя: маленький нож, пара заколок и побрякушек, и большое кольцо. Меня больше не интересует ожерелье, Эммит. Теперь, когда ты показала его всем своим подругам, я уже не могу забрать его назад, все уже знают, что оно твое. Но у тебя нет права брать ничего больше!       — Точно, — встрял Глорфиндель. Он знал, что звучит глупо, но нужно было сказать что-то со своей стороны, чтобы поддержать натиск Орофера.       — С чего ты решил, что я что-то взяла? — фыркнула Эммит. — Ладненько, я взяла ожерелье, но только его. Кто-то другой, наверное, забрал остальное.       Кулак Орофера врезался в бочку в каких-то дюймах от лица Эммит. Она закричала и отпрыгнула, но его вторая рука уже перекрыла ей отступление.       — Никто другой не брал этого! — заорал он. — Когда я прятал там ожерелье, я видел кольцо и другие вещи, где они и лежали. Ты взяла ожерелье, и я буду последним идиотом, если поверю, что ты не заграбастала остальное, пока копалась там!       — Я не… — начала она, но Орофер ударил бочку с другой стороны от ее головы, с такой силой, что дерево прогнулось. Она завопила снова. — Не запугивай меня!       — Не смей мне врать!       Подобравшись для противостояния, Глофриндель шагнул вперед. За прошедшие семь лет он никогда не видел Орофера в таком гневе. Орофер бывал ворчлив и угрюм, сдержанно кипел или злился, терпеливо, словно змея, но никогда не впадал в открытую ярость. Это было пугающее зрелище, как будто семь лет подавляемого огня были готовы вырваться вспышкой наружу.       — Орофер… — Глорфиндель положил руку другу на плечо.       С рычанием, тот резко обернулся:       — Что?!       — Слушай, может быть мне этим заняться? Это же мое кольцо. Давай я сам поговорю.       — Можешь попробовать, — ответил Орофер. — Желаю удачи. Эта сука скользкая, как свиной навоз.       Подбородок Эммит дернулся от оскорбления, и она плюнула в его сторону, но только когда он повернулся спиной и отошел на несколько шагов.       Орофер, все еще кипящий от неконтролируемой ярости, походя пнул стол, оказавшийся на пути. Парень, который работал за ним, закручивая колбасы, возмущенно вскрикнул. Орофер ответил ответной бранью и угрожающим жестом. Глорфиндель наблюдал, качая головой, как жесты перешли в оплеухи, а те закончились полновесной дракой на полу. Дерущиеся врезались в соседний стол, и неожиданно еще двое присоединились к схватке. Звуки ударов, вопли ярости и боли легко смешались с общим гвалтом кухни.       Прижимая пальцы ко лбу, Глорфиндель повернулся к Эммит.       — Прости за это, — сказал он, — Орофер кажется… немного напряжен сегодня.       Эммит нахмурилась и ничего не ответила. Она уставилась на него, прищурив глаза.       — Эммит, я знаю, что это ты взяла мои вещи, — начал он, — но я не буду поднимать шум и не позову стражу, если ты просто отдашь мне кольцо и нож. Остальное оставь себе. Мне нужны только кольцо и нож.       — Валяй, — ответила Эммит, — зови стражу. Я скажу им что ты сам мне все это подарил, потому что влюблен в меня. — Скрестив руки, она самодовольно ухмыльнулась.       — Это твоя обычная схема?       Она ответила резким смехом.       — А как еще мне достать что-нибудь стоящее? Все что мне нужно, это натянуть платье, вот так… — она опустила переднюю часть платья настолько, что стала видна немалая часть ее груди, — затем я наклоняюсь и говорю милым голосом, и кому, как ты думаешь, верят стражники? Мне! Тебя отведут в сторонку и наваляют за доставленные мне неприятности.       — И это работает? — спросил Глорфиндель.       — Уже четыре раза сработало.       — Хороший план, — кивнул Глорфиндель кивнул, — но не думаю, что он сработает так же хорошо в этот раз. Видишь ли, Эммит, я не какой-то там повар, или пустоголовый слуга. Я личный помощник нашего принца. И, в связи с этим, у меня есть определенные преимущества. — Он приподнял руки и тряхнул ими, позволяя рукавам соскользнуть до локтей. Золотые браслеты на его запястьях засияли алым в свете очагов. Он наблюдал как взгляд Эммит скользил с браслетов на отлично скроенную рубашку, отделанную по краям шелком. Тень осознания того, что возможно она наконец влезла в то, с чем не сможет сама разобраться, промелькнула в ее глазах, пока она теребила край своего грубого фартука.       — Проблема в том, — продолжил Глорфиндель, — что в этот раз это не твое слово против слова какого-то безымянного бедняги. Выбор больше не стоит между милашкой-Эммит и дураком, которому не повезло попасть под руку стражникам, которые ищут чем бы заняться. В этот раз будет твое слово против того, кто находится под покровительством принца. Понимаешь, куда это ведет?       — Я… я думаю, ты блефуешь, — сказала она. Усмехнувшись, она выпятила подбородок, но страх и сомнение все еще проступали сквозь маску самоуверенности.       — Эммит, я предупреждаю тебя и даю тебе выбор. Предупреждение заключается в том, что ты очень близка к тому, чтобы оказаться не с той стороны решетки. А выбор такой — ты или отдаешь мне мое кольцо и мой нож сейчас, не создавая проблем, или я обращусь к принцу, чтобы он велел арестовать тебя. В этом случае я просто заберу свои вещи из твоего тайника с наворованным, и никто мне не помешает, потому что ты будешь в цепях в камере для воров.       Глаза Эммит метнулись к его лицу, и снова в сторону. Она задержала дыхание и помедлила в неуверенности.       — Что ж, у меня их нет с собой здесь, — наконец сказала она.       — А где тогда?       — В другом месте. В безопасности. И я не могу пойти туда сейчас, у меня здесь работа в разгаре. Но если ты вернешься после того, как будет подан завтрак, я их тебе передам.       — И ты вернешь мои вещи без шума и уловок? — спросил Глорфиндель.       — Да, я верну их, — она медленно кивнула, словно это причиняло ей боль.       — Отлично. Я вернусь и найду тебя здесь, как только увижу, что слуги несут свои подносы. Я рассчитываю, что ты будешь на этом самом месте, чтобы не возникло никакого неприятного недопонимания. Это понятно? — улыбаясь ей, едва растянув губы, он отметил с тенью удовлетворения, легкую дрожь, что пробежала по ее телу, когда она пробормотала согласие. Он шагнул вперед и положил руку ей на плечо. — Пожалуйста, не разочаруй меня.       Она отпихнула его с легким раздражением.       — Я тебе не дура, знаешь ли. Буду ждать тебя прямо здесь. Теперь, если не возражаешь, мне надо работать. В отличие от некоторых. — Она кивнула в сторону, куда ушел Орофер, хотя его уже нигде не было видно.       Глорфинделю ничего не оставалось, кроме как отойти в сторону с ее пути. Она вернулась к своему месту у бочек с фруктами, расположившись к нему спиной и не поворачивая даже щеки в его сторону. Покачав головой, Глорфиндель побрел прочь. У него были дела поважнее, чем стоять посреди жаркой вони кухни, любуясь как Эммит сортирует фрукты. Что угодно было лучше, чем дышать едким дымом и кровью, глядя на ее толстый вызывающий зад.       Он проследовал по пути разрушения, проложенному Орофером сквозь огромные залы, минуя перевернутый стол здесь, лужи, залившие пол, там, разбросанную еду, поломанные стулья, и нескольких парней, возящихся с легкими травмами. Смятение и хаос витали между различными зонами работы, достигая логичного завершения в углу возле главного входа. Здесь сидел на полу Орофер, плечом к плечу с колбасником, чей стол он толкнул первым. Во время своего путешествия, эти двое смогли раздобыть где-то подозрительного вида бутылку, которую теперь передавали друг другу по очереди.       — ЭлЭл! — приветствовал Орофер его приближение. — Я хотел бы познакомить тебя с моим новым хорошим другом. Вот с этим парнем.       Хороший новый друг Орофера кивнул Глорфинделю и отсалютовал бутылкой. Сам Орофер, как теперь было видно, был украшен впечатляющей шишкой с гусиное яйцо на лбу, а также разбитым носом и губой. Его одежда была порвана в нескольких местах, открывая порезы, царапины и синяки под ней.       — Ты что, пьян? — спросил Глорфиндель.       — Не особо, — ответил Орофер, — мы только начали.       — Тогда заканчивай, нам надо идти. Эммит согласилась вернуть мои вещи сразу после окончания завтрака. Но я не хочу просто ждать здесь. Думаю, нам надо пройтись, а потом ты скажешь мне, когда Эммит заканчивает с завтраком, и тогда мы вернемся сюда.       — Ты прав, — сказал Орофер, поднимаясь. Его веселое настроение сразу улетучилось. — Разобраться с ней наша главная задача сейчас. Нет времени зависать тут. — он поклонился колбаснику. — Приятно было познакомиться с тобой, дружище. Прости, что ухожу так быстро, но мне надо свести счеты с одной изворотливой, как кошачья задница, девицей. Ты же меня понимаешь.       Понимал он или нет, парень ничего не ответил, только сделал еще один большой глоток из бутылки, потирая кровавую ссадину на подбородке. Орофер отсалютовал ему в последний раз, прежде чем присоединиться к Глорфинделю.       — Еще довольно рано, — сказал Орофер, — они не закончат готовить завтрак еще как минимум пару часов. — Он шел хромая, заметил Глорфиндель, тяжело западая на правую ногу.       — Что ты с собой натворил, Орофер?       — Я? Ничего особенного. Просто повеселился немного, видишь ли… выместил немного злости. Всего-то мелкая стычка.       — Ты хромаешь.       — Вовсе нет, — Орофер постарался тут же исправить свою походку. Он выровнял темп, но от этого его шаги стали казаться отрывистыми и скованными. — В любом случае, как я и сказал, у нас есть еще несколько часов, прежде чем Эммит освободится. Как считаешь, чем нам заняться? Я думаю, нам надо разработать план. Что если ты будешь держать ее руки, а я…       — У меня уже есть план, — ответил Глорфиндель.       — И?       — И мой план заключается в том, чтобы провести оставшиеся часы в кровати. Затем я оденусь получше…       — И затем?       — И затем, — продолжил Глорфиндель, когда они миновали дверь и вышли из коридора, — мы пойдем и побеседуем с Эммит. И она вернет мое добро.       Орофер посмотрел с сомнением.       — Думаю, ты недооцениваешь упрямство Эммит. Нам нужен план получше, чем просто болтать с ней. Это ничего не даст. Как я и сказал, ты подержишь ее руки…       — Орофер, кого в Барад Эйтель ты боишься больше всех?       — Фингона, — ответил Орофер не раздумывая.       — Именно. Все вокруг всегда боятся Фингона. А почему?       — Потому что… потому что он всегда все знает. Он знает, что ты собираешься делать, может помешать, прежде чем ты начнешь, и всегда перекрывает все пути отступления. И еще он в деталях рассказывает, что тебя ждет, если ты не будешь вести себя соответственно.       — И что, держал он когда-нибудь твои руки за спиной, пока кто-то другой с тобой разбирается?       — Нет, — признал Орофер, — но однажды он пригрозил что позовет кого-нибудь, кто будет держать мои руки, пока он… сделает что-то очень неприятное с моими потрохами.       — И ты его послушал.       — Чертовски верно, конечно, я его послушал. Только последний болван не сделал бы этого.       — Именно так это работает, — сказал Глорфиндель. — Видишь, почти всегда угроза расправы так же эффективна, если не лучше, чем настоящее насилие. Это заставляет других бояться последствий, а когда они напуганы, они гораздо вероятнее сделают то, что им говорят. За все семь лет я ни разу не видел, чтобы Фингон по-настоящему реализовал эти чудовищные угрозы, многие из которых были адресованы мне. Он добивается подчинения, атакуя разум и заставляя бояться, а не причиняя физическую боль.       Орофер замер на месте, и бросил на Глорфинделя быстрый недоверчивый взгляд.       — Эмм… помнишь тот случай, когда он запер тебя в подземелье на шесть дней? Посреди зимы? И ты тогда чуть не умер от холода и потери крови? От того что твои руки были прикованы к стене темницы? Забыл, что ли?       Глаза Глорфинделя метнулись к широким золотым браслетам на запястьях, которые он никогда не снимал. Он покрутил один из них, чувствуя, как мягкая кожа изнанки трется о покрытую шрамами руку под ней.       — Это другое дело. Меня арестовал тогда Келейрос, а не Фингон. А Фингон вытащил меня оттуда, и он был вне себя, из-за того, что позволил этому случиться. Он не собирался так со мной поступать.       Отвернувшись, Орофер насмешливо фыркнул, но ничего не сказал.       — Все равно, — продолжил Глорфиндель громче, — моя идея заключается в том, что нам лучше запугать Эммит, чтобы она вернула мои вещи, а не пытаться отнять их силой, если она попробует нарушить обещание. Ты же сам видел, что она становилась только упрямее, когда ты чуть не ударил ее. Это такая тактика, к которой она привычна, и которую она ожидает. Зато она не ожидает более тонкого воздействия.       — Так что ты собираешься делать? Притворишься что ты Фингон и пригрозишь зашить ей рот раскаленной проволокой, как он однажды обещал мне?       — Да, именно так я собираюсь поступить, — кивнул Глорфиндель.       — Не похоже, чтобы это было очень тонко.       — Тонкость не в том, что ты говоришь, Орофер, а в том, как это сказать. — Он шагнул вперед и встал возле Орофера так близко, что их плечи почти соприкасались. — Фингон, например, стоит очень близко. И он наклоняется к тебе, пока не остается выбора, кроме как смотреть на него. Он щурится и улыбается, самую малость, и говорит таким спокойным и медленным голосом, чтобы убедиться, что ты все понимаешь, насчет всех тех кошмарных вещей, которые случатся, если тебе хватит глупости его ослушаться. Да поможет тебе Манвэ.       С расстояния всего в несколько дюймов Глорфиндель наблюдал как удивленно расширились глаза Орофера, прежде чем он отступил назад.       — Во имя звезд! — прошептал он — ужас, ты даже стал немножко на него похож, когда ведешь себя так. — Широкая ухмылка исказила его лицо. — Мне нравится, попробуй это на Эммит!       — Так и сделаю, — ответил Глорфиндель, — но сперва я вернусь и досплю. Жди меня здесь, когда король закончит завтракать. И оденься получше. Чем внушительнее мы будем выглядеть, тем лучше это сработает.