Глава 4: Церемония
22 января 2023 г. в 21:12
Было ли это из уважения к Глорфинделю, или потому что он когда хотел умел вести себя в обществе леди, но Орофер никак не прокомментировал наряд Идриль, и воздержался от ехидных замечаний про апельсиновое масло. Скрыться от него в их нарядах было невозможно. Празднование свадьбы проходило в просторной роще, где все были как на ладони, и Глорфиндель с Идриль определенно были самыми приметными из гостей. Все остальные оказались одеты в простые наряды разных оттенков светло-розового или зеленого. Про себя Глорфиндель подумал, что стоило бы заранее распросить Орофера о костюмах для синдарской свадьбы. Он сильно пожалел, что вырядился в пурпур.
Теперь, когда Орофер затерялся в толпе гуляк, Глорфиндель и Идриль остались вдвоем в дальнем конце рощи, в стороне от танцующих, но поближе к кострам, где готовили угощения, возле которых были расставлены блюда и горшки с едой. Идриль выглядела вполне довольной, напевая и раскачиваясь на месте, наблюдая как танцующие кружат хоровод на другом конце поляны. Одной рукой она теребила свою огромную юбку, другой поигрывала локонами. Неспешно и осторожно она двигалась в сторону толпы.
— Ты только посмотри на этот танец, — сказал Глорфиндель. — Выглядит довольно опасно, правда? Все эти прыжки и развороты… не думаю, что нам нужно туда лезть.
Идриль обернулась, одарив его сверкающей улыбкой, такой, которую она наверняка использовала, когда хотела очаровать и убедить в чем-то собеседника:
— Даже не знаю, выглядит весело. Они все улыбаются и смеются, видишь? Думаю, стоит попробовать.
— Но твое платье такое пышное и… роскошное. И дорогое. Кто-нибудь наверняка наступит на юбку и порвет ее, или запачкает.
— Хм, — ответила Идриль, поморщив носик, — наверное ты прав. Придется быть очень осторожной и держать юбку повыше.
Подтверждая свои слова, она собрала в охапку оборки, однако они все еще свисали из ее рук, касаясь земли.
— Может быть лучше поедим? — предложил Глорфиндель. — Ты должно быть проголодалась, ведь мы еще не ужинали.
Идриль отпустила из рук каскады ткани.
— Я перекусила сыром и хлебом, когда Мелессэ расчесывала мне волосы. Но это же не считается за ужин? Думаю, я бы хотела поесть по-настоящему. Достань мне чего-нибудь. Угощение пахнет довольно интересно, пряностями, овощами и зеленью. Наверное, это настоящая синдарская еда, у нас нет такой в Виньямаре. Я хочу попробовать.
— Подожди здесь.
Он подошел к столам, и прислужник в нарядной зеленой шляпе моментально выдал ему большую лепешку. Затем, прежде чем он успел заикнуться о тарелке, другой прислужник выплеснул на лепешку черпак густого рагу. Третий увенчал все это пригоршней свежих грибов. Все трое улыбались ему глуповатыми и добродушными ухмылками, свойственными тем, кто перебрал с вином, и он рассеянно кивнул в знак благодарности. По виду и консистенции рагу невозможно было понять из чего оно. Сырые грибы были необычны в качестве гарнира. Лепешка казалось самой обыкновенной, но в качестве тарелки ее было недостаточно; жар от рагу начинал проникать сквозь нее, обжигая руки. Он поспешил вернуться к Идриль.
— Что это? — спросила она.
— Не знаю, какое-то рагу с грибами и хлебом.
— Ты не принес тарелку.
— Их там не было. Думаю, что синдар едят это блюдо так, прямо с лепешки.
Идриль подняла бровь:
— Что ж, если так принято… — она слегка наклонилась вперед и открыла рот.
— Мм… — сказал Глорфиндель. Он протянул лепешку с рагу ей, уверенный что неправильно понял ее намерения. Нелепо было думать, что она просит покормить ее. — Разве ты не возьмешь?..
— Нет, — ответила она и открыла рот шире.
Неловко Глорфиндель переложил лепешку в другую руку. Горячий соус перелился через край и потек по его пальцам. Он еле сдержал ругательство.
— Моя леди, я действительно думаю, что тебе стоит самой взять это. Было бы неприлично есть у меня с рук.
— Нет, держать это в руках я не собираюсь. Я же их испачкаю. Смотри, у тебя уже все пальцы залиты соусом. Я не хочу пачкать руки, но ты парень, а парням можно ходить с грязными руками, так что подержи лепешку. Немного повыше, чтобы я могла есть не наклоняясь.
Он перевел дыхание, старясь не замечать горячую жидкость, которая медленно стекала по его рукам, и поднял хлеб на уровень лица Идриль. Она откусывала понемногу, мило улыбаясь ему.
— Это довольно вкусно, — сказала она, — немного горчит. Думаю, это сделано из редиса.
— О… — сказал Глорфиндель. Он сфокусировался на ее губах, продолжая смотреть как она ест. Концентрация помогла хотя бы немного приглушить пульсирующую, жгучую боль в коже, где протек соус. У нее был небольшой рот, удивительно несоответствующий тому огромному количеству шума, который она производила. Ее губы были нежного розового оттенка, очень изящной и мягкой формы без резкий изгибов. За ними скрывались маленькие зубки и довольно длинный язык. Он мог вытянуться на внушительное расстояние за пределы ее губ, чтобы поймать капельки соуса на краях лепешки. Она слизала очередной ручеек соуса, остановив его в самом начале, и задела при этом палец Глорфинделя кончиком языка. Прикосновение длилось долю секунды, но неожиданный разряд послал цепь огня, который прожег все существо Глорфинделя до основания, замедлившись, чтобы извиваться и плясать где-то в области паха. Он сдержал себя, подавив вздох восторга, готовый вырваться наружу. Идриль подняла голову, встречая его глаза взглядом, который казался понимающим, и улыбнулась снова.
— Не хочешь попробовать? — спросила она. — Очень вкусно.
Не доверяя своему голосу, Глорфиндель лишь покачал головой.
— Жаль. Я не могу одна это доесть. — Она откусила еще пару раз и отошла назад. — Ну вот, я все.
— Хорошо, — прошептал Глорфиндель. Он отбросил остатки хлеба в кусты и взглянул на свои покрасневшие от жара руки, вымазанные ручейками соуса, которые умудрились как-то перетечь через его золотые браслеты на рукава костюма. Ничто из этого не имело значения. Он неотрывно смотрел на палец, которого Идриль коснулась языком.
— Вот видишь, — сказала Идриль, — твои руки теперь все грязные, вытри их обо что-нибудь.
Он кивнул в молчаливом согласии, осматриваясь вокруг в поисках того, что сошло бы вместо салфетки, в конце концов остановившись на густом мху у основания соседнего дерева. Потом он стер остатки мха с рук внутренней стороной рукава, где грязь не была видна.
— Интересно, когда начнется свадебная церемония? — спросила Идриль. Она снова начала двигать в сторону круга танцующих, помахивая юбкой на ходу. — Куда ушел твой синдарский друг? Может быть он что-нибудь знает?
— Возможно, я спрошу его.
— Хорошо. Я не люблю ждать.
Быстро осмотрев рощу, Глорфиндель сразу заметил Орофера. Он покинул круг под руку с девицей, у которой были одни из самых широких бедер, что Глорфиндель когда-либо видел, и, казалось, изобрел собственный танец: этот танец состоял из беспорядочных прыжков и взмахов ногами. Судя по ее надменной позе, с руками, упертыми в бока и высоко задранным носиком, этой девушкой была Эммит. Она унаследовала и носила с гордостью неофициальный титул Самой Желанной Кухонной Девчонки после того, как Ниннэн вышла замуж пару лет назад. Орофер уверял что она отвергла не менее сорока четырех предложений брака с начала весны. Почти треть из них была от него.
— Подожди меня здесь, — сказал Глорфиндель Идриль и направился через поляну туда, где стояли Орофер и Эммит.
Взгляд, которым Эммит встретила его приближение, из настороженного стал жеманным, когда она рассмотрела его драгоценности и богатство наряда. Он постарался не пялиться на огромное ожерелье, украшавшее ее грудь.
— Орофер?
Орофер обернулся, прерывая очередной прыжок посередине, едва не упав при этом.
— О! Ха! Вот ты где. Неплохой вечер?
— Да, отличный. Но уже довольно поздно и мы хотели бы узнать, когда начнется сама церемония. Если ты что-то об этом знаешь.
— Нет, прости, — ответил Орофер. Ухмыляясь, он обхватил Эммит за плечи, притягивая ее к себе поближе жестом, который мог показаться нежным, но Глорфиндель подозревал что главным его мотивом была ревность. Эммит оценивающе уставилась на их штаны.
— Обычно сначала очень много танцев, угощений и выпивки. Все должны как следует развеселиться и раззадориться. Затем, наверное, около полуночи, они принесут свои клятвы. А потом танцы становятся еще жарче.
— В полночь, — вздохнул Глорфиндель, — еще несколько часов впереди. А я даже не могу потанцевать с Итарилле из-за этого ее несуразного платья. И чем прикажешь заняться до церемонии? Ей быстро становится скучно, и она постоянно хочет чего-то нового. Есть здесь что-то, кроме танцев и еды?
— Что ж… — отлепившись от Эммит, он повел Глорфинделя к краю поляны, где другие гуляки не могли их услышать, и мягко заговорил. — Если ты хочешь мой совет — а я не уверен что хочешь, так как я пьян в стельку — но все же, думаю тебе стоит постараться вытащить ее из этого нелепого платья.
— Орофер!
— Нет, серьезно, — продолжил он, — оно огромное и только мешает. Так ты всем сделаешь лучше, в первую очередь себе и ей. Возьми ее на прогулку по лесу, постарайся вести ее поближе к валежнику, за который будет цепляться ее юбка, невзначай прикасайся к ее заду, всякий раз когда она спотыкается… Говори что-нибудь приятное о ее красоте, и, могу спорить, раздеть ее не займет много времени.
— Это совершенно возмутительная идея! — зашипел Глорфиндель. — Я не буду злоупотреблять ее трудностями, и уж точно не собираюсь раздевать ее в лесу. Это ужасно!
— Ты прав, ты прав, — сказал Орофер. Он споткнулся, икнул и повис на руке Глорфинделя. — Все равно она слишком тощая.
— Что?
Орофер кивнул со знанием дела.
— Как доска. Ни задницы, ни груди. Кроме огромного платья смотреть не на что. Я в таких вещах разбираюсь. Забудь о ней и найди кого получше, вроде Эммит. Только не Эммит, потому что она уже моя. Но может быть у нее найдется подруга…
— Я нахожу Итарилле прекрасной и безупречной, — холодно сказал Глорфиндель.
— Что ж, ты научишься. Кому нужно лезть на эти угловатые бедра и мелкое костлявое тело? Поверь мне, побывав однажды на ком-то мягком и удобном, тебе никогда не захочется возвращаться.
Глорфиндель помедлил чтобы одарить его осуждающим взглядом, прежде чем вернуться туда, где оставил Идриль.
— Ты отвратительно груб, Орофер, и я искренне надеюсь, что Эммит отошьет тебя сегодня, не дав и поцелуя на прощанье.
Орофер рассмеялся, и, споткнувшись о пень, устремился назад, в объятия Эммит.
Ругаясь про себя, Глорфиндель вернулся на дальнюю сторону поляны. Идриль было не видать. Он быстро осмотрелся вокруг, но эта огромная масса голубых оборок полностью затерялась среди веселящихся синдар. Она не пошла к столам за еще одной порцией угощения, а значит оставалось две возможности, рассудил он: или она заскучала и вернулась в башню одна, что было сомнительно, учитывая ее жажду увидеть церемонию, или присоединилась к танцующим. Со своего места Глорфиндель не смог найти ярко-голубое пятно среди прыгающих и кружащихся тел. Он подошел ближе.
Чем ближе он был к центру хоровода, тем безумнее выглядел танец. Мужчины, женщины и дети, все вращались в хаотичной круговерти. Они прыгали и дергались, бегали и вращались в такт барабанам и дудкам. Некоторые подпевали мелодии, какие-то слова или бессвязные звуки, или же просто подвывали, выражая свой полный восторг. В середине круга была хижина, сплетенная из веток. Сначала она показалась похожей на огромное перевернутое птичье гнездо. Но когда он обошел вокруг, пытаясь отыскать Идриль в кружащей толпе, он заметил, что с одной стороны был небольшой вход, всего лишь круглое отверстие в стене. Пять женщин, болтающих, смеющихся и хлопающих в такт музыке, сторожили вход.
— Лаурон!
Глорфиндель почувствовал прикосновение к своей руке. Идриль подошла сзади, раскрасневшаяся и запыхавшаяся от бешеной пляски. Он взглянул на нее расширенными от изумления глазами и выдохнул:
— Моя леди! Ты… твое…
— Да, — сказала она небрежно. — Я сняла платье. Оно было слишком громоздким и жарким. Повесила его на ветку вон там. — Она жестом указала на погруженный в тень край поляны. На ее руках все еще были перчатки, а буйство драгоценностей на шее все еще затмевалось короной в ее чрезмерно вычурной прическе. Но ворох юбок исчез, осталось лишь тонкое нижнее платье с узкой каймой вдоль подола и лентами вокруг шеи.
— Но ты же в исподнем! Что если кто-то заметит?..
— Это неважно, — сказала Идриль, — большинство синдар носят мало одежды, разве нет?
Быстро осмотревшись, Глорфиндель вынужден был согласиться с ней. Они были окружены тонкими платьями и обнаженными торсами.
— В любом случае, тут все были ко мне очень добры. Я протанцевала до центра круга и поговорила с теми женщинами у хижины. Они рассказали мне все про церемонию, ведь я никогда не бывала на синдарских свадьбах. Они говорят, что все начнется в полночь.
— И мне удалось узнать то же самое, — сказал Глорфиндель.
— Невеста сейчас готовится внутри этой хижины. Ее одевает и делает ей прическу взрослая женщина, у которой много детей и внуков. Это для того, чтобы у нее тоже было много детей, понимаешь? В это время жених охотится вместе со своими женатыми братьями, кузенами и дядьями. Он должен поймать зайца до полуночи и принести его сюда. Невеста выйдет из хижины только когда он вернется. Он отдаст ей зайца, чтобы ее отец приготовил его для них, а она отдаст ему новую одежду, зеленого и розового цвета. Но пока что он не может ее надевать. Он одет во все белое, как и она. Они стоят вместе перед хижиной и женщина, которая помогала невесте уложить волосы, благословляет их. Затем все гости подбегают и начинают срывать с них белые одежды. Это чтобы изгнать злых духов и неудачу. Все обрывки этой одежды бросают в лес в разные стороны, чтобы злые духи заблудились, а новобрачные идут в хижину вместе. Они остаются там до самого утра, пока гости танцуют, празднуют и поют. А утром они выходят из хижины, надевают свои новые розовые и зеленые наряды и едят зайца.
— И… праздник длится всю ночь?
— Да! — сказала Идриль. — До восхода, кажется. А потом еще будет завтрак.
Глорфиндель потер лоб. Если свадьба затянется до рассвета, это означает что ему предстоит еще семь часов попыток развлечь Идриль среди сотен диковатых синдар. Она уже сняла свое платье. Он старался не думать о том, что еще может случиться, если события в оставшееся время будут развиваться с той же скоростью.
— Ладно, — сказал он, бережно положив руку ей на плечо, — послушай меня, моя леди. Честно говоря, я не великий танцор. И шум здесь просто ужасный. Я едва слышу себя, и, что особенно важно, почти не слышу тебя. У нас еще осталось время до начала церемонии, поэтому я предлагаю… э… не согласишься ли ты прогуляться по лесу?
Они прошли совсем немного от поляны, где праздновали свадьбу, когда Идриль заявила, что ей холодно. Глорфиндель обнял ее за плечи и притянул ее ближе, укутывая в роскошную ткань своей накидки, и они продолжили прогулку, пока она не сказала, что уже устала. Тогда они нашли место в мягком мху у корней старого дерева и уселись там. Теперь Идриль объявила Глорфинделю что хочет спать. Она прислонилась к его груди, прикрыв глаза и небрежно поигрывая его выбившимся локоном. В общем и целом, он был впечатлен тем, как мало потребовалось усилий чтобы соблазнить ее.
— Итарилле? — позвал он.
— Хмм?
— Тебе удобно? Хочешь я как-нибудь пересяду?
Она лениво покачала головой:
— Нет. Мне хорошо. — Потягиваясь, она протянула руку и позволила ей упасть ему на плечо. — Может быть подвинь немного ноги, чтобы у меня ступни поместились. Они мерзнут от холодной земли.
Он услужливо переставил ноги, и она закинула свои ножки поперек его голеней.
— Лучше?
— Ммм, да, — ответила она. — Приятно сидеть на мху, правда?
— Очень, — ответил Глорфиндель. Слово выскочило слишком быстро, оставив его с открытым ртом, не зная, что еще сказать. — Уф…
У Идриль, по счастью, такой проблемы не было.
— Ты часто приходишь сюда посидеть в лесу?
— Нет, большую часть времени я провожу в замке.
— О, и я тоже! Я люблю, конечно, побыть на природе, но редко выхожу в открытый лес. У нас дома, в Виньямаре, есть большой
сад с деревьями и тропинками, но он окружен высокими стенами и полностью безопасен, совсем как дедушкин сад здесь. Там нет диких животных. В настоящий лес я хожу только вместе с отцом, или тетей Ириссэ и другими. Не думаю, что могу оставаться в лесу одна, это было бы слишком страшно. Она сжала прядь его волос. — Я так рада что ты со мной. Ты защитишь меня от волков.
— Несомненно, — прошептал Глорфиндель. В его воображении сразу сложилась картина как он героически отгоняет кружащих вокруг волков длинным шестом, пока Идриль забирается на дерево. Что случится с ним и с волками, после того как Идриль будет в безопасности, внимания не заслуживало.
— Ты когда-нибудь видел волка?
Глорфиндель покачал головой:
— Только мертвого. Финдекано принес его с охоты, теперь из него сделали коврик. Но я слышал как они воют по ночам зимой.
Содрогнувшись, Идриль подсела ближе.
— Я боюсь волков. И змей. Мне нравятся в основном ласковые и милые животные, вроде кошек или лошадей.
— Птицы?
— Птицы тоже ничего. Особенно те, которые поют красиво.
Глорфиндель помедлил лишь мгновение.
— Подними голову. Кажется там сова на дереве над нами.
— Где?
Она вскинула подбородок, прочесывая взглядом ветви в поисках совы, и Глорфиндель заставил себя действовать, прежде чем успел начать сомневаться и раздумывать. Его рука скользнула, обхватив ее шею сзади. Она застыла, задержав дыхание, наблюдая как он наклоняется, чтобы мягко прижаться губами к ее губам.
— О…— прошептала она.
— Прости… мне так жаль, — он попытался отстраниться, но Идриль все еще держала его волосы.
— Не извиняйся, не надо. Я не против.
У нее была странная улыбка. Раньше, в саду, она казалось такой юной, наивной и ребячливой, но это лицо исчезло. Та Идриль, что смотрела на него теперь, не была беспечной глупышкой. Вся невинность исчезла вместе с солнечным светом.
Можешь снова поцеловать меня, если хочешь, — сказала она мелодичным, почти дразнящим голосом. — Я никому не расскажу. Ни Мелессэ, ни дедушке, и уж точно не скажу папе.
Глорфиндель молча кивнул. Его сердце бешено колотилось в груди, горячая кровь подступала к горлу и заполняла каждую частицу его тела, когда он снова наклонился к Идриль, приблизив свое лицо к ее лицу настолько, что чувствовал ее теплое дыхание на своей коже. Он помедлил, позволив последней вспышке сомнения осветить сознание, но она была краткой; Идриль подняла голову, встречая его поцелуй. Ее губы прижались к его рту, и ее зубки мягко сомкнулись на его нижней губе.
С этого момента, когда стена пала, все начало происходить как будто вдвое быстрее. Его руки обхватили спину Идриль, и неожиданно они оба оказались лежащими на земле, его пальцы погрузились в ее волосы. Она держала глаза закрытыми. Он смотрел на нее не отрываясь, любуясь близостью густых ресниц и жемчужным сиянием ее идеальной кожи. Вблизи она едва уловимо пахла лилиями, но это был лишь намек, манящий шепот аромата.
— Снимай куртку, — промурлыкала Идриль. Ее глаза все еще были закрыты, и хитрая полуулыбка искривила уголки ее рта.
Глорфиндель приподнялся, чтобы снять с себя накидку. Его дрожащие пальцы теребили застежки, пока низменная, менее мудрая часть его разума, топила все опасения, которые все еще пытались пробиться на поверхность. Когда он стянул рубашку, руки Идриль скользнули к его обнаженной груди. Ее прикосновение было легким, как перышко, и слегка щекотным от касания кончиков ногтей.
— Расскажи мне стих, — сказала она
— Э…стих?
— Да.
Ее рука опустилась опасно низко, но он поймал ее за запястье и крепко сжал, ощущая жар прикосновения к своему животу.
— Прости… я не знаю никаких стихов.
— Тогда просто скажи что-нибудь милое.
Глорфиндель вздрогнул, хотя и был уверен что ночная прохлада имеет к этому мало отношения. Сотни слов застряли на кончике его языка. Ни одно из них не было милым. Казалось непосильной задачей придумать что-то милое или остроумное, когда Идриль, едва одетая, была распростерта подле него на лесном ковре. Вздохнув, он снова лег рядом с ней, обхватив одной рукой ее голову.
— Хм. Что ж… В свете солнца твоя кожа сияла словно золото, как густой мед, но теперь, когда я вижу тебя ночью, ты сияешь серебром, как звезда. Но твои волосы остаются золотыми даже сейчас. Как будто они были выкованы самим Ауле из самых драгоценных металлов мира.
— Матушка всегда говорила, что я лучше всего выгляжу в свете Тельпериона, потому что в серебристом освещении моя кожа кажется светлее.
— Я думаю, что ты прекрасна в любом свете, — ответил Глорфиндель. — При солнце или луне. Ты была бы такой же прекрасной и возле Лаурелин. Хотел бы я так тебя увидеть. Но Два Древа погибли еще до моего рождения.
Идриль неожиданно резко отшатнулась.
— Нет!
— Что «нет»?
— Какую глупость ты сейчас сказал! — воскликнула она. — Не говори больше такого. Это все портит!
— Что Древа были уничтожены…
— Я сказала, не говори это! — она прервала его гневным шипением. Ее глаза все еще были закрыты, однако теперь она плотно зажмурилась и тяжело дышала сквозь сжатые зубы.
— Извини, — пробормотал Глорфиндель. Он был уверен, что она знала сколько ему лет. Ну или что он был младше нее, по крайней мере. Но теперь, думая об этом, он не мог припомнить чтобы говорил ей, да и вообще придумать причину, по которой она могла бы это знать. Он уставился на нее, стараясь угадать что делать дальше. Уйти, прежде чем она решит что он полностью безнадежен, начинало казаться заманчивой возможностью.
Постепенно гнев с ее лица пропал.
— Может быть тебе не нужно вообще ничего говорить, — сказала она пару мгновений спустя.
— Ты хочешь… чтобы я снова поцеловал тебя?
— Конечно. Я же не говорила, что не хочу, разве нет? Просто не болтай больше.
Когда они поженятся, обещал себе Глорфиндель, он найдет способ избавить ее от этих высокомерных замашек. А пока ему остается только перетерпеть их. Он провел рукой по ее щеке без лишних слов и завлек ее в долгий, нежный поцелуй. Если ему нельзя говорить, то пусть и она не сможет.
Их первый настоящий поцелуй пронесся с двойной скоростью, а этот заставил время буквально ползти. Он в мельчайших деталях знал о каждом движении Идриль, от поворота спины до легчайшего дыхания. Он чувствовал мягкий изгиб ее груди и тепло, излучаемое ее кожей. Их тела разделяло сейчас лишь ее тонкое платье и его бриджи. И руки Идриль уже снова спустились вниз и начали порхать над завязками у него на талии.
Так трудно было отказать ей, когда ее обнаженное бедро прижималось к его боку. Ее пальцы с легкостью нашли путь под его пояс, и все, что ему нужно было сделать, это позволить ей самой продолжить начатое. Она не выказывала никакого желания остановиться.
— Итарилле…- прошептал он.
— Шшш. Не говори ничего.
— Но я должен. Я не могу… не могу сделать это.
— Все ты можешь, просто поцелуй меня, — ответила Идриль.
— Я не могу, — повторил он. Он отстранился, приподнялся на локтях, глядя на нее сверху вниз. Ее глаза все еще были зажмурены. Она избегала даже смотреть на него. — Прости, но… мы же еще не женаты.
— Мне все равно.
— А мне нет. Но что если… если бы… Мы могли бы пожениться прямо сейчас, прямо здесь. Просто назвать Священные Имена… — Он внимательно смотрел в ее лицо, стараясь прочитать ее настроение. Его выражение медленно становилось все более жестким, когда она начала понимать смысл сказанного. Сердце Глорфинделя упало. — Пожалуйста, Итарилле, подумай об этом. Мы можем заключить брак сейчас, под этим деревом. Все что нужно для этого, это произнести клятвы и Имена.
— Я не могу выйти за тебя, — сказала она каменным тоном. — Нет.
— Ты можешь. Конечно же можешь. Твой отец будет разгневан, но мы могли бы убежать, уехать в дикие земли юга. И что он может сказать, в конце концов? Что сделано, то сделано, если брак заключен, то даже он не сможет его отменить. Никто не может.
— Нет, — ее голос прозвучал резче на этот раз. Она распахнула глаза, вцепившись в него взглядом, полным таким гневом и ненавистью, что он задохнулся и откатился в сторону, подальше от нее. — Я не могу выйти за тебя замуж. Я не хочу и не стану этого делать.
— Я…я не понимаю, — пробормотал он.
Идриль фыркнула и села, поправляя платье, чтобы оно снова прикрыло ее ноги.
— Я не выйду за тебя, потому что влюблена в кое-кого другого.
От этих слов ему показалось что кто-то сжал железным обручем его грудь. Кто-то сжал железным обручем его грудь, и подвесил его в воздухе. Он ощущал головокружение, странную невесомость и скованность одновременно. События приняли резкий поворот не в том направлении: этого не должно было происходить. Ночь неожиданно стала сюрреалистичной. Он сидел здесь в лесу, наедине с девушкой, на которой мечтал жениться, оба они полуобнажены, оба они сплетались вместе на постели из мха всего лишь мгновения назад, и она заявляет, что влюблена в другого! Такая ситуация просто не могла быть возможна.
— В кого? — спросил он. Вопрос прозвучал с такой гневной силой, что он сам удивился себе. Но так было лучше. Лучше было кричать и сердиться, чем хныкать и лить слезы, словно жалкий неудачник, каким он чувствовал себя сейчас.
— Кое-кого, — сказала Идриль.
— В Орофера? Это Орофер?
Она изумленно уставилась на него.
— Твой синдарский друг? Как ты мог подумать такое? Он же простолюдин. — Она снова фыркнула и задрала подбородок. — Я ведь принцесса. А принцессы влюбляются только в принцев.
— Так значит это какой-то тупоголовый принц еще с Запада, — сказал Глорфиндель. — И ты была влюблена в него все это время.
— Да. Долгие-долгие годы.
— И ты не видишь ничего плохого в том, чтобы вытащить меня сюда, целоваться со мной… и даже больше… — его голос дрогнул на последних словах. Как бы он ни старался вновь разбудить свой гнев, убедить себя, что должен быть в ярости из-за того, как она поступила, ничего не помогало. Храбрость первого шока угасла. Он сделал глубокий вдох, дрожащий и почти срывающийся на всхлип. — Почему? — спросил он, — почему ты ведешь себя так? И почему со мной? Ты могла бы устроить эти свои мерзкие игры с любым из здешних синдарских парней, которые просто ищут возможности покувыркаться с кем-нибудь за кустами, так почему я? Ты должна была понять еще утром в саду что я был… я был… — он не смог продолжить.
Слова застревали в его сведенном судорогой горле. Он опустил голову, плотно зажмурил глаза, прижимая к ним тыльную сторону ладоней, стараясь не позволить слезам выскользнуть на волю.
Зашуршала сухая листва, покрывавшая землю вокруг. Он почувствовал, как скользнула к нему Идриль, ее присутствие все еще ощущалось мягким и теплым. Она неловко прикоснулась к его плечу, и заговорила успокаивающим, почти материнским тоном.
— Ну же, не надо так расстраиваться, — сказала она. — Ты довольно милый и мне было весело сегодня вечером.
— Но почему ты поступаешь так? — он говорил шепотом, чтобы голос снова не сорвался. — И почему ты выбрала именно меня?
Он почувствовал, как дрогнула ее рука у него на плече.
— Ты хорошо пахнешь, — сказала она помедлив.
— Нет. Я разбил бутылку парфюмерного масла в ванной, и теперь я пахну как Финдекано.
Идриль снова помолчала, теребя пряди его волос между пальцев.
— Я знаю, — сказала она наконец.
Скверное чувство, похожее на первые холодные покалывания перед приступом тошноты, предваряло полное осознание Глорфинделем того, что сказала Идриль. Эта мысль оглушила его, она была слишком абсурдной, чтобы поверить в нее.
— Я пахну как Финдекано, — повторил он шепотом.
Идриль, которая все еще наклонялась к нему, возможно даже слишком близко, ничего не ответила.
— Понятно. Понятно. Конечно, ты не обратила на меня никакого внимания сегодня утром в саду. Почему? Потому что ты любишь другого. И потом ты начала проявлять ко мне интерес только когда мы встретились в башне, после того как я разбил бутылку с маслом в ванной. Какая удача для тебя, не так ли? Все это случилось со мной только из-за моей неуклюжести и бутылки с парфюмерным маслом Финдекано. Ничего бы этого не было, если бы не она. Без нее ты, наверное, продолжала бы меня игнорировать весь вечер, и ушла бы танцевать в круг, интересуясь только собой.
Он говорил слишком быстро и слишком много. Слова вырывались водопадом, бездумно и невпопад. Но продолжая говорить, он мог избегать мыслей и чувств.
— Мне нужно идти, — сказал он, резко поднимаясь. Он позволил себе обдумывать лишь одну мысль, пока выплевывал все остальные, и эта мысль была о том, что он хочет убраться от Идриль как можно дальше. И подумать было смешно, что всего несколько минут назад она казалась самым прекрасным существом в мире. Сейчас он с трудом переносил ее вид. — Орофер ждет меня. Он будет беспокоиться куда я пропал. Я обещал ему что скоро вернусь, а мы пробыли здесь уже слишком долго. Я пойду. Твое платье как раз по пути. Возможно, тебе стоит пройти вместе со мной до него. А там уже кто-нибудь другой пусть провожает тебя в башню. Почему Финдекано? Почему он? Что в нем такого хорошего? И он твой дядя!
Идриль задумчиво хмыкнула и оправила руками юбку, но Глорфиндель старался даже не смотреть на нее.
— Он очень интересный, — наконец сказала она. — И пишет для меня песни и поэмы. Никто больше так не делает. Ты, наверное, думаешь, что если я принцесса, то кругом полно тех, кто пишет мне песни, но на самом деле дядя Финно единственный.
— Но он же твой дядя!
— Да, — ответила Идриль, — но не то, чтобы мы были близко знакомы. Я едва его вижу, поэтому он для меня почти незнакомец. И он вообще не такой, как мой папа, они даже внешне не похожи, поэтому он все равно что и не дядя мне вовсе. Не вижу в чем проблема. Здесь не так уж много других принцев, и те, которые есть, все равно тоже мои родственники, дядья или кузены, так за кого же мне прикажешь выходить замуж?
Это было последней каплей. Если и было что-то еще, что могла сказать Идриль, чтобы выглядеть еще более глупой и легкомысленной, Глорфиндель не хотел бы этого слышать. Он готов был смеяться над собой, за то, что воображал ее очаровательной. И он бы посмеялся, если бы мог веселиться в этой ситуации. Но вместо этого его от всего тошнило. Он натянул свою куртку, грубо проталкивая руки в рукава, и пошел по тропе, которая вела к свадебной роще. Словно бы ничего особенного и не случилось. Идриль последовала за ним, сопровождаемая потоком своей пустой болтовни.
Глорфиндель заговорил с ней снова только один раз, когда они добрались до места, где она оставила свое платье. Ветер наполовину сбросил его с ветки, и часть воздушной юбки попала на куст диких роз. Шипы и опадающие листья запутались в оборках.
— Я возвращаюсь в башню, — сказал он ей, когда она достала платье и надела его через голову. Его голос звучал удовлетворительно холодно в его ушах, без намека на недавно грозившие прорваться слезы. — Уверен, ты хочешь остаться на свадьбе и потанцевать. Кто-нибудь проводит тебя потом.
— Не думаю, что это правильно, — ответила Идриль, — ты привел меня сюда, и ты должен оставаться здесь со мной, пока я не захочу уйти. Ты не можешь просто бросить меня здесь, в окружении всех этих посторонних. Где твои хорошие манеры?
— Хорошие манеры… — пробормотал Глорфиндель, но прикусил язык, чтобы не сказать этого вслух. Что Идриль знает о хороших манерах? — Нет. Извини. Мне пора идти. Я попрощаюсь с Орофером и вернусь в башню. Уже поздно и Финдекано будет беспокоиться куда я пропал.
Он мог услышать вздох Идриль даже несмотря на расстояние, разделявшее их. Ее глаза расширились.
— Почему дядя Финно стал бы беспокоиться о том, где ты? Разве ты не просто прислужник?
— Его личный помощник, — поправил Глорфиндель. Он ожидал реакции Идриль и она не разочаровала: ее рот слегка приоткрылся, и он буквально видел как сожаление проносится в ее голове, когда она обдумывала те множество способов, которыми могла бы использовать его, чтобы подобраться поближе к Фингону. Если бы она только знала заранее.
— Как бы еще я мог пользоваться его ванной и позаимствовать его украшения? — спросил он.
— Я… ну, я подумала, что ты схитрил, — ответила Идриль. — Пробрался туда пока его нет и стащил кое-что.
Глориндель фыркнул
— Мне нет нужды воровать у него или пробираться в его комнаты, словно крыса. У меня есть определенные права, я же его камердинер. — Он наслаждался растерянностью, что проскользнула в чертах Идриль.
Она смогла овладеть собой почти сразу, и ее чувства лишь слегка коснулись поверхности. Ее выражение лица плавно перешло в сладчайшую улыбку.
— О-о-о, — выдохнула она, — мне так жаль. Я не понимала, что у тебя такая важная должность. Я думала, что ты просто один из обычных прислужников, каких много у моего папы. Но если ты личный помощник принца, это значит, что ты здесь занимаешь достаточно высокое место, правда?
— Конечно. — ответил Глорфиндель. Он одарил ее ответной улыбкой, столь же фальшивой, как восхищение в ее голосе.
— Так значит ты проводишь много времени с дядей Финно.
— Да.
— И ты, наверное, довольно хорошо его знаешь. Почти как друга.
— Да, можно сказать это правда, — продолжал улыбаться Глорфиндель.
— О, ты гораздо более интересный и значимый, чем я сперва подумала! — сказала Идриль, просияв. — Я уверена, что среди всех жителей башни, именно ты сможешь рассказать мне, думает ли Финно хоть иногда о браке. И есть ли здесь леди, с которыми он близок?
— С несколькими, но особенно с одной: Лайланиэль, его двоюродная сестра со стороны матери.
— Лайланиэль, — эхом повторила Идриль. В ее сладком голосе прозвучали легчайшие ядовитые нотки. — Какое прелестное имя. Уверена, она очень хороша собой.
— Безусловно. Она настоящая красавица. А еще она богата, остроумна, и прекрасно одевается. И еще она добра и изящна. Они с Финдекано очень близкие друзья.
Этой ночью многое происходило впервые. Он и представить себе не мог что существуют обстоятельства, в которых он стал бы называть красивым нос Лайланиэль, похожий скорее на клюв, ее узкие губы, а ее злой язычок нахваливать как доброту и остроумие. Но сегодня случались еще более странные вещи. И зрелище того, как с каждой секундой угасает сладкая улыбка Идриль, оправдывало все.
— Тогда мне необходимо встретиться с этой Лайланиэль, — сказала Идриль. — Я просто обязана узнать так ли она замечательна вживую, как звучит в твоем описании.
— Она превосходит все ожидания. Хотя… — уронив свой голос до шепота, Глорфиндель снова подошел к Идриль поближе, пока его губы не оказались прямо возле ее уха. — Это не о ней тебе нужно беспокоиться.
— Нет? — тоже шепотом ответила Идриль.
— Нет.И я расскажу тебе это в строжайшем секрете, Итарилле, потому что ты должна знать. — Он помедлил, позволяя ей встревоженно вздохнуть. — Финдекано любит кое-кого другого.
Она резко повернула голову и спросила, глядя ему в глаза.
— Что? Кого?
— Ты помнишь пьесу?
— Конечно. И что с ней?
— И ты помнишь свадьбу, и поцелуй между Финвэ и Индис?
— Да…
Он наклонился еще ближе, пока почти их лбы почти не соприкоснулись, и мягко провел кончиками пальцев по ее щеке.
— Это была не просто игра.