Меч, Корона и Посох. Часть II "Корона"

На следующий день Эйрент и Ипатия вышли из дома, чтобы погулять, как в старые добрые времена. Арлина и Раймоны тоже дома не было: один пошёл в гости к своей однокласснице и подружке Данае, пригласив туда же через стекловиз Вегу; другая отправилась с подружками просто поболтаться по улицам. Дома оставались все остальные, преимущественно старшего поколения: бабушка Аквилегия села у себя в комнате писать свои мемуары — на днях она сказала, что давно ими не занималась. Латона, с утра сходившая поплавать в озере, решила теперь отдохнуть и почитать в гостиной книжку. Рендом тоже остался дома, и, что было весьма удивительно, захотел пообщаться с Астреем, который с радостью уцепился за возможность поговорить с опытным врачом. Это было весьма странно — ведь отец Астрея, Асклепий Мерлинит Дарлинтон, был таким же опытным врачом. На улице было спокойно, в отличие от прошедшего вечера и ночи. Снег, безостановочно валивший весь вчерашний день и всю ночь, наконец, перестал; ударивший мороз, хоть и небольшой, ощутимо щипал щёки и нос. Улицы, крыши домов, столбы, ограды вокруг домов, парапеты набережных и гиппобусные остановки — всё белело и ослепительно сверкало инеем под лучами солнца, которое соизволило, наконец, впервые за несколько дней показаться из-за туч. Брат и сестра забыли, сколько времени назад они вот так вместе гуляли в последний раз. Они прошли пару кварталов, перешли на мост и очутились на длинной набережной, где красовалась пароходная пристань. В последнюю войну она очень сильно пострадала, но её отстроили заново, и она теперь выглядела так, что её впору положить в какой-то гигантский бархатный футляр. Да что говорить — весь Ихтитеун похорошел после прошедшего восстановления, местами перешедшего в самую настоящую перестройку. А теперь город словно надел праздничную зимнюю шубу и вместе со своими жителями радовался наступающим праздникам. Потом Эйренту подумалось про освобождение Мэглянда и то, как этому освобождению помогали целых два народа Антагеи. Потом на ум юноше пришли мысли о Девонгландене и о бароне Дио-Ринмаре, приезда которого он ждал с огромным нетерпением, но и с некоторой долей нервозности. Эйрент надеялся, что барон приедет завтра. Эх, скорей бы… И как всё пройдёт… — Как же стало хорошо! — нарушила затянувшееся молчание Ипатия, вырывая брата из раздумий, в которые тот погрузился. — Честно говоря, я так мечтала, чтобы вот так просто погулять! — Наверное, просто потому, что экзамены сдала? — улыбнулся сестре Эйрент, с трудом возвращаясь в реальность. — Конечно, — ответила Ипатия, — очень сессия трудная была. — Ну теперь всё позади, — сказал Эйрент, — а впереди только праздник, и вот мы гуляем. Кстати, а чего Астрей с нами не пошёл? — Не захотел, сказал, что устал. А в Юпитериане жаловался, что ему гулять хочется, — пожала плечами Ипатия. — Ну, не захотел, так не захотел, — весело отозвался Эйрент, уверенный в душе, что Астрей просто хотел дать шанс побыть им вместе как брату и сестре. — Хорошо, — согласилась сестра. — Куда пойдём? — Куда глаза глядят, — беспечно сказал Эйрент. — Ладно, — в тон ему сказала Ипатия. Сказано — сделано. Брат и сестра Гамильтоны двинулись дальше по городу. Посмотреть на улицах было на что. Все дома, не уступая в этом дому Гамильтонов, были украшены к праздникам и словно соревновались в яркости и богатству украшений. В небе было необычно много мегафальков, и Эйрент обещал себе по приходе домой непременно выпустить Ротбара, а то бедняга и так просидел два дня в гнезде из-за оплошности его двуногого друга. Деловито хрустя подошвами обуви по снегу, искрившемуся под солнцем, в разные стороны сновали прохожие, и не только ихтифрогмены. Все они со счастливыми лицами и какой-то надеждой в глазах несли в руках покупки, несомненно, к празднику. Вот Эйрент с Ипатией незаметно дошли до здания родной третьей школы. Естественно, хоть здание было украшено, но там никого не было. Только в окошке небольшой пристройки сторожа виднелся свет. — Смотри, свет! — показала Ипатия, они переглянулись, и Эйрент понял, что они видят одно и то же. Как тогда, в ставшем таким теперь далёким детстве… Брат и сестра пошли дальше. Они прошли мимо недавно построенной новой гостиницы «Озёрная». О её строительстве долгое время говорила общественность города, но строительству помешала война. И вот недавно «Ихтитеунский вестник» опубликовал интервью с начальником отдела строительства администрации племени господина Арникстона, где он презентовал новый городской объект. Интервью сопровождалось светописными иллюстрациями. При гостинице оказалось весьма симпатичное кафе, как и гостиница, открытое совсем недавно; и тут брат и сестра поняли, что изрядно проголодались, к тому же замёрзли. В кафе им принесли по тарелке салата с ветчиной и маринованным корнем сельдерея, кружке какао и по вкусному пирожному. Эйрент был доволен, что не забыл дома кошелёк и что он смог угостить сестру. — Ну что, пойдём дальше? — спросил Эйрент. — Давай! — подхватила Ипатия. По дороге брат и сестра много болтали так же, как в детстве, несли всякую чепуху и смеялись одним им понятным шуткам. Казалось, они снова стали беззаботными детьми, пусть им обоим меньше, чем через три месяца собиралось исполниться уже по восемнадцать лет. Они снова дошли до одной из набережных, и Эйрент внезапно предложил Ипатии сходить к зданию администрации племени. Она с радостью согласилась — ведь она не была там с тех пор, как там записывалась в Спецгимназию почти семь лет назад, к тому же это здание привлекало её тем, что в нём работал её брат. — Вот, смотри! — показал Эйрент сестре окна своего рабочего кабинета, когда они добрались до здания и обошли его кругом. — Там мой кабинет. — Здорово! — сказала сестра. — А покажи мне здесь ещё что-нибудь! — Хорошо, Ипатия. Пойдём. Они вернулись к тому месту, с которого начали осмотр здания. Это было боковое крыло здания. Оно нисколько не изменилось с той самой зимней ночи, когда Святомир привёл Эйрента сюда, где жили тогда дружинники Ихтитеуна. — А вот здесь жили мы как дружинники Ихтитеуна, — и Эйрент рассказал сестре, как он стал дружинником. — Вы со Святомиром рассказывали, что служили вместе? — Да. И вместе с нами Тиамин и Мерлин, — тут Эйрент стушевался и замолк. — Что с тобой, Эйрент? — Знаешь, Ипатия, давай не будем о войне! Мне не очень хочется вспоминать об этом времени. Не мне тебе рассказывать, что Адамастеун был занят зоргаданцами. И ты отлично знаешь, что тогда не работала почта не только между Ихтитеуном и Адамастеуном, но и по всему Мэглянду. Я, да и не только я, но вся наша семья, мама с папой, не знали ничего ни что с тобой, жива ли ты тогда была. — Ты прав, Эйрент. Сменим тему! — согласилась с ним сестра. Эйрент согласился, и они отправились посмотреть на огромную сосну, украшавшую площадь перед зданием администрации. С этой площадью у Эйрента тоже были воспоминания — именно отсюда они с друзьями улетели на операцию по спасению вождей около года назад. Но он подавил эти весьма неуместные в преддверии праздника воспоминания и принялся вместе с сестрой рассматривать многочисленные украшения, обвивавшие сосну и висевшие на ней. Надо было уже возвращаться домой: домашние, наверное, уже стали волноваться, куда пропали Эйрент и Ипатия. Вдоволь нагулявшись и налюбовавшись праздничным городом, брат и сестра сильно устали, и решили сесть на гиппобус, который привёз их почти к самому дому. На остановке им повезло прождать транспорт всего пару минут. Они подошли к дому, где возле их почтового ящика возился незнакомец с почтовой сумкой на боку. — Эй, кто вы? — окликнула его Ипатия. Незнакомец повернулся к ним, и Эйрент, к своему безграничному удивлению, узнал в нём Улисса Орвинита Вильсона, с кем он начинал службу в составе отряда дружинников. Он-то что здесь делает?! Брат и сестра подошли ближе. Улисс закончил своё дело и повернулся к ним. — Улисс? Ты ли это?! — воскликнул Эйрент. — Эйрент? — узнал его Улисс, и широкая улыбка озарила лицо молодого почтальона. — Ты что здесь делаешь? — спрашивал Эйрент Улисса, попутно рассматривая его лицо. — Работаю, — отозвался тот, по-прежнему улыбаясь. Улыбка улыбкой, но Эйрент ясно видел в глазах бывшего сослуживца грусть. Да и улыбка оказалась деланная. — А что с господином Мойнстоном? — спросила Ипатия, подойдя ближе. — Он уволился недавно, — сообщил Улисс, во все глаза рассматривая брата и сестру. — А это кто, Эйрент? — Улисс, познакомься, это моя сестра Ипатия, — представил Эйрент друг другу бывшего сослуживца и сестру. — Ипатия, это мой бывший сослуживец Улисс. Я тебе о нём уже рассказывал. — А вы, значит, будете вместо господина Мойнстона? — спросила его Ипатия. — Да, конечно. Затем на расспросы Эйрента Улисс рассказал, что после демобилизации из дружинников он работал в тылу связным. Он занимался тем, что доставлял корреспонденцию между участниками за освобождение Ихтитеуна. Перенесённые ранения ему это делать не мешали. Будучи единственным ребёнком в семье, он хотел отомстить за гибель родителей в войне и внести посильный вклад в военные действия. А после войны он решил пойти в почтальоны; в кварталы же, где жила семья Гамильтонов, его перевели только два дня как. Насчёт же планов на будущее молодой почтальон распространяться не хотел. — И это замечательно! — сказала Ипатия. — Господин Вильсон, может, зайдёте к нам, выпьете чаю? — Нет, спасибо, барышня Гамильтон. Мне надо идти дальше работать. До свидания. — До свидания, господин Вильсон, — по ласковому и сочувственному тону, которым Ипатия произнесла эти фразы, было видно, что её до глубины души тронула потеря Улиссом родителей, и по-видимому, она хотела быть щедрой и радушной. — Если что, приходите к нам в новогоднюю ночь. — Благодарю вас. Я подумаю. Брат и сестра Гамильтоны забрали принесённую Улиссом корреспонденцию и ушли в дом, где письма отправились прямиком в гостиную. — Может, сначала пообедаем? — спросила старших детей Латона, когда они уселись, готовясь распечатывать письма. — Почта успеет. — Хорошо, — согласился Эйрент, уходя вслед за матерью и сестрой в столовую. — Ну, вы и гулять! — восхитилась бабушка Аквилегия, когда за обедом брат и сестра рассказали, как провели последние часы. — Ешьте давайте, — шутливо велел Астрей, когда Эйрент сделал паузу в рассказе. — Ага, — согласился Эйрент, с аппетитом принимаясь за обед, не уступая в этом сестре, давно приступившей к еде. После обеда почта дождалась, наконец, прочтения. Дриаден большей частью писал, как растёт его мегафальк — маленький Айзен, хотя и подготовке к выпускным экзаменам брат Эйрента и Арлина уделил достаточное внимание. Флорена рассказала, что неожиданно для неё её поместили на доску почёта лучших гимназисток. Все домочадцы отреагировали на это известие бурно и даже с аплодисментами. — Эх, скорей бы и мне в Спецлицей, — произнёс Арлин. — Мы с Урбаном просто мечтаем об этом. Арлину в Месяце Метелей собиралось исполниться уже одиннадцать лет, а в конце Месяца Листьев он будет заканчивать уже школу и один за другим считал дни до этого события, а также до того долгожданного дня, когда будет подавать документы в Спецлицей, и тем более — когда отправится туда учиться. В последнее время он сдружился с Урбаном — одноклассником, с которым они чуть не враждовали с первого класса. Эйрент понимал братишку — ведь об этом мечтают четвероклассники всех школ Мэглянда; не исключением в своё время был и сам Эйрент. Дриаден в письмах, да и не только в них, успокаивал младшего брата; время пройдёт быстро, говорил или писал он в таких случаях. — Я тоже буду хорошо учиться в Спецгимназии! — заявила всем Раймона, мечтая быть похожей на старшую сестру. — Посмотрим, — сказала ей мать, не желая баловать излишними с её точки зрения похвалами, хотя младшая дочь неоднократно приносила домой поощрительные грамоты за отличную учёбу. Сам Эйрент в своё время учился весьма средне, и не удостаивался их ни разу, несмотря на всё своё усердие. Сюрпризом было письмо от дяди Нериана. Он приглашал в гости кого-нибудь из семьи его старшей сестры Латоны, и все понимали, что сам Нериан этого сделать не может. Его старший сын Селенис после окончания Спецлицея поступил в Мэгляндский университет и теперь уж точно собирался стать астрономом, как и хотел. А его младшая сестра Дарьяла училась с Флореной на одном гимназическом курсе, и их как двоюродных сестёр связывала тесная дружба. Представить семью по горло занятого Рендома Лаэртита Гамильтона вызвался Эйрент. А Астрей хотел провести остаток праздничных каникул в Ихтитеуне. Больше писем не было, и Гамильтоны направились из гостиной по своим делам. Однако бабушка Аквилегия, решившая немного перед уходом прибрать на журнальном столике, схватила там что-то и быстро засунула это в карман юбки. Она поймала недоумевающий взгляд старшего правнука и со значением подмигнула ему. Остальные этого не заметили, потому что в тот момент в гостиной оставались только Эйрент и бабушка Аквилегия. Вечером, перед сном, Эйрент направился в комнату бабушки Аквилегии. Это была небольшая комната, окна которой выходили в сад, как и окна комнаты Эйрента. Размером она была немного меньше последней. Эйрент хорошо помнил, что, когда к ним окончательно переехала бабушка Аквилегия, ей предложили поселиться в комнате побольше, но она отказалась. Бабушка сумела обставить комнату по своему вкусу: сочетание цветов, раньше очень удивлявшее Эйрента, оказалось цветами флага Девонгландена; несмотря на долгую жизнь как мэгляндки, в бабушке всё ещё жила девонка, и эта девонка, естественно, гордилась своей родиной. Так что всё в комнате бабушки Аквилегии было бордово-бежевых тонов: бордовая кровать под бежевым балдахином, бордовые полки с книгами на девонском и мэгляндском языках, бордовые кресла с бежевой обивкой. В углу стоял платяной шкаф, естественно, тоже облицованный бордово-бежевым шпоном. Бордовыми были даже оконные рамы, подставка канонической статуэтки Касториоса и корпус арфы, стоявшей в другом углу напротив шкафа — в более молодые годы бабушка Аквилегия играла на этом инструменте, но к этому времени пару десятков лет она забросила это дело, собираясь, однако, когда-нибудь возобновить это занятие. — Бабушка, — начал он, усевшись в одно из кресел в бабушкиной комнате. Он любил бывать здесь, ибо именно Эйрента влекла сюда искренняя привязанность к прабабушке, самая сильная из членов семьи. Бабушка Аквилегия отнюдь не препятствовала, а наоборот, одобряла эти визиты. — Ну, что ты хотел? — с улыбкой поинтересовалась она, располагаясь напротив. — Когда ты уходила сегодня из гостиной, ты что-то забрала с собой, — без обиняков начал он. — А, это? — спросила она, вытаскивая из кармана юбки маленький конверт с уже знакомым Эйренту гербом баронов Дио-Ринмаров. — Бабушка, так ведь это письмо барона! — ахнул Эйрент. — Именно, дорогой! — снова улыбнулась бабушка Аквилегия. — Жаль, что все так поторопились, — пробурчал Эйрент, глядя на конверт в руке бабушки. — Даже прочесть не успели. — Ничего страшного, — сказала бабушка Аквилегия, — сейчас его прочитаем мы с тобой. — Так почему его никто не заметил? — не унимался Эйрент. — Оно просто запуталось в складке скатерти, — спокойно пояснила бабушка Аквилегия уже без улыбки, — а складку накрыла одна из газет. Я увидела лишь край конверта. — Так давай его откроем, наконец! — воскликнул Эйрент и добавил чуть спокойнее. — Надо же, наконец, узнать, что пишет барон. Открывай! Бабушке Аквилегии ничего не оставалось сделать, как открыть конверт. Письмо, вопреки ожиданиям обоих, оказалось весьма коротким. После цветистого вступления барон написал, что герцог Вантрагерт, у которого он находился на службе, собирался провести Вознесение в столице королевства — Дайвоне, а барон, как постоянный участник свиты герцога, должен был сопровождать его и находиться всегда при нём. Барон закончил письмо надеждой приехать всё-таки в Мэглянд ближе к лету, о чём он обещал написать заранее. — Как жалко, — расстроился Эйрент. — Ну, ничего, бывает. Потом он всё равно приедет, — утешила старшего правнука Аквилегия и добавила очень серьёзно. — Это дело чести дворянина. А потом они шумно и с размахом отметили Вознесение и Новый год. Они с удовольствием приняли гостей, причём на эти дни в доме Гамильтонов воцарялись обычные для подобных событий весёлые шум, гам и суета, прекращавшиеся только на ночь. В седьмой день Месяца Морозов семьсот шестого года Эйрент вылетел в Адамастеун. С ним вызвалась лететь Раймона, которая очень хотела увидеть Адамастеун и повидаться с Ирентой, одной из дочерей дяди Нериана, с которой часто переписывалась. Ирента была ненамного младше Раймоны, они даже родились в одну дату и даже в один день недели, хоть и в разные месяцы, и, раз они нашли это общее между собой, их и связывала дружба. Поэтому Раймона и умолила старшего брата взять её с собой, благо до конца каникул и возвращения в школу оставалась ещё неделя. Лететь хотел и Арлин, но мать запретила ему и велела на каникулах позаниматься математикой, чтобы ликвидировать кое-какие пробелы. Естественно, Арлин очень расстроился и грустным взглядом проводил Ротбара, взлетевшего в серое зимнее небо и сразу взявшего курс на север. Провожавшие их остальные Гамильтоны вернулись в дом. Под крыльями Ротбара привычно развернулась гладь Большого Хрустального озера — под стать свинцово-серому небу, снова готовому обрушиться снегопадом, она казалась столь же неприглядной серой свинцовой пластиной. Осенью озеро сверху напоминало голубой драгоценный камень в оправе багрянца и золота листвы деревьев; сейчас оно походило на старинное зеркало в тяжёлой оловянной раме. Брат и сестра Гамильтоны находились в пути уже сорок минут; простиравшаяся под крыльями озёрная гладь, судя по всему, не собиралась заканчиваться. Но Эйрент совершенно точно знал, что скоро они доберутся до цели своего путешествия. На своём поясе он чётко ощущал вцепившиеся в него руки сестрёнки и был абсолютно за неё спокоен — отец настоял, чтобы Эйрент прикрепил девочку дополнительным набором ремней. И вот мегафальк достиг Адамастеуна — под его крыльями мелькнула хорошо знакомая Эйренту пароходная пристань, с которой они неоднократно уплывали в Ихтитеун, примыкавший к ней парк и самые южные кварталы второго по величине города племени ихтифрогменов. Через несколько минут под ними промелькнула префектура города и площадь перед ней, украшенная громадной сосной, такой же, какая стояла на площади перед администрацией племени в Ихтитеуне, а вслед за этим потянулись остальные жилые кварталы. Эйрент отлично знал, куда лететь: ведь Гамильтоны много раз летали к своим адамастеунским родственникам. Они резко повернули направо, потом снова легли на прежний путь: дом Нериана Арлинита Рюрикстона находился на северной окраине города, примерно в пяти – семи минутах от Адамастеунского собора. Вдруг на них внезапно налетел резкий порыв ветра, налетел и резко рванул в сторону; Ротбар неожиданно вильнул в сторону, так что Эйрент, почувствовав хлопок дёрнувшихся от толчка седельных сумок, чуть не выпустил из рук поводья. Шпили Адамастеунского собора с касторианскими солнцами пронеслись мимо них в каких-то пяти метрах. Раймона за спиной Эйрента вскрикнула от минутного ужаса, но Эйренту удалось перехватить поводья, и они быстро легли на прежний курс. Они начали снижаться над домом Рюрикстонов. Эйрент знал этот дом не хуже собственного, и сейчас дал команду снижаться Ротбару, который послушно сделал полукруг, развернувшись на кончике крыла. Во время манёвра Эйрент увидел, как из дома вышла женская фигура, закутанная в плед. Женщина приветственно замахала руками, побежала в сторону и стала давать обеими руками знаки в сторону довольно обширной площадки, куда можно сесть мегафальку. Вслед за ней, тяжело опираясь на две палки, из дома вышел человек. И Эйрент направил Ротбара туда, куда ему показала женщина, которая, естественно, оказалась тётей Кайлиной. Эйрент спешился, затем развязал ремни, которыми была прикреплена к седлу Раймона, и помог сестре слезть. — Эйрент! Раймона! — услышали они за спиной. Там стоял, опираясь на две палки, дядя Нериан; вместо ноги у него был деревянный протез, по форме напоминавший обычную человеческую ногу. Эйрент и Раймона впервые воочию увидели травму родственника, о которой они раньше читали лишь в письмах, и у них сострадательно сжалось сердце; юноша даже почувствовал, как сестра судорожно схватила его за руку. Через час, убедившись, что Ротбар был устроен в гнезде, чьими временными соседями были Арод и Бетелг, мегафальки дяди Нериана и Селениса, Эйрент и Раймона, сытно пообедав, сидели в гостиной Рюрикстонов и беседовали. Из писем Эйрент и Раймона знали, что дядя Нериан потерял ногу при освобождении города, когда он неудачно применил воспламеняющее заклятье, и ему на ногу упал горящий кусок забора, который он первоначально планировал обрушить на отряд зоргаданцев. Господин Дарлинтон сделал вывод, что ногу, несмотря на все ухищрения, спасти не удастся, и ему пришлось убедить дядю Нериана, чудом оставшегося в живых, ампутировать ногу. Сколько Гамильтоны пролили слёз, читая и слушая письма дяди Нериана, где он делился переживаниями по поводу потери ноги! Его можно было понять — молодой совсем мужчина, воин, да ещё маг, стал совершенным инвалидом. Было бы с чего впасть в депрессию. Но дядя Нериан потом сумел взять себя в руки и вернуться к своей работе мага, ведь без мага Адамастеунский собор обойтись не мог. А потом ему удалось получить протез и возможность передвигаться и даже летать на мегафальке. Оставшийся вечер Эйрент и дядя Нериан тихо беседовали. Кроме них, в гостиной никого не было. Самая младшая из детей, пятилетняя Рилеса, накануне сильно простудившаяся, спала; тётя Кайлина сидела с ней, следя за температурой дочки. Селенис на чердаке возился с новым телескопом, который родители подарили ему на Новый год и Вознесение, и намеревался провести с ним грядущую ночь, которая, в отличие от целой недели предыдущих, обещала быть безоблачной. Лиган, вопреки требованиям родителей лечь спать, вертелся возле старшего брата. С тех пор, как Селенис окончил Спецлицей, Лиган обожал брата и всеми силами стал стремиться в Спецлицей, куда, как и Арлин, собирался туда в этом году и стремился туда всей душой. — Занимаешься ли ты сейчас магией? — продолжал, благожелательно улыбаясь, разговор дядя Нериан. — Когда как, — отвечал Эйрент, вздыхая, — разве что вечерами у себя в комнате. — Прекрасно, весьма похвально, — одобрил дядя Нериан, — и как? — Нормально, — пытался отшутиться Эйрент, — форму не теряю. — Это правда, что тебе удалось сжечь магией целое войско зоргаданцев? — спросил его дядя Нериан. — Ну, — на миг замялся юноша, которому очень не хотелось бы вспоминать этот эпизод своей жизни, — было дело. — Какой молодец! — сказал дядя Нериан. — и это ты завершил всего лишь начальную ступень обучения магией. Это редко кому удаётся. Хорошо бы тебе продолжить магическое образование. — Думаю, я успею это сделать, — только и мог улыбнуться в ответ Эйрент. Им отвели две гостевые комнаты. Одну из них Эйрент отлично знал: Гамильтоны часто оставались именно в ней, когда приезжали к своим адамастеунским родственникам. А вот вторая, отведённая для Раймоны… Войдя туда, Эйрент живо вспомнил первые свои дни на Мэглянде, и призраки прошлого снова волной обрушились на него и словно захлестнули его с головой. Именно здесь дядя Нериан поселил девочку-иномирку, прах которой ныне покоился в некрополе. Но что это для Раймоны? Она пришла туда как к себе домой, и в комнату тут же прибежала Ирента; девчонки тут же принялись щебетать о чём-то своём. — Раймона, — обратился к сестре Эйрент, показывая ей на часы. — Долго не сиди, как только увидишь на часах десять часов, ложись спать. — Хорошо, — легко согласилась сестра, но в глазах её заплясали чёртики, и юноша понял, что сестра вряд ли послушается; она и дома не отличалась послушанием. Эйрент вздохнул, пожелал сестре и кузине спокойной ночи. Когда вся семья отправилась спать, Эйрент продолжил разговор с дядей Нерианом. Он сообщил племяннику, что назавтра ожидает визит своего друга — мага из Кертайи. — Из Кертайи? — Эйрент не поверил ушам, и его вмиг покинула одолевшая было его сонливость, ибо час был весьма поздний. — Да, мы учились вместе в Голубой магической академии. Потом расстались было, а через годы мы встретились в Мэглянде, он стал здесь работать, в командории ордена Голубых звёзд. — Как здорово! — сказал Эйрент; тем не менее, широко зевая: видимо, усталость всё-таки взяла своё. — Я тоже очень рад, — улыбнулся дядя Нериан, беря свои костыли и поднимаясь с кресла. — А теперь пойдём-ка спать, а то я совсем бессовестный — мучаю гостей. По пути в отведённую ему комнату Эйрент заглянул в комнату, куда поселили Раймону. Девочки, прижавшись друг к дружке на кровати, мирно спали, не раздевшись; поперёк них лежала книга «Сказок для девочек» — это была совсем новая книга, недавно изданная Юпитерианским книжным издательством. На губах сестёр играла улыбка. Жаль, что Раймона отказалась от помощи тёти Кайлины, предложившей ей переодеться. Эйрент ушёл к себе в комнату, с облегчением разделся, лёг в постель и почти мгновенно уснул. Во сне он увидел отца и почему-то господина Хилмиста, которые почему-то спорили, кому из них с ним лететь в Адамастеун. Эйрент хотел было предложить им взять их обоих, как вдруг они оба повернулись к нему. — Вставай, Эйрент, утро давно, — сказал отец голосом дяди Нериана. — Солнце светит! — добавил господин Хилмист голосом Раймоны. После этого Эйрент резко сел в кровати и действительно увидел возле неё дядю Нериана и Раймону. — Сколько же я спал? — поинтересовался юноша, потирая кулаками глаза. — На часах уже одиннадцать часов пятьдесят минут, — сообщил дядя Нериан, глянув на часы. — Давай, вставай, Эйрент, — потянула его за рукав пижамы сестрёнка, — мы с тётей Кайлиной и Ирентой уже завтрак приготовили! Вставай, засоня! Эйрент из писем знал, что двоюродная сестра обожает готовить и часто помогает матери на кухне. К своим неполным восьми годам Ирента, заканчивавшая первый класс, освоила приготовление многих блюд и говорила всем, что очень хочет стать поваром, как вырастет. А поскольку из Ихтитеуна приехала Раймона, то её она живо привлекла к приготовлению завтрака на всю семью. Они дружно отдали должное завтраку, состоявшему из вкусной овсяной каши на молоке, свежеиспечённым оладьям с мёдом и какао. Затем похвалили искусных хозяек и их помощниц и помогли им убрать со стола. — Эйрент, иди сюда! — громко раздался радостный голос дяди Нериана, несомненно, усиленный магией. — В гостиную! Эйрент спустился в гостиную Рюрикстонов, и увидел там в одном из кресел того, кого меньше всего ожидал увидеть в обычной гостиной обычного мэгляндского дома. — Ну, здравствуй, Эйрент, — весело сказал на мэгляндском языке почти без акцента господин Хилмист, собственной персоной учитель Эйрента в магической школе. — Здравствуйте, господин Хилмист, — ответил Эйрент, неожиданно почувствовав робость. Не каждый день общаешься с учителем вот так, запросто, не в стенах учебного заведения. Наверное, если бы в этот момент юноша увидел в гостиной кого-нибудь из лицейских преподавателей, он испытал бы те же чувства — смесь крайнего удивления с долей какой-то неловкости. Но он всё-таки постарался взять себя в руки. — Как дела? — спросил господин Хилмист. — Прекрасно, господин Хилмист. — Эйрент, Лигий и есть тот мой друг, с кем мы учились в Голубой магической академии. — Очень приятно, — слегка поклонился Эйрент, — мне очень радостно это слышать. — Как дела, Эйрент? — продолжал господин Хилмист. — Слышал, ты служишь своему племени? — Да, господин Хилмист. Я работаю в администрации племени ихтифрогменов, — охотно отвечал юноша. Он действительно гордился своей работой и тем, что она приносит пользу родине и племени. — А как же магия? — невольно повторил господин Хилмист вопрос, заданный вчера. Пришлось Эйренту снова говорить господину Хилмисту о занятиях магией по вечерам в своей комнате, повторяя сказанное дяде Нериану вчера. — Ты же хотел дальше учиться магии, — удивлённо напомнил господин Хилмист. — Мы же с тобой разговаривали об этом. — Да, господин Хилмист, хотел, и сейчас хочу, — твёрдо сказал Эйрент. — Но сейчас мне бы хотелось послужить Мэглянду на гражданском поприще. К тому же по окончании Спецлицея я поклялся в верности родной стране и не хотел бы изменять этой клятве. Думаю, магия никуда не убежит. Несколько мгновений господин Хилмист рассматривал своего бывшего ученика. Наконец, он произнёс с теплотой во взгляде и с уважением в голосе: — Понимаю, Эйрент. Я бы поступил точно так же. Время пройдёт, и ты сможешь всё-таки получить высшее магическое образование. Я уверен в этом, потому что, повторяю, у тебя большой магический потенциал, и ты сможешь достичь высот в магическом искусстве. — В последней войне его магия помогла не допустить врагов в его родной город, — сказал дядя Нериан господину Хилмисту, показывая рукой на племянника, а юноша окончательно смутился, густо покраснел и всей душой захотел окончания этого разговора. По требованию господина Хилмиста дядя рассказал ему о всё том же сожжении зоргаданского войска на подступах к Ихтитеуну. Хоть подавляющее большинство мэгляндцев и знало об этом случае и считало Эйрента героем, юноша считал, что это вовсе не подвиг, а чистой воды случайность, и подобной славы всячески избегал. Позади беседующих кто-то коротко кашлянул, и присутствовавшие в гостиной обернулись. В двери стоял Селенис. — Эйрент, Ротбар наружу рвётся, — сообщил он. — Своего Бетелга я уже выпустил. — Ох, — спохватился Эйрент, — его же тоже надо выпустить и дать поохотиться! Быстро попрощавшись с господином Хилмистом, который собирался через некоторое время отправиться в , Эйрент поспешил в гнездо к мегафальку. Ротбар встретил его радостным курлыканьем и вовсю тёрся о своего друга головой. Глаза птицы сверкали голодным блеском, пока Эйрент выводил её из гнезда; это продолжалось, пока Эйрент седлал и взнуздывал мегафалька. Эйрент и Селенис, взяв с собой Раймону, Иренту, и Лилиана, отправились в леса севернее Адамастеуна. В одном из писем Селенис говорил Эйренту, что в этих лесах водятся кабаны, на которых любят охотиться мегафальки. И все отправились туда, чтобы совместить полезное — покормить мегафальков с приятным — с весёлой прогулкой. Пока мегафальки охотились на кабанов, высматривая их с большой высоты, младшие из детей, Раймона и Ирента, почувствовав свободу, бегали, играли и всячески баловались. Наблюдая за ними, Эйрент решил, что пора перестать быть воином, героем, магом и занудно-важным сотрудником администрации и самому вспомнить детство. Как же его не отпускала прошедшая война, которая давным-давно должна кануть в Лету, что он не мог до сих пор сбросить с себя тяжёлое бремя воинской ответственности! Однако, вместе с сестрёнкой и кузенами он снова как будто стал ребёнком, и весело провёл время, бегая, барахтаясь в сугробах, играя в снежки. Казалось, время пошло вспять и прошедшие восемь лет как будто исчезли. А потом исчезли ещё несколько часов, пока Эйрент и остальные не заметили, что начали опускаться ранние зимние сумерки. В Адамастеуне они провели ещё три дня. Эйрент не мог не сходить к своему лицейскому другу Лаэрту. Лаэрт, так же, как и их общий друг Астрей, находился сейчас на каникулах, и встретил лицейского товарища с радостью и энтузиазмом. Вместе они сходили в гости к Рендому Корвиниту Шейлингу, который переехал из своего небольшого города Маратбора в более крупный Адамастеун, и там тоже неплохо провели время. Свой переезд Рендом мотивировал тем, что «в окрестностях Адамастеуна больше красивых видов для пейзажей». Сейчас в Академии изобразительных искусств, как и в других учебных заведениях Мэглянда, были каникулы, и Рендом, естественно, проводил их дома. Вместе с Лаэртом, Рендомом и Селенисом Эйрент и Раймона побывали в картинной галерее Адамастеуна, где уже хранилось несколько работ Рендома, в том числе та, которую он рисовал на последнем курсе Спецлицея. Рендом рассказывал, что он специально ездил в Спецлицей, чтобы оттуда забрать свою работу. А потом была обратная дорога домой. Эйрент надеялся, что домой они полетят налегке, ибо одна из седельных сумок, с которыми они вылетали из Ихтитеуна, была полна подарков, которые семья Гамильтонов посылала дяде Нериану и всем его домочадцам. Но не тут-то было: Эйрент и Раймона везли домой ту же седельную сумку, но наполненную ответными подарками. * Дальше дни шли своим чередом. Дни складывались в недели, недели — в месяцы. Эйрент и Раймона вернулись домой, Ипатия с Астреем улетели обратно в Юпитериан, чтобы через пару дней возобновить учёбу. Потом у всех кончились каникулы, и снова началась трудовая жизнь. Латона вместе с Арлином и Раймоной снова приступили к работе и учёбе в школе, а Эйрент снова приступил к службе в администрации племени. Прошла зима, Гамильтоны отметили одиннадцатилетие Арлина, а потом, когда наступила весна, в Месяце Подснежников отметили восемнадцатую годовщину Эйрента и — заочно — и Ипатии. После этого наступила настоящая весна, по улицам побежали ручейки талого снега, затем на деревьях развернулись листья, прилетели птицы, всё расцвело, и наступило лето. А Эйрент продолжал изо дня в день усердно трудиться. В конце Месяца Листьев вождь племени ихтифрогменов Амфибрахий Амброзит Кингстон улетел в Юпитериан на сессию заседаний Совета Вождей Мэглянда.