Меч, Корона и Посох. Часть II "Корона"

Со всех сторон послышались торопливые шаги, скорее, похожие на беготню. Эйрент и его товарищи по прогулке осмотрелись: везде бежали монахи и послушники. У многих в руках были факелы. Во главе сбежавшихся обитателей монастыря спешил отец настоятель собственной персоной, развивший несогласующуюся с его комплекцией прыть. За ним поспевали отец Адальберт и брат Канут. Увидев происходящее, монахи схватились за голову; лица их не выражали ничего, кроме смеси ужаса и страдания. Тем не менее, отец Радульф взял себя в руки, окинул взглядом обстановку, и, оценив её, покачал головой и повернулся к сопровождавшим его монахам. — Снова на него нашло, — спокойно вполголоса проговорил он, констатируя факт. ― Брат Канут, сходи за братом Гомериком. Отец настоятель поманил отца прегиса, и оба они бросились на колени перед всё ещё раскачивающимся в исступлении братом Стурлусом. Он теперь не кричал, но продолжал корчиться и извиваться в разные стороны, сверкая безумным взглядом и тряся растрёпанными волосами. Отцы настоятель и прегис по обе стороны от брата Стурлуса поддерживали его, не давая рухнуть ничком на землю и не нанести себе повреждения. В сопровождении брата Канута явился приземистый коренастый монах средних лет. На боку его висела на перекинутом через грудь ремне небольшая сумка. В толпе монахов послышался шёпот: «Брат Гомерик! Брат Гомерик!» «Кто таков?» — шепнул Эйрент незнакомому монаху, стоявшему рядом. «Это наш целитель и травник», — ответил ему тот. Брат Гомерик протиснулся сквозь толпу монахов и встал на колени рядом с отцами настоятелем и прегисом. Брат Стурлус, будучи в крепких руках отцов Радульфа и Адальберта, трясся крупной дрожью, прерываемой попытками вырваться и возобновившимися продолжающимися истошными выкриками про корону и людей, которые будут бояться непонятно чего. ― Мы можем вам помочь? ― подошёл господин Дарлинтон к месту происшествия в компании госпожи Ланцетти с твёрдым намерением вмешаться и помочь. Отец Радульф сделал знак брату Кануту, чтобы сменил его, затем встал, благодарно посмотрел на мэгляндских врачей и мягко, но решительно произнёс: — Благодарю вас, но это не нужно. Мы справимся сами, это не впервой. А вам надо отдыхать с дороги. — Ладно, святой отец, хорошо, — ответил господин Дарлинтон ломаным девонским языком. — Но мы врачи, я и моя коллега. Если что, то мы бы могли предложить вам свои услуги. — Спасибо, — уклончиво улыбнулся отец настоятель. Мэгляндцам ничего не оставалось, как потихоньку удалиться к себе в комнаты странноприимного дома. Уходя, Эйрент успел увидеть, как брат Гомерик льёт прямо в рот всё ещё надёжно зафиксированного брата Стурлуса из небольшой стеклянной бутылочки какое-то снадобье. Толпа монахов стала расходиться. А, когда они шли по коридору, Эйрент сзади себя слышал шёпот госпожи Ланцетти и господина Дарлинтона. — Если бы этот несчастный монах был у нас в Мэглянде, он бы явно нуждался в психиатрической помощи, — говорила госпожа Ланцетти. — Несомненно, — отвечал ей господин Дарлинтон. — Тут скорее всего аффект. Дальше последовал обмен специальной медицинской терминологией между двумя врачами, который продолжался, пока господин Дарлинтон и госпожа Ланцетти не разошлись по предназначенным для них комнатам. С улицы, вопреки суете, царившей совсем недавно, не доносилось ни звука. Очевидно, монахи успели покинуть улицу. В ту ночь Эйрент, вопреки обыкновению, долго не мог уснуть. Из его головы не шло то, что он услышал от несчастного больного монаха и то, что сказал брат Сван по поводу частого исполнения того, что говорил брат Стурлус. А ведь все свои выкрики брат Стурлус относил прямо к нему, Эйренту! Какая корона? Что за люди будут его бояться? Что за чушь услышал юноша? Или это не чушь вовсе? А ведь это будет известно всему посольству! Что за стыд будет! Он не вытерпел, встал и подошёл к окну. Ночь оказалась пасмурной; небо было весьма сумрачное и, если бы не факелы, всюду горевшие в стенах построек монастыря, на улице царила бы кромешная тьма. Зашумел ветер, так что деревья, силуэты которых были едва видны в темноте, принялись гнуться из стороны в сторону. Затем сверкнула молния, раздался раскат грома и хлынул дождь, словно в нетерпении забарабанивший по стёклам и отливам окон. Первый дождь, встреченный мэгляндцами в Девонгландене. Внезапно Эйренту, который рассматривал капли дождя, тёкшие по стёклам, вспомнился один из вечеров в жилом корпусе Спецлицея в первый год учёбы. Так же, как и сейчас, спали его соседи по комнате, а он стоял и смотрел на ливень за окном, думая о доме, братьях, сёстрах, родителях… Интересно, как они сейчас? Получают ли письма от Арлина из Спецлицея? Как проходит последний учебный год в школе у Раймоны? Готовится ли Дриаден к поступлению? А Флорена весной будущего года окончит Спецгимназию… И как дела у родителей и Ипатии? К реальности его вернул шорох со стороны кровати, где спал один из его спящих попутчиков. Он вздохнул, но напомнил себе, что здесь, в Девонгландене, он главным образом не ради праздного любопытства, но для блага родного Мэглянда, и тосковать здесь некогда и не к месту. Эйрент вернулся в постель и некоторое время вслушивался в барабанную дробь дождевых капель, будучи весь во власти своих многочисленных мыслей. Незаметно для себя он уснул. Утро оказалось шумным. Сначала Эйренту казалось, что ему снятся весёлые голоса Тамира, Алдора и Велена. Но, по мере того как Эйрент просыпался, и из его головы уходил сонный туман, он понимал, что это вовсе не сон. Его друзья и попутчики шумно обсуждали вчерашнее происшествие с монахом. — Интересно, это правда? — услышал Эйрент вопрос Велена. — Помните, он тыкал пальцами прямо в Эйрента? — Помню, — согласился Алдор, — Очень странные вещи он говорил. — Брат Сван, — вспомнил Тамир, — сказал, что всё, что в таких случаях говорит брат Стурлус, сбывается очень часто. — И я очень надеюсь, что всё это не сбудется, — вмешался в разговор Эйрент, окончательно просыпаясь и садясь в постели. — А вдруг сбудется? — хихикнул Алдор. — у тебя будет корона, и всё такое. — Да ну тебя, — отозвался не расположенный шутить Эйрент, вставая, оглядываясь и круто меняя тему разговора. — А где Гамер? — Пошёл на монастырскую кухню, — рассказал Велен, — за рецептом кваса. «Не вытерпел всё-таки!» — подумал про друга Эйрент и снова спросил: — Давно? — С час где-то. — Кстати, очень неплохо было бы заморить червячка! — заявил Тамир, успевший среди участников посольства прослыть как любящий хорошо поесть. — Ну ты и обжора! — притворно возмутился Алдор. — Ладно, надо одеться и выйти — узнаем про завтрак. Друзья принялись одеваться, попутно обмениваясь шутками и прибаутками. Все прекрасно выспались и были в хорошем настроении. Они вышли во двор и обнаружили, что на улице стало заметно холоднее по сравнению со вчерашним днём, за ночь жёлтых листьев на деревьях прибавилось, а всюду видневшиеся лужи были покрыты рябью от налетавшего то и дело ветерка. Похоже, что осень вступила всё-таки в свои права. Всюду, куда бы ни кидали друзья взгляды, несмотря на ранний час, кипела работа. Одни монахи в стороне ремонтировали крышу одного из подсобных помещений, другие возились возле птичника, откуда доносилось куриное кудахтанье, а когда Эйрент и остальные мэгляндцы проходили мимо скриптория, то в его открытые окна виднелись фигуры склонившихся над работой монахов. Они увидели шедших им навстречу брата Свана и брата Хагаля — этот последний помогал брату Кануту в заселении мэгляндцев. — Мир вам, мэгляндцы! — приветствовал гостей монастыря брат Хагаль. — Хорошо ли вы почивали? — Премного благодарны, — ответствовал по-девонски Алдор, — Мир вам, святые братья. Тут Эйрент удивлённо посмотрел на друга: уж от кого, а ожидать таких обращённых к касторианским монахам фраз от католика было трудно. Тут в тишине прохлады осеннего утра, а до Месяца Листопада (то есть октября) оставались считанные дни, раздался чистый, ясный звук колокола, созывающий монахов к трапезе. — Не хотите ли присоединиться к утренней трапезе? — спросил гостей брат Сван. — С превеликим удовольствием, — слегка поклонился Тамир. Эйрент, стоявший рядом, услышал за спиной добродушные смешки. В трапезной была та же обстановка, что и накануне за ужином. Когда мэгляндцы вошли в трапезную, Эйренту показалось, что взгляды всех монахов монастыря были прикованы к нему одному. Но это длилось всего пару минут, и Эйрент внимательно оглядел зал: брата Стурлуса, которого он стал так опасаться, к его счастью, не было. Сидевший напротив брат Эмтиль поинтересовался, почему юноша озирается. Получив ответ, он сказал: — Брат Стурлус в лазарете. За ним присматривает брат Гомерик. — Ясно, — понимающе кивнул Эйрент. — А известно ли, отчего у брата Стурлуса такое? — спросила бабушка Аквилегия. — Это долгая история, — вздохнул брат Эмтиль. — Я вам вечером расскажу. А сейчас будем слушать молитву отца настоятеля. После молитвы и благословения отца настоятеля все приступили к трапезе. Она была фактически под стать вчерашней: тот же самый квас, который Гамер смаковал с видимым удовольствием, да каша с сухофруктами. За едой от Эйрента не укрылось, что на него бросали мимолётные взгляды как монахи, так и мэгляндцы с девонами посольства. Он старался есть, не поднимая взгляда от миски, как бы стараясь спрятаться от этих многочисленных взглядов. Юноша испытал огромное облегчение, закончив завтрак и выйдя, наконец, на улицу. Во дворе монастыря, на обширной площадке в самой его середине, Эйрент увидел зрелище, вмиг избавившее его от чувства сильной неловкости, владевшим им во время завтрака. Там виднелись целиком взнузданные и осёдланные лошади охраны посольства, на одной из которых юноша, к своему огромному удивлению, увидел Алдора. Возле лошадей на песке площадки стояли барон Дио-Ринмар, маркиз Корангард и граф Гринтарг, а рядом с ними — те двенадцать мэгляндцев разных племён, которые желали научиться ездить верхом на лошади. Всадников мегафальков, как заметил Эйрент, помимо него самого, оказалось четыре-пять человек. Среди мэгляндцев, стоявших на земле, Эйрент заметил господина Циммермана и господина Корнелиссена. Эйрент подошёл ближе, и увидел, как молодой вурдимен, вцепившись обеими руками за поводья, всеми силами старался удержаться в седле, но, судя по его улыбке, довольному лицу и ободряющим возгласам девонов, это у него получалось весьма неплохо. Примеру Алдора последовали остальные мэгляндцы, даже господин Корнелиссен, сорокалетие которого мэгляндцы отметили накануне. — Не хотите ли присоединиться, монсэр Гамильтон? — сказал барон Дио-Ринмар, подводя к своему мэгляндскому другу под уздцы свою лошадь. — Давайте, монсэр барон, — с улыбкой, слегка пожав плечами, отозвался Эйрент. Эйрент подошёл к лошади. Животное смотрело на юношу своими бесконечно добрыми тёмно-карими глазами, обрамлёнными ресницами, уши его чутко двигались в разные стороны, а копыта беспокойно переступали по мокрому песку. Молодой ихтифрогмен в нерешительности замер. — Монсэр Гамильтон, вспомните, как вы садились на своего мегафалька, — подсказал барон, — здесь будет то же самое. Эйрента не надо было просить вторично. Вставив левую ногу в стремя, чуть менее массивное, чем было при седле мегафалька, он одним отточенным за два года полётов движением очутился в седле, немного менее глубоком, чем привычное ему для полётов на птице. — Прекрасно! — сказал барон, перекидывая к седлу поводья, которые он до того держал в руке. — А теперь возьмите поводья в обе руки. Эйрент пожал плечами: уж кого, а его, как всадника мегафалька, не надо было учить брать поводья, но тем не менее взял их так, как показал барон. Конь затанцевал под молодым ихтифрогменом, но тот, повинуясь вбитой привычке, отклонился назад, перенеся вес своего тела ближе к крупу. Конь перестал гарцевать, скосил глаза и в недоумении посмотрел на необычного седока. Седок же получил возможность приступить к упражнениям. Ездить на лошади было крайне непривычно после полётов. Мегафальк летел гораздо мягче, чем скакала лошадь. Ну, так естественно, ведь два птичьих крыла, опираясь на воздух, сообщали телу птицы, как и сидящему на нём всаднику, более плавные движения. Внезапно Эйрентом овладела тоска по Ротбару; юноше сильно захотелось зарыться лицом в мягкие перья на шее своего пернатого друга… Как он там без него… Скучает ли… Дальше последовали другие упражнения, с которыми мэгляндцы, имевшие опыт полётов на мегафальках, справлялись весьма легко и помогали в их усвоении менее успешных соотечественников. В конце концов, все мэгляндцы, кто лучше, кто хуже, научились ездить на лошадях. — Ну, монсэр Гамильтон, вы ездите уже не хуже нас с бароном Дио-Ринмаром, — восхищённо говорил граф Гринтарг. Маркиз Корангард, как человек более сдержанный, лишь одобрительно кивнул. Разговор случился, когда они после одной из тренировок, на которой присутствовали и некоторые монахи, одним из которых были брат Сван и брат Эмтиль, пили прохладный квас и беседовали. Брат Сван имел опыт обращения с лошадьми и был одним из смотрителей монастырской конюшни, поэтому и присутствовал на тренировках мэгляндцев, становившимися всё более и более успешными и результативными. При разговоре присутствовали господин Лебланель, господин Дарлинтон, госпожа Ланцетти, госпожа Арценберг, и другие мэгляндцы, не желавшие сидеть в помещении. Вдруг со стороны лазарета из одного из окон раздался громкий протяжный стон. Мэгляндцы и девоны переглянулись. — Это всё брат Стурлус, — пояснил брат Эмтиль со вздохом, говорившим, сколько хлопот доставлял монахам их несчастный брат. — А что с ним случилось? — спросила врач-дракомандрка госпожа Арценберг. — А дело было так, — брат Эмтиль пустился в пространный рассказ. — Я вам расскажу, как сам слышал, когда поступил в монастырь. Эта история случилась больше тридцати лет назад. Отец Адальберт тогда был не прегисом, а простым монахом, он и рассказал эту историю мне и другим монахам. Вижу, что вы собираетесь возразить мне, но отец Адальберт сегодня сам разрешил мне рассказать эту историю. Брат Стурлус был младшим сыном одного из дворян, их имение находилось недалеко от городка Отиас, что в северо-западном Девонгландене. Отец нашего брата Стурлуса был обычным дворянином, бароном Тагартом, а мать приходилась двоюродной сестрой отцу Адальберту, так что брат Стурлус приходится отцу прегису двоюродным племянником. А матушка была не от мира сего. Говорят, она была на Кертагорте, училась там чему-то. —«Кертагорт? Училась?» — недоумённо подумал Эйрент и принялся слушать дальше. — А когда она вернулась с этого Кертагорта, то стала фокусы всякие показывать, а ещё говорила такие вещи, которые, бывало, что и сбывались. — «Точно, магии училась», — снова подумал Эйрент с сильно забившимся сердцем, а другие слушатели, к тому времени прекрасно понимавшие девонский язык, дружно ахнули. — Так вот, подростком брат Стурлус был весьма впечатлительным и мечтательным, любил книги, а его отцу это было даже на руку, он собирался младшего сына отдать по духовной стезе, хотя Стурлус тянулся за старшим братом и хотел быть не хуже его и во владении оружием. Как-то раз семья ехала в гости в соседнее поместье. Вдруг их повозке преградил дорогу человек, о котором мать Стурлуса запомнила лишь то, что он был в длинных серых одеяниях. «Вот и ты, наконец, я нашёл тебя!» — со зловещей улыбкой повернулся он к матери, воздевая руки. «Ты не пройдёшь, Гарадий!» — воскликнула она, поднимая руки в ответ. Из двух пар рук, поднятых навстречу друг другу, вырвались молнии, сплетаясь в огромный шар. Шар обрушился на человека в сером одеянии, и он с громкими криками сгорел прямо на глазах Стурлуса и его семьи. В первые дни ничто не напоминало о потрясении, которое испытала баронская семья. Но потом Стурлус серьёзно заболел, у него начали случаться истерические припадки. В один из таких припадков он встал с кровати и во весь голос провозгласил что-то насчёт ближайшей смерти священника церкви ближайшей к поместью деревни. Через два месяца, ко всеобщему ужасу, священник действительно умер. С тех пор жизнь баронской семьи превратилась в сущий хаос. Приступы у Стурлуса стали чаще, соседи перестали ездить к барону Тагарту в гости. Да и между приступами Стурлус высказывал предположения, которые сбывались с пугающей регулярностью. Отец Адальберт предложил устроить племянника в монастырь святого Мёзанга, где в то время он был простым монахом, прегисом же он стал много позже. Все послушались его совета, и через несколько лет пребывание в стенах святой обители благоприятно отразилось на Стурлусе, который стал уже братом Стурлусом. И тот припадок, который вы, дорогие гости, наблюдали, был одним из редких таких припадков. Вот и вся история брата Стурлуса, которую я обещал вам рассказать. Некоторое время все слушавшие историю больного монаха молчали и думали каждый о своём. Эйрент сразу понял, что эти необычные способности брат Стурлус унаследовал от матери, которая, как сказал бы господин Хилмист, была боевым магом. Сам же господин Хилмист был мирным магом, жаль, что этой классификации магов преподаватели магической школы при Спецлицее и Спецгимназии Мэглянда не уделили должного внимания. Как и предполагалось, посольство Мэглянда в Девонгланден провело в монастыре святого Мёзанга три дня. За это время не только касториане из мэгляндцев, но и католики успели свыкнуться с распорядком монастырской жизни. Вместе с монахами они принимали пищу, одновременно с ними отправлялись ко сну. Невозможно было не подчиняться звону монастырского колокола, который отсчитывал время для любой из составляющих частей жизни монастыря, причём это вошло в привычку как касториан, так и католиков. Католики присутствовали так же и на касторианских богослужениях, причём их, как всегда, покорял благословенный свет, льющийся в руки канонических церковных статуй Касториоса. Эйрент как-то ездил в гости к Алдору и его, как касторианина, пленили звуки и запахи католического богослужения, где ему довелось побывать в компании с Алдором. Кроме того, мэгляндцы общались и с находившим для этого время настоятелем монастыря, отцом прегисом и другими монахами. Обет обетом, но, подражая отцу Радульфу и отцу Адальберту, закрывшим на это глаза, простые монахи тоже с удовольствием слушали рассказы мэгляндцев об их стране. А мэгляндцы, помимо служб, бывали и в скриптории, и в других постройках монастыря, живо интересуясь всем, чем можно. На второй день пребывания мэгляндцев в монастыре произошёл случай, о котором монахи ещё долго помнили в своей весьма однообразной жизни. Прямо под стенами монастыря, противоположным воротам, текла река Ронда, которая обладала широким руслом, довольно медленным течением и удивительно чистой водой. Несмотря на высоту, дно реки было прекрасно видно прямо со стен. Как-то раз прямо возле этих, южных, стен монастыря, в компании отца Радульфа прогуливались после завтрака господин Лебланель, господин Дарлинтон, господин Челсинг, господин Корнелиссен, Эйрент, Тамир, Алдор и Велен. Отец настоятель настолько увлёкся демонстрацией гостям южных владений, что взмахнул рукой, с его пальца соскочило кольцо, и, не успел никто ничего предпринять, как кольцо сверкнуло в лучах осеннего солнца, описало широкую дугу и нырнуло в речную воду. — О, Касториос! — исступлённо простонал отец Радульф, отчаянно перегнулся через стену, вглядываясь в речное дно и безуспешно пытаясь рассмотреть там кольцо. Не говоря ни слова, ихтифрогмены переглянулись, на глазах у донельзя удивлённых, а затем испуганных монахов, они разделись, нырнули и глубоко погрузились в ледяные воды Ронды. На дне они разделились на две пары: господин Дарлинтон и господин Челсинг в одной, Эйрент и Тамир в другой. Кольцо нашли не сразу. В этом месте на дне реки находилась куча затонувших веток, переплетённых наподобие своеобразной решётки. Поиски заняли некоторое время, ихтифрогмены проплыли по меньшей мере километр, прочесав русло вдоль и поперёк. Не солоно хлебавши, они собрались было вылезать из воды, как Тамир дёрнул плывшего впереди Эйрента за ногу; тот обернулся и увидел, как друг показывает на что-то сверкающее между веток на дне. Они подплыли туда и, к своей большой радости, увидели там кольцо настоятеля, найти которое первоначально казалось нереальной задачей. Тем не менее, кольцо нашлось, и Эйрент с Тамиром принялись его оттуда вытаскивать. Как оказалось, ветка, под которой лежало кольцо, была прижата другой, толстой веткой. Одним юношам не справиться было, хорошо, подоспели господин Дарлинтон и господин Челсинг, вытащившие вместе с Эйрентом и Тамиром эту толстую ветку. Оказавшись на берегу, ихтифрогмены были поражены испуганно-траурным видом монахов и счастливым видом своих соотечественников. Когда первый шок прошёл и кольцо вернулось к сияющему от радости настоятелю, к вылезшим из воды ихтифрогменам подоспел целитель брат Гомерик с послушниками-подручными, вооружёнными тёплыми одеялами и горячими напитками. — Зачем вы это сделали? — удивлённо спросил ихтифрогменов брат Сван, когда они уже одетые шли в странноприимный дом, где и встретились с молодым монахом. — Мы уже собрались вас хоронить! — Мы ещё не рассказали вам? — в свою очередь удивился Эйрент. — Помните, брат Сван, мы рассказывали вам про нашу родину Мэглянд? — Рассказывали, — охотно подтвердил брат Сван, — И то, что у вас не один народ тоже. — Так вот, наш народ может плавать и дышать под водой, — потихоньку поделился Эйрент. — Чудесны дела Твои, о, Касториос! — только и мог сказать брат Сван. В тот же день о необычных природных особенностях ихтифрогменов стало известно всему монастырю. Монахи уже успели привыкнуть к особенностям внешности мэгляндцев разных племён, например, к чешуе дракомандров, к хвостам фелисименов, челосмаусов и андроканисов. Теперь им предстояло привыкнуть к особенностям физиологии ихтифрогменов. Когда вечером ихтифрогмены вошли в трапезную монастыря, все собравшиеся там оглянулись в их сторону и зашушукались. — Не обращайте внимания, — сказал брат Эмтиль, — садитесь за стол. Ихтифрогмены так и сделали. Весь последующий день они были в центре внимания всего монастыря, хотя и другие участники посольства не были этим вниманием обделены. Да, всколыхнул приезд мэгляндцев тихую размеренную жизнь касторианской обители! Но всему, как известно, приходит конец. Для мэгляндцев настало время покидать монастырь и двигаться дальше. Как рассказал участникам посольства господин Лебланель, им предстоял длительный переезд через так называемые Рокенские озёра и приезд в крупный город Манекс. О Рокенских озёрах рассказывал барон Дио-Ринмар в той незабываемой беседе с вождём ихтифрогменов, и Эйрент обрадовался, что наконец-то увидит этот знаменитый край. А что касается Манекса, то маркиз Корангард рассказал, что этот город по величине под стать портовому Горданту. Поэтому мэгляндцы по разным причинам стали стремиться уехать из монастыря и больше не нарушать привычный уклад жизни его обитателей. Посадка на фургоны производилась прямо во дворе монастыря, после утренней трапезы. Фургоны к дальнейшему пути были готовы накануне вечером. Проводить мэгляндцев собралось чуть ли не всё население обители. Монахи столпились во дворе и наблюдали за посадкой. Вышли отец Радульф и отец Адальберт и произнесли прощальную речь, пожелав мэгляндцам процветания их родине под благословенным светом Касториоса. Охрана посольства под предводительством барона Дио-Ринмара, маркиза Корангарда и графа Гринтарга заняла своё обычное место впереди колонны фургонов и замыкая её. Эйрент не спешил заходить в фургон и рассматривал толпу монахов. Как будто почувствовав его взгляд, от толпы отделился брат Стурлус и в сопровождении брата Гомерика, следовавшего за своим подопечным, направился к Эйренту. Юноша заметил, что за этим внимательно наблюдают брат Сван, брат Эмтиль и брат Канут. — Здравствуйте, брат Стурлус. Как вы себя чувствуете? — приветствовал его Эйрент. — Здравствуй, — немного хрипло сказал больной монах. Он выглядел почти здоровым; но его взгляд выражал усталость с долей какой-то обеспокоенности. — Уезжаешь? — Да, — только и сказал Эйрент. — Нам пора. — Только не забудь о своём предназначении, — очень серьёзно и печально сказал брат Стурлус. — Тебя ждут величие и слава. Помни об этом! — Слава? — переспросил Эйрент, но брат Стурлус лишь пристально и строго посмотрел на него и отошёл в сторону. — Эйрент! — услышал юноша голос бабушки Аквилегии. — Нам долго тебя ждать? — Иду! Эйрент распрощался с тремя монахами, пообещав им повторный приезд в монастырь, и отправился к фургону. Бабушка Аквилегия, державшая для него дверь, закрыла её, когда правнук устроился на своём месте. Фургоны тронулись и снова отправились в путь со ставшим привычным для мэгляндцев покачиванием. В пути перед внутренним взором Эйрента не переставая стояло лицо брата Стурлуса, его серьёзный взгляд, и прежние недоумённые вопросы снова стали терзать его ум. Вдруг он почувствовал, как кто-то дёрнул его за рукав, и бабушка Аквилегия тихонько спросила его: — Эйрент, что с тобой? На тебе лица нет. Эйрент посмотрел на прабабушку и, не в силах выдержать безграничную печаль на её лице, не мог не поделиться своими мыслями и переживаниями. По мере того, как он говорил, его голос приобретал всё более страдальческие нотки: — Да вот, бабуля, всё думаю о том, что мне сказал брат Стурлус. Что он имел в виду? Почему он говорил всё это именно мне? Вот это, что он говорил про какую-то корону, про то, что люди будут бояться меня… — Знаешь, дорогой, — сказала после некоторой паузы бабушка Аквилегия, — давай пока не делать скоропалительных выводов. Поживём, как говорится, увидим. — Помнишь, что рассказывал брат Эмтиль про брата Стурлуса? Как он предсказал смерть священника? — Помню, — не стала отрицать прабабушка. — Но, скорее всего, это всего лишь совпадение. — Знаешь, бабушка, не думаю, — отозвался Эйрент. — Слишком быстро произошли эти события одно после другого. — Говорю же, Эйрент, не устраивай панику на пустом месте, — веско произнесла бабушка Аквилегия. — Пока успокойся. Всё образуется. И Эйренту ничего не оставалось, как согласиться с этим доводом прабабушки. Но каким-то шестым чувством он понимал, что его жизнь не будет прежней как после этой поездки, так и после визита в монастырь святого Мёзанга в частности. Фургоны двигались дальше. Все потихоньку дремали, кроме Эйрента и Гамера — молодой андроканис читал рецепты напитков, переведённые для него на мэгляндский язык накануне Эйрентом. Наконец, уснул и Гамер. А сам молодой ихтифрогмен принялся смотреть в окно фургона и думать. А мысли сменяли в его голове одна другую. Из головы его, несмотря на все увещевания прабабушки, не шли предсказания брата Стурлуса, которые Эйрент продолжал принимать близко к сердцу. А может быть, прабабушка и права — паниковать рано. Мало-помалу, Эйрент успокоился и принялся под сопение задремавших попутчиков разглядывать проплывавшие пейзажи. Вот фургоны проехали мимо деревеньки, раскинувшейся невдалеке по холмам, покрытым вовсю желтеющей травой; возле неё паслись стада коров. Коровы то разбегались в разные стороны, то снова сбивались в плотное стадо, повинуясь невидимому отсюда пастуху. Потом в отдалении показалась дорога, пролегавшая параллельно той, по которой сейчас ехали фургоны. Как мог Эйрент видеть, по той дороге двигался экипаж — самая настоящая карета, из тех, что мэгляндцы видели ещё когда проезжали через Гордант. Будь здесь зоркий стрелок и по совместительству друг Эйрента Мерлин Гелеит Обелинг, он смог бы рассмотреть в ней гораздо больше деталей. Прошло ещё немного времени, и фургоны, немного сбавив скорость, проехали мимо хорошенькой берёзовой рощицы, где среди деревьев небольшим зеркальцем виднелось то ли озерцо, то ли пруд. Наверное, она понравилась бы кузине Эйрента Венере Спиранит Гамильтон, любившей гулять в лесочке недалеко от их городка Брилта. Над рощицей, покрытой золотыми кругляшами листьев, кружила стая птиц, по-видимому, собиравшаяся улететь на юг. Потом между деревьями откуда ни возьмись показался красавец олень; он поднял к небу голову, увенчанную громадой рогов. — Какой красавец! — услышал Эйрент сзади себя голос Алдора и вздрогнул от неожиданности. — Фух, ты меня напугал! — обернулся к молодому вурдимену юноша. — Ты давно проснулся? — Даже не знаю, — отозвался Алдор, — да, впрочем, это неважно. Вслед за Алдором, по привычке уткнувшимся в рисование, проснулся весь фургон. Немного ворчаний и стонов из-за затёкших во время сна мышц, и пассажиры фургона, следуя примеру Эйрента и Алдора, принялись смотреть в окна. Панорама за окнами стала потихоньку меняться. Вроде бы это была всё та же картина равнинного Девонгландена, но теперь мэгляндцы стали видеть всё больше и больше сначала совсем маленьких прудиков, затем прудов побольше, сменившихся небольшими озерцами. Наконец, по обе стороны дороги раскрылась великолепная панорама двух довольно крупных озёр. Мэгляндцы, особенно ихтифрогмены, рискуя вывалиться из окон, высунулись из них на весьма рискованное расстояние. Все принялись бурно обсуждать великолепную картину и сравнивать эти озёра с мэгляндскими. Это было бесполезное занятие, ибо эти озёра ничем не отличались от заводей любого из озёр Мэглянда: такие же берега, поросшие тростником и листьями кубышки, такие же стаи уток, толпившиеся в этих зарослях. — Монсэр граф! — позвал Эйрент графа Гринтарга, вместе с маркизом Корангардом оказавшегося поблизости. — Что это за озеро? — Это и есть Рокенские озёра, монсэр Гамильтон, — сказал граф Гринтарг; вместе с маркизом Корангардом они стали так называть Эйрента по примеру барона Дио-Ринмара. Да и остальных мэгляндцев тоже. — А их много? — тут же спросил Эйрент. — Семь штук, — с готовностью ответил граф, равняясь с фургоном, чтобы было удобно разговаривать. — Это крупных, но есть и полно мелких. — Очень красиво! — оценил Эйрент пейзажи вокруг. — Ну что, монсэр Гамильтон, — подъехал к ним барон Дио-Ринмар, — вот я и исполнил обещание, которое давал вашему вождю: вы увидите Рокенские озёра. — Выходит, что так, — отозвался Эйрент тем же шутливым тоном, что и барон. Дорога продолжалась и теперь она пролегала аккурат между многочисленных озёр этого края. Многочисленных — потому что, помимо семи больших озёр здесь было много маленьких озёр, которые скорее напоминали пруды и даже болота. Временами между озёр встречались небольшие рощицы, подобные той, которую Эйрент видел раньше. В одной из этих рощиц господин Лебланель распорядился сделать привал: напоить лошадей, немного подышать свежим воздухом, да и перекусить, ибо время перевалило за полдень. А ихтифрогмены решили немного поплавать: они всегда пользовались наличием водоёмов, которых впоследствии может и не встретиться. — Об этом вам не следует беспокоиться, — сказал сдержанный на проявление чувств и обычно немногословный маркиз Корангард господину Дарлинтону, когда ихтифрогменский врач поделился с ним этими опасениями. — Дальше по нашему курсу есть реки. Казалось, в конце Месяца Грибов озёра должны были остыть, но благодаря тому, что любое из Рокенских озёр было меньше любого из трёх озёр Мэглянда и по площади, и по объёму, вода в них была довольно тёплая. Любой из жителей северо-запада России счёл бы, что здесь купальный сезон в разгаре и что, судя по температуре воды, июль, а не конец сентября, как сейчас. После водных процедур, когда ихтифрогмены оделись и сидели за едой в одной из рощиц на берегу озерца, господин Лебланель объяснил посольству, как они поедут дальше. Мэгляндцам предстоял переезд в довольно крупный город Манекс и ночёвка там же, затем путь через леса и крупную реку, ночёвка в городе Шетрин и, наконец, приезд в столицу королевства Девонгланден — город Дайвон. — Значит, послезавтра мы будем в столице, — весело сказал Эйренту граф Гринтарг, которому не терпелось попасть в столицу. — Прекрасно, — тем же тоном отозвался Эйрент, для которого молодой граф за время пути стал закадычным собеседником. После привала посольство двинулось дальше. Как и прежде, по обе стороны от фургонов были всё те же озёрные пейзажи, на удивление, без малейших признаков населённых пунктов, пока дорога не привела путешественников к самому большому из Рокенских озёр. Дорога сворачивала налево и шла прямо вдоль берегов этого живописнейшего из этой группы озёр. Все мэгляндцы прилипли к окнам, созерцая гладь озера, обрамлённого приветливыми песчаными пляжами, а еле видный отсюда противоположный берег словно обнимали туманные холмы. Посреди холмов угадывалось нечто, силуэтом похожее на небольшой городок. В середине озера виднелся небольшой островок, поросший всё той же рощицей, что встречались ранее. По всей глади озера сновали утки и гуси, то взлетавшие стаей над водой, то снова на неё садившиеся. Краем глаза Эйрент видел лихорадочно работающий в альбоме карандаш Алдора. «Ну, как же ему без этого», — добродушно подумал о друге юноша. Колонна фургонов ехала вдоль озера весь оставшийся день. Сначала они двигались на восток, как по положению солнца, начинавшего клониться к закату, определил Эйрент, потом, попутно любуясь пейзажами озера, достигли крайней точки его береговой линии. Картина, наблюдаемая путешественниками, поменялась. Выйдя из фургонов на очередной стоянке, они смогли видеть по левую руку ряд жёлто-зелёных холмов, уходящих вдаль, а по правую руку — линию всё тех же песчаных пляжей. Гладь озера располагалась как раз между рядом холмов и линией пляжей. — Очень красиво, — сказала стоявшая рядом с Эйрентом врач госпожа Гонсалес, сотрудница отдела по делам охраны здоровья администрации племени андроканисов. В посольство племя её отправило за опытом оказания медицинской помощи в полевых условиях боевых действий. Путешественники двинулись дальше. Ряд холмов теперь высился по левую сторону фургонов; озеро же мэгляндцы видели по правую сторону. Ещё пара часов пути, солнце почти село, окрашивая холмы рыжеватым отблеском, и вскоре над фургонами начали сгущаться сумерки. — Скоро уже город? — спросил господин Циммерман барона Дио-Ринмара. — Да, — отвечал тот, — приедем уже совсем скоро. Он был прав. Ещё полчаса пути, и впереди замаячила тёмная громада крепостных стен, на которых виднелись маленькие огоньки: очевидно, это была стража. Вскоре фургоны подъехали к высоким воротам, под стать стенам, возвышавшимся по обе стороны. Мэгляндцы вышли из фургонов и с господином Лебланелем во главе направились к воротам. Вдруг со стены зычно раздалось: — Кто идёт? — Нам нужен феродор Манекс, — положив руку на плечо господина Лебланеля, громко опередил его маркиз Корангард. — Зачем? — Дело государственной важности! — продолжал маркиз. — Здесь шестьдесят человек иноземцев с мирным визитом, среди которых женщины! На стене завозились, затем оттуда исчезли огоньки, после чего всё затихло, и мэгляндцы остались стоять на улице, в полной неизвестности. Ждать оказалось недолго. Ворота города с натугой отворились, и оттуда вышел человек в одежде дворянина; его с факелом в руке сопровождал другой человек, в одежде попроще. — Кто вы? — явно недовольно спросил дворянин: наверняка его оторвали от какого-то дела. — Нам нужен феродор Манекс, — выступил вперёд господин Лебланель. — Мы — посольство республики Мэглянда в королевство Девонгланден, у нас есть охранная грамота, подписанная его величеством королём. — Посольство? — хмуро отозвался дворянин, беря грамоту, которую тут же услужливо осветил факелом его спутник. По мере того, как дворянин изучал документ, королевская подпись и печать внизу оказали на его лицо действие прямо магическое: от хмурого и недовольного выражения лица не осталось и следа. Как не осталось следа от прежнего брюзги: его место занял другой — любезный дворянин с изысканными манерами. — Добрый вечер, — отвесил он поклон господину Лебланелю, переводившему разговор Эйренту и маркизу Корангарду так, как если бы он находился на дворцовом паркете. — Меня зовут Горст-Оллард Менрик, барон Ингелард, доверенное лицо и заместитель его светлости Ингвара-Уолктеофа-Данкварда Корентара, графа Эред-Оссмарта, феродора Манекса. Его светлость велел ехать вам прямо к его резиденции. Мэгляндцы снова расселись по фургонам, и те двинулись через ворота города. Как оказалось впоследствии, колонну фургонов возглавлял верхом барон Ингелак. Участники посольства не успели рассмотреть город, как хотели поначалу, потому что спустилась уже кромешная тьма, такая, какая в Мэглянде была разве что зимой. Вслушиваясь в цоканье лошадиных копыт по мостовой, мэгляндцы доехали до цели. Выйдя в очередной раз из фургонов, они увидели перед собой громадное здание в четыре этажа, всё украшенное колоннами, статуями и другой лепниной. Любому жителю России это сооружение напомнило бы здание Эрмитажа в Петербурге.