Взгляды

      Он высматривает её в поезде, хотя и знает, что, не видев до этого ни разу, не может и надеяться сразу узнать. Они не договаривались о встрече на перроне, да Драко и в голову бы не пришло встречаться с девочкой из мира маглов на глазах у матери. Так что ему остаётся лишь сжимать крепче верхнее кольцо клетки с филином, да рыскать глазами по толпе детей и их родителей. Драко видит рыжие макушки Уизли, распространяющих вокруг ни с чем не сравнимый шум, видит светловолосую девочку в странных очках рядом с таким же светловолосым мужчиной. На секунду мелькает мысль, что это отличная кандидатка для Малфоев, гордящихся цветом своих волос и свято оберегающих его, но потом мать злобно фыркает и сквозь зубы бросает «и этот псих здесь», отчего все хорошие мысли о девочке разом пропадают. Он принимается искать дальше, но не видит ничего особенного. Если есть тут будущая ученица с чемоданом книг и копной растрёпанных волос («не люблю расчёски, это больно и неудобно, лучше придумаю какое-нибудь заклинание»), то она явно уже в поезде. Мысль о том, что они вот-вот встретятся, греет изнутри и рождает какое-то незнакомое, безумно приятное чувство лёгкости в ногах. И Драко, до этого упрямо державшийся за руку матери, неожиданно решает найти купе заранее. Да и что можно встретить такого страшного в поезде, треть людей в котором тебе давно знакома, ещё треть — слышала о тебе от родителей, а оставшиеся — всего лишь глупые дети, впервые увидевшие магическую палочку пару недель назад?       -Я пошёл, — уверенно заявляет он и подхватывает чемодан. — Пока.       -Драко! — мать ловит его за плечо и, притягивает к себе, обнимая. — Помни, о чём говорил отец. Если Гарри Поттер — Тёмный Лорд, его перерождение или просто очень одарённый в Тёмных Искусствах волшебник, обязательно, слышишь, обязательно стань его другом. Это сослужит огромную службу роду в будущем, — шёпот женщины сложно разобрать из-за царящего вокруг гула, но общий смысл он улавливает. Кивает, покорно подставляет щёку для поцелуя и растворяется в толпе, держа за ремешок дорогой чемодан, оживлённый с помощью магии и обученный всегда следовать за хозяином. Обернувшись уже от входа в вагон, он видит её, резко выделяющуюся в толпе своим лоском и блеском волос, и на секунду чувствует что-то вроде гордости. Которая ускользает, стоит ей натянуто и явно наигранно улыбнуться. — Удачи, милый!       Он знает, что это — всего лишь формальность, что мать делает всё на публику, показывая их «семейную общность» и что отца от этого спектакля удерживают лишь дела и здравый смысл. Но всё равно машет в ответ и широко улыбается, потому что это «лучше всего демонстрирует окружающим любовь и доверие между поколениями». Зайдя в поезд, он тут же стягивает дурацкую улыбку с лица и снова становится собой — мальчиком, которому просто нужна его подруга по переписке.       Они встретятся.       Уже вот-вот.       Он распахивает двери во все купе подряд, проскакивает несколько общих вагонов и прислушивается к разговорам девочек. Ни одна из них не звучит достаточно серьёзно для Гермионы.       Гермиона.       Мерлин, как здорово, что он знает её имя!       -Эта чудила с книгами заняла всё купе! — жалуется Ханна Аббот собравшимся вокруг девчонкам и Драко понимает, что уже близко. «Чудила с книгами», что может быть ближе? — Да ещё и хвастается своими «новыми справочниками»! А ведь это было моё купе, я всегда и везде езжу в четырнадцатом!       Он почти бежит по коридору, замирая только перед дверью с нужным номером. Тяжело дышит, привалившись к стене, которая слабо покачивается, извещая о начале пути. Сейчас ему бы прильнуть к окну в общем вагоне, пошутить насчёт «скорости старой развалины», как всегда делает отец, но там, за стеклом…       -Хей, кто это тут у нас?       К сожалению, он выдаёт это до того, как разглядеть остальных пассажиров купе. Рыжий грязный с головы до ног паренёк взирает на него с редким отвращением. Конечно, они же вечно по разные стороны баррикад с этими Уизли, кичащимися своим «правильным выбором». Рядом с ним долговязый темноволосый очкарик, выглядящий странно знакомо, а напротив — она.       Она.       Узкое лицо с огромными карими глазами, копна волос и книга на коленях, а также — надменный тон, проскальзывавший даже в письмах, как можно не узнать Гермиону? Драко смотрит на неё ровно три секунды, прежде чем вернуться глазами к брюнету. Ему, наконец, приходит на ум правильное имя, и от этого становится неловко.       Поттер.       К счастью, прямо сейчас Драко жизненно необходимо представиться, просто сказать вслух своё имя, чтобы ОНА узнала, чтобы подняла свои огромные глаза и посмотрела прямо в лицо, радостно и чуточку испуганно.       -Гарри Поттеру не место здесь, — тянет он чуть насмешливо. И предлагает руку, собираясь выманить Героя Британии прочь из вагона, чтобы хоть немного побыть рядом с… — Малфой. Драко Малфой.       Она смотрит всё также равнодушно, пока сердце Драко пропускает удар. Ожидание становится неловким уже через секунду, а потом… потом она опускает глаза обратно в книгу и его осеняет: с самого начала боясь оказаться раскрытым, он выбрал имя другого человека, очень похожего. То, что первым пришло на ум и потом смотрелось вполне ничего, чтобы можно было и не вздрагивать, улавливая в тексте, и в случае чего сознаться родителям, что «помогал другу, потому что тот очень просил».       Он представился Эрни Макмилланом.       Святой Мерлин, почему? Почему нельзя было просто придумать имя, чтобы обладатель его не оказался сегодня в одном поезде?       Драко слышит, как кто-то подходит со спины. Гойл. Десять лет, а уже огромный как гора, возвышается сзади подобно телохранителю. А может и правда намерен защищать, кто знает какие инструкции там ему дал отец, работающий вместе с Люциусом и оберегающий этот союз?       -Драко, там Макмиллан показывает картинки с плавающими русалками, все уже собрались поглазеть. Итальянские, коллекционные. А ты тут…       -Пытаюсь объяснить кое-кому, что не стоит возиться с предателями крови, если он не хочет навсегда потерять право попасть в «правильное общество», — говорит Драко. Гермиона на сиденье смотрит ему за спину, и он знает, почему. Волшебное имя, обладатель которого лучше бы умер ещё в середине лета. — Но, видимо, придётся бросить его тут, среди нищеты и грязи… Ты говоришь, он привёз их из Италии? И больше ни у кого таких нет? Совсем?       -Простите, — подаёт голос девочка. Драко впервые слышит её настолько чётко, возможно — потому что она впервые обращается напрямую к нему. У неё тонкие, подвижные губы и острый подбородок. Это восхитительно. — Вы сказали «Макмиллан»? Эрни Макмиллан, верно?       -«Эрни» он только для семьи, — издевательски хихикает Гойл. — А для остальных неудачников «Эрнест», особенно — для грязнокровок.       Грегори Гойл, ты полный неудачник, и самый грязный тут — ты. Гермиона смотрит на своих соседей с непониманием в глазах. Она явно вообще не подозревает, что относится к «низшему сорту» и совсем скоро в лоб столкнётся с привычкой сначала называть фамилию, а уже после — собственное имя. Этот жестокий мир примет девочку совсем не с распахнутыми объятиями. Но сказать ей это сейчас, на глазах у всех, он просто не может. Уж точно не перед чёртовым Уизли, зло вытаращившимся на Гойла.       -Пойдём, — бросает Драко и закрывает двери в купе. — Посмотрим, что там за картинки у нашего «Эрни»…

***       Они поднимаются по лестнице не так уж и долго, однако Драко успевает подумать над «проблемой писем», найдя адекватное решение. Он мог бы прямо сейчас подойти к Грейнджер и, наплевав на приличия, предложить ей руку и извинения. Мог бы написать письмо с извещением о своей лжи и искреннем раскаянии. Мог бы попросить смотрящему ему в рот Макмиллану притвориться, будто всё — правда, однако…       Драко просто не успевает.       Он краем глаза видит движение и тут же чувствует тычок в бок. Панси Паркинсон, непонятно как всегда оказывающаяся в гуще событий, насмешливо фыркает и указывает на уверенно продирающуюся через толпу Гермиону. С ещё более растрёпанными, девочка похожа на самый натуральный стог сена, но ему всё равно нравится эта напористость, умение искать решение в любой ситуации. А вот выражение лица Эрни, к которому она подходит, не нравится совершенно.       -Какие ещё письма? — преувеличенно громко вопрошает он. — Ты чокнутая или как?       Девочка что-то неразборчиво лепечет, достаёт из кармана мантии сложенные вдвое желтоватый лист и Драко с ужасом узнаёт в нём одно из их писем, по почерку в котором Макмиллан, неоднократно получавший от него послания, легко опознает хозяина.       -Эрни! — кричит он через толпу и все, кто находился до этого в неведении относительно происходящего, тут же заинтересовываются. Имя Малфоев не зря гремит на полмира: влияние его отца выходит за рамки разумного. И прямо сейчас Драко чертовски благодарен ему за привычку не подбирать слова во время семейных обедов. — Что, просто ходить по магловским грязным домам тебе мало, теперь решил приударить за кем-то из них? Может, тогда стоит сразу жениться, чтобы дальше падать было уже некуда?       Макмиллан бледнеет. Драко не надо даже ничего добавлять, чтобы находящиеся в толпе дети чистокровных и условно чистокровных семей моментально захотели поделиться новостями с родителями. Это ужасно нечестная игра, но, если поможет Гермионе не выглядеть ещё большей дурой… что ж, он согласен немного побыть настоящим уродом. Благо, играть умеет.       -Отвали! — кричит Эрни и толкает удивлённо замершую напротив девочку в грудь с такой силой, что та падает на спину. Письмо выпадает из пальцев и исчезает в тёмном углу лестницы. Рядом с Гермионой появляется рыжий Уизли и почему-то решивший вечно сопровождать этого нищеброда Поттер. Чёртов Поттер, позволяющий себе улыбаться Гермионе так, словно виноват в любой случившейся в её жизни несправедливости. Словно он и в самом деле стал причиной того, что Драко не может просто подойти и сказать всё как есть, а из-за статуса крови они разделены навсегда и могут общаться лишь на бумаге. — Она сумасшедшая, сумасшедшая! Вы только посмотрите, разве нормальный человек будет приставать к незнакомцу со своими дурацкими фантазиями?       Макмиллана утешают, Поттер и Уизли в четыре руки ставят свою подругу на ноги, помогают отряхнуться. Драко сжимает кулаки так, что ногти рассекают кожу и наверняка оставляют кровавые полумесяцы на ладони. Позже, в зале, он осматривает эти следы с благоговением, поглаживает пальцами, ведь они — подтверждение того, что всё и правда происходит. Она здесь, совсем рядом и лишь несколько человек разделяют их. Магловская девочка в Хогвартсе. Немыслимо. Невозможно. Волшебно. Неужели, он был настолько хорошим мальчиком, что получил самый заветный приз?       -Гермиона Грейнджер! — произносит женщина со свитком, и он просит у всех известных ему святых, чтобы она попала на Слизерин, куда наверняка распределят и потомка рода Малфоев, но потом представляет, как к её происхождению отнесётся та же Панси, и быстро меняет мнение, начиная умолять отправить девочку куда-нибудь в другое место. В любое другое место, кроме того гадюшника, в который для неё может превратиться «Факультет Чистой Крови». — Гермиона Грейнджер!       Она двигается медленно, прихрамывая на левую ногу, и потому выходит не сразу. Садится тоже не с первого раза: морщится, прикусывая губу и явно делая над собой усилие. Когда шляпа восклицает «Гриффиндор», Драко почти готов плясать от радости. Она спасена, «львы» уж точно с распростёртыми объятиями встретят решительную и сильную новую ученицу. Его собственное распределение проходит как бы между прочим: шляпа даже не успевает до конца опуститься на голову, а вердикт уже вынесен.       Слизерин. Ну конечно, кто бы мог сомневаться? Да отец явится сюда ещё до конца пира, если кто-то рискнёт нарушить «семейную традицию». Драко следит за распределением не ради забавы: его крайне волнует, чтобы один не слишком приятный в общении мальчик, решивший обидеть дорогого ему человека, оказался не там, куда мечтает попасть. Не зря же, вставая со стула, он успел шепнуть шляпе «Макмиллан умрёт в Слизерине». Это не просто предупреждение — реальная угроза, пусть и прозвучавшая крайне смешно из-за возраста. Но у Малфоев есть характер, именно поэтому они раз за разом переживают волнения и войны, оставаясь на коне даже если выбирают не ту сторону. Макмиллан и правда умрёт, может — не сразу, а порядком помучавшись и став изгоем, но…       Пуффендуй.       Что ж, Эрни повезло. К сожалению, они сидят слишком близко, чтобы первые слова того за новым столом оказались скрыты тайной.       -Хорошо, что не с той сумасшедшей! — говорит мальчик и широко улыбается расположившемуся рядом толстяку. — Я бы не вынес ещё одну личную встречу, честное слово!       Драко снова сжимает кулак, вилка в которой гнётся под пальцами. Прыгнуть через стол, схватить Эрни за шкирку и пару раз встряхнуть — это неоднозначно покажет отношение чистокровного сообщества к любящему тайком насладиться прелестями обеих сторон мальчику. Но нет… разве Малфои нападают в лоб, разве хоть один из его предков прославился за битву? Нет, яд и заговоры — вот коронный приём знаменитого рода. Будучи Малфоем до мозга костей, он теперь знает точно лишь одно: жизнь Эрни Макмиллана превратится в ад и только время смерть определит, как долго ублюдок будет мучиться…

***       Вечером, укладываясь спать, он мимоходом пишет короткое извинительное письмо, полное сравнений и довольно странных, полумагических метафор, которые теперь, после прочтения «новых справочников», должны быть точно понятны его собеседнице. Закончив, Драко даже не перечитывает готовый текст, вместо это запихивая письмо как можно глубже в чемодан. Ему кажется, что уснуть не удастся, однако стоит только коснуться головой подушки и сон накрывает, словно тяжёлое одеяло. Уже утром, проверяя письмо на наличие ошибок, он вносит кое-какие изменения и потом долго петляет по коридорам, ища школьную совятню. От лишних вопросов удаётся избавиться благодаря недовольно ухающему в своей клетке филину, которого вчера так и не дошли руки даже просто выпустить где-нибудь на верхних этажах. Проголодавшаяся за ночь птица недовольно щиплет его за пальцы и отказывается сразу куда-либо лететь. Так что приходится выбрать обычную серую школьную сипуху, медленную и крайне глупую на вид.       -Смотри, заучке кто-то пишет! — пихают Драко в бок за завтраком и запоздалый страх накрывает с головой. Присылать письма в первое же утро — прерогатива исключительно магических семей, грязнокровки подобным не одарены. Так что на Грейнджер, отвязывающую с лапы совы его конверт и недовольно стряхивающую с бумаги капли, теперь пялится вся школа. А он чуть было не отправил собственного филина, которого потом собирался использовать для остальной переписки. Боже, ну что за идиот! — Интересно, кто решил так над ней подшутить?       «Подшутить». Естественно, что ещё могли подумать остальные ученики, если сова школьная и… что, если и она так подумала? Драко ловит глазами непонятно как вообще доставленный глупой неаккуратной совой конверт, всё ещё лежащий на краю стола рядом с Гермионой, и никак не может решить, чего ему больше хочется: вскочить и во всём признаться, заставив таким образом девочку проявить больше интереса к письму, или молча продолжать пялиться на неё, словно это он отправил какую-нибудь гадость.       Чёрт.       Он опускает глаза. Каша, ещё секунду назад казавшаяся пищей богов, за полминуты превратилась в отвратительное серо-коричневое варево. Его физически тошнит и, судя по всему, это отражается на лице. Панси хлопает его по плечу и предлагает половинку очищенного персика.       -Меня тоже тошнит от одного их запаха, — произносит она преувеличенно громко. — Не волнуйся, у нас будет мало общих занятий, да и вообще — Министерство скоро разберётся с теми, кому тут не место, и отправит обратно доучиваться писать без ошибок.       Чёртова Панси.       Драко поднимает глаза. Гермиона смотрит прямо на него и сложно понять, чего на её лице больше — боли или ярости. Он запоздало вспоминает, как её травили в прошлой школе и думает, что очень скоро прошлое покажется игрой по сравнению с вытворяемой чистокровными дичью. О, он лучше других знает, сколько боли может принести неспособность просто с кем-то поговорить, но… лучше пусть она побудет в изоляции, чем попытается наладить отношения с кем-то вроде Паркинсон.       Гермиона поднимается на ноги и молча идёт к выходу.       Письмо остаётся на столе…