Башни

Тогда Лань Хуань плавно сошел с меча и оглядел встретившую его процессию. Золото шёлка слепило глаза. Вместо брата с десяток старейшин Ланьлин Цзинь склонили головы в приветствии. Старейшина Цзинь Синьцзишань подошел ближе к Лань Хуаню и вновь склонился, широко улыбаясь. — Глава ордена отбыл по срочным делам, но наследник — молодой господин Цзинь Цзысюань — готов встретиться с Цзэу-Цзюнем. Разумеется, после того, как вы отдохнете с дороги. Лань Хуань улыбнулся старейшине. Он помнил этого человека со времен Аннигиляции Солнца. Хороший воин и стратег, был правой рукой Цзинь Цзысюаня, а также приходился его учителем в детстве. — Благодарю за гостеприимство, но я прибыл навестить брата и не намереваюсь беспокоить старшего молодого господина Цзинь. Советник дернулся. Лицо скривилось брезгливо, но, быстро взяв себя в руки, он низко поклонился. — Этот нижайший почтет за честь проводить главу великого ордена к Гуанъяо. — Благодарю, — Лань Хуань продолжал улыбаться, лишь вздохом выдавая, что заметил, — но А-Яо может быть занят. Лучше проводите меня в покои и сообщите брату, что я прибыл. Цзинь Синьцзишань недоверчиво прищурился, но подчинился. Подав знак остальным, он повел важного гостя к Башне Золотого Карпа. Лань Хуань слушал старейшину, делившегося последними успехами их адептов и особенно старшего молодого господина, но речи проносились мимо его сознания. Обычно Лань Хуаня встречал А-Яо, минуя церемониальные традиции. Их побратимство давало Цзэу-Цзюню право посещать Ланьлин Цзинь без предварительной отправки гонца и сопровождения свиты. Видимо, сейчас А-Яо занят, раз не смог встретить лично. Лань Хуань поддерживал разговор о прошедшей большой облаве, устроенной Ланьлин Цзинь. Охота прошла успешно. И Лань Хуань знал, сколько сил приложили Цзини для организации. Сколько сил приложил А-Яо. Широкая галерея, по которой они проходили, слепила глаза роскошью и дорогими убранствами. Многочисленные украшения старейшин и слуг бренчали в воздухе, сопровождая всю процессию треньканьем и перезвоном. Благоухание пионов витало сладостью везде, просачивалось в одежду и кожу, пропитывая все своей приторной тяжестью. Лань Хуань понял, что и в самом деле хочет освежиться после дороги. Оказавшись в просторных гостевых покоях, Лань Хуань выдохнул. За годы управления он так и не смог отринуть скромный быт их клана и тяготился излишней роскошью и претенциозностью некоторых орденов. Лань Хуань покачал головой и сел в позу для медитации. Очистить разум — лучшее решение в ожидании названного брата. Лань Хуань прикрыл глаза и позволил ци замедлиться, плавным течением проходясь по меридианам. Аромат пионов, сладкий и тяжелый, щекотал нос. Сияние средь снегов — олицетворение чистоты и скромности. К сожалению, не все люди обладают этими достоинствами. Столь неприкрытое презрение к А-Яо — разве же справедливо? Заслужил ли он хоть лян подобного отношения? Лань Хуань почувствовал, как залетающий в широкие открытые окна ветер треплет волосы. Он сконцентрировался на движении воздуха. Люди разные, каждый прошел свою дорогу и судит исходя из своего пути. Но истина всегда покажет, кто и чего достоин. Нужно просто подождать. Ци почти остановилась, медленно скапливаясь в точках своего сосредоточения. Обостренное сознание обволокло тяжелым сладким ароматом. Лань Хуань тихо выдохнул. Он редко мог по-настоящему расслабиться в покоях Ланьлин Цзинь. Его отвлекало обилие всего: мягкие ковры под ногами, шелковые шторы, колышущиеся от малейшего дуновения, угодливые слуги, беспрестанно спрашивающие, чем могут быть полезны достопочтенному господину. Заклинатель сделал вдох глубже и снова непроизвольно поморщился. В середине комнаты, почти незаметно за обилием подушек, на низком резном столике стояла ваза тончайшего фарфора. Великолепие узора отвлекало от содержимого — очищенных и нарезанных фруктов, призванных скрасить гостю ожидание. Лед давно растаял, и кусочки, размокающие в воде, начали сверху заветриваться, а снизу подгнивать. Лань Хуань открыл глаза, с сожалением осмотрел фрукты. Как и все Лани, Цзэу-Цзюнь не одобрял пустую трату еды. Он вздохнул. Мир разнообразен, стоит взглянуть на великие ордены, и отличия бросятся в глаза. Но этим мир и прекрасен. Лань Хуань восхищался щедростью ордена Цзинь, рукой которых оплачивалась работа многих бродячих заклинателей, а бедные селения одаривались лянами серебра. При таком стремлении давать, стоило ли думать о паре кусочков фруктов? Лань Хуань улыбнулся. Дядя бы не одобрил такие мысли. «Давай столько, сколько просят» — одно из нерушимых правил на Стене Послушания. В дверь постучали, но слуги не распахнули немедленно створки. Лань Хуань поспешил открыть сам, зная, кто это. Еще в первые посещения Башни Золотого Карпа А-Яо с его внимательностью к людям заметил, что названному брату тягостна навязчивость слуг Ланьлин Цзинь, и позаботился, чтобы их встречи оставались простыми и не обремененными церемониалом. Лань Хуань очень ценил это свойство понимать других в А-Яо. — Эргэ, надеюсь я не помешал? Прости, что не встретил лично, — А-Яо хрупкий и тонкий, словно бутон пиона. Лань Хуань мгновение любовался братом, как художник красивым цветком, прежде чем сохранить его в линиях и мазках. На задворках сознания уже представлялось, как можно запечатлеть нежность А-Яо на фоне резкой мужественности Минцзюэ. Рисовать братьев Лань Хуань предпочитал вместе — два столь разных и дорогих его сердцу человека составляли удивительный контраст и одновременно гармонию, словно Инь и Ян. А-Яо заметил пристальный взгляд эргэ и смущенно опустил глаза, его лицо осветилось улыбкой, на щеках заиграли ямочки. — Прошу, прости, если не даю тебе отдохнуть, но пожалуйста, пойдем. Я хочу тебе кое-что показать. Лань Хуань последовал за братом. Легкая поступь того смягчала роскошь и излишество резиденции, напоминая о простом юноше, который когда-то выручил Лань Хуаня, надломленного и напуганного. Тогда, после сожжения Облачных Глубин, с рукавами, наполненными свитками секретных техник ордена, Лань Хуань так же следовал за ним и его легкой поступью, пока он вел их по задворкам улиц, минуя людей с солнцем на рукавах. Лань Хуань навсегда останется благодарным А-Яо за ту помощь, которую он оказал ему — не ожидая регалий, просто по доброте своей души. Они прошли в просторный кабинет в конце галереи, который принадлежал А-Яо. Лань Хуань краем сознания понимал, что комнаты эти находятся в гостевом крыле, а не семейном, но разве это столь важно? Едва ли А-Яо вообще заметил такую тонкую несправедливость. Лань Хуань вдохнул глубоко, наслаждаясь легкостью воздуха и выбросил непрошенные мысли. В комнате горели палочки с ароматом сандала, и хотя вездесущий пион боролся за право преобладания, его сладость здесь была не так тяжела, как в других покоях. В углу комнаты на столике нагревался котелок для хого, многочисленные овощи ждали своего часа в закрытых глиняных горшочках, чтобы не заветриться. Где-то за пределами павильона лилась тихая, заметная только натренированному слуху, мелодия. Лань Хуань ощущал, как полностью расслабляется, погружаясь в уют комнаты. Их предпочтения с названным братом всегда сходились, словно А-Яо вырос где-то в Гусу, а не в далеком жарком Юньпине. А-Яо тем временем подошел к столу, заваленному свитками и картами, и застенчиво замялся, сжимая рукава. Лань Хуань с видом старшего, коим он и был, приблизился к окончательно смутившемуся младшему брату. — А-Яо, что ты хотел мне показать? Названный брат поднял голову и посмотрел прямо на Лань Хуаня. Цзэу-Цзюнь взглядом опытного художника увидел вновь нечто неуловимое в светлых глазах, что-то, что подмечал и раньше, но никак не мог поймать и расшифровать. И сейчас он снова упустил этот ускользающий блеск, отвлекшись на сбивчивую от волнения быструю речь юноши. Спустя несколько палочек благовоний Лань Хуань поднял восторженный взгляд на увлекшегося брата. — Это прекрасная идея, А-Яо! Так помощь будет поспевать намного быстрее к нуждающимся. Да и заклинателям всегда будет, где передохнуть. Как ты пришел к этой мысли? А-Яо смущенно улыбнулся, непривычный к похвале. — Я помню, как рядом с городом, где вырос, людям досаждал призрак… Орден Юньмэн Цзян конечно выслал помощь, но пока они пришли, пока нашли и разобрались, призрак уже убил несколько человек. Мы, простолюдины, тогда много говорили о том, что будь заклинатель прямо рядом с городом, не пришлось бы ждать, пока гонец дойдет до Пристани Лотоса, пока заклинатели посовещаются и придут… Понимаешь, эрге? А ведь Юньпин не последний город в Хубэе. А как же люди, которые живут совсем в отдаленных местах? Они ведь могут и не успеть позвать заклинателя. Поэтому, я думаю, такие башни могут помочь людям получать больше помощи. Лань Хуань кивнул. Нередко бывало, что их адепты улавливали шепотки, блуждающие от торговца в ремесленнику, от вдовы к трактирщику. И пока спрашивали, уточняли и, наконец, находили пострадавших — было уже поздно. Хорошо, если удавалось поймать нежить, еще не успевшую убежать далеко, но спасти людские жизни — не всегда. Заклинательские башни — двенадцать сотен по подсчетам А-Яо. Ими можно будет заполнить все самые удаленные районы Поднебесной, дать таким образом людям гарантию безопасности. В этих башнях могут отдыхать путники и бродячие заклинатели, ордены могут стать более открытыми друг к другу — то, что так необходимо после войны им всем. Тихий голос А-Яо вывел Лань Хуаня из задумчивости. — Я не уверен, что это будет интересно прочим… Что они захотят выслушать меня… Ты понимаешь, эргэ. Если бы идею поддержал кто-то значимый… возможно, прочие ордены не отринут ее сразу? Лань Хуань одобрительно кивнул. Он уже принял решение полностью поддержать брата во всем. — Разумеется, можешь рассчитывать на мою поддержку. И Минцзюэ, конечно, тоже оценит твою идею. Просветлевшее лицо А-Яо в момент потеряло краски, а улыбка покинула тонкие губы. — Ах, эргэ, благодарю. Но я не настаиваю. Задумка весьма рискованная, и я не хочу, чтобы твой орден был задет в случае неудачи. К тому же, не думаю, что дагэ будет таким же понимающим, как ты… Лань Хуань улыбнулся. А-Яо слишком скромен. Гусу Лань окажет ему полную поддержку. И на вассальные кланы можно расчитывать. Если потребуется, Лань Хуань лично со всеми переговорит. Разумеется, и Минцзюэ поддержит и наверняка дополнит своими всегда дельными советами. Сейчас Лань Хуань наблюдает, как чаинки тонут на дне чашки. Сначала плавают на поверхности, постепенно размокая. Затем медленно и неотвратимо закручиваясь оседают на дно. Лань Хуань иногда чувствует себя такой чаинкой. Побитый лист без права всплыть обратно на поверхность. — Сюнчжан, — Ванцзи смотрит внимательно, следуя взглядом за малейшим колебанием в лице Лань Хуаня. — Ванцзи, — Цзэу-Цзюнь, мягко улыбнувшись, касается руки младшего брата. Ванцзи приходит каждый день, каждый день они пьют чай и разговаривают о событиях в ордене. Затем музицируют или медитируют. После чего Ванцзи откланивается и отправляется к супругу. Лань Хуань ловит себя на мысли, внезапной и непривычной, что для Ванцзи ежедневные приходы к нему — обязанность, которую он сам себе придумал, чтобы не терять из виду состояние Лань Хуаня. «Он думает, что я сломаюсь?» Лань Хуань на миг застывает, пораженный. Ванцзи считает его слабым? Но разве он хоть раз дал повод считать его сломленным настолько, что ему необходим регулярный контроль со стороны? «Упиваться своим горем, пока все остальные работают — вот уж дело, достойное главы великого ордена…» Непрошенное воспоминание ухает в голове и режет по сердцу не хуже меча, задевая оставшиеся целыми струны души. Последнее, чего хочет Цзэу-Цзюнь — быть обузой семье. Лань Хуань крепко сжимает ручку чайника, тонкий фарфор жалобно тренькает. — Сюнчжан? — Ванцзи привстает, обеспокоенно протягивая руки. — Все хорошо, — Лань Хуань расслабляет хватку и продолжает разливать чай. — Просто вспомнилась одна встреча. Ванцзи с минуту смотрит, после чего его глаза темнеют, выдавая недовольство. — Глава Цзян что тигр, с которого не слезть Лань Хуань тихо смеется: — Может просто не стоит садиться на тигра верхом? Саньду Шэншоу человек резкий, но честный. Я уважаю этого главу, даже если мы смотрим на все разными глазами, — Лань Хуань склоняет голову, всматриваясь в брата. — Но скажи мне, Ванцзи, откуда ты знаешь о моей встрече с главой Цзян? Уши Ванцзи краснеют, и Лань Хуань с удовольствием подмечает эту деталь. Так бывало в прошлом, когда Ванцзи начал тайно подкармливать кроликов и был застигнут старшим братом, или когда Лань Хуань приносил из поездок сладости, и они тайно ото всех лакомились, нарушая разом с десяток правил. — Вэй Ин, — просто отвечает Ванцзи, подтвердив догадки. — Молодой господин Вэй как всегда полон энергии, — Лань Хуань улыбается, но где-то глубоко в душе чувствует отголосок раздражения от непрошенного вмешательства. Ванцзи подмечает невысказанное. — Он не хотел обидеть или навредить. Вэй Ин взбудоражен тем, что Цзинь Жулань может учиться у нас. — Если я правильно понял главу Цзян, то дядя ответил отказом, — Лань Хуань смотрит на чаинки, утонувшие на дне чашки. — Ты не согласен с этим? Ванцзи мгновение думает, что ответить. Тонкий излом нахмурившихся бровей говорит Лань Хуаню больше, чем любые слова. Он отводит взгляд в сторону, задумавшись. — Дядя никогда не признается, но он всегда любил время, когда у нас гостили воспитанники из других орденов. Мне жаль, что он не хочет брать учеников. Ванцзи пытливо смотрит на брата. — Ты бы поддержал ученичество Цзинь Жуланя? — Не только его, разумеется. Но да. Гусу Лань веками обучали юных адептов. Зачем прерывать эту традицию? Лань Хуань видит, что слова жгут брату губы, но произнести их он не решается. Глава Лань непонимающе вглядывается. Почему Ванцзи считает, что он не поддержал бы мысль об учениках? Осознание накатывает волной, в мгновение заглушая свет и звук. «Он думает, что я не смогу держаться при виде адептов Ланьлин Цзинь.» Горечь затапливает Лань Хуаня. Он бы никогда не позволил себе видеть в мальчике, пострадавшем больше, чем кто-либо еще, преступления Гуанъяо. Лань Хуань давно запретил себе называть его А-Яо даже в мыслях. А вслух и не приходилось — это первый раз, когда с ним говорят о делах за пределами клана. «Что толку от вашего уединения? Людям, за которых вы брали ответственность, уж точно никакой пользы.» Слова впиваются в сердце, раздирают лапами так трепетно лелеемый контроль над чувствами. Лань Хуань крепче сжимает чашку в задумчивости. Поистине, после разговора с этим тигром придется несколько дней провести в медитации, усмиряя непрошенные эмоции. Тонкий фарфор хрустит в последний раз и, жалобно рискнув, рассыпается в сильных ладонях мелкими осколками, ранящими пальцы. — Сюнчжан. — Все в порядке, — Лань Хуань стряхивает осколки, завороженно глядя на капельки крови. Поднимает голову и видит беспокойство брата. — Просто задумался. Но тебя беспокоит что-то еще, кроме неуклюжего старшего брата. Ванцзи осторожно собирает осколки, не поднимая головы. — Предчувствие. — Что-то в ордене? — Лань Хуань прекращает вытирать кровь и чай, чувствуя беспокойство. — Я думаю, что главу Цзян преследуют. — Кто бы рискнул? — есть ли в Поднебесной хоть один сумасшедший, кто осмелится угрожать этому тигру? Лань Хуань сомневается. — Цзян Ваньинь не сдержан. Стены сотрясаются от его криков на каждом совете. Лань Хуань чуть улыбается. Цзян Ваньинь не сдержан — лучшая из допустимых характеристик. — Ты говоришь словами дяди, Ванцзи. Но…ты рассказал главе Цзян о своих предчувствиях? Ванцзи смотрит молча. Лань Хуань, не сдержавшись, усмехается. — Понимаю. Но мы не можем оставить твои подозрения без внимания. Ванцзи тяжело вздыхает и кивает. Решение принято еще раньше. Они с Вэй Ином отследят путь яогуай и сравнят с путем делегации из Юньмэна. Надо лишь сообщить супругу о предчувствиях и причинах. Сообщить — и удержать от необдуманных действий. Проводив брата спустя две палочки благовоний, Лань Хуань снимает верхнее ханьфу и остается в тонких нижних одеждах. Прохлада ханьши опускается на плечи, окутывает тело и разум. Хочется окунуться в медитацию, но Лань Хуань заставляет себя взять в руки отчет, принесенный адептом перед самым уходом Ванцзи. Дядя и группа адептов не смогли поймать яогуай, предположительно демонской сущности. Лань Хуань тяжело опускается за столик. Он получал каждый отчет за прошедший год, всегда читал их, но редко вчитывался. Сейчас же оторвать взгляд от ровных иероглифов не получается. Зерно сомнения, оброненное Ванцзи, дало ростки внутри. Лань Хуань надевает простое синее ханьфу и выходит на улицу. Не пройдя и трех чжанов он натыкается на брата, говорящего о чем-то с адептом. Лань Хуань ловит взгляд Ванцзи. Тот отпускает адепта и идет навстречу, не скрывая беспокойство. — Покинув утром Облачные Глубины, глава Цзян направился в Цайи. Лань Хуаню передается обеспокоенность Ванцзи. — Яогуай? — Скрылась от наших адептов и адептов Юньмэн Цзян. Исчезла на полпути к Цайи. Лань Хуань чуть хмурится. — Поговорю с дядей. — Он трогает брата за локоть. — Иди к господину Вэю. Если придется разговаривать с главой Цзян, то он может помочь. Лань Ванцзи темнеет лицом. — Наверное. — Поднимает взгляд на Лань Хуаня, — Сюнчжан решил проверить, как прошла охота? Лань Хуань видит надежду, блеснувшую в светлых глазах Ванцзи. Он чувствует горечь на языке. Ему не хочется разочаровывать младшего брата снова, но. Это «но», которое Лань Хуань не может объяснить сам себе, запирало его в холоде ханьши весь прошедший год. И сейчас Лань Хуань чувствует острую необходимость помедитировать, постоять в ледяном источнике, успокоить душу и разум. Но в тоже время колкие слова, засевшие в сердце глубокой занозой, заставляют выбираться его, привыкшего к темноте, на свет, щуря глаза и… Лань Хуань не знает, что «и», так же как не знает, что делать с «но». Он отворачивается от младшего брата, опуская плечи. — Я не могу игнорировать подозрения, что главе другого ордена может угрожать опасность. Впрочем, я полагаюсь на тебя, Ванцзи. Уверен, ты все сделаешь правильно. Мне же просто нужно поговорить с дядей, обсудить с ним визит Саньду Шэншоу. Лань Ванцзи смотрит в спину удаляющегося сюнчжана. Горе охватывает все его существо. Его брат —светлое солнце, но уже год он не может согреть даже себя. Видеть это и не уметь помочь — страшно. Лань Ванцзи тяжело вздыхает. «Я не смогу договориться с этим тигром, сюнчжан. И Вэй Ин не сможет, не поранившись. Но ты бы смог.»