Башни

Тогда Цзян Чэн, не закрывая глаза, окунул голову в таз ледяной воды. Вынырнул, выдыхая. Усталость брала над ним верх. Глаза жгло и резало от постоянной работы при свечах. Количество свитков на столе казалось бесконечным. Заклинатель со стоном покрутил головой. Деньги таяли с немыслимой скоростью. Не хватало рабочих рук, а после устроенного в Безночном городе Вэй Усянем стало не хватать и адептов. Юньмэн Цзян, только доказавший, что смог восстать из пепла, столкнулся с новой волной недоверия. То и дело слышались шепотки о необходимости проверить орден на изучение тёмных искусств. И Цзян Чэн совершенно не понимал, как решить эту проблему. Молодой глава с хрустом потянулся, в спине что-то болезненно щёлкнуло. Цзян Чэн хмыкнул. Он весь как древний старик, а ведь ему нет и четверти века. Потрепав распущенные волосы, Цзян Чэн тихонько подошёл к колыбели. А-Лин шумно сопел, лёжа на животе и оттопырив зад. Рядом лежал шёлковый павлин — игрушка, которую Цзян Чэн подарил племяннику на рождение. Мужчина усмехнулся. Цзинь Цзысюань тогда недовольно пыхтел достаточно громко, чтобы понять — знал о прозвище, которое ему дали. Но отбирать не стал. А-Лин, тогда ещё совсем беспомощно лежащий, долго разглядывал павлина, что давало время передохнуть А-Ли. Цзян Чэн невесомо погладил племянника, потрепал по хохолку волос, потрогал пальчики. Проверил, сухие ли пелёнки. Накрыл младенца одеялом. Дверь тихонько скрипнула. Кормилица А-Лина низко поклонилась. Цзян Чэн отмахнулся. Эта женщина кормит его племянника, и молодой глава не стал бы требовать от неё официальных приветствий, особенно среди ночи. Кормилица понимающе кивнула и на цыпочках подошла к Цзян Чэну. — Господин, вам бы поспать немного. Я присмотрю за малышом, не беспокойтесь. Цзян Чэн криво улыбнулся. Поспать? Успеет. Да и привык уже. Правда с появлением племянника в доме сон перестал приходить к молодому главе. Первую неделю А-Лина в Пристани Лотоса Цзян Чэн боялся глаз сомкнуть. Всё время вздрагивал, подскакивал и бежал проверять племянника. Вслушивался в сопение, смотрел, как вздымается от дыхания грудь. И только убедившись, что ребёнок жив, здоров и спит, успокаивался и мог заниматься делами. — Я приду к рассвету. — Цзян Чэн кивнул кормилице, напоследок ещё раз погладил племянника и вышел за дверь. Прислонившись к стене, он с силой сжал ханьфу на груди. Уходить от А-Лина сложно. Как только установили последнюю защитную химеру на Луаньзцан, Цзян Чэн кинулся в Ланьлин Цзинь. Он одолевал Цзинь Гуаншаня, не ведая усталости. Оба одетые в траурный белый, со следами бессоных ночей и горя, они шёпотом спорили, рядом с мадам Цзинь, убаюкивающей А-Лина. Общее горе роднит. Присутствие Цзян Чэна в Башне Золотого карпа Цзини воспринимали как само собой разумеющееся, никто не пытался указать на очевидную нелепость его просьб. Конечно, Цзян Чэн понимал, что племянник принадлежит роду Ланьлин Цзинь. Но у него просто не было сил уехать и оставить сына сестры. Смогут ли в Башне Золотого Карпа дать мальчику уход, безопасность, смогут ли заменить тепло матери? Однажды к нему в покои пришли мадам Цзинь и советник Цзинь Синьцзишань. Госпожа аккуратно, как хрупкое сокровище, передала Цзян Чэну в руки сопящего младенца, укутанного в пелёнки золотого шёлка. Советник на вытянутой ладони протянул мешочек цянькунь с вещами ребёнка. — Это на несколько месяцев, А-Чэн. — мадам Цзинь говорила сухим бесцветным голосом сломленной женщины. — Цзинь Жулань наследник Ланьлин Цзинь. Но Гуаншань смирился, что А-Лин будет часто жить в Пристани Лотоса. Она замерла на секунду, а потом порывисто обняла Цзян Чэна и спящего А-Лина. — Я знаю, ты защитишь его. Так же, как Цзыюань защищала своих детей. Сейчас — Стяги вывесили? — Цзян Чэн зорко осматривает каждый цунь Пристани. Всю прошедшую неделю Юньмэн Цзян готовился принять Совет орденов. Адепты не возвращались из бесконечной Ночной охоты, находя нечисть разного вида и сгоняя её в Пристань. Совет должен закончиться Большой Охотой. — Всё сделано, глава, — советник Цзян Лао смотрит длинный список с вычеркнутыми подготовительными работами. — Продукты привезли, кухня уже начала готовить. На всех мостках проверили сваи и перила. Развесили талисманы от водных гулей. Адептов распределили по зонам дежурства. Слуги уже знают, кто и какому ордену будет прислуживать. Старик отечески смотрит на главу. — Ланьлин Цзинь и Мэйшань Юй прибудут сегодня. Цинхэ Не и Гусу Лань завтра к утру. Остальные в течение дня. Цзян Чэн хмуро косится на советника. — Только не говори мне отдохнуть. — Что Вы, глава, — Цзян Лао кланяется с улыбкой, — ветры подтачивают горы, осушают моря, но глава Юньмэн Цзян более стойкий и не сдастся перед такой опасностью, как отдых. Цзян Чэн закатывает глаза и машет рукой, отправляя советника подальше. Цзян Лао служил ещё при отце, во время сожжения Пристани сопровождал сестру в Мэйшань, а на войне прочно встал за плечом Цзян Чэна. Совсем уже старик, но крепкий как камень и прямой как бамбук. Вот только нередко позволяет себе говорить лишнее. Знает, как Цзян Чэн уважает его и не станет ругать. Цзян Чэн медленно выдыхает. На нынешнем совете окончательно решится судьба башен. Решится, останется ли у Ланьлин Цзинь власть. Цзян Чэн зажмуривается. В ордене племянника неспокойно, как в мутных водах, прячущих речных гулей на дне. Конечно, тех, кто открыто противился А-Лину уже усмирили. Но сколько ещё их, планирующих свергнуть молодого главу? Сам Цзян Чэн стал главой не намного старше А-Лина, но все его враги были извне. Племянника же окружает клубок змей внутри его дома. И если башни уничтожат, то как скоро роптания перерастут в попытку свержения? Ланьлин Цзинь потерял доверие большинства орденов, они теряют адептов, к ним реже обращаются за помощью. Цзян Чэн знает, что на некоторые просьбы А-Лин отправляется лично. Деньги, конечно, помогут Ланьлин Цзинь, но для того, чтобы орден заклинателей процветал не только как торговцы, этого недостаточно. Важно, чтобы люди верили и шли к тебе.

***

В сумерках Цзян Чэн видит приближающиеся по небу силуэты. А-Лина сопровождает не больше десяти адептов, половина из которых его советники. Цзян Чэн чувствует, как тепло разливается в груди. А-Лин многое взял от отца, но в Пристань Лотоса всегда прибывает без помпы, как возвращаются домой. Чувство вины охватывает Цзян Чэна. Ну кто его просил быть таким резким с Цзэу-цзюнем?! Надо было попробовать нормально поговорить, может и смог бы убедить Первого Нефрита взять А-Лина на обучение. А в это время Цзян Чэн лично бы отловил каждую ядовитую змею в Башне Золотого карпа. Мужчина касается пучка, пытаясь ослабить узел волос. Толку теперь об этом думать? Придётся работать с тем, что есть. Удержит племянника в Пристани после совета на несколько дней, пока его люди оценят обстановку в чужом ордене. Поток мыслей прерывается заклинателями в золотом. А-Лин легко спрыгивает с меча и устремляется к Цзян Чэну. — Дядя, — спохватившись, он вежливо кланяется, — этот глава рад посетить орден Юньмэн Цзян. Цзян Чэну хочется треснуть мальчишку за эти церемонии, а ещё больше хочется схватить и сжать в объятиях. Но глава Цзян не позволяет себе подобного. Он возвращает вежливый поклон. — Пристань Лотоса всегда рада главе Цзинь. — Глава Цзян, — Цзинь Синьцзишань вежливо кланяется, — этот недостойный рад снова быть здесь. Пристань Лотоса прекрасна, как и всегда. Затем старый советник поворачивается к А-Лину. — Простит ли глава этому недостойному его слабость? Полёт на мече сильно утомил меня. Если мой господин позволит, этот старик хотел бы отдохнуть. А-Лин без раздумий кивает. — Конечно. Идите все. Я пока побеседую с главой Цзян. Проходя мимо Цзян Чэна, Цзинь Синьцзишань кивает с лёгкой улыбкой. Цзян Чэн хочет придушить хитрую змею голыми руками. Он знает этого советника давно. Тот всегда тенью мелькал недалеко от племянника. И хотя пока он не совершил ничего плохого, Цзян Чэн ему не доверяет. Как не верит никому, кто любит плести интриги. Когда на причале остались они вдвоём, А-Лин выдыхает и расслабляется. Он настороженно смотрит на Цзян Чэна, ждёт оценки. Цзян Чэн поднимает бровь в немом вопросе. А-Лин вспыхивает. — Дядя! Ты совершенно невыносим! — Меня поражает избирательность твоей памяти. На прошлом совете ты забыл, что у тебя есть дядя, глава Цзинь. На этом решил вспомнить? Или опять у тебя есть какие-то идеи, о которых мне говорить не надо? А-Лин непонимающе обиженно хмурится. Цзян Чэн закатывает глаза. — Что это за умелец завалялся в Ланьлин Цзинь, который сможет придумать чудо-талисман, соединяющий все башни? Уж не Вэй ли это Усянь?! Племянник загорается не хуже дяди. Гордо вздымает подбородок, уперев руки в бока. — Конечно нет! Как ты мог подумать, что я обращусь к нему? Синьцзишань нашёл мастера, который работает с талисманами. Всё только на светлой ци. Что за намёки вообще? А-Лин хмурится, поджимая губы. Цзян Чэн скрещивает руки и отворачивается от племянника. Видят небеса, будь у него возможность, он бы запулил мальчишку обратно в живот его матери. Доверять Синьцзишаню больше, чем родному дяде! Отхлестать бы обоих Цзыдянем. Цзян Чэн пытается успокоиться, когда локтя невесомо касаются. А-Лин всё ещё сердит и не смотрит в глаза. Гордо задрав подбородок, племянник скрещивает руки на груди. — Вообще-то, я надеялся по приезде хотя бы на ужин. Цзян Чэн взмахивает рукой. — Ты прекрасно знаешь, где взять еды. Или тебе нужно сопровождение всех слуг Пристани? — Ты пойдёшь со мной? — племянник продолжает смотреть в сторону, а сердце Цзян Чэна щемит от нежности. У него ладони горят от желания потрепать мальчишку за волосы, но он сдерживается от неуместных желаний. Цзян Чэн стремительно идёт вперёд. Обернувшись, он ухмыляется. — Пришедший вторым остаётся без десерта. А-Лин тут же подбирается, вскидывается, возмущённо сопит. — Ты такой дурной, дядя! Я тебе не пятилетний ребёнок, чтобы играть в такие игры! Последние слова племянник уже кричит, на бегу заворачивая в павильон резиденции.

***

Утро встречает прохладным туманом. Цзян Чэн стоит на берегу и еле сдерживается, чтобы не прибить кого-нибудь. Для встречи глав он надел ханьфу, сшитое специально для этого совета. Тонкое, но прочное, расшитое лотосовым узором шёлковых нитей в тон ткани. Широкие рукава скрывают руки. Как хозяин встречи, он решил одеться более традиционно, чем его обычный наряд. И гули его разорви за такую идею. Ткань уже влажная, холодная, мокрая. Прилипает и бесит. Руки кажутся голыми без привычных тяжёлых наручей. Шпилька в волосах раздражающе тренькает при каждом движении головы. — Глава, постарайтесь никого не убить. — Юй Юэжань стоит совсем рядом, и в его голосе чувствуется веселье. Цзян Чэн тяжёлым взглядом смотрит на помощника. Тот одет в удобный цзяньсю, волосы полностью собраны. Цзян Чэн скрипит зубами от зависти. Вдалеке виднеются джонки с едва различимыми силуэтами. Цзян Чэн напрягает зрение, чтобы понять — прибывают адепты Гусу Лань. Он невольно хватается за пучок, чтобы ослабить узел волос, но пальцы проходятся по влажным прядям. Цзян Чэн чертыхается. Привычный пучок уступил место сложной причёске из традиционных кос и распущенных волос. Цзян Чэн закатывает глаза. На кой гуй он так вырядился?! Тем временем джонки причаливают. Проворные слуги снуют рядом, готовые помочь выбраться господам, а затем увести лодки в другое место. Лани, конечно же, выбираются сами. Цзян Чэн окидывает взглядом прибывших и судорожно вздыхает. Первым в глаза бросается Вэй Усянь. Слишком выделяется на фоне спокойных траурно-белых Ланей. Вэй Усянь одет в серое, его волосы собраны в лохматый хвост, а весь облик лишён подвесок и прочих атрибутов богатого ордена. Рядом с ним, ну кто бы сомневался, высится Второй Нефрит. Такой же холодный и высокомерный, как и всегда. Белые одежды, гуцинь за спиной, Бичэнь на поясе. Цзян Чэн скрипит зубами. Годы идут, а Ханьгуан-Цзюнь и в самом деле как каменный — одинаковый нефрит что десять лет назад, что сейчас. Цзян Чэн сдерживает порыв выругаться. Какого гуя эти двое заявились? И как только наглости хватило. А затем взгляд устремляется на человека, последним сошедшего с джонки. И Цзян Чэн судорожно вздыхает. На него не идёт, а словно плывёт высокая фигура в белоснежном ханьфу. Гуань блестит в волосах даже в тумане. Лебин и Шоюэ привязаны к поясу. Скромная, по меркам великого ордена, подвеска тяжёлого нефрита слегка качается в такт шагам. Цзэу-Цзюнь собственной персоной. Цзян Чэн вежливо кланяется, лихорадочно пытаясь понять, что происходит. В прошлый раз он оскорбил Первого Нефрита и теперь тот пришёл… Зачем? Оскорбить в ответ? Испортить Совет? — Этот глава ордена рад приветствовать Гусу Лань в Пристани Лотоса. — Цзян Чэн намерен соблюсти весь церемониал. Вот только у Цзэу-Цзюня явно другие планы. Он вежливо кланяется, но игнорирует полагающие случаю приветствия. Вместо этого обводит взглядом вокруг. — Пристань Лотоса прекрасна в туманной дымке. Я и не подозревал, какую огромную работу вы проделали в её расширении и величестве. — Лань Сичэнь мягко улыбается. — Я рад видеть вас, глава Цзян. Цзян Чэн скрипит зубами. Он обескуражен, и это бесит. На фоне, за плечом Лань Сичэня виднеется Вэй Усянь, что не добавляет благодушия. Цзян Чэн гладит Цзыдянь, выдыхает, пытаясь успокоиться. — Благодарю за столь лестный отзыв. Пристань открыта для прогулок. Можете любоваться ей сколько пожелаете — и в тумане, и без него. Он кланяется и даёт знак своим людям. Юй Юэжань и Цзян Лао тут же подходят к Ланям, перетягивая их внимание на себя. Цзэу-Цзюнь делает шаг ближе к Цзян Чэну, окутывая его запахом хризантем и сандала. — Я бы хотел продолжить наш с вами разговор. Цзян Чэн дёргается. — Если вы ждёте извинений, то напрасно. Цзэу-Цзюнь улыбается и отрицательно качает головой. — Напротив. Я благодарен вам за ваши слова. — И чувствуете себя должным? — Цзян Чэн хмурится. — Не стоит, Цзэу-Цзюнь. Лань Сичэнь чуть наклоняет голову, изучая мужчину перед собой, а затем отходит к своим адептам. Но Цзян Чэн нутром чует, что Первый Нефрит не капитулирует — лишь временно отступает.

***

Лань Хуань глубоко вдыхает влажный тяжёлый воздух. Пристань Лотоса живёт вокруг, кипит, бурлится. Многочисленные слуги беспрерывно ходят туда-сюда, дежурные адепты зорко следят, чтобы никто из гостей не свалился в воду. Лань Хуань зажмуривается. Слух улавливает разговоры, смех, сердитые вскрики, плеск воды, звон посуды, топанье, шорох ткани, песни. Лань Хуань редко бывал в этих землях, и сейчас он, готовый слушать, с удивлением понимает, как приятен слуху юньмэнский говор, как он мелодичен. Заклинатель делает вдох, принюхиваясь. Он слышит такое странное, беспорядочное скопление ароматов и запахов, что кружится голова. Специи, дерево, смола, вода, масла, благовония, цветы, тина, дым, выпечка, жареное мясо, масло. Лань Хуань невольно ведёт носом, ощутив запах озона, притягательный и пугающий одновременно. — Вы должны были отдыхать с дороги. Лань Хуань распахивает глаза, резко поворачивается. Глава Цзян стоит, скрестив руки на груди и не глядя на Первого Нефрита. Лань Хуань неприлично рассматривает заклинателя. На главе Цзян наряд, в котором он встречал гостей. Блестящий тонкий шёлк струится по телу, тянет вниз тяжёлой вышивкой, ладно подчёркивает ширину плеч и бледность кожи. Лань Хуань краем сознания отмечает, что глава Цзян светлокож, словно девица, хотя и живёт в теплом солнечном Хубэе. Мужчина всё ещё не собрал волосы в высокий пучок, как привык его видеть Лань Хуань. Волосы главы Цзян тяжелые, густые, чёрные словно беспросветная ночь, что подходит его имени. Украшенная аметистами шпилька призывно бренчит при движении, сверкая камнями на солнце. И художник внутри Первого Нефрита впервые за год поднимает голову, заинтересованно разглядывает мужчину перед собой. Лань Хуань внезапно в удивлении осознаёт, что глава Цзян красив. Той красотой, которую хочется запечатлеть на бумаге. В красках? Нет. Лучше углем. Или чернилами. Убирая лишнюю цветность, оставляя лишь линии, прямые, резкие и мягкие, округлые, тонкие и широкие. Тенью очертить силуэт, придать объём. Да, уголь или чернила подчеркнут эту красоту. Глава Цзян тем временем поворачивает голову, поднимая бровь. Лань Хуань улыбается неловко. Надо всё же что-то ответить. — Путь не был трудным. А обстановка вокруг не позволяет праздно лежать в подушках. Глава Цзян по-своему понимает ответ. — Шум мешает спать? Я распоряжусь, чтобы вас поселили глубже внутри резиденции. — Нет-нет. Наши комнаты нам подходят, благодарю. Просто… Я давно не видел водные пейзажи. И решил прогуляться. Глава Цзян хмыкает, кривя губы. — Тогда вы точно по адресу. Воды у нас хватит, чтобы насмотреться на жизнь вперёд. — Благодарю. И воспользуюсь вашим приглашением. Лань Хуань скрывает смешок, при виде растерянности на грозном лице главы Цзян и продолжает внимательно наблюдать. Всё же, растерянность — не то, что часто увидишь у Саньду Шэншоу. Глава Цзян тем временем тянется к волосам, проводит рукой по прядям, резко выдыхает. — Ваш брат и… Его супруг покинули Пристань Лотоса. — Да. Ванцзи и господин Вэй отправились на ночную охоту. — Лань Хуань уважительно клонит голову. — Благодарю, что также устроили и их. Глава Цзян закатывает глаза, не в силах сдержать раздражение. — В Пристани Лотоса знают, что такое гостеприимство. Но вот ночная охота на наших территориях сейчас бесполезна. Мои адепты согнали всю нечисть сюда. Вашему брату и господину Вэю стоило дождаться Большой охоты. — Я сообщу им, — кивает Лань Хуань. Вся нечисть пригнана в Пристань Лотоса? Значит, Ванцзи с супругом будет легче искать следы яогуай. Лань Хуань улыбается хорошим новостям. Глава Цзян хочет что-то ещё сказать, но замечает приближающуюся к ним фигуру. Лань Хуань сразу подбирается. Внутри всё замирает. Совет состоится завтра, и сегодня Лань Хуань разрешил себе прятаться последний день. Он не готов видеть кого-то, видеть его. Глава Цзян замечает выражение лица Первого Нефрита. Лань Хуань слышит тихое ругательство, а затем глава Цзян поспешно кланяется и уходит навстречу Не Хуайсану. Лань Хуань непроизвольно тянет руку в попытке остановить главу ордена. Не Хуайсан вызывает сложные чувства, пугает. Хочется отойти от него подальше и ещё дальше убрать от него людей вокруг. Но Лань Хуань не в праве. Он не может ни остановить главу Цзян, ни обвинять Не Хуайсана в своих переживаниях. Первый Нефрит может лишь наблюдать. Он видит, как Не Хуайсан дружески, панибратски здоровается с главой Цзян, как они покидают пристань плечом к плечу. Лишь на последок Не Хуайсан оборачивается, смотрит на Лань Хуаня тёмным тяжёлым взглядом, прикрывая лицо расписным веером.

***

Цзян Чэн одним глотком осушает чарку вина и ищет глазами Первого Нефрита. Совет закончился быстро и хорошо. На самом деле даже слишком хорошо, по мнению Цзян Чэна. И это не его недоверчивость, но здравый смысл. Даже традиционных споров не случилось — настолько выход Цзэу-Цзюня из уединения удивил всех участников Совета. А ещё при праведном Первом Нефрите прочие главы как-то внезапно вспомнили о манерах и приличиях. Цзян Чэн скрипит зубами от всех этих лизоблюдов, окруживших сейчас Первого Нефрита и наперебой клянущихся в своих преданности, симпатии, благодарности и гуй пойми ещё в чем. Где же были эти восхищения и манеры весь прошедший год? Впрочем, Цзян Чэну глупо жаловаться. Первый Нефрит сразу по приходе оповестил Совет, что орден Гусу Лань открывает двери для учеников и встретил волну радости. Отцы были в восторге от перспективы сдать детей на целый год под чужую ответственность, где их ещё и обучат чему-то полезному. Цзян Чэн смотрит на племянника. Цзинь Лин демонстративно стоит к дяде спиной, рядом что-то говорит Цзинь Синьцзишань. Цзян Чэн кривит губы в усмешке. Когда А-Лин услышал от дяди, что ему предстоит обучение в Гусу, то разорался в своей лучшей манере маленькой госпожи. Но ожидаемой поддержки от Цзинь Синьцзишаня юный глава ордена Цзинь не получил. Напротив, советник всячески поддержал Цзян Чэна в необходимости А-Лину пройти обучение. Цзян Чэн хмурится. Какие цели преследует этот хитрый советник? Неважно. Цзян Чэн разберётся с этим. Сейчас же стоит решить две другие насущные проблемы. Первым делом надо разобраться с Первым Нефритом. Что у него в башке творится? Ладно, открыл Гусу для обучения — это хорошо. Поддержал сохранение Башен — прекрасно. Предложил провести расследование — вполне ожидаемо. Но на кой гуй сам вызвался?! Цзян Чэн гладит Цзыдянь в попытке успокоиться. Расследование башен — это дело Цзян Чэна. И допускать к нему кого-то из Ланей совершенно не входит в его задачи. Мало ли, какое наследство оставил ублюдок Мэн Яо там? Вдруг на Ланьлин Цзинь падёт ещё больше теней? Цзян Чэн не может этого допустить. Но как, небеса его разорви, он сможет убрать всё тихо и быстро, если при нём будет балластом висеть долбаный Первый Нефрит?! Цзян Чэн пытается усмирить молнии, змеями обвивающие ладонь. Банкет проходит хорошо. Гости уже пьяны, добры и веселы до той степени, что никто уже не заметит пропажу хозяина дома и одного из гостей. Цзян Чэн ищет глазами по залу и решительно идёт вперёд. Сегодня он разберётся хотя бы со второй своей проблемой.

***

— Цзян-сюн, — Не Хуайсан улыбается мягко, словно детёныш оленя, его глаза лучатся теплом, взмахи веера треплют пряди волос. Цзян Чэн щурится, хмурая складка расчерчивает лоб. Он бывал на охоте на оленей. Грациозные и быстрые, они кажутся хрупкими на первый взгляд. Сначала их — мастеров прятаться — надо найти. Потом догнать. А догнав, лучше не приближаться спереди и сзади — копыта сильные, удары точные. Рога могут проткнуть плоть с лёгкостью. А вопли оленей неопытные ученики порой путают с криками лютых мертвецов. Цзян Чэн не считает охоту на оленей легче охоты на волка. Напротив. Тут ты всегда можешь попасть в ловушку обманчивой хрупкости. Цзян Чэн криво улыбается. — Не желаешь ли, Не-сюн, пройтись со мной? Хуайсан распахивает глаза в нерешительности. — В такой час? Не знаю, стоит ли. — Разве не знает молодой господин Не, что есть дела, которым лучше оставаться под покровом ночи? — Ох, Цзян-сюн, открою секрет — хочешь что-то спрятать — прячь белым днём на самом видном месте, — Хуайсан смеётся, заметно расслабляясь. — Но я пойду с тобой. Рад, что ты готов продолжить нашу дружбу. Цзян Чэн дёргается, но не отвечает. Подтягивает небольшую джонку, ставит ногу на дно и протягивает ладонь Хуайсану. Тот с готовностью вцепляется в мозолистые пальцы и грациозно, словно девица, запрыгивает. Цзян Чэн хватается за весло и бесшумно ведёт их по глади воды. Они причаливают к незаметной юньмэнской пристани. Цзян Чэн привязывает джонку и знаком показывает следовать за ним. Хуайсан равняется с ним плечом к плечу. Дорога проходит в молчании. Каждый занят своими мыслями, но тишина не гнетущая, хотя Цзян Чэну кажется, что воздух вокруг искрит от недосказанностей. Он проводит Хуайсана к трактиру, стоящему на самом краю города. Цзян Чэн знает это место как свои пять пальцев. Тут хорошо кормят, удовлетворяют запросы посетителей, а главное — не болтают и не запоминают имена своих клиентов. Мужчины заходят в полутемный зал. Внизу слуги носятся с едой и напитками. Клиенты здесь едят и развлекаются в отдельных комнатках, не видя друг друга. К Цзян Чэну тут же подходит хозяин заведения, низко кланяется и молча провожает гостей наверх. Там, в самом просторном зале накрыт стол. Цзян Чэн знает, что совсем рядом наготове ждут разрешения войти музыканты, танцовщицы и весенние девы и юноши. Проворный слуга зажигает благовония, стоит господам войти, и смотрит на Цзян Чэна в ожидании приказов. Махнув рукой к выходу, Цзян Чэн садится за стол и сам начинает разливать вино. Хуайсан чуть улыбается, кладёт веер на край стола и совсем по-простому шумно потягивается. — Эти советы такие утомительные. Цзян Чэн кивает и наблюдает за главой Не. Заметив взгляд, Хуайсан с шумом выдыхает. — Ох, Цзян-сюн, ты такой напряжённый. Я так понимаю, пока ты не узнаешь всё, что хочешь, то так и будешь прожигать меня глазами? Цзян Чэн ведёт плечом и гладит Цзыдянь. — Я не люблю ходить вокруг да около. Терпения не хватает. Хуайсан хватает баоцзы и закидывает в рот. — Давай так. Чтобы ты успокоился. Орден Юньмэн Цзян мне не враги. И орден Ланьлин Цзинь, когда им руководит твой племянник, тоже. — Кто же тогда твой враг? — Цзян Чэн следит за каждым действием главы Не, будто тот в любой момент попытается убить его шёлковым веером. — Дело не во врагах. — Хуайсан вздыхает с таким видом, словно перед ним малое дитя. — У меня есть цели, и я к ним иду. Но они не пересекаются с твоей семьёй. Почти. — Почти? — Цзыдянь вспыхивает искрами, нагретый до предела. — Есть то, что меня интересует на твоих землях. И я не могу игнорировать этот момент. Цзян Чэн не понимает. У него нет никаких сговоров или действий против Цинхэ Не. Ни плохих, ни хороших. Он вообще не контактировал с ними за исключением общих заклинательских тем да пары торговых соглашений. И нигде не нарушал своих обязательств. Не Хуайсан вздыхает и закрывает глаза. Сжимает тонкие ладони в кулаки до побелевших костяшек. — Храм в Юньпине. Это твоя территория. Цзыдянь успокаивается. — Ты хочешь соорудить что-то для брата? Небеса, Хуайсан. Ты мог просто сказать. Ни к чему была эта таинственность. — Я хочу вскрыть гроб, где запечатаны брат и Мэн Яо. Цзян Чэн чувствует, как голова начинает болеть. Непроизвольно он тянется к тугому пучку в желании ослабить, снять давление волос. — Это… Это невозможно. Там теперь не один, а два лютых мертвеца. Опасных лютых мертвеца. И люди будут напуганы. И печати… Их ведь не только вы ставили. И не только мой орден. Гусу Лань постарались. Другие ордена поставили защитных химер. И… — Цзян-сюн. — Хуайсан нечитаемо смотрит на Цзян Чэна. — Дагэ не проведёт бесконечность своего проклятого существования с этим ублюдком. Дагэ не достанется Мэн Яо. Он видел эту мразь насквозь при жизни. И не будет сосуществовать с ним рядом после смерти. Цзян Чэн хочет поспорить, но вовремя закрывает рот. Он понимает чувства Хуайсана. И, если быть честным с самим собой, уже решил помочь. Чифэн-цзюнь действительно не заслуживает такого посмертия. Цзян Чэн откашливается, залпом выпивает пиалу вина. — Там были мои вассальные кланы — с ними я решу. С остальными, я так понимаю, решишь ты. Ты и твои адепты получите доступ в Юньпин настолько, насколько надо. Выделю и пару своих людей — Юэжань подберёт подходящих. Но что делать с ланьскими печатями? Цзэю-цзюнь вышел, конечно, из уединения. Но не думаю, что с радостью кинется помогать наперевес с гуцинем. Хуайсан кивает задумчиво. — Печати из закрытого отдела Гусу Лань. Рядовой адепт не владеет такими техниками. Но Сичэнь-гэ, конечно, да. И, как я успел заметить, ты явно нашёл, как его впечатлить. Может достаточно тебе опять сделать с ним то, что ты сделал в Облачных глубинах, и он сам даст тебе всю нужную информацию… Цзян Чэн смеётся. — Не думаю, что дело во мне. В конце концов, я постоянно ору на людей. Цзэю-цзюнь, скорее всего, сам готовился к выходу из уединения, когда мы столкнулись. В общем, я бы не рассчитывал, что он кинется доверять мне секретные техники своего ордена. — Эти техники знает и Ханьгуан-цзюнь. Цзян Чэн перестал смеяться, недоверчиво глядя на Хуайсана. — Что стало с твоими шпионами? Немедленно гони их взашей. Каждая собака Поднебесной знает, что праведный Второй Нефрит не нарушит правил. И точно он быстрее пронзит себя Бичэнем, чем сделает такое ради меня. — Но он сделает это, и многое другое для Вэй-сюна. А Вэй-сюн, хотя об этом и не знает каждая собака Поднебесной, но точно знаю я — Вэй-сюн сделает всё для тебя. Тебе стоит лишь правильно попросить.