***
Со временем прохладная вода грузными каплями стакала по бледному телу, серебристым локонам, но Таргариен было все равно. Ворон, прилетевший ранним утром, принес с собой радостную весть, которая, казалось бы, радости принцессе не принесла. Дав птице зерна, та довольно зачирикала и принялась угощаться. Королевская свадьба, гласило письмо, приглашается Хранитель Долины, его супруга и родичи, ближайшая свита. Джейн лишь хмыкнула, сетуя, что нужно отправить гонца или ворона к Джону, что уже как месяц со своим отрядом отправился за Лунные горы. Лейнерис же ощущала смешанные чувства по этому. Принцесса вздрогнула, когда ее кожи коснулась горячая вода, призванная смыть мыльную пену. По ее мнению, Эйгон совершенно не подходил ее милой Хелейне; вседозволенность развратила его, сделав его прикосновения грубыми и омерзительными, слова мерзкими, а присутствие — нежелательным. И ведь он не всегда был таким: в детстве, точно Эймонд, он приносил ей цветы, сорванные с ухоженных клумб, играл роль ее маленького виночерпия, а после Эйгон решительно отказался от ее общества, отдалился. На все вопросы он лишь кривил лицо, грубо отпихивал и молча уходил. Лейнерис не знала, что за перемена заставила его так измениться. Мягкое полотенце упало на ее плечи, лаская, обнимая. Ее опочивальня была самой теплой из имеющихся и оставляя мокрый след за собой, Лейнерис подошла к кровати. На прикроватной тумбе стоял отвар, который отправил ей заботливый мейстер, что был призван облегчить сон. Рой мыслей, сжимающаяся грудь и сдавленное дыхание не давали принцессе ночами продыху. Лейнерис ворочалась, сминая шелковые простыни, сидела у камина, ища в комфортном треске пламени ответы, перебирала украшения, смотря на переливающиеся рубины, зная, что в ящичке прикроватной тумбы на бархатной подушечке лежало оно. Украшение, служащее физическим воплощением чувств племянника, вызывал в ней рой странных мыслей, эмоций. Ее пугало, что она сразу не отвергла юношу, позволяя сильным рукам обхватить ее лицо, позволить себе исполнить его просьбу. Интерес она определённо питала, но вместе с тем было там и нечто иное, чуждое ей. Тошнотворный ком встал в ее горле. Так паршиво Лейнерис чувствовала себя, когда потеряла Бейлона, когда узнала, что супруг предпочел сисястую трактирщицу заместо того, чтобы быть рядом с матерью его дитя. Судьба жестокая тварь, как говорил ей брат. Боги жестоки, твердил второй.***
Когда Алисента чувствовала себя так спокойно и умиротворенно? Еда переставала быть пресной, наполняясь морем вкусов, а в вине она ощущала икринки радости. Ее мальчик дома… Обычно столовая во время обеда королевской семьи проходила в тишине, только лязг ножей и посуды нарушал мертвую скуку, но этот день был определённо особенным. Сегодня Королевская Гавань вновь увидела лазурного дракона, чьи крылья были подобны цвету свежей крови. Принц Дейрон, последний сын Алисенты Хайтауэр и короля Визериса I Таргариена больше не был мальчишкой; он вытянулся, еще немного и он догнал бы в росте Эймонда, которого был на год младше. От отца ему досталась типичная валирийская внешность, а от матери вьющиеся локоны; и без того красивое лицо юноши было усыпано полем веснушек, придавая принцу обаяния и миловидности. Было видно, как он был воодушевлен возвращением и наплевав на все правила этикета, принц вставал, рассказывая о своем пребывании в Староместре, в Высокой Башне. Алисента не могла скрывать улыбки, которую так долго таила, ее ланьи глаза светились как два топаза. Она сидела ближе к сыну, порой касаясь своей рукой его, нежно поглаживая. Порой, она выглядела как восемнадцатилетняя дева, сияя все ярче. Зелена ее платья в этот день смотрелась не ядовито, больше отдавая нежностью и свежестью травы. Даже король Визерис, обычно увлеченный своей дочерью Рейнирой, проявлял интерес к младшему сыну, задавая вопросы и искренне любопытствуя. Эйгон и Эймонд невольно переглянулись, удивляясь переменой в отце. Эйгон скрыл ядовитый смешок в бокале вина, а Эймонд притупил эмоции. — Как поживает мой брат, сир Гвейн? — голос королевы встрепенулся. Она помнила, как принц Деймон, до того, как она вышла замуж, сбил ее брата с лошади и тот пролетел добрых несколько метров. Помнил это и Отто, что до этого сидел молчком, слушая внука; Его лицо приобрело жесткие черты. — О, он в порядке. Все так же блюдет свой обет безбрачия, — усмехнулся Дейрон. Эймонд посмотрел на брата, немного прищурившись. — По правде, мне повезло. Сир Гвейн, мой дядя, взялся за мое обучение своему искусству, — юноша перевел взгляд на братьев, в светло-фиалковых глазах сияло пламя битвы. Королева и король переглянулись, ожидая продолжения. — Я уже опробовал сталь, и дядя говорит, что скоро и до турниров дорасту, – парень довольно покрутил вилку. Эймонда что-то кольнуло. Он на протяжении четырех лет занимался фехтованием у Коля. Его навыки чрезвычайно выросли. Но даже он не мог позволить такое высказывание при всех. Эймонд с уверенностью знал, что спокойно мог бы выиграть своего брата, и ещё нескольких молодых гвардейцев, его шаги не прекращаются и даже доходило до победы над Колем. Но турниры ещё совсем далеки. Алисента вновь вернула свои поджатые губы. Турниры — хоть и зрелищные, даже веселые, но не когда там выступают твои родичи. Наслаждаться шоу было невозможно, весь живот скручивало, а разум нервозно высчитывал, когда будет очередь близкого тебе человека. А если оба всадника окажутся на земле и придется биться ради победы? Нередко это все приводило к смертям, размазанным мозгам на сырой земле и кишкам, повисшими на маленькой разделительной ограде между локациями. Эти картины вызывали боль в материнском сердце. — А вы, братья мои, — лицо юноши расплылось в такой юношеской, самодовольной улыбочке, — простите мне такую наглость, но я вызываю вас на поединок! — он гордо приподнял руки. Эйгон чуть ли не издал публичный смешок, но умело откашлялся. Хелейна, его будущая жена, аккуратно взглянула на брата. По лицу Эймонда скользнула тень улыбки. Младше на год, Дейрон всегда приставал к Эймонду на тренировочном корте, размахивая деревянной палкой, даже не мечом. Прыгая и смеясь, он вызывал брата на поединок, на что Эймонд лишь закатывал глаза. К Эйгону не лез, ведь тот был почти что в два раза больше, но порой первенец сам хватал младшего и начинал ерошить его светлые волосы кулаком под возмущенные крики в смеси со звонким смехом. Так было до того, как его отправили в Высокую башню быть виночерпием. Эймонд скучал по оборванцу, что хвостиком следовал за ним, узнавая о нем только из писем и со слов матушки.***
— Кажется, Эйгона мы не дождемся, — Дейрон быстро оглядел тренировочную площадку, отмечая, что она была больше, нежели в Староместе. В голове сразу всплыл момент, когда закованный в грубую кожу, он ждал дядю, что непривычно долго задерживался в оружейной. Пиная камни, юный Дейрон наконец завидел своего дядю; на его лице была улыбка, славная и наполненная гордостью, его руки были за спиной. В замешательстве, Дейрон смотрел как Гвейн подает ему сверток из старой, давно потерявшей цвет ткани. Форма не могла обмануть его. — Выплавлен из старых мечей с чуть потупленным лезвием, но все же, это сталь, — взгляд Гвейна обернулся отцовским при виде того, как лицо принца застыло в немом удивлении. Рыцарь вложил в руки племянника меч, ощущая, как еще детские руки, привыкшие к легкости дерева, сделались слабыми против добротной стали. Усмехнулся. После той тренировки его руки болели, тряслись, но дрожь эта доставляла ему сладкое удовлетворение. Настоящая сталь, думал тринадцатилетний Дейрон. Раньше Гвейн ругал его, приговаривая, что до стали, да даже до железа принц не дорос, на что Дейрон справедливо возмущался. Дейрон бросил взгляд на брата, а тот в свою очередь закатил глаза, мол, чего ты вообще ожидал? Дейрон помнил, как Эйгон смеялся над Эймондом, а тот краснел и злился, уходя искать их общую тетку. Помнил, как восхищался им, таким большим и какими сильными ударами он смирял набитый соломой манекен. И что же стало сейчас? Он видел брата с пьяными от дешёвого эля глазами, в них не было огонька юности, как и у его брата Эймонда. — Не думай, раз я младший — то уступлю тебе! — с задором высказался Дейрон, с вызовом смотря на брата. Уголки губ Таргариена еле дрогнули в улыбке, тут же принимая привычное нейтральное положение. Жестом, Эймонд велел ему следовать за ним, направляясь в обширную оружейную. Деревянных мечей мало, заметил Дейрон. Много зазубренных клинков из железа, столько же переплавленных стальных, копий, двуручных и молотов. И за редкостью встречались моргенштерны. Взяв со стойки оружие, юноши двинулись на площадку. Одноглазый молчал, лишь доносились веселые рассказы Дейрона. Жаль зрителей не было, думал младший; Ему всегда нравились взволнованные взгляды молодых фрейлин и служанок, которые со скромностью подавали ему воды, тихо восхищаясь. Интересно, делали ли так же для Эймонда? Вопрос крутился на языке. — Что же получает победитель? — спросил Эймонд, вставая в стойку. Кажется, энтузиазм брата переходил и к нему. — Все: славу, богатство и женщин! — так же вставая в стойку прокричал Дейрон. Он слышал, что наставником у Эймонда был сам Кристон Коль, жар дорнийского солнца и командующий королевской гвардии. Несмотря на всю ту веселость, что буквально лилась из принца, на деле он внимательно изучал противника, своего брата. Стоял он твердо, в одной руке меч, во второй щит, поза была отработанная, доведенная почти что до идеала. И начался медленный танец двух драконов. Братья неумолимо приближались друг к другу, держа лезвие наготове и Дейрон подумал, что у Эймонда излишне серьезные намерения на этот бой. Его пронзал взгляд полный обжигающего холода. Дейрон не выдержал первым, в мгновение тишины рванув на брата. Секундное соприкосновение мечей прошёлся по рукам обоих напряжённой волной. Эймонд немедля контратаковал, пытаясь заставить Дейрона упасть, получить лёгкую победу. Деревянный щит, изнутри полый, заполненный свинцом закрыл Таргариена от острия, приняв удар на себя. Почувствовав на секунду равновесие, Дейрон рванул вперед, врезаясь в щит Эймонда, неожиданным толчком надеясь выиграть секунду для удара. Но Эймонд стоял стеной, отталкивая мальца от себя и уже занося над сереброволосой головой сталь. На секунду ему хочется уйти влево, в слепую зону, где Эймонду потребуется драгоценное время, дабы просто видеть его и тогда бы Дейрон приставил к его горлу меч, одарил старшего победоносным взглядом. Напрягая ноги Дейрон отскакивает назад тут же, делая траверс , понимая, что удар вышел отчаянным. Не воздух его оппонент, а дракон. Многих сил стоило Дейрону, чтобы сохранить равновесие, перебирая в голове варианты как победить невозмутимого Таргариена. Танец стал пляской, где музыку заменил лязг мечей, звук удара стали о дерево, треск последнего и тяжелое дыхание младшего принца. Почти все удары Эймонда приходились на щит, в то время как Дейрон старался хранить свой, напрягая мышцы для очередного уворота. Эймонд казался ему мясником, жадным до крови, что даже в шуточном бою сохранял серьезность и наносил шквалы ударов; рубящие, с плеча и потрошение. Поражение Дейрона было вопросом времени. Младше всего на год, но мальчишка уступал брату в силе и ловкости, а отсутствие одного глаза наверняка заставило его обучаться в два раза усерднее. Причина поражения: заставленный врасплох, он открыл корпус и если бы бой был настоящим, то Эймонд бы с легкостью вспорол ему брюхо, довольствуясь кровавым фонтаном. Но заместо этого, одноглазый принц лишь навалился весом на деревянный щит, рывком сбивая брата с ног. Удар пришелся болезненный, но не больнее чем удар по драконьей гордости. Несмотря на веселый нрав, Дейрон Таргариен был реалистом: он бы не смог победить Эймонда, у которого меч — почти что продолжение руки, взращенный опытным воином, участником настоящей войны. Как бы он не уважал дядю Гвейна, считая его умнейшим рыцарем, но в искусстве стали он заметно уступал дорнийцу. Эймонд молча смотрел на сидящего брата. Как тот яростно отбросил зазубренный клинок в сторону, принялся второпях расстёгивать грубую кожу ремешков, которые крепились к почти что идеальному щиту. Про себя он лишь хмыкнул, посылая брату волну одобрительного взгляда; Дейрон мог бы использовать слабость Одноглазого принца, заходить за левую сторону, юлить, но этого он не делал, предпочитая честную схватку. В ответ же, Эймонд получил темно-сиреневые глаза, которые заполонила злоба, горечь от поражения. — Тебе бы на турнир, брат, — взгляд принца смягчился, — с такими-то талантами, — даже сидя на земле Дейрон ощутил, как напрягся Эймонд. Юноша отрешённо посмотрел в сторону, губы его поджались, точно он выпил кислого, забродившего молока. Вспоминал что-то, и что-то явно неприятное. Отогнав ворох неприятных воспоминаний, Эймонд качнул головой, вместе с тем подавая руку проигравшему. Недолго думая, Дейрон встал и не успев поблагодарить и отсыпать комплиментов победителю, получил не сильный, но ощутимый удар по голени. — А тебе бы стойку отработать, — беззлобно произнес Эймонд. Не успел Дейрон возмутиться, как плоская сторона меча треснула его по спине. — осанку держать. Прежде чем Эймонд успел нанести еще один «нравоучительный» удар, Дейрон увернулся, смиряя брата глуповатой, усталой улыбкой. Ноги приятно заныли. — И все равно справился он не плохо! — оба повернули голову к источнику шума, завидев еще одного Таргариена. Эйгон, собственной персоной, Эймонд не мог вспомнить, когда братец в последний раз брал в руки меч, а если бы и взял, то точно деревянный; учитывая, что за последнее время ничего тяжелее бутылки эля он не держал. — Ты пришел, — на губах Дейрона появилась улыбка, будто он, почти утратив надежду, все же дождался старшего брата. — Ты опоздал. — холодно отрезал Эймонд, забирая меч Дейрона.***
Стопа мягко ложилась на каменную кладь. Эймонд тихо, почти что безмолвно передвигался по Красному Замку. Его тень освещали фонари. Парень шел после чтения в покои своей матери. После ужина принц ещё раз перекинулся словами с младшим братом, поскорее удаляясь прочь. Сегодня был день куда насыщеннее. Дейрон, которого так долго не видели все члены семьи, смог за половину дня наполнить королевскую семью теплом и добротой. Когда-то маленький мальчик вырос, превращаясь в хорошего парня, который даже не уступал Эймонду. Правда, разговорчивости и обаятельности Дейрону досталось больше, нежели Эймонду. Хелейна и мать смогли расцвести перед самым младшим Таргариеном, а отец-король почувствовать озорность и счастье, слушая горячие речи Дейрона Таргариена. Узкие повороты, Эймонд плавно переходил, заворачивая в новые коридоры. Они были пусты, лишь иногда слышались тяжёлые шаги королевский стражи. Эймонд молча кивал им, продолжая с высоко поднятой головой идти по своему пути. Его руки были гордо закреплены в замок за спиной. Темный камзол с зелено-золотыми ставками плотно облегал подростковое тело, на груди был маленький знак его дома – дракон в виде броши. Светло серебристые волосы при ходьбе переместились на плечи, играясь с зелёной окантовкой камзола. Он был одет с иголочки. Завернув за последний поворот, Эймонд наконец добрался до опочивальни королевы. Раньше он проводил здесь большое количество времени. Его детство было в стенах материнской комнаты. Он помнил как все четверо детей Алисенты дружно игрались, не отходя от своей матери. Это немного грело душу подростка, когда сейчас же все иначе. Фиалковый взгляд заметил сира, что медленно вышел из двери спальни и по щелчку ровной осанкой встал возле комнаты. Доходя поближе, Эймонд увидел Кристина Коля. Тот, словно так и должно быть, поприветствовал принца. Таргариен сделал паузу в ходьбе, намереваясь спросить, что забыл Лорд-Командующий в покоях королевы, его матери. Но, усмирив пыл и пылающие эмоции, принц только поджал тонкие губы, поднимая уголок губ наверх. Дверь открылась под давлением руки и теперь его огрело тепло комнаты. – Матушка, – голос принца одарил Алисенту, которая стояла спиной к нему. Дверь сзади закрылась и Эймонд прошел вглубь комнаты. Женщина поставила бокал арборского вина на стол и повернулась к сыну. Алисента одарила подростка любящим взглядом и теплой улыбкой. И это могло смягчить сдержанного Эймонда. Только за закрытой дверью рядом с одной из важных женщин в его жизни - матерью, принц мог становиться прежним. – Милый, – женщина положила мягкую руку на его щеку, большим пальцем поглаживая. Эймонд рос и сейчас становился намного выше матери, намного выше Эйгона и отца. – Как философия? Её не совсем резкий вопрос, мягко прошёлся по стенам. Эймонд сглотнул ком, медленно кивая. Иногда, он любил рассказывать ей то, что изучил, а она внимательно слушала его. Но сейчас её, похоже интересовало другое. Эймонд напрягся, ожидая услышать вопросы про юношеский бой двух братьев. Он не хотел объясняться перед ней. Только не это. – Ты хотела видеть меня в своих покоях, – принц медленно взял руку матери в свою. Материнское тепло согрело холодную руку парня, – Но Сир Кристон, видимо, наведался раньше меня. Для чего, матушка? – его взгляд осмотрел спокойное лицо матери. Она улыбнулась. Возможно, сейчас Эймонд отругает себя за то, что решил дать волю эмоциям. Но то, что начал замечать Эймонд, никак не тешило его. Несмотря на статус Лорда-Командующего, Кристон продолжал быть личным гвардейцем королевы. Возможно, других это не волновало, но принца заинтересовало. – Сир Кристон попросил помочь помолиться за его здоровье, Эймонд, ты знаешь, что этот справедливый муж прожил много битв, – Хайтауэр сжала руку сына, мягко улыбаясь. Эймонд непроизвольно кивнул, когда почувствовал как мать тащит его к стульям. Легко присев, Эймонд сделал глоток вина за матерью. Внутри поежившись, принц отставил кубок с напитком. – Совсем скоро свадьба твоей сестры и брата, мой дорогой, – женщина облокотилась на спинку стула. Эймонд прижал губы, не намереваясь сказать что-то острое в ответ. Когда принц узнал, что его милая сестра Хелейна будет обручена с Эйгоном – то пришел в своеобразную агонию. Но что-либо сделать он никак не мог, а только пообещать себе защищать свою сестру от издевок брата. Это все что он мог. — Будут много лордов и леди, наших родственников. Я хочу, чтобы ты вел себя как настоящий принц и сын короля на этой свадьбе, – рука матери снова коснулась лица принца, только на этот раз стороны со шрамом. – Без лишних глупостей с Эйгоном и Дейроном, со своими кузенами и прочими, ты меня услышал? Это было не схоже на его мать. Она всегда была уверена в Эймонде, а он в свою очередь никогда не подставлял её. Но принцу только оставалось кивнуть, как позже Алисента разговорила его о новых материалах, которые успел прочесть.***
День свадьбы детей королевской семьи настал; Великий чертог принимал гостей со всех уголков Вестероса, лордов и их семей от мала до велика, наполняясь жизнью. Музыканты — лучшие в королевстве готовились исполнять свои мелодии, а шуты, дабы не мозолить глаза стояли позади них. Хелейна заметно нервничала, теребя подол своего платья цвета морской волны, цвета переливающейся чешуи Пламенной мечты. Ее волосы были собраны в тугие косы, что на голове создавали красивейший узор, а внутри плетенных кос каратами сияли ангелиты, лунные камни, что только подчеркивали нежность принцессы. Эйгон же сидел рядом, недовольно поджав губы, чем был похож на отца, смотря мимо зала. Его мысли были где-то на другом материке. Королева-мать распорядилась, что до начала празднества — ее сыну не наливать. Эймонд думал, что так мать пытается удержать свою дочь дома, не отдавать ее в лапы чужого дома, но выбор в сторону Эйгона — был худшим из возможных. Невежественный, он лишь оскорблял их общую сестру, не считаясь с ее мнением, видя ее только во время принудительных ужинов. А может, мать хотела усилить притязания Эйгона на трон, тогда Эймонду тем более не нравился выбор. Развращенный разгульной жизнью, брат не интересовался ни историей, ни дипломатией, только титькастыми лиссинийками с Шелковой улицы. Дейрон сидел рядом с братом, казалось, что чувств брата он не разделял, радуясь за союз брата и сестры. В отличие от Эйгона, пить младшему принцу можно было, что он и делал. – Она тупая и странная, — тихо шипел Эйгон с отвращением глядя на свою сестру. Королева-мать дернула сына за рукав, пригрозив одним лишь взглядом, в то время как король-отец отчаянно делал вид, что не замечает комментариев сына. Хелейна же, оторванная от мира молча играла с давно мертвой многоножкой, в очередной раз пересчитывая ей ножки. Эймонд же смотрел на Хелейну под другим углом. Нелюдимая, она переступала через себя, защищая младшего брата от нападок будущего мужа. А порой увлекала разговорами про гусениц, давая прикоснуться к своей коллекции насекомых. Бабочки с сухими, хрупкими крыльями, богомолы, некоторые с оторванными головами, Хелейна доставала старую книжку, которую ей подарил отец и показывала зарисовки тамошних насекомых. Не думал Эймонд что одних только видов бабочек было под сотню, как она показывала ему уже червей. Знатные дома все прибывали, люди подходили к молодоженам поздравляя их и их родителей, приговаривая, что подарок уже вложен на отведенный для этого стол. Эймонд обратил на него внимание, отмечая, что подарков было уже под два метра в высоту. Невольно он кидал взгляд на дубовые ворота, ощущая, как желудок сводит. Хранители Запада, Юга и Севера уже прибыли, откланялись, а вот Хранитель Востока с его женой — нет. Подарки и поздравления от братьев были получены суженными. Эймонд с тихой скромностью коснулся щеки сестры поцелуем, произнес краткую речь и желал удачи в супружеской жизни. Эйгону он пожал руку, слова радости и желание удачи конфликтовали с его внутренними пожеланиями, но, как и всегда, он засунул их куда подальше. Порой, Эймонд замечал, как странно Эйгон начал на него смотреть. Одноглазый принц понял, что старший не помнил того вечера, не помнил, как он вместе с их теткой тащили его в покои и не помнил того, что рассказал Лейнерис. Возможно, Эйгон пытался что-то вспомнить, замечая перемены в отношении к себе от брата. Эймонд всегда жаждал встретиться с Лейнерис, всегда радовался если она сообщала, что задержится еще на пару дней и с грустью провожал взглядом серебряного дракона. Воспоминания ударили по сердцу, точно хлыстом, раны, еще не затянувшиеся заныли только сильнее. Он помнил, как мучительно было встречать ее в тихих коридорах Красного Замка в сопровождении эскорта и счетоводов, ощущая, как горечь и ревность хватают его за горло. Как душило его осознание, что неспешных прогулок, тихих посиделок у Чардрева и привычных, греющих душу разговоров – не будет. Два месяца – срок не большой, но за это время таргариенский принц пережил свой персональный ад. Эймонд привык держать все под контролем, любил высчитывать скрупулёзные планы и обдумывать каждый свой шаг, но в тот вечер его будто ткнули носом в собственное бессилие, показали, что даже собственные чувства он не силах удержать. От воспоминаний, от собственных слов тошнило. Дейрон казалось, был напротив рад свадьбе родичей. Улыбчивый и радостный, веснушки танцевали на его лице и все милые незамужние дамы скромно улыбались ему. Он галантно подавал им вина, говорил о литературе, о героях и пьесах, порой бросая взгляды на братьев и сестру. Поговорив с кузиной со стороны Хайтаэуров, младший принц вальяжно сел рядом с братом, намереваясь что-то сказать, но не успел. Казалось, музыка, такая расслабляющая, нежная с треском закончилась, знаменуя грядущее неизбежное. И действительно, после в зал вошла чета дома Таргариенов, что с Драконьего камня. Наследная принцесса, Отрада Королевства была спецом в черном одеяние, с вышитой золотыми нитями Сиракс, точно в противовес платью королевы – зеленое, с вышитой серебряными нитями башней Староместа. Рядом с наследницей шел ее новый супруг – Деймон Таргариен, его костюм был под стать фамилии: алые рукава, черный торс и низ, украшенные имитацией чешуи и драгоценными камнями, что выглядели угрожающе в свете пламени. Позади них, отличные от родителей шли Стронги, облаченные в цвета, не принадлежащие им – алый и голубой, морской волны. Взгляд Эймонда упал на Люцериса, зажатого, мелкого мальчишку, что с тревогой озирался на гостей. Его рука сильнее обхватила ручку стула, а пальцы стали нервно тарабанить. Дрожь, вызванная яростью, что нельзя было высвободить стала душить пятнадцатилетнего принца, а сапфировый глаз, ощущался не родным еще сильнее, нежели обычно. Шрам снова открылся, по его ощущениям, и снова Эймонд мог чувствовать жжение песка и жар собственной крови. Левую сторону лица начало сводить. Рейнира приветствовала отца, свою мачеху. Лицо Алисенты приняло благодарный облик, она улыбалась ей, своей заклятой сопернице, своему супругу, но глаза, сияющие топазы были наполнены множеством эмоций, среди главенствующих было презрение. Король-отец же не сильно отличался от супруги; в нем боролась радость видеть брата, видеть драгоценную дочь, но меж тем Визерис все так же не одобрял их брак. Поздравление будущей королевы к брату и сестре было не менее сухим чем к их родителям, на что Эйгон лишь хмыкнул, уличив сестрицу в оригинальности. Хелейна же улыбнулась скривлено, принимая подарок от сестры и дяди. Черная коробка, внутри обрамленная алым бархатом, скрывала украшения из рубинов, агатов и черного золота. Разглядывая украшения фиалковые глаза Хелейны тускнели. Лорды и Леди за сегодняшний вечер подарили ей столько украшений, сколько она и за две, три жизни выгулять не сможет. Скромно отблагодарив, Хелейна передала подарок чашнику. Рейнира, Деймон сели на левое от Эйгона плечо и каждый ощущал дискомфорт от этой близости. Джейкейрис и Люцерис были подле родителей. Следом же зашел Хранитель Востока, Гроза грабителей и лунных племен – Джон Аррен. На него люди смотрели как на образцового мужчину, рассудительного и смелого. По обе руки от него шли сестра и супруга: По правую – Джейн Аррен, холодная, незамужняя и своевольная, поговаривали она предпочитала девиц, нежели юношей. Ее синее одеяние было строгим, украшенное лунными камнями и сапфирами, что придавали ей аристократический вид. По правую – Лейнерис Таргариен, от крови дракона, в противовес братьям была в платье цвета молочной луны, на талии покоился золотой корсет с узорами драконицы королевы Алисанны. Меж изгибов рук проходили небесно-голубые тонкие ткани. Ее считали умной, умеющей находить чуть больше выгоды нежели другие, золотые драконы Долины была на ней. Но смотрели с тоской в смеси с осуждением, в связи с отсутствием у нее детей. Кто-то говорил, что инцест взял свое. — Мой король, королева, — Джон Аррен улыбнулся, мелкие морщинки покрыли его лицо, делая куда более явными нити седых волос, — принц, принцесса. Позвольте поздравить вас с… Лейнерис не слушала того, что говорил супруг. Ей было достаточно того, что лицо Визериса расплылось в улыбке, а его тусклые, давно потерявшие цвет глаза стали ярче, наполняясь ранней сиренью. Визерис любил Хелейну больше, нежели ее братьев, как заметила Лейнерис. Пока говорил ее лорд-муж, Лейнерис поймала взгляд и злобную улыбку брата. Конечно, вся эта церемония, общий стол для «семьи» - были для короля Узкого моря представлением, шоу. Мягкой поступью Лейнерис встала подле мужа, что подвинулся, давая ей пространства. — Дорогая, поздравляю, — Лейнерис крепко обняла племянницу. — Надеюсь, ты будешь счастлива, моя милая девочка, — женщина ещё раз на этот раз крепче обняла Хелейну. — Конечно будет, тётя! — Эйгон грубо и небрежно приобнял Хелейну, его глаза уже сверкали от эля. — Она ведь выходит за меня, — громко рассмеялся принц. Хелейна аккуратно улыбнулась, убирая руку брата. Фиалковые глаза урождённой Таргариен посмотрели на племянника, а позже снова на Хелейну. Она не хотела влезать своими комментариями, сегодня свадьба принцессы и портить кому-либо настроение было не в планах леди Аррен. Движением руки леди подозвала молодого рыжеволосого чашника, который в руках держал небольшой сундук. Хелейна казалось оживилась, в ее фиалковых глазах проснулось любопытство. Атласная лента податливо развязывалась, стоило невесте приложить хоть малейшее усилие. С трепетом, с нежным огоньком в глазах Хелейна открыла сундучок и ее сердце не могло не пропустить удар. — Эти бабочки были привезены из Наата, дорогая, — женщина улыбнулась, стоило ей увидеть застывшее на лице племянницы удивление. Хелейна аккуратно прикоснулась к крылу одной из них, ощущая, как кончики пальцев обдало жаром. Хелейна радостно вздохнула. Принцесса всегда любила бабочек, любила эти расписные узоры и смелость цвета, именно тетя часто радовала и пополняла ее коллекцию, привозя бабочек с Эссоса или редких с Долины. Племянница повторно разглядела каждую с былым восторгом в глазах. Эйгон наблюдал за своей сестрой-женой, странным, немигающим взглядом, а обратив его к насекомым лишь поежился.