Среди теней Инферы

Золотисто-рыжая лесная кудель отражалась в гранатовых глазах Делеона Лайта. Стоя на краю обрыва, мужчина наблюдал за тем, как древние могучие исполины тянут свои, ещё не растерявшие листву, ветви к чистому голубому небу, на котором золотой монетой застыло пока ещё ласковое осеннее солнце. Осколки недавней грозы сияли в его лучах крохотными драгоценными камнями, и это было до того красиво, что сердце трепетало в груди маленькой растревоженной птицей. Ветер не касался, застывшей во времени, тишины и не играл мелодию среди крон деревьев, но даже если бы его песня и лилась бы золотыми ручьями сквозь листву векового леса, Делеон всё равно не услышал бы её, и причиной тому был Зов Истоков, что завывал изнутри головы мужчины и требовал возвращения некогда вырванной из Золотой Цепи души Лайта обратно в Обитель Духов.   Непрерывный вой голосов стал Делеону спутником на долгие месяцы с тех пор, как семя новой жизни было посеяно внутри Розали её супругом. Это случилось спустя неделю после снятия чар «Ритуала Воскрешения», и с того момента Делеон Лайт бесповоротно изменился. Он стал рассеянным и молчаливым, а взор его — тоскливым и ожидающим. В доме младшего брата, где Делеон и Дейлина оставили свою дочь на время решения последствий  инцидента в Сирениуме, и куда сам Лайт перебрался после трагедии в Кириосе, Делеон почти не появлялся, покидая его с первыми задатками рассвета и возвращаясь за полночь. И никто не пытался препятствовать ему, потому что это ничего не изменило бы и его интереса к кипящей вокруг него жизни не вернуло бы, да и к тому же самое главное, что должно было быть сделано, воплотилось стараниями Рейстлина Старка, ставшего для Делеона и его семьи ангелом-хранителем на те семь коротких дней, когда Делеон ещё был самим собой. Рейстлин принимал решения быстро и методично, касаясь только самых важных вопросов и отметая менее значимые, будто шелуху. Старк сделал всё возможное, чтобы Лайт мог спокойно ждать своего возвращения в Обитель Духов, и за это Делеон был ему безмерно благодарен, хотя и не успел обличить свою признательность в слова — Зов Истоков настиг Лайта раньше, и как только это случилось, Делеон стал тенью самого себя.    Отчуждённость, навеянная Зовом Истоков, стала мужчине защитой от горечи мирских проблем, а тоска по Истокам — маяком во тьме, от которого невозможно оторвать свой  взор. Делеон, запертый в самом себе, слышал голоса собственных предков и боевых товарищей, ушедших в Обитель Духов раньше него самого. Они говорили с ним, они ждали его и не позволяли услышать ничего, кроме слов о том, что в мире живых ему больше не место. Делеон и сам понимал это и смиренно ждал того дня, когда душа его освободится от уз плоти.    И дождался…   Погожий осенний день, пришедший на смену грозовой ночи, принёс с собой забытое чувство предвкушения, и сердце Делеона ускорило свой ритм в радостном порыве, ведь сегодня свершится то, что должно, и дух его вернётся к Истокам, и подтверждением тому стал раздавшийся спустя некоторое время на периферии слуха женский крик, пронизанный мукой и ознаменовавший собой начало родов. В то мгновение губы Делеона тронула умиротворённая улыбка, ибо предчувствие его не обмануло. Мужчина не стал возвращаться домой, чтобы попрощаться, — этот поступок был бы опрометчивым и непростительным в своей глупости, ведь «смерть» могла настигнуть Делеона в любой момент, а пасть замертво на глазах у собственной дочери и сына младшего брата он не хотел, ведь тогда бы это разрушило все старания Джека Лайта и его супруги, и ту легенду, что они долгие месяцы вбивали Хинате в голову. Легенду, согласно которой Дейлина отправилась на сложное неотложное задание, сроки выполнения которого зависели исключительно от неё самой, а потому предугадать, как скоро женщина вернётся домой, было невозможно. Точно такая же легенда ожидала и Делеона, что должна была начать своё действие с момента его «гибели». Этих «выдумок» на первое время должно было хватить с лихвой для того, чтобы не травмировать маленькую Хинату тяжёлой истиной, а потом… Потом найдётся новое решение, которое не позволит сломать девочке жизнь!    Делеон верил в благополучный исход для своей дочери, потому что его мужчине пообещал Рейстлин, слову которого Дейлина доверяла безоговорочно! А раз верила она, то и Делеон не поверить не мог! Как не мог он испортить труды Джека и Сони своим появлением в их доме, ибо если Делеона покинет жизнь в его стенах, никакие увещевания младшего Лайта и его супруги не смогут убедить Хинату в том, что Дейлина вернётся домой. Ведь если папа умер, то и мама тоже уже могла быть мертва! И как доказать девочке обратное не смог бы придумать никто на свете!   Делеон не мог подвести Джека, не мог подвести Хинату и Рейстлина, а потому смиренно ждал мгновения своего «освобождения» в месте, что выбрал для своей «смерти». Он не опасался, что его тела не найдут, ибо слуги Ордена незримой тенью следовали за мужчиной,  следя за ним последние несколько недель, потому что знали, что истекает срок его «жизни». Они позаботятся о том, что станет с плотью Делеона дальше, — Лайт не сомневался в этом. А, между тем, в ушах мужчины стоял мучительный вопль Розали Кандрос, что вновь должна была стать матерью, и каждый раз, когда он прерывался, сердце замирало в груди Лайта, решая сделать ли следующий удар. Так продлилось до самого вечера, и только, когда последний луч солнца растаял за тонкой линией горизонта, глаза Делеона Лайта, вернувшие себе цвет глубокого моря, закрылись навсегда…   ***   Через одиннадцать лет после возвращения Делеона к Истокам.   Морозное «дыхание» Лорда Зимы непрерывным стылым потоком простиралось из самого сердца «Снежного Королевства» — Норты-Нонорты — дробилось и множилось, мчась на все четыре стороны света и неся в прозрачных студёных течениях смену тёплым временам года. Тяжёлые пепельные корзины облаков плавно скользили над бронзовым шёлком степи Соулналя, и временами из них просыпались серебристые ягодки мороси, что уже переросла в игривые неунывающие метели среди многогранных цепочек Цильских гор.   Джек Лайт шумно подул на ладони и слегка потёр их друг о друга. Вестник скорой зимы, колючий, промозглый ветер оставлял на бледных щеках мужчины жгучие алые поцелуи и слегка трепал светлый ёжик серебристо-пепельных волос. Бледно-голубого оттенка глаза с апатичным равнодушием наблюдали за тем, как медленно распахивает крылья зарождающаяся непогода. Холодное время года обещало быть особенно суровым в этом году — реки подле селения Мальти, в котором обосновалась семья Джека, уже сковало тонкой корочкой льда и это несмотря на то, что обычно осень в этих краях борется со своей сменщицей даже тогда, когда истекает срок её правления.   Лайт накинул на голову, откинутый ветром, капюшон форменного белого плаща воинской касты, в которой он состоял, и пошагал в сторону высокого, высеченного из камня дома, что находился в отдалении от остальных построек и отличался от них своей нестандартной формой: большой пузатый чайник стоял посреди, раскинувшегося вокруг него сада, цветы в котором не боялись ни, иссушающего почву, солнца летом, ни, сковывающего холодом, снега зимой. И всё благодаря хозяйке этого райского уголочка, которую Джек имел честь называть своей наречённой.   Соня Лайт была женщиной кроткой и доброй, и магия Земли, что пела в её жилах, была ей верной помощницей, несущей жизнь редчайшим видам растений, многие из которых жители Мальти могли увидеть разве что только в учебниках. К тому же, «чайник» привлекал внимание и сам по себе: «носик» его служил домочадцам большой искусной печью, а «ручка» дополнительно соединяла второй и первый этажи, к тому же в ней расположилась ещё одна небольшая комнатка, в которой Соня занималась рукоделием в свободные от основного досуга часы. Она любила вязать крючком и спицами, вышивать разноцветными нитями и бисером, а ещё создавать картины, используя разные виды крупы. Соня никогда не продавала свои поделки, хотя очень многие горожане просили её об этом, предлагая порой невероятные цены, но женщина только смущённо отводила взор и очень мило краснела, теребя вплетённую в тёмно-рыжую косу красную ленту при этом. Со стороны это выглядело презабавно, поскольку в такие моменты Соня напоминала милую девушку-подростка в нежно-розовом платье с большими зелёными глазами, и никто во всём мире не догадался бы, что она мама двоих детей. Именно двоих и никак иначе.   Джеку до сих пор не верилось, что со дня трагедии в Кириосе и известия о том, что Делеон и Дейлина «освободились» от чар «Ритуала Воскрешения», минуло одиннадцать лет, и маленькая Хината, оставленная на попечение младшему Лайту по изначальному замыслу её родителей всего на несколько дней, росла у него на глазах всё это время. Росла, став приёмной дочерью ему и Соне, и… выросла, оформившись в достаточно привлекательную юную девушку, на которую всё с большим интересом стали заглядываться соседские мальчишки, а в будущем подобное любопытство к её персоне будет и со стороны её  будущих сослуживцев.   «Сослуживцев…»   Соня так и не смогла смириться с тем, что долг перед родиной обязал обоих её детей пойти по пути воинов, но даже если бы она очень захотела, изменить всё равно ничего бы не смогла. Катастрофа Кириоса привнесла новые поправки в законы королевства, одна из которых гласила, что в каждой семье первый сын и первая дочь должны были пройти обязательную военную подготовку, а затем заступить на постоянную военную службу в армию Тенебриса. Лаэртиусу и Хинате просто не оставили выбора. И если желание сына стать защитником государства перебороть было невозможно, то удержать дочь от аналогичного намерения Соня бы смогла. Но ей и её супругу мешал закон, и против него они были бессильны. Соня заливалась слезами, когда «Приглашение» пришло Лаэртиусу, и ещё большая истерика её настигла две недели назад, когда такая же «повестка» пришла Хинате.    Джек давно не видел на лице возлюбленной такого отчаяния, однако помнил прошлый раз, когда столь страшная эмоция исказила её лицо. Случилось это спустя три месяца после того, как Делеон вернулся к Истокам…   ***   Через три месяца после возвращения Делеона к Истокам.   — Ей больно! Ей так больно! Она почти не перестаёт плакать! А я не могу ничего сделать, чтобы ей стало легче, и объяснить, почему на самом деле мама и папа больше не придут — тоже не могу! Делеон и Дейлина покинули её слишком рано! — тихий наполненный слезами голос Сони разрезал звенящую тишину укрытой ночным полумраком кухни, в которой полнился аромат лугового разнотравья и чая с базиликом, мёдом и клубникой. Молодая женщина дрожащими руками обхватила кружку с начинающим стынуть отваром и, не поднимая на супруга глаз, наблюдала за собственным отражением, искажающимся рябью.   — Для ребёнка нет большей боли, чем потеря родителей! Ты и сама знаешь это! — Джек живым отражением сидел напротив возлюбленной, но в отличие от неё, печальным обеспокоенным взором скользил по её напряжённому лицу. Он протянул ладони в сторону наречённой, надеясь обхватить ими кисти её рук в жесте поддержки, но не успел это сделать.   — Знаю! Но легче от этого знания мне уж точно не станет! Богиня! Лучше бы Делеон всё же попросил Рейстлина поработать с памятью Хинаты! Видеть, как она страдает — невыносимо! — Соня вскочила со стула, едва не опрокинув кружку, но часть насыщенного тёмного напитка всё же пролилась на белую скатерть, и Лайт, издав неопределённый стонущий звук, принялась стирать его, подготовленным для таких случаев, полотенцем, а заодно пыталась совладать с нахлынувшими эмоциями. Джек поднялся за любимой следом, скользнул к ней за спину и, накрыв в её руки своими, заставил остановиться. Соня замерла на мгновение, а затем, вновь не совладав с собой, резко развернулась и прижалась к его груди, уткнувшись лицом в хлопковую белую ткань расстёгнутой на три верхние пуговицы рубашки. И разрыдалась. Разумеется, она знала, чем руководствовался Делеон, когда принимал решение — последовать совету Рейстлина или всё же нет — но рвущегося из груди праведного гнева, рождённого несогласием с выбором старшего брата Джека, это знание не уменьшало.   — Не плачь! Мы преодолеем это! Просто нам нужно ещё немного времени! И Хинате тоже! Мы обязательно станем семьёй! — гладя супругу по спине, приговаривал Джек.   Немного успокоившись, Соня почувствовала усталость, а потому не спешила нарушать сомкнувшееся вокруг неё кольцо из крепких, но таких нужных ей объятий. Неизвестно, сколько времени прошло, но от раздевшего рядом тихого детского голоса у женщины по спине побежали мурашки.   — Мам…   Женщина распухнула глаза и удивлённо уставилась на появившуюся в дверях кухни маленькую рыжеволосую девочку в нежно-голубой пижаме, за спиной которой стоял светловолосый мальчик постарше. Его руки покоились у неё на плечах, но звал Соню не он.   Женщина снова задрожала, и слёзы счастья прокатились по её уже высохшим щекам. Это был первый раз, когда Хината назвала её мамой.   ***   Через одиннадцать лет после возвращения Делеона к Истокам.   Джек улыбнулся, пронёсшемуся перед глазами воспоминанию, принёсшему с собой очередное доказательство, что скорбь всегда сменяется счастьем так же, как гроза сменяется солнцем, и главным было то, что ни в коем случае нельзя было сдаваться обстоятельствам и продолжать борьбу. И если Соня сама не могла удержаться на ногах для этого, то Джек был всегда готов поддержать её. Эта мысль была настолько правильной в своей простоте, что привнесла некое спокойствие в сердце Джека, однако долго это светлое чувство продержаться не смогло. Внезапно, будто сотканная из норта-нонортского льда, рука сдала нутро с такой неистовой силой, что из горла вырвался судорожный вздох.   «Соня!» — родное сердцу имя гулким протяжным Зовом отозвалось в каждой клеточке тела мужчины, напрочь выбив из головы все прочие мысли. За спиной тут же раскрылись чёрные, как ночь, крылья, резкий взмах которых оторвал ноги Джека от земли. Могучие потоки ветра под властью магии Воздуха, которой владел мужчина, задали ему направление, мелодичным воем поведав, где находится его возлюбленная. Клич супруги пришёл с запада, однако искать её, опираясь только на него, значило полностью отдаться сущности даэмона, а терять контроль над собой и превращаться в сорвавшегося с цепи бешеного пса Лайт не хотел, хотя инстинкты буквально кричали ему сделать это — жизнь Сони превыше других. Эта простая истина была заложена в крови мужчины и обязывала его защищать свою любимую при любых условиях, даже если придётся положить на чашу весов собственную жизнь и даже если противником выступит его собственный сын.   Воздушные токи срывали с Джека остатки белой формы, изорвавшейся во время трансформации. Чёрная, прочная, как камень, чешуя обтянула литое тело мужчины подобно второй коже и слегка светилась синим боевым узором. Острые черты лица заострились ещё больше, волосы стали жёсткими, как шипы, а глаза загорелись неистовым синим пламенем. В правой руке, увенчанной острыми, как бритва когтями, материализовался тяжёлый бронебойный лук, вырезанный из ангельского дуба и напитанный стихией грозы, отчего-то украшающим его символам Тэме скользили серебряные нити молний. В левой руке соткались сразу три стрелы, хищные зазубренные наконечники которых были оплетены паутиной парализующей пыли — кто бы ни угрожал его возлюбленной, Джек не собирался марать руки убийством. Он — не земной судья и отнимать жизнь не имел права, какой бы падали она не принадлежала, и он сделает всё возможное, чтобы новая смерть не пополнила кладбище Мальти. Джек — солдат, воин, защитник, но сейчас мирное время и пролить чужую кровь, значит совершить преступление. Только самооборона в пределах закона и максимальная сдержанность во время ведения боя.   Крылья мощными взмахами рассекали воздух, ледяные потоки ветра закручивались вокруг, мчащейся среди одеяла серых облаков, фигуры, скрывая её в вышине от посторонних глаз. Лишнее внимание Джеку сейчас было совершенно не нужно, к тому же козырь от эффекта неожиданности он не желал терять.   «Уже близко!»   Действо происходило на Центральной Площади — там сейчас скопилось много людей. Ещё бы! Не каждый день в Мальти можно было наблюдать зрелище, что происходило там сегодня — селение было небольшим и тихим, в нём каждый знал друг друга в лицо, чужаки появлялись редко, а уж агрессивно настроенные — и подавно. О том, что угрозу нёс в себе именно чужак, Джеку сообщил ветер, он же принёс отчётливый запах мертвечины и раскалённого железа. Соперник был даэмоном и мечником, использующим стихию Огня в качестве основной ударной магической силы, а ещё от него исходило искажение, какое возникает, когда в волшбе присутствует печать скверны, но не той, которой прокляты синеры, а искусственно созданной, и это заставило Джека напрячься ещё сильнее.    Что одному из Танцующих со Мраком делать здесь? У Джека было нехорошее предчувствие, но подумать о том было некогда — светящиеся, рассечённые кошачьим зрачком глаза выцепили знакомую фигуру в белом средней длины пальто и замшевых высоких сапожках цвета крем-брюле на тонком небольшом каблучке. Рыжие вьющиеся волосы рассыпались по плечам, руки, защищённые от холода розовыми перчатками, судорожно сжимали такого же цвета сумочку и бумажные пакеты с продуктами. Зелёные, будто весенняя трава, глаза расширились от страха и непонимания, дыхание было учащённым, а сердце колотилось с такой силой, что, казалось, проломит рёбра и выскочит из груди.   Прямо напротив Сони стоял высокий силуэт в боевой трансформации с обнажённым двуручным мечом. Чёрные кожистые крылья были сложены у незнакомца за спиной, вокруг его тела формировалась, сотканная из мрака, дымка, а из-под прорезей врастающих в плоть роговых пластин маски горели алые змеиные глаза.   Толпа заключила стоящих друг напротив друга женщину и чужеземца в кольцо, создавая вокруг них подобие арены. Джек оскалился — жители пришли посмотреть на шоу и держались от его главных звёзд на безопасном расстоянии, и никто даже не подумал вмешаться. Хотя мужчина не питал иллюзий — в Мальти не было ни одного воина, кроме самого Джека и его брата по оружию Тэрона Сент-Джона, а местные представители закона едва ли могли сделать хотя бы что-то против столь сильного противника, какой предстал перед Соней.   Ветер донёс до слуха Лайта отборную ругань, больше похожую на рык, а оттого неразборчивую, да и говорил Танцующий со Мраком с акцентом и на устаревшем Каэмиском диалекте, понять который Джек даже будучи уроженцем Каэми не мог. Пока ещё чёрная фигура не предпринимала попыток атаковать, да и Джек сомневался, что она пойдёт на это, однако, когда та приняла первую боевую стойку, вероятно, чтобы усилить эффект от срывающихся с уст угроз, Лайт, не раздумывая, начал действовать. Звонко щёлкнула натянутая до предела тетива, мощным, усиленным стихией Воздуха, толком отправляя стрелы в сторону «мишени». Магия внутри хищно поблёскивающих наконечников синхронизировалась и создала тонкую, едва различимую, треугольную сеть. Разделившиеся в полёте стрелы должны были накинуть её на противника, но тот разгадал манёвр и в последний момент росчерком меча с разворота разорвал паутину, но отразить, летящую следом за первыми тремя стрелу, не смог. Напитанная саботажной волшбой, она смогла преодолеть защитный барьер Танцующего со Мраком, что невидимым коконом обволакивал его тело, и вонзиться тому в предплечье, нейтрализуя все положительные магические эффекты. Следующий залп Джека Лайта создал каменную «клетку» вокруг ноги оппонента, и ещё один — возвёл ледяную стену между ним и Соней, давая той возможность отступить. Что женщина и сделала. Толпа приняла Соню неохотно, однако всё же позволила ей затеряться в себе.   Ветер принёс густой флёр недовольства со стороны Танцующего со Мраком, подтвердив предположение Джека о том, что использовать Соню, как щит, тот не собирался, однако, вместе с тем, у чужака была весьма агрессивная позиция против самого Лайта и желание навязать ему ближний бой — пытаться достать Творящего Дождь, коим являлся Джек Лайт, мечом в нынешних обстоятельствах было невозможно даже при условии мощных магических выбросов, какие можно было направить клинком в сторону Лайта.    Несбыточность зачарованных атак Танцующего со Мраком обеспечивал завывающий в небесах ветер, что просто развеял бы колдовство чужеземца. Да и к тому же Дар Крови Джека Лайта — Предчувствие — просчитывал ходы противника наперёд, а потому для того, чтобы подловить Лайта в бою, было необходимо иметь при себе превосходящее его мастерство, чем Танцующий со Мраком похвастаться не мог. Сам же Джек не собирался давать противнику не единого шанса на победу, и особенно этот замысел стал актуален, когда воображение оппонента подкинуло ему идею использовать детей Лайта, как рычаг давления. Джек не умел читать мысли, а вот читать по губам — умел. Предчувствие подкинуло Лайту ясную картину того, как чужак, заставивший каменную «клетку» вокруг ноги распасться, неожиданно принял деловую позу, какую принимают военные для отчёта перед командиром, называет своё имя — «Гален Армстронг» — и заводит речь о том, что ему известно нечто очень важное об одном из потомков Джека. Однако ознакамливаться с дальнейшим уточнением о том, кого именно из двоих чад Лайта имел ввиду Гален, Джек не стал, ибо осознание того, кто находится перед ним, пришло раньше, а вместе с ним пришёл и гнев.    Армстронг… Гален Армстронг или же ранее Гален Мастерс, очевидно, таки воплотил свой замысел и взял фамилию своего дяди — Лозса Армстронга — и, что ещё более важно посчитал, что дорос для того, чтобы бросить вызов Джеку Лайту и попытаться опозорить его на глазах у всего города, в котором тот жил сейчас. Акт возмездия был слабоват, как и сам мальчишка, решивший посягнуть на честь Лайта, хотя, судя во всему, чести, по мнению Галена, Джеку как раз таки и не хватало, как и человечности, которую младший брат Делеона отказался проявить одиннадцать с половиной лет назад…   ***   Через три месяца после начала Зова Истоков.   — Я понимаю, насколько бесстыдно звучит моя просьба, но иной надежды у меня просто нет, а Делеон… Его всё равно ждёт Обитель Духов, поэтому… — оставшуюся часть изречений Ниралы Мастерс, заявившейся в сопровождении двух Павших Ангелов из числа ближайших товарищей Лозса Армстронга, Джек слушать не стал, ибо мыслями он ушёл в саму «просьбу», озвученную женщиной ранее.   — Вы вообще сами осознаёте, о чём вы меня сейчас просите? — охрипшим голосом вопросил Джек, когда первая волна шока сошла на нет. Мужчина не пустил в дом незваных гостей и беседу с ними вёл в беседке, что пряталась среди деревьев сада его супруги.    — Очень чётко и…   — А похоже, что — нет! Так я объясню вам, капитан Мастерс! Вы просите меня позволить вам надругаться над моим старшим братом, поскольку сам позволить вам этого он не может!    — Не стоит трактовать слова Ниралы таким образом! — подал голос один из братьев Ордена, имя которого Джек не посчитал нужным запомнить.   — А как это ещё назвать? Вы хотите вырвать сердце магических сил из тела моего брата, подвергнув его организм ускоренному распаду, чтобы отдать это сердце Лозсу Армстронгу!    — Именно так, и я не вижу в этом желании ничего оскорбительного в отношении вас и вашего брата, майор Лайт! Как было подмечено Ниралой, Делеона ждёт Обитель Духов, и какая разница в какой форме будет его плоть, когда настанет час «Освобождения»? Целостность тела, что сейчас обеспечивается за счёт волшбы, Делеону совершенно без надобности, чтобы его душе позже вернуться к Истокам, а вот Лозса Армстронга, чья главная цель ещё не достигнута, магическое ядро Делеона может спасти! — вступился за Мастерс её второй сопровождающий. — Поставьте себя на место Ниралы и представьте, что было бы, если бы внутри источника ведовской мощи Делеона, ещё не настигшего своего синера, появилась аномалия, способная ему навредить, способная его отравить и отправить в чертоги Ордена, откуда нет возврата? Вы бы тоже хватались за любую возможность и будьте уверены: Лозс Армстронг, какую бы репутацию ему не приписывали, непременно бы пошёл навстречу вам в вашей беде!    Это заявление заставило взор Джека приобрести сталь, и возымело на мужчину совершенно не тот эффект, какой ожидал получить обратившийся к нему Павший Ангел.   — Лозс Армстронг не потрудился поставить себя на место моего брата, когда претворял в жизнь свой особый план! Не потрудился поставить себя на место моей племянницы, у которой возжелал забрать родителей раньше срока, отмеренного Орденом, и не пытался понять Дейлину и хоть на минуту представить себе, что она была честна пред Советом Павших Ангелов и была готова отправиться в Бездну в назначенный час!    Нирала открыла рот, чтобы что-то ответить на слова Джека Лайта, но тот не позволил ей это сделать.   — Я бы мог ответить вам — «нет» сразу, однако принимать подобное решение я не имею права! Мой брат намного мудрее меня и магическое ядро всё-таки принадлежит ему, а не мне, а потому и вердикт я оставляю на него! Если сможете достучаться до его сознания сквозь Зов Истоков и получить его согласие — ядро ваше! Если не сможете — считайте, что его ответ нет! На том и закончим! — это было жестоко, Джек и сам это понимал, но менять собственного решения не собирался и на дальнейшие попытки уговоров отвечал ровно тоже самое, что послужило приговором ранее. В конце концов, Нирале и её сопровождающим пришлось смириться с тем, что Джек не поступит иначе, и переключить своё внимание на Делеона Лайта, которого им ещё предстояло найти сначала среди рощ Мальтийского леса, а потом и в его собственном разуме. Но это Джека уже не касалось…   ***   Через одиннадцать лет после возвращения Делеона к Истокам. Мальти. Столкновение Джека Лайта и Галена Армстронга.   Удача всё же проявила к Лозсу Армстронгу сострадание, ибо Делеон всё же дал своё согласие на перемещение своего магического ядра в тело мятежного Павшего Ангела на замену его собственного, однако у старшего Лайта было своё условие: колдовской рисунок  должен был воплотить перенос источника ведовской мощи Делеона за миг до того, как он погибнет, но не раньше! И поскольку альтернатив никаких не было и не предвиделось, Нирале Мастерс, скрипя сердце, пришлось согласиться с желанием Делеона.    Выдвинутое старшим Лайтом условие, безусловно, не пошло Армстронгу на пользу, однако спасло его от неимеющих обратного пути чертогов Ордена. И хотя бы за это Делеону стоило сказать спасибо. Именно Делеону, но не его младшему брату, так и не одарившему дядю Галена милостью, и за это тот решил Джеку отомстить.    Джек был прекрасно осведомлен, что Гален Армстронг его ненавидит — племянник Лозса этого не скрывал и буквально кричал о том направо и налево на станции, на которой проходил воинскую подготовку. И видимо теперь, когда его официально признали настоящим воином, вознамерился претворить свои, не обещающие Джеку ничего хорошего, обещания в жизнь, совершенно не учитывая разницу в опыте и силе, что Лайт и поспешил ему продемонстрировать.   Джек, познавший уловку своего противника раньше, чем тот смог её претворить, обрушил на него всю мощь стихии Воздуха, буквально вбивая зарвавшегося мальчишку в каменную кладку площади. Холодные потоки ветра десятками тысяч игл вонзались Галену в плоть, вспарывая её, и тот ничего не мог с этим поделать, и единственное, что ему оставалось — это терпеть обжигающую боль по всему телу, которая спустя несколько мгновений сменилась заточением в ледяной капкан, очень похожий на тот, в котором довелось побывать дяде Галена.    И только тогда Джек спустился с небес на землю и унял разбушевавшуюся воздушную стихию. Говорить о чём-либо с юнцом Лайт не видел смысла — вправлять Галену мозги будет его командир, с которым у Джека были приятельские отношения и с которым Джек связался до того, как его ноги нашли опору на Центральной Площади Мальти. Лайт дождался прилёта сослуживцев, что должны были забрать Галена, и только тогда покинул место битвы вместе с Соней, что всё это время ждала возлюбленного среди толпы.