Ключ от всех оков

      Мирабель проснулась с ознобом и дерущим горлом, что не добавило ей радости. Итак, сегодня день ее «официальной» свадьбы, а у нее распухший нос, слезящиеся глаза и голос, которым можно пугать детишек. Идеально. Сеньора Гузман только ахнула, глядя на спускавшуюся по лестнице Мирабель.       — В болезни и здравии, — гнусаво просипела она, чихнув в сгиб локтя. — Это просто мое везение.       — Может, тебе лучше перенести церемонию? — предложила сеньора Гузман, и Мирабель легко поняла завуалированное: «Может, сбежишь, пока не поздно?» и покачала головой. Зря — дом сразу закружился перед глазами, и Мирабель ухватилась за стену. Влив в себя пару ложек чангуа, она отодвинула тарелку, прижавшись горячей щекой к прохладному столу.       — Я схожу к сеньоре Летте за арепами, — предложила сеньора Гузман и Мирабель протестующе замычала, с трудом приподняв свинцовый шар, который образовался у нее на месте головы.       — Не надо! Я сама добреду. Наверное. Попозже…       В двери стукнули и сеньора Гузман поспешила встретить нежданных гостей: Летту, Долорес и Пепу.       — Я слышала, наша будущая тетушка немного простыла, — шепнула Долорес, садясь за стол. — Нельзя, чтобы такая мелочь омрачала этот знаменательный день.       — Согласна, — Летта поставила перед Мирабель тарелку с арепами. — Это поможет.       — И на этот раз Бруно не отберет у тебя еду, — подхватила Пепа, заходя ей за спину. Мирабель бесстрашно взяла арепу, решив, что даже если сейчас умрет — это будет не так уж плохо. Свинцовая тяжесть исчезла, как и саднящее чувство в горле, стоило ей откусить кусочек. Запястье коротко обожгло, и Мирабель потрясенно уставилась на гладкую и целую кожу на месте ссадины.       — Раз ты первая неодаренная, которой выпала честь войти в нашу семью, — Пепа мягко перебирала ее волосы тонкими прохладными пальцами. — Мы решили сделать настоящий праздник. У тебя ведь есть подходящая одежда? Не сочти за грубость, но штаны на женщинах — это вульгарно… если, конечно, они не играют в театре.       — У меня сохранилось подвенечное платье моей дочери, — подала голос сеньора Гузман. — Я думаю, Мирабелита, ты будешь прекрасно в нем смотреться на церемонии.       Мирабель с трудом проглотила последний кусочек арепы. Когда ей было тринадцать, tía Хосефа и tío Феликс решили обновить свои свадебные клятвы. Мирабель как сейчас помнила их глаза, сияющие от любви, помнила, как солнце играло в темно-рыжих волосах ее тетушки, превращая их в золотую корону, помнила и свое наивное, почти еще детское желание встретить такого же мужчину, как tío Феликс или как папа, чтобы их любовь никогда не угасла, чтобы даже спустя десятилетие брака в глазах было восхищение… Жизнь в очередной раз шлепнула ее по лицу грязной тряпкой. Хотя, с другой стороны — нужно относится к этому проще.       — Спасибо, сеньора Мария, — Мирабель благодарно улыбнулась ей. — Это честь для меня.       — Я займусь прической! — жизнерадостно воскликнула Пепа, потирая руки. — Как я люблю, когда есть повод повеселиться.       — Тем более, такой чудесный — два любящих сердца наконец-то соединятся, — насмешливо добавила Долорес, пристально глядя на Мирабель. Летта, потянувшись, поднялась на ноги — сегодня на ней снова была пестрая шаль поверх светло-голубого платья, а в ушах покачивались круглые, цыганского вида, серьги.       — Что ж, тогда я займусь нашим Брунито. Если из жениха сыпется песок при каждом шаге, вряд ли можно говорить о счастливом браке, — сказала она. Церемонию, по словам Долорес, назначили на вечер, и до нее было достаточно времени, чтобы подготовить дом… и приготовить угощения.       — Праздновать будет вся община. Это так много значит для них — что ты, обычная, не обладающая даром девушка, станешь частью нашей семьи, — пояснила Пепа, допивая уже вторую чашку кофе. — Ну, и тебе было бы неплохо помочь нам. Принести продукты, может, фонарики развесишь…       «Ага, а в процессе свалюсь со стремянки и сломаю себе шею» — мрачно подумала Мирабель. Нервное напряжение стянуло внутренности морским узлом, и съеденная арепа ощущалась камнем в желудке. На чашку шоколада, которую ей предложила сеньора Гузман она даже смотреть не могла — сразу начинало мутить.       Мирабель перекладывала тяжелые плитки панелы в корзину, когда о ногу потерлось что-то теплое и пушистое. Опустив глаза, она увидела пятнистую шкуру и шарахнулась в сторону, ударившись бедром о прилавок — у ее ног стоял ягуар. Кончик хвоста нетерпеливо подергивался, по гладкой, лоснящейся шерсти волнами пробегала дрожь, словно зверь еле сдерживался, чтобы не броситься на нее.       — Не бойся. Парс слушается меня, — раздался голос Антонио, и Мирабель быстро, так, что даже в шее что-то щелкнуло, обернулась. Брат неслышно подошел к ней, и сейчас хмуро смотрел в лицо. — Я тебя знаю?       Мирабель застыла, боясь сделать вдох. Антонио… вспомнил ее? Но, черт возьми, как же не вовремя! Это ведь очень опасно — если услышит Долорес… если хоть кто-то поймет, что она здесь ради него…       — Вряд ли, — слегка дрожащим голосом ответила она. Ягуар шумно выдохнул — колени обдало теплом, — и обошел ее кругом, садясь возле Антонио. — Я бы запомнила человека, который дружит с ягуаром.       — Мне кажется, что ты похожа на кого-то, кого я знаю, — Антонио потер лоб, словно у него болела голова.       — Просто у меня такое лицо. Обычное. Меня часто с кем-то путают, — затараторила Мирабель с нервным смешком. Ручка корзины неприятно резала мокрые от волнения ладони. — То и дело слышу: «Эй, Хуанита, привет! Ой, простите, обознался»…       Антонио рассеянно кивнул и побрел в сторону леса. Ягуар неохотно двинулся следом, дергая хвостом, но, уловив какой-то звук из зарослей, пятнистой молнией скрылся за листвой.       Мирабель, поставив корзину на землю, прерывисто вздохнула, вытирая пот со лба. Перспектива загреметь в психушку после этой поездки становилась все более реальной. Но пока что нужно было держать себя в руках… и оттащить корзину в проклятый дом, который опять отказывался ее впускать.       — На дороге не стой, — Луиза прошла мимо нее, небрежно держа бочку вина подмышкой, и легко толкнула входную дверь. Мирабель торопливо просочилась внутрь, порадовавшись тому, что в бриджах — дверь захлопнулась с очень… нехорошим щелчком, словно пасть голодного аллигатора. Внутри было довольно спокойно, только в центре патио стояла Исабелла с презрительным выражением на лице. Заметив Мирабель, она тут же изобразила приторную улыбку.       — О, Мирабель. Как мило, что ты решила нам помочь, — проворковала она. — Ты больше любишь розовые цветы, или красные? Я хочу украсить дом, чтобы ваша церемония прошла идеально.       — А может, белые? — наугад предложила Мирабель, и Исабелла закатила глаза… тут же возвращая на лицо прежнюю милую улыбку.       — Белые это слишком скучно. Пусть будут красные, словно страсть, кипящая между вами, — Исабелла легко повела в воздухе ладонью, и Мирабель отпрыгнула в сторону — на стены плеснуло алым, словно кому-то перерезали горло. Кроваво-красные цветы расползлись по стенам, и Мирабель только сглотнула, невольно делая еще один шаг назад. С трудом отведя взгляд от стен, она натолкнулась на хмурое лицо Исабеллы.       — О-очень красиво, — пробормотала Мирабель, и Исабелла дернула плечом.       — Сама знаю. Наслаждайся, сегодня твой день, — взмахнув длинным гладкими волосами, с которых сорвалось несколько красных лепестков, Исабелла двинулась к лестнице. Мирабель оттащила корзину на кухню, где вовсю что-то кипело, шипело и булькало, и развернувшись, нос к носу столкнулась с Альмой.       — О, ты так любезна, что решила нам помочь? — донья Мадригаль усмехнулась, похлопав Мирабель по руке. — Право, не стоило утруждаться. Ты знаешь, как пройдет церемония?       — Нет, — честно ответила Мирабель, отступая на шаг назад. Альма чуть наклонила голову к плечу, окидывая ее критическим взглядом.       — Странно, что Бруно не объяснил тебе… Хотя, он и сам смутно об этом знал. Наша Касита открывает двери только тем, в ком есть дар. Ты же, дорогая моя, лишена даже крохотной искорки, впрочем, как и большинство других. Чтобы Касита приняла тебя, нужно, чтобы в тебе эта искорка появилась.       — То есть, Бруно разделит свой дар на двоих? — переспросила Мирабель, и Альма рассмеялась — показалось, что в приоткрытых губах мелькнули желтые и загнутые, словно у собаки, клыки.       — Милая девочка, дар — это не арепа, чтобы разломать ее пополам. Ему придется принять тебя, душой и сердцем, как часть своей семьи. Тогда Касита решит, что вы — одно целое, и будет считать тебя частью нашего маленького Брунито.       Мирабель стало неуютно, и она, выдавив дрожащую улыбку, растерла покрывшиеся мурашками руки.       — Я так понимаю, разводов в вашей семье не бывает, — пробормотала она, и Альма снова улыбнулась.       — Только вдовство.       Мирабель очень захотелось найти Бруно и от души приложить его чем-нибудь тяжелым по голове.       Вернувшись к сеньоре Гузман, она поняла, что скоро сойдет с ума от напряжения. Слоняясь без дела по дому, Мирабель пыталась убедить себя, что это все равно ничего не значит. Они друг друга не любят, и этот союз все равно останется фикцией. Да, Бруно веселый и симпатичный, с ним приятно разговаривать, и, после всего, что произошло, он почти не раздражает… А еще он смешно выглядит с утра, с этими взлохмаченными волосами и сонным взглядом, он подпевает Квинам, когда она не смотрит, он стучит по дереву, чтобы не сглазить, он теплый и, несмотря на худобу, довольно крепкий… Мирабель нервно потрясла головой: лучше остановиться, пока ее мысли не забрели куда-то не туда.       — Мирабелита? — голос сеньоры Гузман вырвал ее из размышлений, и Мирабель с облегчением обернулась. — Пора надевать платье.       — Уже? — голос сорвался на придушенный писк, и Мирабель заставила себя успокоиться. Подвенечное платье дочери сеньоры Гузман село ровно по фигуре — разве что, может, было слегка длинновато, и закрывало ноги до щиколоток. Мирабель повертелась на месте, привыкая к ощущению. Легкая тошнота, начавшаяся с утра, стала немного сильнее, и она сглотнула, удерживая желудок, который словно стиснуло когтистой лапой, на месте.       «Просто спектакль. Просто роль» — подумала она, слыша оживленный голос Пепы-Туманницы. Вместе с ней пришла и Исабелла, и Мирабель не нужно было обладать каким-то сверхъестественным чутьем на эмоции, чтобы ощутить исходящую от нее неприязнь. Закрепив волосах венок из ромашек, Пепа и Исабелла заспорили насчет вуали, которую все-таки решили оставить.       — Ведь вы так целомудренны, — пропела Исабелла, прищурив глаза. — Даже ни разу не поцеловались.       — Зато чувства будут ярче, после такой долгой разлуки, — подхватила Пепа. Выйдя из дома сеньоры Гузман, Мирабель даже попятилась от неожиданности — жители Энканто вышли на улицу, провожая ее к Касите. Мирабель чувствовала их взгляды: сочувствующие, равнодушные, совсем редко — завистливые, и заставляла себя шагать медленно и спокойно. Исабелла, идя рядом с ней, рассыпала цветы, создав из них красную дорожку, над головой Пепы сияла радуга, и Мирабель с каждой секундой все сильнее ощущала себя не то цирковым пуделем, не то жертвенным барашком.       На этот раз дом не пытался прищемить ее дверями, и, переведя дух, Мирабель украдкой огляделась. Алые цветы все еще покрывали стены, вызывая нездоровые ассоциации со скотобойней, и от их тяжелого, приторного аромата ее замутило еще сильнее. Впереди, у лестницы ведущей наверх, ее ждал Бруно, судя по виду, нервничавший не меньше, чем она, и это парадоксальным образом успокаивало. По-крайней мере, они в одной лодке. Мирабель даже выдавила слабую улыбку и Бруно улыбнулся ей в ответ. Выглядел он… непривычно-официально, в белой рубашке, темных брюках, даже волосы причесал — или это постаралась Летта. Альма медленно спустилась со второго этажа, держа в руках свечу, и внимание Мирабель переключилось на нее. Сейчас бы схватить эту проклятую свечку и швырнуть на землю, попрыгав сверху…       — Семья Мадригаль. Мы собрались здесь сегодня по очень… необычному поводу. Впервые за последние триста лет мы принимаем в свой дом человека, лишенного дара, — звучным, твердым голосом объявила Альма. Мирабель на подгибающихся ногах дошла до Бруно, пытаясь понять, что дальше делать. — Бруно, названный Мадригалем, готов ли ты признать эту женщину частью своей семьи?       — Готов, — Бруно широко улыбнулся, беря ее за руку. Альма, кивнув, спустилась еще на одну ступень, протягивая им свечу.        Мирабель в панике уставилась на Бруно, пытаясь понять, что теперь нужно делать и тот, беззвучно шепнув ей: «Расслабься», протянул их руки к свече, обхватывая ее. Мирабель вздрогнула — показалось, что ладонь кольнуло статическим электричеством, а рука сразу онемела почти до локтя. Бруно развернулся в ее сторону, напряженно глядя в глаза, и поднял вторую руку, дотрагиваясь до ее щеки. Краем глаза Мирабель видела скучавшего в задних рядах Антонио, игравшего с крысой, заметила равнодушный взгляд Луизы…       — Я принимаю тебя, Мирабель, душой и сердцем, — произнес он. — Этой рукой я приведу тебя в наш дом. Этой… — он запнулся и продолжил. — В самый темный час я стану тебе свечой и выведу к свету. Здесь и сейчас я называю тебя своей.       Руку теперь словно иголками кололо, и Мирабель втянула воздух сквозь зубы, борясь с желанием отдернуть ладонь от этой чертовой свечи.       — В былые времена такой союз скрепляли кровью, но сейчас все обмельчало. Достаточно и поцелуя, если ваша скромность позволит… — в голосе Альмы сквозила насмешка, и Мирабель зло прищурилась. Бруно наклонился к ней, касаясь губ — Мирабель чувствовала неподвижный, змеиный взгляд Альмы, и закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на мысли, что должна сейчас испытывать неземное блаженство и радость. Губы у Бруно были обветренными и теплыми. Он отстранился и Мирабель еле удержалась, чтобы не дотронуться до своих губ, которые странно зудели.       — Отныне ты — часть семьи Мадригаль, — произнесла Альма, и Мирабель, очнувшись, поняла, что теперь они еще на шаг ближе к цели. Теперь осталось только разрушить Каситу, погасить эту проклятую свечу и, забрав Антонио, вернуться к своей обычной и нормальной жизни, где нет никаких живых домов, хищных растений и прочей мистики! Улыбнувшись, она весело глянула на Бруно, который подмигнул ей.       — А теперь начнем праздник! — Пепа хлопнула в ладоши, и дом, словно ожидая этого, защелкал плиткой и черепицей, выстукивая музыку. Из кухни словно сам по себе выехал стол с закусками — Мирабель от одного взгляда на них стало плохо, и она, сглотнув, поежилась.       — Бруно, — Альма нахмурилась, холодно глядя на него. — На пять минут.       — Конечно, донья Мадригаль, — ненадолго сжав ее ладонь, Бруно отошел к Альме, и Мирабель вздрогнула — плитки под ее ногами пришли в движение, словно багажная лента в аэропорту, сдвигая ее к столу. Главная дверь Каситы распахнулась, пропуская жителей общины, которые сразу направились к столу. Мирабель заметила полный сочувствия взгляд сеньоры Гузман, но пожилая женщина почти сразу затерялась в толпе.       — Угощайся. Кокадос просто потрясающие, — окликнул Камило, с интересом окинув ее взглядом. — Ну что ж, здравствуй снова, моя новая любимая тетушка Мирабель. Поздравляю.       — Спасибо, — Мирабель покосилась на кокосовую конфету и, вздрогнув, решила остановиться на манго. Вот только вместо сладости по языку растеклась горечь, и Мирабель спешно выплюнула откушенный кусок на тарелку.       — Нервничаешь? — Камило подошел ближе, небрежно похлопав ее по плечу. — Не надо. Мы же все теперь одна большая семья, и не дадим тебя в обиду.       «Ага, конечно. Сами сожрете, и не подавитесь». Мирабель кивнула ему. Камило, подняв голову, задумчиво покосился на Бруно, разговаривавшего с Альмой, и обернулся к Мирабель.       — Знаешь, тетушка Мирабель — можно же я буду так тебя называть? Так вот, знаешь, что говорят про нашего Бруно?       — Понятия не имею, — отозвалась она с широкой улыбкой. — Стараюсь не прислушиваться к сплетням.       — Вот и славно! Он совсем не такое чудовище, каким его описывают, вот только… — Камило чуть понизил голос, наклоняясь к ней. — Он и правда немного вспыльчивый бывает. Когда-то давно, еще до тебя, у него была девушка, Лючия. Не обижайся, она тебе и в подметки не годилась!.. В общем, так уж вышло, что Лючия захотела с ним расстаться, и тогда он…       — И что же сделал Бруно? — поинтересовалась Мирабель, когда Камило замолк с многозначительным видом.       — Я не знаю, говорить тебе или нет… В общем, он так разозлился, что убил ее. Зарезал своими руками, весь измазался в ее крови… наверное, даже немного сошел с ума. Нам пришлось держать его в доме, понимаешь, чтобы он не причинил зла другим жителям Энканто, или самому себе. А потом он сбежал и вот, вернулся, уже с тобой.       Камило внимательно следил за ней, сохраняя на губах ехидную ухмылку.       — Конечно, зря я, наверное, о таком сегодня вспомнил, — протянул он, утешительно похлопывая ее по руке. — Просто не хочу, чтобы и с тобой произошло тоже самое. Если вдруг тебе станет страшно — я готов прийти к тебе на помощь. В любое время дня… и ночи.       Терпение у Мирабель лопнуло с треском, от которого даже в ушах зазвенело. Она широко улыбнулась, подхватывая Камило под руку.       — Я сразу почувствовала, что могу тебе доверять, — прощебетала она, наивно распахнув глаза. Камило тут же закивал, еще и по ладони начал гладить — Мирабель внутри вся клокотала от злости, которая грозилась вырваться наружу. — Знаешь, я ведь тоже… женщина с прошлым. У меня был парень до Бруно.       — Неужели? — Камило наклонился к ней, оживленно блестя глазами. — И что же случилось? Только не говори, что он посмел обидеть такую красавицу и умницу как ты, моя новая любимая тетушка…       — О, нет. Просто… мы с ним как-то не сошлись характерами, — Мирабель заговорила еще тише, и Камило наклонился совсем близко. Со стороны это выглядело, наверное, просто возмутительно неприлично, но Мирабель это слабо волновало.       — И что же случилось?..       — Я съела его печень с бобами и бокалом отличного Кьянти! — Мирабель резко втянула воздух сквозь зубы, пародируя Энтони Хопкинса из Молчания ягнят. Камило отшатнулся в сторону, ошарашено глядя на нее, и Мирабель не удержалась от смеха.       — Да уж, достойная пара для нашего сумасшедшего Бруно, — пробормотал Камило, отходя от нее подальше. Мирабель перевела дух и вздрогнула, когда на плечо опустилась ладонь.       — Все нормально? — поинтересовался Бруно, беря арепу. Мирабель пожала плечами, разглядывая празднующих. Кто-то принес типле и маракасы, где-то в уголке начал играть аккордеон, разбавляя голоса сентиментальной мелодией, светились бумажные фонарики, чуть покачиваясь от легкого ветерка. Удушливый запах цветов мешался с запахом еды и вина, и Мирабель прислонилась лбом к плечу Бруно.       — Устала. Мы можем уйти… пожалуйста? — тихо добавила она, чувствуя, как виски начинает долбить боль.       — Да, конечно. Никто не удивится, если я захочу поскорее затащить тебя к себе в комнату, — пошутил Бруно, обхватывая ее за плечи. — Идем.       — Так соскучился, что и пары часов потерпеть не можешь? — поинтересовалась Пепа, подходя к ним с бокалом вина. — Вы уж там повеселитесь вдвоем… ох, помнится, я однажды такое северное сияние устроила…       Она мечтательно повела плечами. Бруно рассеянно кивнул ей, подталкивая Мирабель в спину.       — Обязательно повеселимся.       Мирабель ненадолго зажмурилась. В глазах плыло — красные цветы ползли по стенам, стекая на пол, свет и тени сплетались, рисуя уродливые, перекошенные лица, следившие за ней провалами глаз. Вслепую поднявшись по лестнице — ступени странно прогибались под ногами, словно она шла по болоту, она остановилась возле двери с изображением Бруно. Может, все дело в головной боли, но показалось, что эта дверь сияла не так ярко, как остальные — тусклый, еле заметный свет был почти не виден.       — Так, сейчас тебе нужно взяться за ручку и открыть дверь, — негромко сказал Бруно и Мирабель тут же с подозрением уставилась на него.       — А со мной ничего не будет?       — Не должно, — не то, чтобы этот ответ ее обнадежил, но Мирабель обхватила круглую металлическую ручку и дернулась, когда ладонь опять обожгло статическим электричеством. Дверь открылась и Мирабель прошла через небольшую темную прихожую к прорези в виде песочных часов.       — А ты не шутил, когда говорил про пе… — она осеклась и резко шагнула назад, глядя на бездонную пропасть впереди. — Какого черта?!       Бруно прошел вперед, прямо в пустоту, но вместо того, чтобы свалиться с жутким воплем, остался стоять в воздухе. Ветер рванул его волосы, сводя на нет все попытки их укротить.       — Все в порядке. Здесь есть лестница, она просто невидимая, — сказал он таким тоном, словно это было чем-то обыденным. Мирабель помотала головой, делая еще один шаг назад.       — Нет. Ни за что, я не… Я не могу, я останусь тут. Принеси мне какое-нибудь одеяло, или к черту одеяло, я любую тряпку возьму, постелю себе тут в уголке и буду жить, Бруно, ты сдурел, я не могу… — она говорила все быстрее и быстрее, чувствуя, как колотится сердце. Не то, чтобы она боялась высоты, но идти по невидимой лестнице над пропастью?!       Бруно, вздохнув, вернулся на нормальный пол и протянул ей руки.       — Мирабель, ты мне доверяешь?       Она прикусила язык, с которого уже рвалось громкое: «Нет!» и выдавила:       — Немного.       — Хорошо. Давай, бери меня за руки, закрой глаза и просто сделай шаг вперед.       — Твоя комната худшая в мире, — буркнула Мирабель, зажмурившись, и Бруно хмыкнул.       — Ага, расскажи мне об этом.       В глубине души Мирабель ожидала, что следующий шаг закончится бесконечным падением, но вместо пустоты ее ноги ощутили пружинистую поверхность, словно она стояла на песчаном пляже. Ветер звучно хлопнул подолом платья, и она только порадовалась, что ткань достаточно тяжелая, чтобы не изображать тут Мэрилин Монро над решеткой вентиляции.       — Видишь, ничего страшного, — успокаивающе произнес Бруно, и Мирабель только помотала головой, не разжимая век.       — Не вижу. И учти, я не открою глаза, пока мы не доберемся до видимого пола!       — Это займет какое-то время, — бодро отозвался он, и Мирабель, вспомнив маячившую где-то вдалеке громаду не то храма, не то замка, только застонала.       — У вас же волшебный… черт бы его побрал… дом, какого хрена тут столько ступенек?! И почему они невидимые, тут что, нельзя сделать какой-нибудь волшебный лифт, или эскалатор? — пробормотала она, судорожно вцепившись в его руки. Песок шелестел вокруг них, Мирабель чувствовала, как лицо покалывают крохотные песчинки, и только поморщилась, представляя, что сейчас у нее на голове.       — Каждая комната отражает личность владельца, — заученно ответил Бруно. — Мы на половине пути, ура.       — Я так и знала, что ты ужасный человек… — Мирабель прикусила язык. — То есть, я хотела сказать, что люблю тебя даже несмотря на твою отвратительную комнату.       — Расслабься. Слышишь песок? Я так понял, что он мешает Долорес услышать то, что здесь происходит. Если не орать в голос, то можно не притворяться, — голос Бруно казался немного усталым, и Мирабель, рискнув, приоткрыла один глаз. Лучше бы она этого не делала — ощущение, что она стоит в пустоте, словно Койот из мультиков про Дорожного Бегуна, и сейчас свалится вниз, накрыло голову, словно пыльный мешок. — Мирабель, посмотри на меня.       — А? — она с трудом оторвала взгляд от бездны под ними и уставилась на Бруно. Тот слабо улыбнулся.       — Осталось немного. Нет, я конечно могу подхватить тебя на руки и перенести через порог, следуя традициям…       — Упаси меня Боже, — вежливо отозвалась Мирабель, и, выдохнув, сама сделал шаг в пустоту. Не упала, да и оказалось, что кружащийся песок хоть немного, но обрисовывал ступени. Чтобы отвлечься от неприятного чувства, она спросила: — О чем вы говорили с Альмой?       — М… да, ерунда. Правда.       — Ах, кстати, — Мирабель глубоко вдохнула, набирая воздух. — Какого черта ты меня не предупредил о том, как эта твоя церемония будет происходить?! Ты сам говорил, что это просто фикция…       — Но это и есть фикция, — Бруно непонимающе взглянул на нее и понизил голос. — Послушай, да, сейчас Касита считает нас с тобой единым целым, но после… нет Каситы — нет связи, я же говорил тебе. Расслабься, ты все еще свободная женщина, — он хохотнул, разглядывая храм. — Черт, я согласен, это и правда худшая комната в доме.       Когда бесконечная лестница, наконец, закончилась, Мирабель была готова свалиться замертво. Останавливала ее только мысль о том, что не стоит портить платье дочери сеньоры Гузман… от которого ей уже не терпелось избавиться. Мирабель прошла в комнату, старательно игнорируя кровать, и остановилась, как вкопанная.       — Стоп. А мои вещи?!       — Сеньора Гузман их передала, — ответил Бруно, нервным жестом расстегивая верхнюю пуговицу рубашки и выдыхая. — О да, счастье есть.       — Святая женщина, я ее обожаю, — пробормотала Мирабель, переминаясь с ноги на ногу. — Ладно, мы, конечно, вроде как муж и жена, но может, ты выйдешь?       — Шкаф там. У него открываются дверцы, а я уже не в том возрасте, когда подсматривают за женщинами, — Бруно уселся спиной к ней на кровать. — Чувствуй себя как дома.       Мирабель шмыгнула носом и спряталась за дверцей. К счастью, расстегивалось платье спереди, и не пришлось звать Бруно на помощь. Переодевшись в пижаму с бабочками и цветами, Мирабель почувствовала, как поутихшее было напряжение снова начинает ее захлестывать.       — Ты извини, но боюсь, твоей репутации придется пострадать, — она уселась на кровать на противоположный от Бруно край, и он непонимающе глянул на нее. — Раз твоя семейка может слышать эмоции, то они поймут, что у нас тут все очень… спокойно. Нет, знаешь, если бы они просто подслушивали, я бы могла попрыгать на кровати, но я предупреждаю сразу, я не умею имитировать оргазмы, так что со стороны покажется, что у меня эпилептический припадок…       Мирабель понимала, что ее несет истерикой, но не могла остановиться. Бруно подпер голову ладонью, разглядывая ее почти что с восхищением. Прикусив язык, Мирабель все-таки заткнулась, и повисшую тишину нарушило урчание в ее животе. Она закрыла лицо ладонями, сдвигая очки себе на лоб. Весь день ее практически наизнанку выворачивало от нервов, а теперь организм вдруг вспомнил, что кроме утренней арепы и пары ложек супа она ничего не съела.       — Я, конечно, тронут, что ты беспокоишься о моей репутации, — Бруно медленно поднялся на ноги и, открыв шкаф, сунул руку в карман куртки. — Но думаю, я переживу. Держи.       Мирабель уставилась на два злаковых батончика, как на дар небес. Схватив один, она быстро его раскрыла и откусила кусок, блаженно жмурясь.       — Твоя репутация восстановлена… Господи, это лучше, чем секс!       — Я лучше промолчу, — пробормотал Бруно, прячась за дверцей. Переодевшись в уже знакомую футболку с летающей тарелкой и спортивные штаны, он снова уселся на кровати. Мирабель, поколебавшись, протянула ему один батончик, и он покачал головой. — Нет, это твое. Удовольствие женщины в первую брачную ночь превыше всего.       — Я смотрю, ты настоящий кабальеро в постели? — рассмеялась Мирабель. Взвинченное состояние исчезло, и теперь ей даже стало немного стыдно за свою истерику. Бруно шутливо поклонился.       — Конечно. Раз тебя уже не штормит… Что будем делать дальше? Пока горит свеча и стоит Касита, черта с два мы избавимся от семьи.       — Я так прикинула, — Мирабель скрестила ноги по-турецки, упираясь локтями в колени. — А что если я ночью тихонечко…       — Нет! Мирабель, пожалуйста, не выходи из комнаты ночью. Во всяком случае, одна, — Бруно резко взмахнул руками, чуть не потеряв равновесие. — Этот дом все равно опасен. Даже семья старается сидеть в своих комнатах с наступлением ночи, а нам с тобой тем более лучше не лезть… Я не хочу опять за стены, — добавил он с кривой гримасой, и передернул плечами.       — Ла-адно, — протянула она, рассеянно дергая себя за кончики волос. — Идеальный вариант — если они все куда-нибудь уйдут, чтобы я погасила эту клятую свечу и… не знаю, подожгла Каситу?.. Господи, во что превратилась моя жизнь? — простонала Мирабель, схватившись за голову. — Я была такой хорошей девочкой, слушалась родителей, не пила, не курила, не гуляла до поздней ночи пока мне не стукнуло восемнадцать, и куда это меня привело?       — В мою постель, — отозвался Бруно и пожал плечами в ответ на ее возмущенный рык. — Ну, ты буквально сидишь у меня на кровати, так что… Хорошо, я подумаю над этим. Предположим, я решу посмотреть в будущее, чтобы увидеть что-нибудь полезное для семьи Мадригаль… — он уставился куда-то в стену, барабаня себя пальцами по подбородку.       — Главное, чтобы ты опять не увидел предсказание, как я рушу Каситу, потому что тогда нам с тобой будет… — Мирабель поерзала, устраиваясь поудобней.       — Да, — согласился Бруно, переводя взгляд на нее. — Полный и окончательный. Значит, придется постараться. И, конечно, собрать всю семью, чтобы показать им свою лояльность и преданность, в то время как ты…       — Тихонечко проберусь в комнату Альмы через окно, потушу свечу, и дальше все по плану.       — Отлично. Завтра-послезавтра? — предложил Бруно и Мирабель кивнула. Незачем затягивать этот спектакль надолго.       Бесконечный шелест песка снаружи вместо того, чтобы усыплять, действовал как скрежет гвоздя по стеклу. Мирабель вертелась на кровати, которая была не такой широкой, как ей бы хотелось, пытаясь хоть чем-то заглушить этот звук. В конце концов, натянув одеяло на голову и оставив только крохотную щелочку возле носа, она задремала, открывая глаза всякий раз, когда Бруно шевелился на своей стороне. Когда он, наконец, поднялся с кровати, Мирабель сонно выпуталась из одеяла.       — Разбудил? — Бруно застыл на одной ноге, и Мирабель помотала головой.       — Не могла уснуть. Песок…       — Бесит, да? — понимающе кивнул он, ставя ногу на пол. — Как тебе план: ты, я и сантаференьо, который я приготовлю сам, а значит, он будет безвредным?       — Я в деле, — Мирабель откинула одеяло. Спускаться по невидимой лестнице было ничуть не легче, чем подниматься, и она судорожно вцепилась в локоть Бруно. Семья Мадригаль еще спала, и дом был мертвенно-тихим и сумрачным. Увядшие цветы темной грудой лежали вдоль стен, и Мирабель быстро отвернулась от них. Бруно тронул ее за плечо и подмигнул.       — Умеешь ходить на цыпочках? — шепнул он. Было очень странно красться в предрассветной тишине по дому, в котором то и дело слышались потрескивания и шорохи. Мирабель кусала губы, чтобы не захихикать, а Бруно, изредка поглядывая на нее из-за плеча, заговорщицки прижимал палец к губам, отчего у нее прорывались истерические смешки.       — Перебудишь всю семью — и придется обойтись без сантаференьо, — Бруно погрозил ей пальцем. — Ты греешь молоко или режешь шоколад?       — Я не умею готовить на такой… антикварной технике, — прошипела Мирабель, кивнув на печь. — Так что я лучше буду резать.       Через несколько минут, когда по кухне расползся одуряющий аромат шоколада с корицей, Бруно кивнул в сторону двора.       — Как насчет завтрака на природе? Сейчас, принесу одеяло.       — Только скорее, а то остынет, — Мирабель держала две чашки, борясь с желанием выпить сразу обе. К его чести, Бруно действительно вернулся быстро, неся какое-то пестрое покрывало с узором из треугольников. Они отошли от Каситы на небольшой холм и, расстелив одеяло, уселись рядом. Мирабель наконец-то сделала глоток сантаференьо и закатила глаза. Сюда бы еще пандебоно или пан бландито… Но и так было неплохо.       Вокруг царила невероятная, какая-то стеклянная тишина, а небо казалось ненастоящим — словно над ними кто-то растянул тент блекло-голубого цвета, на котором нарисовал одно единственное крошечное облачко. Мирабель снова отпила шоколад, понимая, что не хочет ничего говорить. Этот миг был хорош именно таким: безмолвным, замершим между ночью и днем в зыбком равновесии. В следующую же секунду край неба резко посветлел, и тишину нарушило птичье чириканье. Одна, другая трель, ветер, пробежавший между листьев восковых пальм и мазнувший по открытым рукам прохладцей… Она медленно повернула голову, глядя на Бруно, и он обернулся к ней с понимающей улыбкой.       — Это мое любимое место в Энканто, — тихо сказал он. — Мне очень нравится, как здесь все меняется на рассвете.       — Спасибо, — искренне отозвалась Мирабель, ненадолго прислоняясь к его плечу своим и Бруно машинально приобнял ее. Шоколад уже начал остывать, так что стоило поторопиться. Допив сантаференьо, они поднялись, забирая одеяло; Бруно, без раздумий набросил его им на плечи, и Мирабель только благодарно кивнула — ветер был еще по-утреннему прохладным, и в пижаме с коротким рукавом было неуютно. Они пробрались в Каситу так же, как и вышли, через кухонную дверь, и когда их встретил раскат грома, Мирабель даже подпрыгнула от неожиданности. За столом сидела мрачная Пепа с чашкой кофе в руках.       — Вы гляньте, кто так рано встал, — буркнула она, пока в грозовом облаке над ее головой потрескивали молнии. — Что, выспались за ночь?       — Вообще не спали, — не задумываясь ответила Мирабель. Пепа, издав многозначительное хмыканье, отпила кофе — облако над ее головой посветлело, постепенно рассеиваясь. Мирабель легко пожала плечами и, подняв голову, хихикнула — у Бруно на губах остался след от шоколада, и она машинально стерла его большим пальцем.       — Ага. Всю ночь глаз не сомкнули, — подтвердил Бруно, недоверчиво глядя на нее.