***
Утро на новом месте Чимин встречает все в той же одежде, в которой и заснул вчера. Только накрытый сверху пледом. Настенные часы, висящие напротив кровати, сверху небольшого плазменного телевизора, показывают двенадцатый час дня. Телефон, найденный под подушкой, показывает десять пропущенных от Хосока и пять от Лии. Кому страшнее теперь из них перезванивать — непонятно. И тот и та страшны в гневе, когда им не отвечаешь на звонки. Пак потирает лицо от сна, чувствуя сухость во рту. За окном ясно и солнечно сегодня. Дневной Сеул тоже красив, но не настолько, как ночью. Дневной Сеул больше для работы, а ночной — для отдыха и отрыва. Парень набирает первым, все же, Хосока. Тот не отвечает. Чимин смотрит на время, в которое друг звонил Паку. Девять сорок пять утра. Как раз то время, когда Чон приходит с ночной смены. Видимо, спит сейчас. Чимин решает больше не беспокоить звонками, пусть друг отдыхает. А вот Лия отвечает почти сразу: — Я уже переживать стала, что ты трубки не берёшь. Чимин вздыхает, снова потирая лицо: — Я только проснулся. Вырубился вчера без задних ног. Не знаю, усталость какая-то накатила. — Тебе было плохо? — обеспокоено спрашивает сестра. Судя по шуму на фоне ее голоса, она на работе, в офисе. — Голова кружилась, — отвечает парень. — Ох..подожди, Чимин-а, препарат нужный уже завтра должен быть в Корее. Я как только получу — занесу тебе. — Да, Чонгук говорил… — выдыхает Пак. Он решает умолчать, что знает, что она втайне от него была у Чонгука. — К слову, как тебе там у него? — Нормально, — Чимин пожимает плечами, будто сестра рядом сидит. — Просторно, светло, у меня отдельная комната. Еда, вроде, есть, чисто и свежо, все условия. Моя квартира по сравнению с его — коробка, — посмеивается Пак. Сестра отвечает с улыбкой: — Я рада, что тебе комфортно. Но ты тоже не наглей там, — начинает она давать наставления. — Побудешь у него максимум недели две-три, я за это время постараюсь выполнить работы на месяц вперед, чтобы взять отпуск, а потом я тебя к нам с Тэхёном заберу. — Только не надо тут нравоучения свои давать, — отмахивается Чимин. — Я и сам, между прочим, сказал Чонгуку, что надолго не собираюсь здесь оставаться. — И правильно, — соглашается сестра. — Мало ли, у мальчика девушка есть, захочет привести ее, а там ты. Прости, если грубо звучит, зайка, но чужих никогда смущать и пользоваться ими нельзя, ты же знаешь… Чимин смотрит перед собой и в душе неприятно проходит мысль о возможной девушке Чонгука. Об этом Пак что-то не подумал совсем…а потенциальная девушка вполне может быть. — Знаю… — отвечает спустя короткое молчание Чимин, с более поникшим настроением. — Не собираюсь я никого смущать здесь. Он сказал оставаться столько, сколько хочу. Вот, считай, пройду курс уколов двухнедельных, и можешь забирать меня хоть в другой город. Сестра смеется: — Обожаю твой оптимизм, солнышко. Чимин смягчается в голосе: — Кстати, с универом же все решено? — Конечно. Я была там пару дней назад, с твоим паспортом. Доказала, что я твоя сестра, и рассказала всю историю с тобой. В деканате посочувствовали, дали написать заявление на имя ректора. Короче говоря, ты теперь на заочном обучении до конца этого года. — Спасибо тебе, Лия, — искренне благодарит Чимин. — Всегда рада помочь тебе, только чтоб ты был здоров у меня, мальчик мой. Всё-таки, Лия очень похожа характером на мать. Даже манеры речи у нее многие переняла. Она заботиться о Чимине, как о своем сыне. В груди приятное и тоскливое тепло по матери разливается. Они отключаются. Пак смотрит все еще перед собой. Он начинает много думать. Заочное обучение… Это он теперь дома постоянно будет? В своей квартире? У Чонгука недели две, у сестры тоже недолго, максимум месяц. А потом к себе обратно? — Нет, не хочу… — шепотом проговаривает Пак. Внутри сжимается тревога. Снова будут письма? Снова будут угрозы? А вдруг, снова покушение? И, вдруг, удачное? — Не дай бог… — вновь шепчет Чимин, прикрывая глаза. Пока того ублюдка не поймают, парню теперь вообще стремно передвигаться по городу. Особенно, после совершенного на него наезда. Становится очень страшно за себя и тревожно. Как и сказал Юнги, у того не все в порядке с головой. Чимина преследует какой-то конченный человек, возможно, с психическими отклонениями. А Пак даже приблизительно знать не знает кто это. Чимин решает встать с кровати, потягивается на носочках. Затем бредет к двери, кушать, наконец-то, по-настоящему захотелось, за все эти дни в больнице. Открыв дверь, Пак замирает на месте. — Здравствуйте, — он поклоняется уважительно…девушке. — Добрый день, господин, — отвечает приятным голосом та, протирая журнальный столик тряпочкой. Когда Чонгук говорил о женщине, что будет приходить сюда, Чимин представлял ее пятидесятилетней, доброй и миловидной на вид женщиной, у которой полно морщинок на лице. Но Чимин никак не ожидал увидеть девушку, которой, на вид, не больше тридцати лет. Она тоже миловидная, а еще ужасно привлекательная, чем-то сразу цепляет взгляд даже такого, как Чимин, парня, которому, вообще-то, тоже нравятся парни. И у этой красивой и молодой девушки уже есть сын-школьник? — Я… — Вы Господин Пак, я в курсе, — девушка выпрямляется и приветливо улыбается. — Господин Чон предупредил меня насчет вас и сказал, какой укол нужно ставить. Чимин так и захлопывает рот, не найдя, что ответить. На него смотрит такая красивая девушка, черные глазки, пучок густых светлых волос, миниатюрный рост, хорошая фигура… Пак поражается тому, как, буквально впервые в жизни, оценивает девушку как…Как девушку, не как подругу. Но он не испытывает сексуального влечения, либо какой-то симпатии. Максимум духовный интерес и…Пожалуй, интерес к тому, откуда она знает так хорошо семью Чон, что, по словам Чонгука, его отец даже отправил ее сына заграницу. Чимин топит в себе вопросы, которые были бы так не к стати. Прикрывает за собой дверь. Девушка все также стоит и приветливо улыбается. Располагает к себе, стоит признать. — Я Чхве Джанин, — представляется она. Затем задаёт вопрос: — Вы голодны? — Немного. — Я знаю, что вам напрягаться нельзя, поэтому можете присесть за барную стойку, я подам вам еду. Чимин, все еще прибывая в небольшом шоке от происходящего, и, вдобавок, испытывая неловкость, послушно проходит к барной стойке, присаживаясь на высокий стул. Девушка будто порхает позади него, шумит тарелками. Через несколько минут у него на столе красуются кимчи, овощной салат с кунжутом, и легкий куриный суп. Пак удивляется количеству приготовленного: — Вы успели это все сегодня приготовить? Девушка улыбается: — Да. Я здесь с девяти утра. Приятного вам аппетита. — Спасибо, — заторможенно отвечает парень и берет палочки в руки. Девушка возвращается к уборке. Чимин, пока ест, осматривает более внимательно квартиру, и мельком бросает взгляд на девушку. Та занята уборкой полностью. В мыслях возникает, что же такая молодая девушка работает домработницей? Но вопрос Пак заглатывает вместе с вкусным кимчи. Вообще, ему от всего пока неловко. От новой обстановки, от таких..дорогих условий проживания. Его будто резко взяли из его аквариума и выбросили в просторный красивый океан. Да его подъезд даже по сравнению с этим домом — отребье какое-то. Доев вкусную пищу, Пак поблагодарил Джанин, на что та ярко улыбнулась: — Вам понравилось? — Вы очень вкусно готовите, — искренне ответил Чимин. — Благодарю, — девушка забирает все тарелки в раковину. Чимин пересаживается на диван и трет глаза. Они немного неприятно пекут, это один из симптомов его болезни теперь. Джанин, пока моет посуду, вдруг напоминает: — Господин Пак, вам необходимо ставить уколы. Обращение «господин», к слову, тоже немного смущает и напрягает. Как в эпоху Чосон, честное слово. Аж неловко. — Вы не переживайте, — продолжает девушка, протирая барную стойку. — У меня медицинское образование, я умею ставить уколы. Медицинское образование? Серьезно? Чимин аж смотрит немного удивлено, но Джанин этого не замечает. Тогда что она делает здесь? Почему работает на такой работе? Медики очень востребованы в Корее. — Тот препарат, что вам назначили, — продолжает она. — Его надо вводить желательно в одно и то же время каждый день две недели подряд. Поэтому, выберите удобное для вас время. Она поднимает глаза на последней фразе и приятно улыбается. Чимин топит снова все интересующие вопросы в себе и только кивает, посмотрев на время на телефоне. Сейчас почти половина второго часа дня. — Думаю, в два часа дня будет удобно. — Хорошо, — отвечает Джанин. Оставшиеся полчаса до укола Пак проводит на диване перед большой плазмой. Хотя ему нельзя смотреть телевизор, вообще сидеть и палить в окно — та еще скукота. Когда стрелка приближается к двум часам дня, Джанин напоминает об уколах. — Вы хотите лежать в гостиной? — спрашивает она, доставая из упаковки закрытую ампулу и запечатанный шприц. — А как надо? — задаёт глупый, по его мнению, вопрос Чимин. — Этот препарат вызывает довольно ощутимое чувство сонливости. Вам бы после него поспать хорошенько, иначе будете испытывать чувство «сваренного овоща», — девушка неловко улыбается от сравнения. — Не думаю, что вам будет удобно спать здесь. Плюс препарат довольно…болезненный. Вам бы и на мягкой кровати. Пак решает довериться человеку с медицинским образованием, поэтому только кивает и они следуют в его нынешнюю комнату. Там он ложится на мягкую поверхность, оголив кусок своей попы. Джанин сосредоточенно, надев одноразовые медицинские перчатки, вскрывает шприц, затем ампулу, и набирает препарат. Несколько раз стучит пальцами по шприцу, убирая лишний воздух. Чимин заранее настраивается на боль, поэтому жмурится. Девушка мажет ватой со спиртом место для будущего укола и быстро вставляет шприц. Чимин ничего сначала не чувствует, но когда препарат медленно начинают вводить, он начинает испытывать жжение. Пак долго мычит от неприятной боли. — Уже почти все, — как с ребенком говорит Джанин. Убирает шприц, ставит ватку со спиртом и помогает натянуть штаны обратно. — Как вы? Сильно больно? — Да, довольно сильно, — отвечает Пак. Жжение все еще не проходит. — Такой препарат, к сожалению, — отвечает сочувственно девушка, снимая перчатки с рук. — Не знаю, для чего именно он был вам назначен, но он очень хороший, действенный, поверьте. Через полчаса вы начнете чувствовать сонливость. Не противьтесь ей, лучше отдохните хорошенько. Вы должны, как говорится, «выспать» этот препарат, чтобы вам не было потом плохо. Чимин продолжает лежать на животе, не в силах перевернуться на спину. Джанин накрывает его сверху пледом. — Вы лежите, я, если что, в гостиной. Зовите, если понадоблюсь. Домработница оставляет его одного. Она так хорошо с ним обращалась. Так хорошо поставила укол, несмотря на то, что препарат охренительно болезненный. На первый взгляд, она хорошая девушка, добрая. Чимин прикрывает глаза, все еще ощущая боль от укола. Ничего, зато он будет потом здоров. Надо просто пройти через это, вытерпеть болезненное лечение, но качественное, и все будет хорошо…***
Просыпается Пак от поглаживаний по своим волосам. Кто-то их почти нежно перебирает. Открыв медленно глаза, взгляд фокусируется на Чонгуке, что сидит на корточках возле его кровати. Руку тот, когда Пак открывает глаза, не убирает. — Доброе утро, — Чон слабо и нежно улыбается. — Хотя правильнее было бы сказать «добрый вечер», соня. Чимин хмурит брови, вновь прикрывает глаза и зевает. Чонгук руку убирает, но продолжает сидеть на корточках. Чимин вновь открывает глаза. Чон сегодня в черном пиджаке, черной рубашке и черных брюках. Ох, как же ему идет этот стиль. — Сколько время? — Половина седьмого вечера. Чимин теперь полностью приходит в себя. Чувствует он себя явно бодрее, чем до сделанного укола. Поспал, так поспал. — Ты только пришел, что ли? — спрашивает Пак, кивая головой в сторону одежды парня. — Да, — Чонгук встает в полный рост. — Не ожидал, что сегодня так замотаюсь. Я пришел минут десять назад, пытался долго тебя разбудить, но ты не просыпался. Джанин рассказала об уколе, я понял, что тебя вырубило так благодаря препарату. — Джанин еще не ушла? — удивляется Чимин, приподнимаясь на кровати. — Уже ушла, — отвечает Чон. — Прости, что разбудил, но нам бы поехать сейчас на твою квартиру за вещами. Боюсь, что завтра я тоже приду поздно и не успеем заехать. Пак молчит какое-то время, а потом говорит: — Ты же упоминал, что домой приходишь не позже четырех. — Да я сам не в восторге от сегодняшнего графика, — жалуется Чонгук. — Но, дела семьи, сам понимаешь, тут я ничего не могу поделать. Чимин трет глаза ото сна и смотрит на стоящего парня. Тот выглядит довольно уставшим и не выспавшимся. — Ты..ты как меня разбудил? — вырывается вопрос из губ Пака. — Ты гладил меня по волосам или мне приснилось? Чонгук усмехается: — Не приснилось. А что, предлагаешь тормошить тебя? Нет уж, тебя лишний раз я дергать точно не буду, побереги свой мозг. Чимин выгибает бровь, но ничего не отвечает. Что значит «тормошить»? Можно же было тихонько за плечо пошатать, ничего бы не стало. «Выбрал тактику включить идиота, какая знакомая история. Думаешь, я не понимаю?» — проносится поток мыслей, которые Чимин не озвучивает. — Иди умойся и поехали за вещами, — подытоживает Чонгук и удаляется из комнаты. Чимин кривляет его, пока он не видит, а после встает и следует в ванную комнату. Подъезд дома Чимина и правда по сравнению с домом Чонгука — небо и земля. Пак открывает дверь в свою съемную жилплощадь. Квартира встречает темнотой и тишиной. А еще жутким напряжением. Вступив в прихожую, Чимин будто снова вернулся в тот день, когда дрожал и боялся выйти из кухни, чтобы проверить всю квартиру на наличие какого-то чувака, который кошмарит его уже долгое время. — Как-то холодно тут у тебя, — говорит Чонгук, осматривая бегло жилище. — Так это у тебя автономное отопление. А у меня не топит уже никто, сезон закончился, март на дворе, — отвечает обиженно Чимин, сам знает, что холодно. — Да я про обстановку… Тебе не стремно одному тут жить? Чимин останавливается на полпути к кухне: — В каком смысле? — Ну…обстановка такая..старая у квартиры, неуютная она кака-то, не знаю, — пожимает плечами Чон, осматривая полки в прихожей. Чимин поворачивается к Чону, смотрит, выгнув бровь, на него, но решает промолчать. Странные высказывания. Хотя Чимин и согласен с ними. Раньше он бы никогда не позволил обозвать свою квартиру неуютной. Но после того, как на его «хвост» присел какой-то «горе-поклонник», который до жути опасный, то собственная квартира действительно стала восприниматься намного иначе. Здесь правда стало неуютно, жутко и пропало чувство безопасности. Отвратительные ощущения незащищенности. — Бери вещи давай и поехали, — поторапливает Чонгук Чимина. Пак хочет сказать что-то типа: «не командуй мной», но не говорит. Он просто молча идет в свою спальню и включает свет. Да так и застывает. «Да что ж это такое, опять ты» — думает Чимин, завидев на своей кровати снова чертов белый конверт. Пульс резко учащается, но Пак не кричит, не выбегает, не подает никакого вида Чонгуку, который остался в прихожей, что здесь что-то не так. Чимин подходит к кровати, берет белый конверт в руки, вскрывает его. Разворачивает листок и там…его портрет. Простым карандашом. На живого Чимина смотрит нарисованный. Красивый нарисованный Пак Чимин. А под рисунком выведена все тем же красивым почерком цитата:Любить нельзя помиловать. P.S. Как думаешь, где бы я поставил запятую?
У Чимина мелко начинают дрожать руки. Медленно наступает головокружение от сильного чувства тревоги. Пак глотает сухость во рту, часто моргает. Тревога внутри только разрастается. Вновь чертово послание! Да сколько можно уже пугать? А Чимин именно пугается. Пугается до чертиков. — Ты чего притих тут? — к спальне подходит Чонгук. — Чимин? У Пака мутнеет в глазах, головная боль наступает все быстрее и сильнее. Комната снова начинает кружиться. Чимин прикрывает глаза, ноги становятся ватными, и его тело обмякает. — Чимин! — слышится голос Чонгука. Пак ощущает, как его ловят крепкие руки, и на этом он забывается.