Всё моё

Иноэ просачивается через приоткрытую дверь, оценивает обстановку и, тихо присвистнув, вдоль стеночки крадётся к своему дивану. Диван, справедливости ради, общий, но Иноэ лучше всех знает, как правильно на нём лежать, и потому ценой собственных рёбер готов защищать от всех катаклизмов и опасностей. В конце концов, катаклизмы — дело проходящее, а у Иноэ с диваном длительные тесные отношения — очень нежные между прочим. В клане вот отношения сложные, из-за них мебель всегда почему-то страдает. Иноэ усаживается поудобней, оглядывает кабинет: стулья, живут они обычно не больше полугода, плотно впиваются в чужие ладони. Недостаточно плотно, чтобы о них переживать, Кидо, вцепившейся в своё кресло, только на взводе, но ещё не зол. Ямагата, вальяжно придерживающий спинку двумя пальцами, достаточно терпелив. Обычно, когда эти двое сталкиваются, Тота невесело шутит, что виной их нервозности — тзапреты. Утверждает, что если бы на работе давали выпустить пар, то и стулья были бы целее. С Тотой не соглашаются. Во-первых, для всех желающих выпустить пар у Ямагаты и Суфу работа найдётся. Суфу помешан на своих бесконечных теплицах, а там помощники будут кстати, не только же его людям копаться на грядках. Ямагата — мастер дисциплинарных взысканий, поэтому в штате Чошугуми даже нет ставки уборщика. Для привередливых есть дела поинтересней: замену сломанным стульям тоже собирать нужно и привезти со склада, перетащить в офис, можно и без лифта. У Кидо же в расписании тренировки минимум трижды в неделю — это для тех, кто болт от гайки не отличает, а грабли от рассады; но мебель всё-таки страдает. Потому что проблемы бывают не только у младших. Иноэ чует зреющую бурю. Кидо и Ямагата по-прежнему стоят по разные стороны стола и неотрывно смотрят друг другу в глаза. Иноэ, заглянувший к Кидо от безделья, жалеет, что не захватил перекус. Кидо и Ямагата — это занятно. Иноэ вытирает взмокшие ладони об обивку и тянет носом: ещё чуть-чуть; ведь у Ямагаты уже пульсирует вена на виске, а у Кидо подрагивают локти. К счастью, оба на Иноэ не смотрят. В такие моменты для каждого из них мир — два суженных зрачка напротив. Иногда Кидо неохотно признаёт, что это как будто наваждение: то ли тайфун, накрывающий всё вокруг, то ли бабочка на закате. Ямагата сквозь зубы называет Кидо змеюкой, себе под нос — гадюкой. Иноэ нетерпеливо шевелится, и именно сегодня под ним скрипит ножка дивана, которая никогда раньше не скрипела. Такое предательство после всего, что между ними было! Иноэ невольно вжимает голову в плечи. Пружинный стон превращается в визг — жалобный и тоскливый. И неподвижность рушится под ударом этого резкого звука. Ямагата встряхивает головой, перекидывает косу с плеча за спину и разворачивается, чтобы уйти. Кидо одёргивает рукава рубашки, поправляет часы и отворачивается, собираясь игнорировать. Иноэ грустно вздыхает, ведь он испортил такое зрелище! У Ямагаты и Кидо неозвученный счёт побед и поражений. Начинали с кэндо: Ямагата — самоучка с железной волей, Кидо — мастер без титула. — Я тоже жду, — бросает Ямагата на ходу. — Жди где-нибудь у себя, — цедит ему в спину Кидо. — Если узнаю что-то раньше, — роняет Ямагата уже из коридора, — напишу тебе. — Писатель хренов, — зло смотрит Кидо в закрытую дверь. — Увижу, руку сломаю, — добавляет без уточнений, о ком речь. — Ничего не узнал? — Иноэ отодвигается, освобождая место, но тут же садится ближе. — Всё-таки какая же ты злюка злая, — тянется погладить по щеке. — Отвали, — отбрасывает его руку Кидо. — С утра ругаешься, — Иноэ зажимает его нос двумя пальцами, тянет вверх, — покажи зубки. — Иноэ даже не пытается быть оригинальным, он просто хочет сорвать этот предохранитель сейчас, здесь, немедленно — безопасно для остальных. — Достал меня! — Кидо дёргает головой назад, одновременно перехватывая локоть Иноэ, а смотрит — безвозвратно. Они сталкиваются нос к носу, Иноэ ловит свободной рукой запястье Кидо и тоже заламывает. Иноэ чуть выше и тяжелее, он наваливается на Кидо, стараясь выбить из него воздух, приподнимается на диване, упирается коленом в подлокотник. Кидо под ним прогибается, упрямо сводит брови, чтобы пнуть Иноэ, ему нужно вытащить из-под него ногу. Дёргается он забавно и рвано. — Ага, — раздаётся от двери знакомый ехидный голос, — планёрку, значит, прогуливаем, господа якудза? — Такасуги-сан! — от удивления Иноэ отпускает Кидо, по привычке старается выпрямить спину, но соскальзывает по мягкой обивке, тут же теряя опору. — Шинсаку! — падает на пол Кидо следом за Иноэ. — У меня к тебе разговор! — он поднимается на колени. — Конечно-конечно, — Такасуги, продолжая нагло ухмыляться, дверь захлопывает прямо у Кидо перед носом. — Планёрки не будет, — добавляет, ловко зажимая ручку с той стороны. — Вот зараза, — Кидо заносит кулак, чтобы отвести душу хотя бы так, но через мгновение оказывается прижат к холодному дереву — и только на мгновение замершая стихия, снова бьёт через край. У Иноэ движения выверенные: сначала он зажимает оба запястья, затем, когда сводит руки Кидо над головой, перехватывает их удобней. Попытки сопротивления гасит, вжимаясь в спину со всей силы. Кроссовки — прекрасная обувь, в отличие от туфель, они не скользят и дают устойчивость. Иноэ упирается взмокшим лбом в висок, вынуждая Кидо повернуть голову боком. Теперь тот совсем распластан по двери, даже ноги поворачивает, чтобы колени не упирались — это больновато, Иноэ по себе знает. Они оба тяжело дышат. Кидо совсем близко, в сощуренном глазу плещется ярость. Кидо очень-очень не любит, когда что-то в клане выходит из-под его контроля. А особенно он психует, когда из-под его контроля выходит всё и сразу. Свободной рукой Иноэ поглаживает его бедро, проталкивает пальцы за пояс, на недовольный рык прижимается сильнее. Костяшки царапаются о незамысловатый узор из ромбов и закосов под резьбу, но Иноэ упрямо просовывает руку дальше. Он знает, что если дать Кидо чуть свободы, можно потерять преимущество. Поэтому терпит, когда кожу от трения начинает печь, с трудом, но всё-таки ослабляет чужой ремень, пуговицу на брюках расстёгивает чудом. Что оказался слишком близко, Иноэ понимает, когда Кидо всё-таки кусает его за щёку, он не пытается сдержать силу, хотя прихватить кожу смог только выпирающим клыком. Иноэ чертыхается, обдирает тыльную сторону руки, когда от неожиданности дёргает её к себе. Кидо, не отпуская, бедром прижимает его пальцы к двери — мстительный до невозможности, Иноэ только громче чертыхается. Кидо дышит тяжело: шумный вдох, выдох с сипением. На виске у него капельки пота, уголок глаза покрасневший — снова не спал, крылья носа зло трепещут. Иноэ наклоняется, чтобы успокаивающе коснуться губами, но получает плечом в челюсть. Кидо вёрткий. Порой излишне. Иноэ шипит, скривив рот, и всё-таки дёргает его брюки вниз. — Бешеный, — выдыхает он, утыкаясь в горячую шею, — придурок. — Умри, — ответно шипит Кидо, когда пальцы смыкаются на его члене через тонкую ткань. Иноэ делает полшага назад, он готов для Кидо ободрать хоть всю кожу, но тому самому должно быть неудобно. Иноэ дует на взъерошенный затылок, будто остужая, и Кидо чуть расслабляется. Он отворачивается, упирается лбом в дверь и тихо стонет, когда пальцы задерживаются на животе, когда обнажают. Иноэ убирает руку, и Кидо снова протяжно выдыхает. Иноэ знает, что тот внимателен, как только Кидо слышит лязг бляшки ремня за спиной, тут же пытается вырваться. Иноэ снова приходится со всей силы стиснуть уже ноющие пальцы на крепких запястьях, снова приходится вжаться в Кидо всем телом. Иноэ это отвлекает. Он заносит руку, бьёт по голой ягодице вполсилы, удар получается смазанным, но Кидо всё равно замирает. Он теряется буквально на несколько секунд, именно их Иноэ достаточно, чтобы толкнуться членом между бёдер. Насухую — не самое приятное, но Иноэ упрям. Эта история — не про секс, не про удовольствие, даже не про то, что есть другое решение; это предложение — и согласие. Иноэ предлагает себя, чтобы перенаправить злость, погасить друг другом, Кидо разрешает ему это. Иноэ кусает Кидо за плечо — предупреждение, Кидо ноги сводит уж слишком сильно — между ними не толкнуться. Предупреждение игнорируется, по вздернутой в оскале губе ясно, что специально. Иноэ вздыхает, но подыгрывает — снова замахивается. Теперь ладонь впечатывается в прохладную ягодицу с отдачей. Иноэ на пробу скользит вперёд по взмокшей коже — уже приятнее, Кидо расслабляет мышцы ровно настолько, чтобы Иноэ всё ещё было неудобно. Под сдавленный смешок чуть повернувшегося к нему Кидо Иноэ облизывает свою ладонь перед тем, как обхватить уже вставший член, за это он получает ещё один смешок — теперь язвительный. — Тряпка, — скалится Кидо и отворачивается. Иноэ целует его в затылок. Сказать тут нечего, Кидо прав. Иноэ немного неуютно быть таким. Про его вздорный характер в офисе легенды ходят, на то они и легенды — преувеличивать. Но когда Кидо пахнет дорогой, когда он такой взбешённый, Иноэ подстраивается: берёт решения на себя, задаёт правила, идёт до конца. Сейчас до конца не так далеко, но без помощи Кидо не обойтись. Иноэ прикусывает его плечо снова, тут же ускоряя темп. Накопленный нервяк выходит из тела и головы с каждым толчком, Иноэ скользит между сжатых горячих бёдер Кидо, сжимает его член в ладони, и вниз по позвоночнику ползёт усталость. Иноэ неуверенно чуть разжимает пальцы на запястьях, смотрит на красные следы — те обещают синяки к вечеру. Синяки — его оплошность, они точно лишние. Мышцы деревянные, а локоть ноет, боль разрядами прошивает до самых рёбер. Кидо медленно опускает руки. Медленно заводит их за спину. Иноэ теряется в надвигающемся удовольствии, даёт слабину. — Придурок, — сипло выдыхает он, когда сильные пальцы сжимаются на горле, сдавить горло в ответ получается раза с третьего, даже притиснутый к двери почти вплотную Кидо может быть опасен. Они так и кончают: нехватка воздуха, боль, злость и осколочное удовлетворение. Иноэ делает шаг назад, липкую ладонь вытирает о полу пиджака. Воздуха по-прежнему мало, Иноэ рот открывает, как выброшенная на берег рыба. От выброшенного в лицо кулака уворачивается легко. У Кидо тоже дрожат руки, подгибаются ноги; кожа на бёдрах поблёскивает, следы на запястьях чёткие. Иноэ приходится моргнуть пару раз, чтобы вновь сосредоточиться. Кидо держит пряжку двумя пальцами, смотрит зло. Растрёпанный, в помятой задранной рубашке и не до конца натянутых брюках, он до неприличия хорош и совсем не боец. Иноэ щёлкает пряжкой — последний рывок. Следит за Кидо он внимательно, тот вполне может решить отыграться. Иноэ смотрит ему в глаза, смотрит долго и неотрывно, до тех пор, пока вспыхнувшая на мгновение ярость вновь не гаснет. Ведь смотреть как Ямагата может только Ямагата, Иноэ пытался повторить — гиблое дело. Поэтому его взгляд про другое. Иноэ ничего не может с собой сделать, риск получить по лицу — мелочь; поддается соблазну он легко, как поддался ему много лет назад. И не жалел. И не жалеет. — Только попр… — он подхватывает Кидо под колени и спину одним движением, на диван бросает раньше, чем тот успевает взбрыкнуть. — Умри, — Кидо подтягивает одежду, впервые за утро уголки губ не поджаты, и морщинка между бровей пропадает. Иноэ не очень-то верит в его спокойствие, подходит опасливо, опускается в ногах. Кидо заводит руки за голову, смыкает веки. Он не сопротивляется ни когда Иноэ стягивает надоевшие больше ему, чем Кидо, туфли, ни когда гладит голые ступни. Только на невесомое касание к пальцам чуть приоткрывает один глаз. — Давно вернулся из командировки? — Утром, — Иноэ скользит ладонями под штанины, гладит голени, чуть сдавливает, — узнал что-то? — Не-а, — Кидо снова закрывает глаза, — где-то здесь есть подвох. — Давай разберём сначала, — предлагает Иноэ, он садится на диван удобнее, перекидывает ноги Кидо через свои, упирается затылком в спинку. — Ямагата сказал, что Ито сам вызвался помочь, — Кидо подвигается ближе, сгибает колени, даёт Иноэ залезть рукой под рубашку. — Кто-то из старших Кихэйтай на подстраховке. Не знаю уж, о какой подстраховке речь. В общем, двое. — Трое. — Что?! — Кидо не приподнимается только потому, что Иноэ успокаивающе поглаживает его по груди. — Ямао. Он же не только юрист. — Иноэ вздыхает. — Я ещё тогда подумал, — выпрямляется, косится на расслабленного Кидо, — что это как-то связано со сдвинутым на безопасности Андо. А Ямао — техник. Просто его служебку ты махнул не глядя и за день до. — Ямао, — страдальчески тянет Кидо, — друг, называется. — Он раздосадовано цокает, барабанит пальцами по подлокотнику. — Ты уверен? — Разве не сайко-комон должен об этом знать? — попытку пнуть коленом Иноэ пресекает, зажимает между ладонями, массирует, гладит. — Просто низвергнись в Ад, — выдыхает Кидо. — Ямагата… чтоб ему. И провернул ведь прямо у меня под носом! — Тише. Меня больше интересует… зачем. — Иноэ отпускает колено, снова тянется залезть под рубашку. — Ясно зачем. — Кидо встаёт. — Для Такасуги. Такое вот благородство. — Опять нервничаешь. — Иноэ следит за расхаживающим по кабинету Кидо. — Или у тебя дневная норма шагов по назначению Омуры? — Ты меня отвлекаешь своими… — он останавливается. — провокациями. — На провокации у меня ещё пятнадцать минут, — Иноэ разводит руками, — а потом нужно идти работать. Хотя, — он щурится, — в моих планах провести вторую половину дня на этом прекрасном диване. — На вопросительный взгляд пожимает плечами. — В целях профилактики внезапного буйства. — В целях лени и игнорирования должностных обязанностей, — язвит Кидо. — Обижа-аешь. Я всё сделал, пока торчал в аэропорту три часа, рейс задержали. Кидо останавливается. Он сомневается доли мгновения, а потом снова опускается к Иноэ, укладываясь на колени. Выдыхает раз, через длинную паузу другой, а потом, будто найдя в себе какое-то равновесие, даже слегка улыбается. Иноэ не может глаз отвести. Кидо — его личное море. Непредсказуемый, иногда свирепый, но как любой южанин, без моря долго Иноэ не может. Его кроет нежностью, а следом горьким пониманием, что пока рано. И сам Иноэ только на вид спокойный. Но пока он должен оставаться опорой. Именно должен, ведь долг — первое, что узнаёт каждый якудза, когда попадает в клан. — Разумный выбор, — мурлычет, мягко поглаживая Кидо по голове. — Тебя забыл спросить. — Кидо часто такой ворчливый, Иноэ знает, что это просто нужно переждать, он гладит подставленную спину осторожно. — Грязно, а ты в носках по полу, — Иноэ наклоняется, оглаживает плечи. — Подождём до вечера, м? — Всё равно переодеваться из-за тебя. — Кидо подставляется под касания, утыкается лбом в скрещённые перед собой руки, вытягивается во весь рост. — Подождём. — Он тебя обожает. — Знаю, — Кидо тяжело вздыхает. — Фарс какой-то. И с Андо, и с Тотой. Такасуги не слушается. А Ито горячку порет, будто без него мне проблем мало. — Всё-таки я не думаю, что он… — Найдёшь мне кое-чего потом, гадать сейчас смысла нет. — Кидо сводит лопатки, когда Иноэ прикусывает загривок. — Спать хочу. — Кидо? — пальцы липнут к взмокшей спине, Иноэ это нравится, и солёный вкус на подставленной шее. — Ну? — Я здесь. С тобой. — А должен быть там, — Кидо неопределённо дёргает подбородком туда, где через пару стен находится кабинет Иноэ. — Ты меня понял, — смеётся Иноэ и без сожалений стряхивает его со своих колен. — Понял.