Не море топит корабли

Люк исправно дождался вечера, когда чернота заволокла небо над Высоким Приливом и высыпали крупные звезды. Вот теперь он промариновал пленника достаточно. Хотя кто кого мариновал — тот еще вопрос: самого Люка грызло мучительное любопытство, и еще немного — угрызения совести за то, что оставил без пяти мгновений утопленника в пропитанной влагой комнатушке на западной стороне замка. Замерзнуть до смерти летом не грозило никому, но когда солнце скрывалось за морем, в замке становилось склизко и зябко. Не так плохо, как в старом Дрифтмарке, но приятного мало. Ключ жег карман даже когда Люк направился к запертой комнате, захватив кувшин с вином и теплое шерстяное одеяло. Лип к пальцам, когда Люк вставлял его в замочную скважину. "Что ты за дурак? Вытащил из моря опасного безумца и теперь крутишься вокруг него, надеясь на великое откровение. Он ведь просто сумасшедший, ничего более." Именно так начинались легенды, в финале которых герой погибал. Но Люк ничего не мог с собой поделать. В детстве он не чувствовал себя таким же храбрым, как братья: встречавший все на свете со спокойной улыбкой Джейс и бросавшийся в неизвестность сломя голову Джоффри. Но из них именно Люка сильнее всех тянуло к опасности. Ему нравилось выходить в море в шторм, когда исполинские волны грозили перехлестнуть через борт и смыть снующих по палубе людишек за борт. Нравилось перебегать по мосту между Крепостью Мейгора и остальным замком, украдкой косясь на остро торчащие колья. Нравилось поднимать Арракса так высоко, что облака оказывались под ними, а ресницы индевели от холода. Было страшно — от этого страха сосало под ложечкой, и все тревоги уходили на второй план перед одной-единственной угрозой. Храбрость это или трусость? Люк открыл дверь. Одноглазый пододвинул стул к окну и теперь сидел спиной ко входу, устроив подбородок на сложенных в проеме окна руках. Люк не знал, спал он или нарочито не обращал внимания на гостя. Правильно было подойти со стороны здорового глаза — зачем лишний раз провоцировать? Но Люк редко поступал правильно, когда другой вариант казался забавнее. Неслышно поставив кувшин на столик и ступая мягко, как горный кот, он подкрался к левому плечу узника. — Эй, — позвал Люк. — Ты случайно... И снова — стремительный, как змея, Одноглазый вскинул голову и выбросил руку вперед. Пустая глазница не помешала ему определить источник звука с удивительной точностью. В этот раз Люк не стал перехватывать чужое запястье. Мозолистые пальцы сомкнулись на его горле, но дыхание перехватило лишь на миг — ледяной руке не хватало сил, чтобы передавить трахею как следует. — Ты когда ел в последний раз? — спросил Люк. Холод чужой ладони пополз в него, как от снежка за шиворотом, растекающегося в стылую воду. — Силенок маловато. Очень медленно Одноглазый повернул к нему лицо. — Всегда-то ты напрашиваешься, чтобы я тебя убил. "А вот и нет!" — мысленно возмутился Люк. Всегда — это что, два раза? Просто смешно. Но он пихнул Одноглазому одеяло и вместо этого сказал: — У тебя пальцы как ледышки. Ты точно не болен? — Голова раскалывается, — буднично признал Одноглазый, выпуская шею Люка из вялой хватки. — В основном — от твоего трепа. Даже приснилось, что кто-то прошиб мне голову мечом, можешь себе такое представить? Смутно, но Люк все равно поежился. — Звучит больно. Ты так и лишился глаза? Одноглазый уставился на него очень нехорошим взглядом. — Да, — сказал он. — Именно так и лишился. Разве не видишь зияющую дыру у меня в затылке? Там-то меч и вышел. Пришлось перегнуться через его плечо, чтобы бросить взгляд на затылок. Люк не успел заметить, скрывается ли за пологом серебристых волос развороченный череп — с непонятно откуда взявшейся силой Одноглазый его оттолкнул. — Я пошутил, пустоголовый ты идиот, — прошипел он, едва разжимая губы. — Глаз я потерял задолго до этого. Он так и не взял одеяло. Люк не придумал ничего лучше, как развернуть колючую ткань и набросить на него сверху, как колпак. В мгновение ока шерстяное привидение вскочило и сорвало с себя одеяло, бешено озираясь, будто на поле брани. Люк молча порадовался, что пленник был безоружным. Кто-то должен сказать ему, что нужно реагировать проще. Кто-то, но не Люк — ему нравилось испытывать судьбу, но у всего есть предел. Люк ждал очередного плевка ядом, однако Одноглазый вдруг покачнулся. Чужая ярость полыхнула и угасла, как падающая звезда. А в следующий миг — Люку пришлось ловить его, чтобы не повалился на пол. Чужак был высоким и так и не снял доспехи, но на суше, вдали от жадного моря, Люк удержал его с легкостью. — Я позову мейстера, — быстро сказал Люк. — Попробуй, и я задушу старика его же цепью. Одноглазый вывернулся из рук Люка, покачнулся и осел на пол, на скомканное одеяло. Запрокинул голову, рассыпав по плечам светлые волосы и выставив напоказ острый кадык. Упавший с неба. Бледный и какой-то неземной. — Позови слугу, пусть разожжет огонь. Он раздавал указания так привычно и властно, как никогда не смог бы бастард или безродный мальчишка. Тайна трепетала на кончике языка. Люк позвал слуг, и вскоре на бревнах заплясали веселые рыжие огоньки, а зябкая стылость отступила под их теплым дыханием. Одноглазый начисто забыл о его существовании — придвинулся поближе к огню и вытянул вперед замерзшие руки. Языки пламени почти лизали белую кожу. Пожав плечами, Люк принялся разливать вино по чашам. Наполнив, протянул одну Одноглазому. Тот, поколебавшись, взял и жадно приник губами к золоченному краю. — Как тебя зовут? — этот вопрос донимал Люка сильнее всего. Одноглазый даже не повернулся. — Кто ты такой, чтобы звать меня по имени? — Ты знаешь, кто я такой, — возразил Люк. — Я свое имя назвал, теперь твоя очередь. Это честный обмен. Одноглазый растянул губы в оскале и поскреб левую щеку. Со своего места Люк не видел пустой глазницы, и слава Семерым — зияющая дыра его пугала. Надо раздобыть где-то повязку... — Да что ты знаешь о честном обмене, бастард? Слово жалило, как пчелиный яд. В очереди на престол Люк теперь не был даже пятым, и все понимали, что Железный Трон ему не видать, как своих ушей. Что до кузенов Морского Змея — их аргументы кончились, когда Джейс взял в жены дочь Лейны Веларион и на свет появился их первый сын. Пятно подозрений с сыновей Рейниры не стерлось, но потеряло значение, обернувшись полузабытым воспоминанием. Люк уже и не помнил, когда в него последний раз бросались этим словом. — Я не бастард, — он старался говорить спокойно. — И если на то пошло, то об обменах знаю достаточно. Я помогаю деду со всеми торговыми делами. — Ты? — Одноглазый насмешливо покосился на него. — Что же твой брат? Оказался полным бездарем? По спине пробежал холодок. "Я никогда не говорил ему о Джейсе." — Мой брат — будущий лорд Дрифтмарка и мастер над кораблями Его Милости. Он не сможет путешествовать далеко и часто. Я — другое дело. Одноглазый снова почесал щеку. Протянул Люку пустую чашу. — Налей мне еще вина. Люк фыркнул. — Я тебе не прислуга, — он потянулся к кувшину. — Твое счастье, что я столько времени провожу в компании моряков и меня ничем уже не оскорбишь. Вино полилось из кувшина и заплескалось в позолоченном круге. Одноглазый почти вырвал чашу у Люка из рук и снова жадно приник к ее краю. По подбородку зазмеилась багровая струйка. Почти как кровь. Тонкие губы потемнели от вина и влажно поблескивали в отсветах пламени. "Как же? Я тебя поцеловал." Эхо. "Это не было поцелуем", — подумал Люк рассерженно. Почему Корлис... Нет, понятно почему, но... — Чего уставился? — ощерился Одноглазый. Зубы у него тоже порозовели. Люк порадовался, что отросшие до плеч кудри надежно прячут вспыхнувшие уши. Он незаметно ущипнул себя сквозь штанину. — Ты... Ты очень быстро пьешь. Не моряк случайно? — Я наглотался воды в вашем соленом болоте, конечно я быстро пью, — Одноглазый выставил руку так резко, что чуть не заехал чашей Люку по подбородку. — Налей еще. На пустой-то желудок? Люк покачал головой, но налил. — Тебя так быстро унесет, знаешь? — Меня уже унесло. И совсем не туда, куда мне бы хотелось. Третью чашу Одноглазый пил дольше, мелкими глотками, вдумчиво прокатывая вино на языке. — Сколько детей было у короля Визериса? — спросил он ни с того, ни с сего. Люк недоуменно покосился на него. — Двое. Моя мать — принцесса Рейнира и король Бейлон. — И все? Ты ничего не путаешь? Как можно перепутать, сколько детей у бывшего короля? — Королева Эйма умерла, рожая их сына. У короля Визериса не могло быть других детей. Законорожденных, я имею в виду. — Отчего же? Он мог жениться во второй раз. — Мог, наверное, — Люк напрягся, припоминая все, что слышал о событиях, происходящих еще до его рождения. — Кто-то предлагал так и поступить, но принц Деймон отговорил брата. Они оба боялись, что между сыновьями от первой и второй жены начнутся споры из-за того, кто сядет на Железный Трон. В свое время королева Алисанна сделала многое, чтобы защитить права детей от первого брака, но у Таргариенов с наследованием все очень запутанно... — Люк осекся. — Разве ты сам все это не знаешь? Я думал, ты из Красного Замка. — Я никогда не говорил, что я из Красного Замка, — Одноглазый шкрябнул по щеке так яростно, что Люка передернуло от шороха взрываемой ногтями кожи. — Ты чего делаешь? — он рывком развернул Одноглазого за плечо. Ну конечно — безумец до того расчесал нижнее веко и кожу под ним, что старый рубец покраснел и казался воспаленным. Единственный глаз обжег Люка пурпурной яростью. — Отцепись! — Да ты себе глаз разодрал! — Какая забота... Знаешь, по чьей вине у меня глазница забита песком? — По твоей собственной, — отчеканил Люк. Потом потянулся за кувшином. — Ее просто нужно промыть, а не расчесывать до крови. Откинь-ка голову. — Я не... Люк молча запустил руку в длинные серебристые волосы и дернул, оттягивая голову Одноглазого назад. — Распахни веки пошире. Оба глаза вытаращились на него: нормальный — со злостью, отсутствующий — пустотой. Люк наклонил кувшин. Вино залило всю левую сторону бледного лица, промочило волосы, окрасив в светло-красный, и закапало на одежду, пропитывая воротник и плечо. Одноглазый не дергался, только рвано и загнано дышал. Кадык на длинной шее ходил вверх-вниз. — Вот так. Теперь должно стать лучше. На миг Люк позабыл, что сейчас он не промывает Джоффри ссаженную коленку. Одноглазый медленно опустил голову и потряс ей. Брызнувшие капли мазнули Люка по щеке. — Сначала чуть не ломаешь мне ребра, потом обливаешь вином... Сам-то знаешь, зачем? Знал ли он? Конечно же нет. Люк слишком долго гулял под парусами — морской ветер выдул весь его рассудок. Он пожал плечами. — Просто пытаюсь тебе помочь. Ну, знаешь, по доброте душевной, — ложь соскользнула с языка легко, не вызвав ни малейших угрызений совести. — Жаль, что ты упорно сопротивляешься. Даже имя свое не хочешь назвать. Одноглазый одарил его немигающим взглядом. Несмотря на отблески огня, искрящиеся в фиолетовой радужке, взгляд был холодным и очень неприязненным. Он и не трудился это скрывать. На бледных щеках играл пьяный румянец, но если алкоголь и затуманил ему голову, Одноглазый этого не показывал. Потемневшие губы разомкнулись. Сомкнулись опять. Поджались, потом снова раскрылись. — Эймонд, — сказал он. — Меня зовут Эймонд.