Не море топит корабли

Эймонду снилось, что он снова тонет. Призрачно-зеленоватые воды озера обступали его со всех сторон и жадно тянули вниз, на дно, где темно, холодно и мертво. Единственный яркий росчерк в царстве могильной блеклости — кровавая спираль, струящаяся из пустой глазницы. Извиваясь, она стремилась вверх, расширялась и, бледнея, терялась совсем. Воздух — вверху, мертвая Вхагар — под ним, и рядом — никого, совсем никого. Эймонд проснулся, разбитый и продрогший. Ночью огонь в камине погас, а шерстяное одеяло, сперва казавшееся толстым и теплым, не защищало полностью от холода, сочащегося из каменного пола. В окно билось яркое солнце, безжалостно выжигая глаз. Болела голова, а во рту было сухо, как в дорнийских песках. Эймонд медленно сел и ощупал затылок. Никаких дыр. Если голова от чего и болела, то от выпитого. Волосы и одежда пахли вином. Левая часть лица была липкой, и Эймонда передернуло от отвращения — да он теперь ничем не лучше Эйгона. Эймонд встал и выглянул в окно. Море закричало на него пронзительной бирюзой. Никаких кораблей, только солнечные блики радостно скакали по волнам да чайки носились по воздуху, пронзительно взвизгивая. От беззаботной картины к горлу подкатила тошнота. Эймонд с досадой пнул стену. Поморщился. От комнаты его тоже тошнило — слишком маленькая, влажная и холодная. Вчера он был чересчур потерян, чтобы чего-то хотеть. Сегодня появилось первое желание — выбраться отсюда, да поскорее. Дверь — слишком массивная, чтобы ее выбить. Окно — непроходимо узкое, сквозь него не протиснулся бы и семилетний мальчишка. Ничего подходящего для взлома замка тоже не нашлось. "Что можно сказать Веларионам, чтобы они меня выпустили?" — подумал он с досадой. "Что я законорожденный сын короля от женщины, на которой он здесь даже не был женат?" Странная история, странный мир. Но если он хочет выбраться, придется играть по здешним правилам — до тех пор, пока не представится случай их сломать. Делать в заточении было нечего. Единственное развлечение — разглядывать бирюзовые просторы, но однообразный морской пейзаж не поглощал внимание безраздельно, даже когда меж волн показывались силуэты кораблей. Эймонд чувствовал себя преотвратно. Не потому, что пустой желудок сводило от голода, рот сушило, а ссохшиеся от вина волосы липли к щеке — это он бы пережил. Смириться с собственным бессилием было труднее. Даже если каким-то чудом он выберется из Высокого Прилива и сбежит с Дрифтмарка, что дальше? Новый меч можно найти, но где взять дракона? Без Вхагар он ничем не отличался от простого бродяги. При мысли, что остаток жизни придется провести каким-нибудь грязным межевым рыцарем или разбойником, кровь вскипала в жилах. "Я все еще могу найти Вхагар." В этом мире она жива — должна быть. Оседлала ли ее Лейна Веларион? Умерла ли, как в его мире? Если да, не посягнул ли на старейшего дракона кто-то еще? И где ее искать? На Драконьем Камне? В Королевской Гавани? Одно ясно — сидя здесь ничего не добьешься. От тяжких раздумий отвлекли шумные хлопки драконьих крыльев — этот звук ни с чем не перепутаешь. Эймонд высунул голову в окно и тут же заметил пронесшегося мимо Арракса. Он был оседлан, но в седле никто не сидел. Эймонд недоуменно проследил, как Арракс летит вдоль стены замка и скрывается за углом. И чуть не подскочил, услышав: — Красивый, правда? Пониже окна из стены выступал каменный карниз — слишком узкий, чтобы зваться балконом, да еще и без ограждения, но достаточно широкий, чтобы на нем мог стоять взрослый мужчина. Если не боялся, что его сдует ветром. Карниз отвесно обрывался, и других ярусов под ним не было — только далеко внизу пенные волны разбивались о камни. Упасть с такой высоты — верная смерть. Но Стронга это не волновало — он стоял на карнизе, держась рукой за выступающий из стены камень, и широко улыбался. Эймонд прикинул, сможет ли до него дотянуться, если высунет в окно руку. Нет — для такого маневра нужна рука раза в два длиннее. Но если чем-нибудь швырнуть, бастард мог потерять равновесие... — Твой дракон-то? Не знаю, видал и покрасивее. Арракс вымахал в мощную крылатую тварь, но и близко не такую мощную, как Вхагар. Что до красоты, едва ли он мог тягаться с Солнечным Огнем — так сказал бы Эйгон или любой другой придурок, считающий, что внешний вид дракона имеет хоть какое-то значение. — Это где же? — спросил Стронг с той же широкой улыбкой. Стереть бы ее, да только чем... — Загляни на досуге в Королевскую Гавань и сам все увидишь. Стронг рассмеялся. — Думаешь, я редко там бываю? Матушка сердится, если мы с Джоффри редко ее навещаем. Значит, Рейнира живет при дворе. Неужели обошлось без распрей в королевской семье? — К тому же, — продолжил Стронг, приникнув щекой к каменной стене, — мне как раз предстоит поездка туда. Последняя, прежде чем я отправлюсь за Узкое Море. — Попутного ветра. Стронг дразнился, и лучший ответ на жалкие потуги его заинтересовать — демонстрировать безразличие. Эймонд зевнул. Стронг подался вперед, не спуская руки с каменного выступа. — Знаешь, они думают, не взять ли тебя с собой, — он заговорщически понизил голос. — Корлис и Рейнис, я имею в виду. Хотят побольше про тебя выяснить в Королевской Гавани и проверить, не узнает ли тебя кто. Да и не хотят оставлять здесь без присмотра. Сердце забилось чаще, но Эймонд не позволил возбуждению просочиться в голос: — Вы что, всем выводком туда собрались? — А то. Королева подарила Его Милости близнецов, и он устраивает турнир в честь их появления на свет. Туда кто только не съедется. Близнецов... Что-то мрачно трепыхнулось в груди при мысли об убитом сыне Хелейны. Его сестры здесь не было, но, наверное, оставался Деймон Таргариен. Где его искать? В Вестеросе или за Узким Морем? — И как Веларионы собираются объяснять при дворе, зачем удерживают в плену ни в чем не повинного человека? Стронг фыркнул. — Объяснять? Да кто станет требовать объяснений от бабки и деда королевы? Уж точно не ради простолюдина неизвестного происхождения. Стой он самую малость ближе, Эймонд смог бы дотянуться и размозжить его голову о стену. Вместо этого пришлось до боли впиться ногтями в ладони и медленно выдохнуть. "Проклятый бастард." — Кто эта королева, о которой ты говоришь? — произнес Эймонд сдавленным от гнева голосом, не позволяя себе сорваться. Стронг снова вылупился так, будто увидал живого грампкина. — Рейна Таргариен, кто же еще? Ты что, свалился с той стороны Стены? Рейна? Дочь Деймона? Та самая девчонка, из-за помолвки с которой Стронг не смог пообещать Баратеону взять в жены одну из его дочерей? — Разве она не твоя невеста? — вырвалось у Эймонда. — Кто? Рейна? — Стронг наморщил лоб. — Ты не путаешь ее с Бейлой? Она жена Джейса, не моя. Помолчав, он прибавил: — Ты странный. Не знаешь очевидного, а потом вдруг сыплешь нелепыми предположениями про меня, хотя мы никогда не встречались. Кто ты такой, Эймонд? Действительно бастард короля Визериса? Со стороны запросто могло показаться, что он чрезмерно заинтересован в Стронге. Но если на то пошло, почему тот так упорно к нему лезет? "Я попытался вспороть ему горло", — напомнил себе Эймонд. "Такое в ком угодно разожжет любопытство. И пока что это любопытство — мой единственный козырь." Он улыбнулся. — Пораспрашивай в Королевской Гавани. Может, чего и узнаешь. — Почему-то я в этом сомневаюсь, — Стронг больше не улыбался, только смотрел на Эймонда очень пристально. — Ты же понимаешь, что мне достаточно сказать Рейнис правду, и она скормит тебя своему дракону? — Думаешь, я боюсь смерти? Эймонд не бахвалился: смерть сейчас выглядела самым простым путем. Однажды он уже умер — во второй раз будет не так страшно и не так больно. — Все боятся смерти, — сказал Стронг. Ветер играл с его кудрями, солнце било в прищуренные глаза, и далеко под ногами жадно облизывались волны. — Ты поэтому забрался на этот карниз? Стронг покосился на пропасть, пролегающую в паре волосков от его сапог, и пожал плечами. — Джоффри тут все облазил и ни разу не сверзился. Я тоже не упаду. Все тот же мальчишка, уверенный в собственном бессмертии. Расскажи Эймонд о неслучившейся судьбе, научило бы его это хоть чему-то? — Корлис не особенно стремится в Королевскую Гавань, — Стронг перестал таращиться в пустоту у своих ног и поднял лицо к Эймонду. — Староват уже для путешествий. Если они с Рейнис решат, что в столице от тебя больше проблем, чем проку, он запросто может остаться здесь, и тебя оставить. Тогда ты еще не скоро выберешься на свободу. От этой мысли у Эймонда скрутило живот. — Разве похоже, что от меня будут проблемы? — Очень похоже, — ответил Стронг с уморительно серьезной гримасой. — Если хочешь убедить нас в обратном, придется это доказать. Доказывать что-то сборищу бастардов и изменников... Как низко ему еще предстоит упасть? — И каким же образом? — Отужинай с нами. Если хоть вечер сможешь продержаться, не набросившись ни на кого с ножом и не неся чепуху, порочащую мою честь, это будет уже что-то. — Чепуху, порочащую твою честь? — Эймонд чуть не рассмеялся. — Это что же? То, что ты сын Костолома? Или то, что ты меня поцеловал? Это был единственный раз, когда ему показалось, что Стронг вот-вот потеряет равновесие. Но пальцы с широкими костяшками по-прежнему крепко сжимали выступающий камень, и Стронг устоял, припав щекой к стене. Темные глаза опасно сверкнули. — Ты и впрямь хочешь провести остаток жизни в этой комнате, не так ли? — Нет, — быстро сказал Эймонд. Слишком быстро, но больно невыносимой казалась мысль о том, что заточение затянется. — Уверен? — Стронг зло улыбнулся. — Я-то могу отложить твои тайны до окончания турнира, если ты... — Нет! — рявкнул Эймонд. — Ты оглох, б- Он осекся, кипя от бессильной ярости. Ну почему из всех жителей Семи Королевств его свобода должна зависеть от прихоти мальчишки, которого он за человека-то считать не привык?! — Милорд Веларион, — холодно подсказал Стронг. — Так ты будешь называть меня и моих братьев, если не хочешь остаток жизни провести в темницах Дрифтмарка. "Я убью тебя", — подумал Эймонд, клокоча от гнева. "Плевать, что у меня нет дракона. Я вскрою тебе горло — зубами, если придется." Через силу он улыбнулся — своей самой зубастой улыбкой. — В таком случае, не затруднит ли милорда Велариона прислать мне пару ведер горячей воды? Боюсь, будет затруднительно произвести приятное впечатление на Морского Змея, когда от меня воняет, как от последнего пьяницы в Блошином Конце. — Пришлю, — пообещал Стронг. Воздух снова наполнился хлопаньем крыльев, и в поле зрения появился Арракс. Он пронесся мимо карниза, на котором стоял Стронг, заложил петлю и пролетел уже медленнее, позволив всаднику перескочить в седло. Никакие молитвы не помогли — Стронг не сверзился вниз. — Увидимся вечером, — крикнул он весело, точно и не было никакой стычки. Эймонд проводил его тяжелым взглядом, дожидаясь, когда жемчужно-серый дракон скроется за облаками. Потом отошел от окна и, не сдерживаясь, саданул кулаком по стене. Руку прошила боль, ссаженные костяшки возмущенно взвыли. Должно было отрезвить, но куда там — Эймонд только глубже погрузился в пучину слепящего гнева. "Этот проклятый щенок!" Нет, не щенок — вымахавшая безродная псина. Еще немного, и он сместит Деймона Таргариена с первой строчки в списке тех, о чьей смерти Эймонд мечтал. "Терпи", — приказал он себе. "Терпел же до тех пор, пока не получил дракона." Но быть беспомощным мальчишкой тяжело, а снова им становиться, будучи взрослым мужчиной, — и вовсе нестерпимо. Эймонд медленно выдохнул. И размеренно повторил про себя свое детское заклинание: "Они все заплатят."