Не море топит корабли

Люк хотел оседлать Арракса и снова поискать свою лодку, но утро встретило его завесой молочного тумана. Дождь закончился, однако мир за окном затянуло белым полотном — нечего и думать о полетах. Пора забыть про лодку — глупая сентиментальность. Но все-таки... Люк зевнул и поежился, когда из окна потянуло прохладой. В такую мерзкую погоду только сидеть у жаровни да пить подогретое вино со специями. Но конечно Джоффри не захочет пропускать тренировку — слишком одержим предстоящим турниром и грезами о белом плаще. Только недавно один из белых братьев пал в битве с хворью — отличный шанс для Джоффри. Вот только был бы лордом-командующим кто-то другой... Но для тренировки еще слишком рано. Люк бездумно взъерошил волосы, так же бездумно сунул руку в карман и вздрогнул, нащупав полоску ткани. Ох. А он и забыл. Вчера столько всего произошло... Люк покинул свои покои и зашагал по пустым переходам Дрифтмарка. Даже слуги еще не проснулись, что уж говорить о родичах. Но Люк не сомневался, что кое-кто все же не спит. Он остановился перед дверью и постучался — жест доброй воли. С другой стороны раздался едкий ответ: — Закрыто. Это заставило Люка улыбнуться. — А вот и не угадал, — крикнул он через дверь и сунул ключ в скважину. С мягким щелчком дверь распахнулась. Эймонд сидел у окна. Спадающие на плечи светлые волосы казались продолжением утреннего тумана снаружи. Пустая глазница слепо таращилась на вошедшего, будто могла что-то разглядеть. Люк навидался одноглазых людей — и в повязках, и без, — но почему-то от вида пустой глазницы Эймонда желудок каждый раз неуютно сжимался. — Неужели не спится, в этих-то роскошных покоях? Эймонд посмотрел на него с жалостью. — Кто-то должен сказать, что ты и в половину не такой забавный, каким себя считаешь, — протянул он задумчиво. Ауч. — Ничего я не считаю, — Люк был в шаге от того, чтобы надуться, как ребенок. — Уверен, с твоим характером у тебя уйма друзей. Не похоже, что его слова задели Эймонда, но линия челюсти у того сделалась жестче. Люк раз за разом позволял втянуть себя в бессмысленную перепалку — ну зачем? — Я не ссориться пришел, — быстро сказал он. — Просто... — Просто решил ворваться к своему пленнику-гостю среди ночи, чтобы удостовериться, не удалось ли ему заснуть на каменном полу в выстуженной комнате? Ваша доброта сбивает меня с толку, милорд. Вот зачем он так все выворачивает? Для начала, уже совсем не ночь. И вообще, в его распоряжении целое одеяло — много ли пленников могли похвастаться такой роскошью? Люк беспомощно покачал головой. — Да нет же! Я просто почувствовал, что ты не спишь, вот и решил заглянуть. — Почувствовал? — на треугольном лице прорезалась тонкая усмешка. — Я что же, твой дракон, чтобы ты чувствовал, чем я занимаюсь? И как ему объяснить, что такое наитие? — Ты зовешь себя драконом, — заметил Люк. — Или по крайней мере его сыном. — Это другое, — отмахнулся Эймонд. — С какой радости ты подорвался в такую рань? Разве детишкам принцесс не полагается дрыхнуть до обеда? В его словах Люку послышалась фальшь. Как будто Эймонд только изображал презрение к высокородным, как подобает кому-то, кто всего добился сам. Вот только Люк не верил в его низкое происхождение. Если он и бастард, то воспитывался в доме какого-нибудь лорда, иначе не объяснишь властные манеры. Но мысль, что он посчитал Люка избалованным недорослем, жалила не меньше, чем кличка "бастард". Люк в несколько шагов пересек комнату и протянул вперед раскрытую ладонь. — Видишь что-нибудь? Эймонд вскинул брови. — Твою пустую руку. А что я должен видеть? — Потрогай, — предложил Люк нетерпеливо. Эймонд тонко присвистнул. В глазу светилась неприкрытая насмешка. — Что за странные игры? Нахватался от Лейнора Велариона? Если бы Люк не был так сосредоточен на том, чтобы добиться своего, то непременно бы его ударил. Какую же злую шутку сыграли боги, одарив человека такой внешностью, но уравновесив таким паршивым характером... — Просто делай что я говорю. Ухмылка Эймонда стала шире. — Вы злоупотребляете своим положением, милорд, — промурлыкал он, страшно похожий на смертоносного горного кота, ступающего на мягких лапах и готового в любой момент вгрызться в горло. И небрежно устроил ладонь на ладони Люка. На миг Люк забыл, зачем все это затеял. Ах да. Хотел, чтобы Эймонд почувствовал твердые наросты мозолей, оставленные веслами и корабельными канатами, не сходящие с рук долгие годы. И выпуклость белесого шрама, идущего от основания большого пальца к запястью, где он еще мальчишкой неосторожно поранился ножом, свежуя рыбу. И то, как задубела кожа от постоянных ветров, солнца и соли. Но все эти мысли улетучились, осталось только легкое прикосновение, едва ощутимая тяжесть, и — насмешливо поблескивающий пурпурный глаз. — Ну? — спросил Эймонд. — Я должен что-то почувствовать? "Дурень", — подумал Люк. "Ну я и дурень." Если кто что и почувствовал, так это он. — Похоже... — Люк запнулся. Сглотнул. — Похоже на ладонь избалованного принца? Ладонь Эймонда плотнее прижалась к его. Она была уже, но такая же мозолистая, намекая на долгие часы усердной работы. Весла? Меч? — А моя? — спросил Эймонд с непонятной насмешкой. — Если бы принцев определяли по ладоням, на Железном Троне сидел бы какой-нибудь благоухающий евнух, владеющий борделем. У дедушки были мягкие руки, — вдруг вспомнил Люк. Мягкие руки, мягкий живот, мягкий голос. Может, поэтому все и твердили, что он никудышный король? Эйгон Завоеватель точно был не таким. Или Мейгор Жестокий. Или Старый Король, когда еще не был старым. Люк снова посмотрел на Эймонда. Вот кто похож на таргариенского короля из легенд. Даже больше, чем король Бейлон, которому смех и шутки давались так же легко, как его отцу, но не хватало яростного пламени, пылавшего в Рейнире или Деймоне. Если бы только не эта пустая глазница... Прикосновение тепло покалывало. Когда Эймонд отвел руку это было все равно что оставить прогретую комнату и выйти под дождь в конце осени. Люк неловко сжал воздух. Потом спохватился. — У меня есть кое-что для тебя. Эймонд откинул голову назад. — Опять что-то потрогать? "Однажды твое лицо потрогает мой кулак", — подумал Люк с усталой досадой. "Такими темпами это только вопрос времени." Вслух он сказал: — Нет. И вытащил из кармана повязку. Он разжился ей вчера, когда поутру навещал команду, с которой предстояло отправиться за Узкое Море, но из-за вечерней суматохи совсем забыл отдать. — Это тебе, — сказал он. И, не дожидаясь разрешения, потянулся вперед и нацепил повязку на Эймонда. Тот не шелохнулся — застыл, как ледяное изваяние, пока пальцы Люка неуклюже затягивали узел. И куда подевалась привычная ловкость? — Ну вот, — пробормотал Люк, когда черная ткань заслонила зияющую глазницу. — Теперь хоть не будешь пугать детей. Лицо Эймонда снова стало каменной маской. — Детей нужно пугать, — сказал он без выражения. — Иначе они вырастут непугаными балбесами. И их прихлопнет кто-нибудь посильнее. Люк только покачал головой. Из какого же мира он пришел? В стране столько лет царят спокойствие и благоденствие, так откуда весь этот яд, вся эта застарелая боль и ярость? — Дети вырастут во взрослых, только и всего, — сказал Люк. — И пуганые, и непуганые. Кто-то счастливее, кто-то несчастнее. Но в Семи Королевствах никого не убивают просто так. До тех пор, пока царит мир. — До тех пор, пока царит мир, — согласился Эймонд. Почему-то от его ответа у Люка по спине пробежали мурашки. — Так что же, ты подскочил на рассвете, чтобы подарить мне повязку? Сбитый резкой переменой темы, Люк отступил на шаг. — Нет. Я шел тренироваться с Джоффри. Не все же ему колотить соломенных чучел. Эймонд с сомнением оглядел его с ног до головы. — Пока сам не увижу, в жизни не поверю, что ты сам далеко ушел от соломенного чучела. Мгновение Люк смотрел на него ошарашенно — все никак не мог привыкнуть к такому вопиющему высокомерию. Потом ему стало смешно. — Если хотел посмотреть, как мы тренируемся, мог бы просто попросить, — фыркнул Люк. — Пойдем. Джоффри, наверное, уже ждет.