Не море топит корабли

Эймонд шел, озираясь по сторонам — плевать, что подумают. Вдруг глаз выцепит в толпе моряков знакомое лицо? Людям из его прошлой жизни нечего делать в Спайстауне, но если вдруг их закинуло сюда по нелепой причуде судьбы, он не хотел их пропустить. Чайки разорались пуще прежнего. Разогнавшее туман солнце яркими бликами прыгало по волнам — от них у Эймонда начала болеть голова. Ноздри забил запах соли, тины и мокрого дерева. Вдалеке призывно раззявил двери трактир. Возле трактира крутилась девица в вызывающе ярком наряде. Заметив взгляд Эймонда, она улыбнулась. У нее были темные волосы и темные глаза, совсем как у Алис. Как странно — с тех пор, как его сюда забросило, Эймонд о ней и не вспоминал. Там, где в груди бушевало пламя желания и жажды, осталось серое пепелище. "Вхагар была моим сердцем", — подумал Эймонд. Нет дракона — нет и огня. Но ведь она живет где-то здесь, его Алис. В Харренхолле — где еще? Он мог снова ее найти, это куда проще, чем завладеть драконом. Набиться в гарнизон Харренхолла или, по обычаю северных варваров, похитить то, что уже когда-то ему принадлежало. Эймонд представил, как прохладные бледные руки обхватывают его лицо, как Алис оставляет на его губах поцелуй, зыбкий будто лунный свет. Как она шепчет: "мой принц". Он ничего не почувствовал. Грудь не скрутило, как при мысли о Вхагар. "Забудь. Ты здесь не за этим." А зачем? Люцерис, заметив, куда он смотрит, вскинул брови. — Ты что, правда собрался?.. Эймонд глянул на него так свирепо, что он осекся на полуслове. — Можно подумать, ты от меня хоть на минуту отлипнешь. — Ну... — Люцерис пожал плечами. — Я только делаю то, что должен. В нашем случае — не спускаю с тебя глаз. "Я могу вырезать твой глаз и носить его в кармане. Может, так нам обоим станет легче?" Вместо этого Эймонд сказал: — Интересные у тебя наклонности. Веларионская кровь говорит? Темные глаза стали еще темнее, губы поджались. — Завязывай, — сказал Люцерис. Эймонд улыбнулся. По кусочку он сдирал скорлупу меланхолии, которой Стронг оброс после тренировки. Как ни привлекательна была мысль устроить на причале потасовку, о которой будет судачить весь Спайстаун, нужно действовать осторожнее. Он уже нащупал слабые точки, теперь дело за малым — улучить правильный момент и устроить пир из чужой беспомощной злобы. Еще на подходе к кораблям Веларионов Эймонд догадался, к какому из них они держат путь. У его трапа активнее всего сновали нагруженные ящиками матросы, но дело было не в этом. У Веларинов, насколько мог судить не много понимающий в судоходстве Эймонд, все корабли были ладные, но этот — выделялся среди прочих, как свирепый породистый жеребец среди кляч. И носовая фигура... Скульптора следовало осыпать золотыми монетами — каждый вырезанный изгиб, каждая маленькая деталь дышала жизнью. На мгновение Эймонд поверил, будто перед ним настоящий дракон. Он обогнал Люцериса и приблизился к носу корабля, насколько позволял причал. Подался вперед и протянул руку, рискуя свалиться в жадно плещущиеся у ног зеленые волны, в бесплодной попытке дотянуться до фигуры, прочертить пальцами деревянные чешуйки. Но дракон был слишком далеко. Кто-то рядом засмеялся. Спросил: — Нравится? Эймонд резко обернулся. Вновь заныла рука, просясь метнуться к мечу, которого на поясе не было. Рядом с ним стоял незнакомый парень в распахнутой на груди рубахе и широких штанах, подвязанных у колен. На загорелом лице играла задорная улыбка, фиолетовые глаза — чуть прищурены. Шаловливый порыв ветра встрепал серебристые волосы, собранные в короткий хвост. "Еще один Таргариен, которого я не знаю?" Прикид больно простецкий... К ним подоспел Люцерис, и улыбка моряка стала шире. — Эгей, какие люди! Что это за господин, которого ты с собой привел, Люк? Мой потерянный брат? Люцерис фыркнул: — Поверь, такой брат тебе не нужен. Это Эймонд, он... наш гость, — он повернулся к Эймонду. — А это парень, который головой отвечает за то, чтобы "Морской Дракон" был готов к отплытию в срок, Алин из Халла. Или ты уже начал звать себя Алин из Спайстауна? — Вот еще! — возмутился Алин. — Мне нравится мой родной город, большое спасибо. Халл... В голове щелкнуло. Оттуда был бастард, оседлавший Морского Дыма, когда Рейнира решила, что замечательной идеей будет раздать драконов кому попало. Только звали его по-другому — брат, наверное. Непохоже, что в этой жизни веларионским щенкам светили драконы или отцовская фамилия, но как легко этот бастард держался со своим якобы законнорожденным кузеном... — Ну, гость так гость. Хочешь глянуть, как набиваются трюмы? — Еще бы. В жизни ничего увлекательнее не видел, — Люк рассмеялся и взбежал по трапу, топоча сапогами по деревянной доске. — Эймонд, ты идешь? "И что же ты сделаешь, если я скажу, что остаюсь?" Он нехотя потащился следом. От Эймонда не укрылись перемены, произошедшие в Люцерисе, стоило им ступить на палубу корабля. Он похлопал мачту, как старого друга, и окинул взглядом снующих матросов, будто король, обозревающий свое царство. Плечи его расправились, глаза засияли. Казалось, он даже задышал свободнее. Эймонд от вида этого преображения только скривился. Алин занял внимание Люцериса деловой болтовней, пока тот проводил инспекцию корабля. Эймонд шел за ними и мрачно оглядывался по сторонам, готовый огрызнуться на любого, кто к нему полезет. Но никто не лез — все были заняты своими делами, отвлекаясь только, чтобы поздороваться или уступить дорогу внуку Морского Змея. Сам Люцерис так увлекся беседой, что и думать о нем забыл. Не откажись Эймонд от мысли о побеге, лучшего случая и не придумаешь. Но он уже уверился, что кратчайший путь в Королевскую Гавань лежит через Веларионов. Да и порт Спайстауна — паршивое место, чтобы укрываться от гнева Морского Змея. На нижних отсеках корабля Эймонду не нравилось. Он чувствовал, как черная вода обступила его по бокам и снизу, и все, что стоит между ним и ее жадными объятиями, — несколько слоев древесины. Место дракона — в небе. Будь Люцерис настоящим Таргариеном, он бы это понимал. Вместо этого он шастал по сумрачным деревянным переходам, балансируя на качающемся полу, хлопал матросов по спине и перемигивался с другим бастардом — ну не жалкое ли зрелище? Когда они вернулись под открытое небо, Эймонда захлестнуло облегчение. Он надеялся, что визит на корабль окончен, но не тут-то было. Люцерис и Алин остановились у мачты и зашептались о чем-то, сблизив головы. Эймонд встал поодаль, избегая смотреть в их сторону, и вместо этого уставился в воду. Зеленые волны облизывали деревянный борт и шептались о чем-то, совсем как те двое. Эймонд не знал их языка, но чувствовал, что говорят о нем. Потом море заговорило с ним. Вода звала его, как тогда, когда он с головокружительной скоростью несся навстречу Божьему Оку. "Иди к нам", — звали волны. "Мы тебя утешим. Мы тебя приласкаем. Ты больше не будешь один, бедный сгоревший принц." Соль пропитала язык, вязко и горячо потекла по стенке горла. Драконьи крылья хлопали, как паруса на ветру. Эймонд вцепился в деревянный борт, засаживая в кожу занозы, стиснул зубы, борясь с подступившей к горлу желчью. Попытался разглядеть свое отражение в беспокойной воде, но вместо этого увидел Деймона с оскалом старого волка и припорошенными пеплом глазами. "Иди к нам", — звали волны. "Иди к нам. Иди к нам. Иди к нам. Иди..." — Эймонд? — голос прозвучал над самым его ухом и в то же время — где-то далеко. — Тебе нехорошо? Эймонд обнаружил, что перегнулся через борт — со стороны могло показаться, что он собирается опустошить взволнованный желудок в не менее взволнованное море. Может, это помогло бы? — Эймонд! — кто-то потряс его за плечо. Эймонд помотал головой. Обернулся. Над ним склонился встревоженный Люцерис. — Отцепись, — прошипел Эймонд, но голос прозвучал слабо, надломленно. Эймонд заставил себя выпрямиться, заставил себя дернуть плечом, сбрасывая чужую руку. Он выплюнул: — Со мной все в порядке. — Не держи в себе, — посоветовал подошедший Алин. — На корабле с непривычки у многих подводит желудок. "Что мне твой дурацкий корабль? Я летал на настоящем драконе." Люцерис не сводил с него серьезного взгляда — о чем-то размышлял. Уж не о своей ли гипотезе про кораблекрушение? — Ты точно в порядке? Мы можем отвести тебя к... — Обойдусь. — Ты чего, Люк? — удивился Алин. — Вроде не первый раз видишь, как кому-то плохеет на палубе. — Я просто... — Люцерис замялся. — Вдруг это не морская болезнь? Может, я слишком сильно растряс ему кости, когда мы тренировались с мечами с утра. — Своими хлипкими ударами-то? — Эймонд хохотнул, чувствуя на языке привкус желчи. — Мечтай. Он покривил душой — удары у Стронга были такие мощные, что от одного воспоминания снова заныли руки. Мастером клинка его не назовешь, но грубой силы хоть отбавляй. На его месте Эймонд бы плюнул на мечи и взялся за молот. Люцерис вздохнул. — Как хочешь. Если свалишься за борт, я не виноват. — Не надейся. Алин поглядел на них с любопытством. — Вы двое всегда так хорошо ладите? У Эймонда дернулся угол рта. Что этот бастард о себе думает, разговаривая в таком тоне? — Не переживай, мы отлично ладим, — заверил Люцерис и глазом не моргнув. — Смотрите, солнце уже опускается. Пойдешь с нами искать Джоффри, Алин? Алин помотал головой. — Должны притащить еще порцию специй, надо проследить, чтобы все правильно разложили. — Ну ладно, — Люцерис выглядел разочарованным. Алин ткнул его локтем. — Чего хмуришься? Ты вон уже нашел себе нового лучшего друга. Эймонду даже не пришлось возражать — Люцерис справился без него: — Не говори ерунды. Получается, до моего возвращения из Королевской Гавани? — Точно. Жду не дождусь. Уже целую вечность стоим на якоре. Ну конечно, еще и обнимаются на прощание. Ничем не лучше Эйгона — тот, пьянствуя в Блошинном Конце, тоже готов был брататься со всяким низкородным отребьем. Эймонд презрительно скривил губы и сбежал по трапу. Обернулся. Люцерис уже следовал за ним, Алин — остался на корабле. — Тебе понравился "Морской Дракон", верно? — спросил Люцерис, только ступив на твердую землю. — С чего ты взял? — огрызнулся Эймонд. Но тот только рассмеялся. Как легко ему дался этот смех — в Высоком Приливе Люцерис вел себя совсем по-другому. Эймонд обернулся на корабль. Алин все еще наблюдал за ними, навалившись локтями на борт. Эймонд поймал его взгляд — долгий и задумчивый. В фиолетовых глаза плескалось какое-то странное понимание, тотчас взбесившее Эймонда. О чем он там думал, этот дурак? Плевать. Пусть воображает что хочет. Эймонд надеялся, что после отплытия в Королевскую Гавань уже никогда не вернется в Спайстаун.