Two lost souls.

Фигура, в мальчишеской нерешительности стоящая у двери, удивила мигом очнувшегося элементаля. Только по слухам и образу в голове он мог предположить, кто посетил его заведение. Неуверенность сковала его на секунды, связала веревками запястья, заставив замереть, выдавая весь свой шок. Но время в пабе вновь пошло своим ходом, когда поздний гость неспешно приблизился к стойке. Иллюзия скованности пропала, стоило вернуться к своим обязанностям. С каждым шагом Док все меньше жалел о том, что пришел сюда. Приятный приглушенный свет и мягкие тона окружения пленили его, и он ненадолго забыл о причинах и поедающих изнутри демонах. Никогда ему не приходилось здесь быть, отчего глаза жадно изучали помещение. Местами скрипящий пол, потертые стены, столы и стулья, недавно оставленные визитёрами до следующего дня. Все эти вещи были такими простыми и обычными, но создавали атмосферу уюта. Особенно сейчас, когда тут так тихо и даже ласковый скрип будет хорошо слышимым. Это немного расслабляло. Но осмотр длился недолго. Стоило подойти к главной точке, где разворачивались все скандалы и рыдали бесчисленные души, - барной стойке, как очи невольно прищурились, а в лицо ударил довольно яркий свет. Он исходил от самого бармена, но лучи эти не были враждебными, с целью нанести урон. Это ласковое тепло наоборот успокаивало и убаюкивало, стоило едва к нему привыкнуть. Будто стало еще уютнее.
Вздрогнул скелет, когда внимание огненного переключилось с усердно вычищаемого стакана на него. Настолько оказался приласкан теплотой, что забыл хотя бы присесть. А может, могло показаться, что он откровенно пялится на того, будто желая сожрать одними глазами? Как неловко, однако.
 — Извини, — пару мгновений спустя сказал ученый виновато, приземляясь на сидение. Ответом было кроткое удивление, а после бармен покачал головой, мол, «ничего страшного». Это позволило выдохнуть свободно, хоть собеседник не сказал ни слова. Оперевшись руками о стойку, Доктор глянул на своего немногословного обслуживателя, который своим наклоном головы ненавязчиво спрашивал «подсказать ли вам что-нибудь?», и задумался сам. Выпить нужно заказать, иначе тяжкие раздумья снова начнут свои невеселые игры на нервах и психике. — Портвейна, пожалуйста, — надумав, наконец, попросил ученый. 
Дважды просить Гриллби не пришлось - меньше чем через минуту в белых фалангах пальцев покачивался стеклянный фужер. Поверхность его отражала и свет, исходящий от огненного - золотистый, яркий, будто перья жар-птицы. На вкус заказ ощутился терпким и несколько сладким. Сливочные, кое-где медовые оттенки. Тепло обожгло горло и быстро наполнило грудь, встряхивая и бодря. Недурно. После первого бокала недолго было и до второго. Вкус становился привычней и отходил на второй план, - на первый вылезала вся гадость и дрянь, что в последнее время заполняла черепную коробку. Будто десятки, сотни ленточных червей проникли в душу, мозг и разрывали их изнутри. Каждый был уникален в своей уродливости. Какие только твари в голове не роились - и перечеркнутые красным лица умерших (давних знакомых, бывших друзей), и последние секунды перед своей собственной смертью, и свои собственные дети, не считающие зачастую его отцом даже. Хотя, вероятно, он и не совсем им является? Док жалел, ненавидел и страдал от того, что находит в себе силы любить, а потом становиться более несчастным от этого. Эта вечная карусель до ужаса его утомила. Постоянно вращаться на ней было выше его выпитых давно сил. Но и остановить ее он не мог, - разогналась больно сильно, и если постарается, в обязательном порядке расшибется.
 — Ещё, умоляю, налей ещё. — попросил ученый бессознательно, ничего и никого перед собой не видя. Даже свечение элементаля поблекло для него. Тьма обволакивала со всех сторон и готова была уже накинуться, чтобы сожрать, - и Доктор не в силах был противиться. Он был бы даже не против, не оставь она от него и кусочка, чем переносить и думать обо всём этом. Ещё раз, ещё раз, и ещё раз. Как бы хозяин заведения свою работу не лелеял, смотреть на внутренние терзания сидящего перед ним он был не в состоянии. Как и не в состоянии выполнить просьбу. Совесть не позволяла налить еще бардового напитка. В данном случае алкоголь не сделает лучше - обратно, он убьёт окончательно, вытряхнет все силенки из скелета, распотрошит его, как плюшевую игрушку, и оставит умирать. Здесь он явно не выступал в роли опоры или обманчивого товарища, которого несчастный так упорно искал. Но и сам бармен тоже.
 Он не мог вот так вот просто влезть в чужие дела, проникнуть в мысли и потаенные уголки души. Они не друзья, даже не знакомые, - их взаимоотношения всё ещё на уровне «посетитель - бармен». Почти со всеми у последнего они такими были и будут. Если вдруг кто-то хотел поднять общение с ним на уровень повыше, значимей, то это определенно была не сторона Гриллби, да и делали это под воздействием спиртного, изливая всю тяжесть на душе ему. По итогу огненный находился в затруднительной ситуации. Доктор недостаточно выпил, чтобы начать говорить самостоятельно, но наливать ему боле и нельзя. Граница между ним и всепоглощающей тьмой сотрется, и он станет с ней единым целым - захлебнется, утонет, сгинет. Поддержать его словом самому не было вариантом - он не мастер давать советы. Только слушать. Это вовсе почти единственное, что он умел в непревзойденном совершенстве. Однако он не мог спорить - случай тяжелый. Посетитель едва держится, чтобы не сорваться, контроль над чувствами бледнел и готов был вскоре исчезнуть, как дым. Тут нельзя не сделать исключение, хотя бы крохотное. 
— Извините, — как можно мягче и спокойней начал Гриллби, разжав пальцы, держащие бутыль с портвейном, твердо ставя его на дерево. — я не могу налить Вам больше. Не потому, что мне жаль алкоголя, - просто нельзя. Это Вас погубит. Тёплая ладонь бережно коснулась плеча, что покрылось едва заметной рябью. Чего-чего, а дать этой несчастной душе выговориться нужно. Она ведь за этим сюда пришла, как и многие другие, правильно? Доктор был разочарован, даже несколько зол. От негодования он готов был разбить хрупкий сосуд в руке и рявкнуть что-нибудь обидное, но это лишь момент. На отшибе сознания он-то понимал, что бармен прав, как бы того ни хотелось. 
Но огорчение сменилось вопрошением, неким непониманием. То ли он так сильно давит на жалость, то ли сам собеседник хотел его своеобразно поддержать - неясно. Уставшие глаза сказали всё за него самого. «Почему? Почему ты со мной разговариваешь? Почему жалеешь?» — спрашивали они, принадлежа монстру, изредка знающему жалость. Его не волновало, что его трогают, лишь эти вопросы копошились в голове, стараясь хоть как-то отвлечься от бьющихся в конвульсиях других мыслей, ужасных и дурных. Касание даже было приятно ему, ведь безвредное тепло снова добралось до него, ещё и так близко. Как много тонких ленточек, проникающих под ткань халата и доставляющих успокоение, в какой-то мере даже удовольствие. Это определенно лучше алкоголя, которым он пытался приглушить внутренние голоса. Просто… просто таких моментов было определенно меньше всего того яда, что отравлял его, быть может в этом причина такой реакции? — Я не могу дать Вам подходящего совета, но я могу послушать. — честно сознался огонёк, выкладывая оставшиеся карты. Он готов был ожидать любого исхода - от слёз до рукоприкладства. Приготовился даже к тому, чтобы при любой просьбе или желании клиента сломать кисть одёрнуть руку. За годы работы к этому нельзя не привыкнуть, ожидать можно всего. «Что же он скажет в итоге? Прильнет или одернет руку?» — панически думал элементаль, когда пауза затянулась. Выставил все напоказ, мол «смотрите, сколько угодно» - что же он получит из этого? Выгоду или скандал? 
 Честно, вопросы роились в голове как рой шумных пчёл. Но никто не ответит.