Волчья пасть

      Артур вернулся только через час.              За это время Лиля успела десять минут проваляться на постели в позе эмбриона, в одной лишь юбке даже без трусов, а так же осознать всё, пореветь в подушку и принять душ. Ей казалось, что внизу всё было склизким и липким после прикосновений Кристины, и она старательно тёрла кожу между бёдер мочалкой и с остервенением и отвращением отмывала всё там. Она набирала воду в ладони и собирала во рту, ополаскивая тот, вытирая язык с силой и повторяя всё заново.              Кристина взаправду была опытна: все её движения вызывали сладкую дрожь, каждый поцелуй заставлял таять, она знала, где и с какой силой ласкать, поэтому технически всё было отлично. Физически Лиля получала удовольствие. То, что роилось в её голове и оседало гнетущей пустотой в груди, было уже другим разговором. Недостойным внимания, а потому Лиля его игнорировала и глушила в себе обиду, пока Кристина была рядом, потому что та старалась сделать ей приятно и не хотела бы наблюдать очередную истерику.              — Иди сюда, — позвала она Лилю, совершенно внезапно, после всего, когда тысячи фосфенов взорвались у Лили под плотно закрытыми веками, бёдра мелко дрожали, а мурашки пробежались табуном по телу. Лиля заставила себя приподняться, и низ живота сладко потянуло. Кристина наклонилась, нежно обняв её лицо ладонями, и крепко, но коротко поцеловала, — Понравилось? — прошептала она в самые губы, заглядывая в глаза, и едва Лиля кивнула, она вновь прильнула к её губам своими. Поцелуи Лиле нравились, пусть иногда Кристина была слишком напориста, Лиле нравился именно этот момент перед поцелуем, когда та смотрела на неё, гладила её по волосам и медленно приближалась. Это было волшебно. Заставляло её нутро трепетать. — Теперь ты давай спускайся, Ляль.              Лилины руки задрожали, и она раскрыла глупо рот, собравшись ответить, но не придумав, что. Кристина же смотрела на неё воодушевлённо, жарко, и было как-то… странно отказывать ей в ответной услуге. Эгоистично.              — Я не умею, — призналась Лиля смущённо, — ничего, ну, совсем.              — Я знаю, — кивнула та, улыбнувшись, — Я тебя научу. — пообещала. И сдержала обещание.              Лиля зажмурилась, вспомнив. Она снова прополоскала рот, привалившись лбом к блеклому бортику ванной, и поджала плаксиво губы. Вдох, выдох, ещё пару раз, сосредоточенно и считая секунды — всё было нормально. Когда-нибудь это бы случилось, а так, это хотя бы было с кем-то, кто Лилю любил. И кого любила она.              Лиля трижды промыла язык, но всё ещё могла ощущать на том солоноватый привкус, и перед глазами стояла та неприглядная картина: Кристина на краю кровати, толкающая её, стоящую на четвереньках, ближе за волосы. На четвереньках, как сказала Кристина, будет удобнее опускаться.              Это было мокро, горячо и страшно — страшно сделать что-то не то, страшно не удовлетворить и страшно застрять вот так, между чужих ног, на долгие часы, а может навечно, остаться там похороненной и всеми забытой.              Было ли плохо мечтать о том, чтобы Артур вернулся и прекратил это в ближайшую секунду? Чтобы он зазвенел ключами в коридоре, зашаркал по полу и громко позвал Лилю помочь с покупками, и Кристина бы её отпустила. У Кристины бы не осталось выбора, и Лиля бы избежала нежеланной близости. Если бы только всё совпало так.              В любом случае, Артур вернулся тогда, когда вернулся, а Кристина успела уйти и не столкнуться с ним, напоследок поцеловав её в макушку. Очень невинно.              — Чё, Крис тебе внатуре крысу подогнала?              Лиля закуталась в махровый халат плотнее, подняв Рафа на руки, и промолчала, покрывшись колючками, сведя хмуро брови к переносице. Артур был невыносимым придурком иногда. Они увиделись-то сегодня впервые после того, как он убежал бухать к Людке, и это было единственным, что он додумался сказать.              — Я это, — расценил верно её молчание Артур, — у подруги ночевал, сама понимаешь. Мужские дела.              — Мне всё равно, — буркнула Лиля.              — Да я знаю, — кивнул он, — Ты чё, ела уже?              — Вчера или сегодня? — съязвила Лиля, поглаживая котёнка и даже не глядя на брата, — Или все два дня, которых тебя не было?              — Я на работу погнал с утра, чё ты сразу? — возмутился Артур, — Ты писала, я же ответил тебе, не сдох. Чё?              — Ничё. — ощетинилась Лиля, повысив тон. Лишь бы Артур поскорее отстал и свалил куда-то, может, снова пить и трахаться. Лишь бы не стоял над душой и не давил на её расшатанные нервы сильнее.              Артур посмотрел на неё, вздохнул, стукнув крепко по косяку двери, и повернулся было, чтобы выйти, когда остановился.              — А веник откуда?              Лиля поёжилась, повела нервно плечами, не отводя взора от Рафа, который успокаивал её одним своим видом. И что ей сказать? Девочки же не дарят друг другу цветы, это было бы странно со стороны Кристины.              — Ухажёр появился? — поинтересовался спокойно Артур, будто ему правда не было наплевать. Он не знал о ней ни черта: ни её интересов, ни хобби, ни оценок в школе, они словно были просто соседями. Какого хрена ему было бы интересно знать, ухаживает ли за ней кто-то?              Лиля поморщилась:              — Выйди нахуй из моей комнаты.              — Дура ты, — заключил тот с излюбленным выражением лица: разочарованным, снисходительным, родительским, якобы говоря, что понимает её и не обижается, но расстроен её поведением. — Обидят если, ты мне сразу говори. Лады?              Чтобы что? В теории, если бы Лилю действительно кто-то обидел, что сделал бы Артур? Он бы напал на обидчика и заработал себе срок, отъехав на зону, а Лиля бы осталась сиротой даже без опекуна. Никому от её жалоб лучше не становилось никогда, вот и в этот раз, Артур избил Рената и пропал, заставив Лилю морочить себе голову и оставив её наедине с пьяной Кристиной.              — Лады.              — Я там это, взял всё, — добавил Артур, почесав затылок, — и игрушки-хуюшки всякие тоже, ноготочку, что ли? В магазе пропихнули мне, мол котята любят эту шнягу, я подумал, ты захочешь чтобы ему тоже весело было. Ну, он кент же твой теперь. Назвала как?              — Раф, — буркнула, оттаяв слегка, Лиля. Артур купил всё же когтеточку? И даже игрушки? Она почесала Рафу ушко подушечкой пальца, сдерживая довольную улыбку. Подумаешь, потратился, тоже мне. Просто откупался за то, что кинул её одну почти на двое суток.              — Как черепашка, что ли? — хохотнул вдруг Артур, прищурившись от смеха.              Уголки губ поползли невольно вверх. Горло охватила щекотка, и она хихикнула.              — Ага. — кивнула глупо Лиля.              — Не знал, что ты животных любишь. — так же дружелюбно сказал он, и всё бы хорошо, им только что было так забавно, но Лилю это больновато кольнуло изнутри — ну, откуда бы ему знать? Он никогда не спрашивал. Он работал и гулял, приходил только ночевать, а разговоры откровенные у них были только по пьяни. Артур даже не пытался сближаться.              — Ты много чё не знаешь.              — Это да, — проговорил тихо тот, стоя в неловкой тишине. Затем, Артур наконец сдвинулся с места, пошагав на выход, — Чё купил глянь хоть.              — Хорошо.              Наверное, и её вина была в том, что они не были близки, но и решать эту проблему самой ей не представлялось возможным. Это будто было родовым проклятием — бездействовать до тех пор, пока не станет совсем поздно. Так было между мамой и папой, родителями и ними, и между Лилей с Артуром всё было и будет так же. Потому что никто не знал, как починить то, что было сломлено изначально. Словно их дом был построен на неправильном кривом фундаменте, на гнилой проклятой почве, и чьими-то чужими, нет, вражескими руками.              Так шли дни. Артур отвозил её в школу, где никто с ней не общался, а стрёмный препод заострял на ней всё внимание, и приходилось просто терпеть. Рафика Лиля оставляла у пожилой соседки, тёти Клавы, потому что за тем нужен был уход, а тётя Клава, живущая в квартире напротив, помогала им ещё когда Лиля под стол пешком ходила. С ней Рафик был в безопасности, она была миниатюрной доброй старушкой, у которой старший сын какое-то время, оказалось, отбирал всю пенсию. Артур, как услышал об этом, так же кулаками решил проблему и пресёк дело на корню, но Лиля, целую ночь не спавшая из-за их диких разборок и животного страха перед худшим исходом, не была горда. Её злила эта агрессия, её это пугало, отвращало, и осознание того, что её родной брат ничем не отличался от других алкашей с района, удручало.              Кристина её злила, пугала, отвращала тоже, но лишь в редкие моменты. Большую часть времени в Лиле пышной душистой сиренью цвела любовь. Хотелось верить, что в Кристине что-то переменится, что-то выправится и станет таким, как надо, чтобы они могли быть вместе счастливы. Потому что Лиле хотелось почти что до безумия, по-детски капризно, чтобы Кристина была тем самым человеком для неё. Несмотря на их различия и то, что Кристина вовсе не подходила ей, Лиля не видела рядом с собой никого другого.              На протяжении трёх дней они не виделись, и Лиля не знала причин, но и навязываться не хотела. Кристина ей не писала, но записывала сторис с работы и гулянок, выкладывала фотографии, преимущественно с подругами в обнимку. А может, и не подругами, и от этой мысли неприятно щемило сердце и слезы порывались побежать по щекам. Почему всё должно было быть так? Сделала ли Лиля что-то не то? Была ли она слишком проблемной и сложной, было ли отталкивающим её поведение в их первый раз? И ведь предъявить было нечего. Они не встречались, нечего ожидать чего-то особенного.              От: Кристина, 21:09       Че самая красивая девочка в мире делает? ;)              Лиля с трудом оторвалась от учебника, записывая сосредоточенно конспект про завершение холодной войны. Отложив ручку в сторону и выдохнув, она заметила, как на самом деле устала и, протерев глаза, взяла со стола телефон, разблокировав тот. Лицо непроизвольно вытянулось, и она замерла, не веря увиденному, но, собравшись, попыталась вести себя круто. Непринуждённо.              От: Вы, 21:10       Историю учит              От: Кристина, 21:10       А ты откуда знаешь?              Чего? Лиля нахмурилась. До неё туго доходило прочитанное, но как только она поняла смысл чужой шутки, ей стало ещё обидней, чем за все дни неконтакта до этого. Зачем Кристина вообще ей писала что-то? Гуляла бы дальше. Лиля ведь, очевидно, не была достаточно хороша.              От: Вы, 21:11       Несмешно              Она убрала было телефон, но Кристина ответила практически сразу.              От: Кристина, 21:11       Не обижайся, знаешь чё с обиженными делают?              И это было так тупо. Кристина вообще не понимала, как задевала её, как неприятно сказалось её внезапное исчезновение и такое неприглядное появление. При этом, она не переставала писать, опять и опять, вынуждая устройство на столе вибрировать и раздражать Лилю этим мешающим шумом.              От: Кристина, 21:12       Бля ты чё реально обиделась?              От: Кристина, 21:15       Обиженных ебут ляль       Хорош уже хуйней страдать              От: Кристина, 21:17       Чё молчим              От: Кристина, 21:25       Не скучала походу       Я скучала              От: Кристина, 21:32       Блять ты чё как маленькая?       Я же приеду ща       Будем по-другому разговаривать       Чё ты исполняешь из-за одной шутки как истеричка?       Ты чё спецом бесишь меня?              Лиля прочитала это всё, только дописав конспект и закончив с уроками окончательно, и чем дальше она читала, тем бледнее становилась. Казалось, она может потерять сознание вот-вот, потому что последние сообщения выглядели как угроза. Кристина была пьяна? Не вусмерть бухая, но, наверное, подвыпившая. Или же Кристина просто была вот такой. Ведь не каждый раз, когда на Лилю обрушивался шквал словесной агрессии, Кристина была выпившей. Она вполне справлялась с давлением и трезвой.              От: Вы, 21:45       Не надо никуда приезжать.       Я историю учила, я же сказала       Я не слышала сообщений              Но теперь не отвечала уже Кристина. И Лилю охватила тревога, нет, ей стало жутко — дома были она и Рафик, Артур работал в вечернюю смену сегодня, до двенадцати, на своём долбаном заводе. Дверь была заперта на щеколду, но если Кристина постучит, Лиля ведь откроет. Куда денется?              Так и случилось. Кристина постучала минут через пять, как Лиля об этом подумала, и она долго сидела на постели, глядя в никуда, пока стуки в дверь не стали оглушительными, заставляющими дверь шататься, а Кристина не закричала громко, грубо и низко:              — Ляля, блять!              Её пробрал холод. Кристина была пьяна.              Надо было просто ответить на тупое сообщение, не нужно было игнорировать Кристину, зная её склочный характер. Почему Лиля была такой неразумной? Рафик встревоженно трясся у неё на коленях, как маленький ком страха, и Лиле пришлось подняться с места и на ватных ногах выйти в коридор. Дверь сотрясалась, стены по бокам крошились, потолок старого дома сыпался.              — Чё морозишься? — первым делом спросила Кристина, ввалившись в квартиру и едва не боднув её в лоб своим. Была бы Лиля повыше, может, тогда и получилось бы, но Кристина только опасно покачнулась, обдав её запахом алкоголя, и уставилась на неё неосознанным страшным взглядом. — Чё ты, блять, а? Без меня хорошо? Кто у тебя там?              — Никого. — опешила Лиля, разочарованно поджимая губы. — Я историю делала. Говорила же.              — Историю, мля, — проворчала та, проходя в коридор снова в обуви, — Кого ты прячешь тут, показывай давай, — Кристина хозяйски прошлась немного, но вдруг наткнулась на тумбу, видимо, не разобрав дороги. Она выругалась хлёстко, отпнула ту резко, свалив на пол вместе со всякой всячиной, стоящей на той и лежащей в той, вдарила по косяку гостиной ладонью тяжело. Петляла, как медведица, и разъярённо рычала, как она же. — Я эту хуйню сразу чую. Показывай!              — Кого тебе показывать?! — прикрикнула Лиля несдержанно, в чистом отчаянии, даже не ощущая страха. Только растущее раздражение. — Нет тут никого!              — Слышь ты, блять, чё ты орёшь?! — гаркнула сходу Кристина, заставив поджать трусливо плечи и прижать Рафа к груди, — Хули ты трубу не берёшь, хули дверь не открываешь тогда? Если скрывать тебе нехуй, то нехуй жаться. Чё ты пиздишь мне?              — Не говори так со мной. — предостерегла Лиля.              — Чё? — нахмурилась та недоумённо, подступив опасно ближе.              — Либо успокаивайся, либо уезжай обратно, откуда приехала. — отрезала Лиля, подобравшись. — К бабам своим. Ясно?              И Кристина нависла над ней давящей мрачной тенью, с этими пустыми стеклянными глазами, приоткрыв слегка рот в кривой ухмылке. Она глядела на бледную Лилю сверху вниз насмешливо, когда вдруг рассмеялась уже в голос, накрыв лицо массивной ладонью со сбитыми костяшками. Дичайший контраст с длинными русыми волосами и утончённым, женственным лицом. Кристина была ангельски красива, а по пьяни вела себя, как сам Дьявол.              — Ревнуешь, а? — отсмеявшись, поинтересовалась она самодовольно, толкнув Лилю в плечо болюче, — Не похуй тебе было, а молчала, не спрашивала. Держалась. Небось все слёзы в подушку выплакала, пока смотрела видосы, да? — и подавала Кристина это всё как безобидную шутку.              — Ты изменилась. Ты ведёшь себя гадко. — выплюнула Лиля разочарованно, не подобрав иного слова.              Нельзя было назвать Кристину плохим человеком, слишком неоднозначной она была — спасала бродячих щенят, подкармливала дворняг, никому не отказывала в помощи и просто до потери пульса обожала свою маму. Кристина всегда её боготворила, сколько Лиля помнила, и при рассказах о матери у Кристины всегда светились глаза, и светились они добром. Она не была плохой. Но и хорошей, к сожалению, тоже. Она была просто собой.              Лиля стиснула крепко челюсть, обняла Рафа покрепче, отвернувшись, как ребёнок. Гадко — отличное слово, описывающее поведение Кристины, лучше было не придумать. Но Кристину это не отрезвило и не сделало лучше, она лишь обвела потолок взглядом, задрав голову кверху и сунув руки в карманы штанов.              — Ляль, знаешь, где я три года была? — невпопад поинтересовалась Кристина.              — Отдыхала, путешествовала. — не поняла её она.              — Присядем, пошли. — предложила вдруг та.              И они опустились на диван в гостиной, глядя друг на друга и сидя полубоком, чтобы не отрывать взор. Раф завозился на коленях, мяуча что-то жалобно. Кристина взяла её руку в свою, пошире, и сжала доверительно, когда заговорила:              — Я не уезжала никуда. Я сидела за тяжкие телесные. — призналась она, и Лиля крупно вздрогнула всем телом. Глаза округлились, губы разомкнулись, и Лиля оторопевше пялилась на ту во всю. Кристина невозмутимо продолжила, гладя её пальцами по ладони, — Еле как выбили сто восемнадцатую, признали, что нанесла по неосторожности, а хотели дать сто одиннадцатую, так бы сидела лет шесть, восемь. Не увидела бы тебя, нихуя бы не увидела, было бы небо в клеточку и всё, бля. Лиль, на нарах спится жёстко, — хмыкнула Кристина, — Я думала, я не вывезу, с ума сойду и пырну кого заточкой, никогда оттуда не выйду. Один день тянется, как три, жрёшь баланду без соли, навещать некому, потому что всем стыдно. В комнате тридцать баб, все кабанихи бывалые, ебальники их сальные видеть не можешь, а выбора нет. И ты либо с ними, либо против них. В любую нахуй ночь могут прирезать, и уже не проснёшься и домой не поедешь, только в пакете. На котёл давит пиздец.              Они сидели в тишине. Лиле нечего было ответить, она понятия не имела о том, что Кристина подобное пережила, она вообще не знала, что такое тюрьма в полном смысле. Её знания кончались на страшных образах, построенных кинематографом, а Кристина в этом жила. Каждый божий день на протяжении трёх лет за колючим забором без человеческих условий. Сердце неприятно заныло, на глаза навернулись слёзы. Лиля даже думать не хотела о причинах, по которым она туда попала, ей было просто жаль Кристину, и эта жалость затопила все её сомнения и настороженность. Кристина была сломлена, но она не была чудовищем.              — Я не со зла так к тебе. Я никогда не обижала же, ну, не тебя ведь. Я хочу нежнее быть, но мне, бля, тяжело перестроиться. Я вышла-то… Месяц назад, не больше. Я не обвыкла ещё, но я могу и буду к тебе лучше относиться. Мне просто время нужно, чтобы вкурить всё, а там мозги вправятся. Некоторые вещи в жизни тебя сильно мотают, меняют, Ляля. Понимаешь?              — Понимаю. — кивнула Лиля, потому что она взаправду понимала, может, по-своему, может, не так, как это было у Кристины, но она понимала. — После того, как… — подбородок мелко задрожал, и она выдохнула судорожно, проглатывая горечь, — мама умерла, всё будто бы, не знаю, очень изменилось. Ничего не хочется. И делаю всё только потому, что так надо, а не потому, что есть желание.              — Жизнь краски потеряла. — посмотрела на неё Кристина с сочувствием. Она наверняка понимала, как это страшно для Лили, понимала, что сама бы впала в ужасный траур, случись такое с ней, и это понимание стало первой связующей их ниточкой. Что-то общее у них было. — Эда была хорошей женщиной, я помню. Она бы не хотела, чтобы ты так страдала тут.              У Кристины не было этой дилеммы о хороших-плохих-просто-людях, у неё всё было чёрно-белым и она с лёгкостью отнесла её маму к числу хороших, потому что та была хохотливой, пекла вкусные пироги и подпевала всем песням Цоя, которые Кристина играла на гитаре вечерами, засиживаясь у них в гостях. Так странно, что для Кристины лёгкого нрава и напускной заботы было достаточно. А может, это для Лили всех плюсов мамы было недостаточно ещё в лучшие времена?              Слёзы хлынули из глаз непрекращающимся потоком, и она накрыла лицо ладонями, заревев, как ребёнок. Лиля и не хотела, и хотела об этом поговорить — сделать это когда-то требовалось, она знала. Потому начала разговор резко и быстро, как содрав пластырь, но открывшаяся после этого рана запульсировала дикой болью, и Лиля буквально задыхалась в истерике. Кристина не медля обвила её крепкими руками, потащив на себя, и Лиля опустилась щекой на её плечо устало, плача жалобно. Оказалось, ей нужно было, нет, необходимо было, чтобы её пожалели.              — Когда папа умер, я думала, хорошо, что хотя бы мама жива и здорова, а потом… И теперь у меня никого нет. У меня никого не осталось, — бормотала как в лихорадке Лиля, проговаривая все потаённые страхи, которые не решалась упоминать никогда раньше. Нигде, даже в интернете, даже в заметках телефона, она всегда надёжно хранила эти мысли в своей голове. И теперь они были озвучены, и вместе с агонией к ней снисходило облегчение. — Моя мама… Я так хочу к маме, а мне некуда пойти.              — У тебя я есть. Я тебя люблю, — прошептала успокаивающе Кристина, так же пьяно, но умиротворённо и твёрдо, и когда Лиля отрицательно замычала в ответ, она погладила её ласково по волосам, — Да, я люблю тебя, и всё будет нормально у нас. Я тебя в обиду не дам, запомни. Я никуда не денусь. Я тут.              Раф что-то пропищал, застряв между ними и завозившись недовольно, и Кристина неосторожно забрала его у неё и отбросила куда-то на диван, прижав её покрепче, а Лиля поддалась, вцепившись в неё и обвив обеими руками её тело.              — У тебя есть я, — повторила Кристина, покачивая её в объятиях, и Лиля, повиснув на ней, понемногу приходила в себя. Ей было стыдно за свою истерику и излишние эмоции, в их семье не было принято так ярко проявлять чувства, но Кристина её не стыдила, как сделала бы мама, она только стискивала её сильнее и шептала ей на ухо, точно мантру, — я тебя люблю. Я очень люблю. Я не оставлю.              И в этот вечер Кристина стала ей родным человеком. Человеком, которому Лиля беспрекословно бы доверилась полностью и не усомнилась бы ни в каких её решениях. Потому что в момент, когда всё изнутри разошлось по швам, а Лиля превратилась в плачущий беспорядок, Кристина была рядом. Она была там с ней, чтобы сказать, что всегда будет рядом.