30.06
Они сходили на могилу к маме. Артур обычно сам там убирал и оставлял цветы, но в этот раз почему-то попросил Лилю. Видимо, решил, что пора и ей туда заглянуть хотя бы разок. Хотя бы на годовщину смерти матери. Всё-таки, прошло достаточно времени. А всё равно трясло, как будто она умерла вчера. Слёзы не переставали литься, колени дрожали, когда она смотрела на эти два кованых могильных креста, на которых висели таблички с фотографиями родителей. Лиля взаправду не помнила ничего особенного об отце, его у неё словно и не было, так, сосед, привозивший подарки изредка. А мама — нет. Мама могла быть жестокой, она могла быть несправедливой, но ей не было совсем наплевать, и Лиля держалась за эту мысль, как за спасительный круг. Это было поводом верить в то, что та её любила, пусть и немного, пусть и своеобразно. Лиля прибрала там всё веничком, протёрла кресты и таблички с фото, стараясь не задерживаться, но что-то не позволило ей просто взять и уйти, оставив после себя только пряники да конфеты. Точно она выполняла нежеланную работу. Нет, ей бы хоть воздухом подышать, под солнцем погреться. А то уж как пленница. — Ты на Эду сильно похожа. — сказала вдруг Кристина, бросив у креста букет гвоздик. — Неправда. — нахмурилась Лиля, утирая слёзы. — На неё ты похожа. — проворчала она недовольно, имея это в виду совершенно осознанно. И это было, наверное, странно, подмечать такое будучи в отношениях, но Кристина во многом походила на её мать — она была вспыльчивой, с тяжёлой рукой и подавляющим голосом. А ещё у неё был тот же бешеный, не знающий милости взгляд. — Чем? — не поняла её Кристина. — Сама знаешь. — закрылась от неё Лиля, обняв себя руками сиротливо. Ей не хотелось говорить с Кристиной, ей хотелось упасть рядом с материнской могилой, зарыться пальцами в сырую землю и разрыдаться в своё удовольствие, пожаловавшись родителям на всё, что с ней происходило. Но это было невозможно, потому что Кристина никуда не собиралась. Мама взирала на них с фотографии с холодной улыбкой, глаза при этом были привычно пустыми, даже осуждающими словно. Знай она, что её любимица Кристина, от которой она была без ума, поступала с Лилей нелучшим образом, что бы тогда сказала? “Сама виновата”, должно быть. — Ты мне мою мамку, бывает, тоже напоминаешь, — хмыкнула вдруг Кристина неприязненно, — когда белугой воешь. Чё, помянули? Поехали? — Артур сказал, чтобы я домой вернулась. — снимая с себя любую ответственность, ответила Лиля, перекрестившись мысленно. Всё было спокойно. Всё было даже хорошо в том смысле, что Кристина её не била, даже не замахивалась целых три дня с момента “Икс”, с той ночи, когда они, вроде как, помирились. Это было безмолвно, не было конкретики, вопросов и ответов, так же, как в самом начале отношений — а это были отношения, пусть никто из них и не озвучил этого. Кристина уходила утром, приходила вечером, а Лиля в течение дня переписывалась лениво с Лизой, делая вид, что вот-вот подаст документы в универ, надо только всё-всё собрать. Лиля готовила, убирала, стирала, периодически бегала по квартире в поисках запасных ключей от двери, но кажется, у Кристины был единственный экземпляр, которым она её запирала. В общем, всё было относительно нормально. Но Лиля её не любила. Она смотрела на Кристину и не видела в ней ничего влекущего, возбуждающего или хотя бы немного трогательного, Кристина теперь была как на ладони со всеми изъянами, от которых Лилю воротило: с её сбитыми кулаками, абсолютно незнакомым неприятным лицом, секущимися блеклыми волосами, пропитым срывающимся голосом. Кристина была ей никем, чужим и опасным человеком, который повредил её психику настолько, что Лиля не могла унять дрожь едва её касались. Ей хотелось исчезнуть, когда Кристина её касалась. Лиля не хотела с ней говорить, спать, жить, но и оставлять Кристину теперь было… неправильно тоже. Она так плакала. Господи, Лилю не трогали слёзы Артура, её родного брата, а когда Кристина начала рыдать на их постели, её сердце пропустило удар. Такая неистовая сила согнулась в три погибели, потому что ей было больно, а больно ей сделала, как выяснилось, Лиля. Как она могла бросить её? Это разве по-человечески? Однако сидеть под замком и ждать, когда зазвенят ключи в коридоре, как домашнее животное, Лиля не могла тоже. Это уже чересчур. Она могла повременить с поступлением, могла оттянуть момент до последнего, но жить взаперти… — Перетрём с Артуром, не парься, чё ты? Неделька-другая, и хер забьёт. У него своя семья уже, не до тебя. — обхватила её за плечи Кристина, потащив за собой, и Лиля пошагала под давлением. Стояла невыносимая жара, на кладбище была присущая ему тишина, их окружали сплошь мертвецы, наблюдающие за ними двумя с памятников. Что мама сказала бы, если бы узнала? Что никогда не примет её. Что не хочет знать её. Что надо меньше шляться, а ещё что юбка на ней слишком короткая, провоцирующая и блядская. — Я домой хочу. К себе. — настояла Лиля робко. Пусть на кладбище, а всё же, она оказалась вне их квартиры, на свежем воздухе, на воле — возвращаться обратно было сродни отъезду в тюрьму, не иначе. Она бы с радостью заночевала хоть тут, но не вернулась в их каморку. — В смысле? — напряглась Кристина, моментально растеряв всякое подобие доброжелательности. — Мне плохо как-то, я хочу домой, в свою кровать. День сегодня… плохой. — объяснилась неубедительно Лиля, пряча взгляд. Глаза снова заслезились, губы задрожали. — И вообще… ты сказала, что это на пару дней, а я уже неделю не могу никуда выйти одна. — Рот закрой, ты чё несёшь-то? — прошипела тихо Кристина, наклонившись и прихватив её за локоть больно, как если бы их могли подслушивать. — Ты, блять, угомонишься или нет? — Ты сама говорила, что это на пару дней всего, Кристина. — напомнила Лиля, упираясь ногами в твёрдый асфальт под собой — не поедет она никуда с ней, не хочет, не будет, да хоть тут ляжет! Не станет же Кристина бить её на чёртовом кладбище. — Давай поговорим! — У нас и поговорим. — Нет, ты обманываешь! — вырвалась Лиля. — Ты меня запрёшь и на работу уедешь до вечера! — Слышь, Ляля, — разозлившись, рявкнула Кристина, толкнув её в грудь, так, что она чуть было не отлетела на землю. — поехали, пока я по-хорошему прошу. Меня эта хуйня напрягать начинает. Не устраивай истерику у могилы, ты чё, ебанутая, чёли? — она толкнула её снова, на этот раз, ладонью по голове, унизительно и грубо. — Может, ты шнуркам настучишь ещё, как я тебя обижаю? Для этого мы ехали, чтобы ты, сучка, ныла? — Девочки, — позади Кристины раздалось хриплое бормотание, и Лиля встрепенулась, выглянув за спину той с облегчением. Не одни, всё-таки, есть тут ещё живые люди. Ещё какие. — а пропустите пенсионерку, а? Ой, Лиличка! — заулыбалась тётя Клава. — А я иду, слышу, голосочек знакомый, а это ты, деточка. — Здравствуйте, Клавдия Арнольдовна, — поздоровалась Лиля осторожно, смотря в упор на женщину и сгорая под тяжёлым взглядом сверху — Кристина чуть отстранилась, скрестив руки на груди, наверняка, чтобы сдержаться и не ударить её при свидетеле. Не при свидетеле. — вы к мужу приходили? — К мужу, да, ходила недельку назад проведывала, на день рождения его, приносила ему вкусненького, — вздохнула старушка. И это не то чтобы было интересно, вообще всё, о чём Лиля могла думать — что как только Клавдия уйдёт, её запихнут в машину и снова промоют ей мозги. Она уже чувствовала, как сознание понемногу прояснялось! — но соскучилась я… Гриша, паразит, не сунется же, не навестит батьку! А ты что, Лиличка, к маме, к папе? — К обоим. — кивнула торопливо Лиля, нервно переминаясь с ноги на ногу. — Вы уходите уже? — и, прежде чем Клавдия успела ответить, она выпалила. — А вы как, на автобусе, да? Так давайте мы вас подвезём. Клавдия Арнольдовна расцвела, зайдясь в благодарностях, и так же, радостно улыбаясь, перевела взор на Кристину, тут же растерявшись. Нехотя, Лиля взглянула на неё тоже, и потупилась — губы Кристины были поджаты, челюсть стиснута, а брови сведены к переносице. — Нам не по пути. — Клавдия Арнольдовна — моя соседка, как не по пути? — улыбнулась натянуто Лиля, делая шаг в сторону от Кристины. Та дёрнула уголком рта, втянула шумно воздух носом, выдохнув, и закивала, глядя Лиле в глаза пронзительно. — Да, напротив живём дольше, чем Лиличка ножками ходит. — засмеялась заливисто Клавдия. — Но если это неудобно… — Всё удобно. — отмахнулась Кристина, расправив плечи, и кивнула к воротам. — Вы идите первая, там фиолетовая японочка, с местными вёдрами не перепутаешь. Нам поболтать надо. — Ну, хорошо, хорошо, а как вас зовут хоть? — заглянула она в глаза той благодарно. — Кристина. — процедила с вежливой улыбкой. — Спасибо вам большое, Кристина! — протянула Клавдия. — А то старая я стала совсем, ходить тяжело мне, а тут такая помощь… Спасибо! — Не за что. — проговорила Кристина, глядя вслед женщине, и, когда та отошла на приличное расстояние, она отвесила Лиле тяжёлый подзатыльник. Не ударила, не избила и не убила, так, “тронула неправильно”. Лиля только поморщилась, прикусив язык, и промолчала, хотя слёзы уже были наготове. — Ну ты и шмара, блять. Просто гнида, вот ты кто, сука, слышишь меня? — прорычала она, обходя её, и пошагала в сторону главных ворот. Лиля, сделав судорожный вдох, пошла следом.***
— Чё, внатуре не пьёшь чёли? — Кристина затянулась, глянув на Арчи снисходительно. Ему было хуёво, а он прихлёбывал пиво нулёвку и пырился на стопку белой в её руке. Лось, бля, пешки дохлые, харя бледная — бухать хочет, а не может, поставил себе кучу запретов. Нахера только? Как будто его Людка, дутая кукла, взаправду нарожает ему кучу детишек и они будут счастливой семейкой. — А чё? — вздохнул Арчи. — Ща пиздюки попрут, надо как-то учиться жить нормально, без алкахи. — У мамки годовщина же. — напомнила ему Кристина, пододвинув чистую рюмку и схватив бутылку. Арчи маслянистым, голодным взглядом пронаблюдал за тем, как прозрачная, как живой родник, влага полилась в стакан. Алкоголик, чтоб его. — Пить вовсе необязательно. — возникла на пороге Лиля с Рафом на руках. Поглаживала ублюдка за ухом, а тот, отожравшийся и довольный, ластился, получая желанное тепло. Бля, она даже к этому куску мяса относилась лучше, чем к Кристине. Блять. — Ты мне обещал, ты себе обещал. Сука мелкая, везде влезала — боялась, знала, что как только Артур отрубится, ей не жить, вот и читала морали. Оттягивала неизбежное. Кристина качнула головой, вперившись в неё серьёзным взглядом, предупреждая, но Лиля, казалось, была настроена получить пизды, потому что добавила: — Никто на том свете не обломится, если ты просто свечу за их упокой поставишь в церкви. — Не дело это. — отрезала Кристина, хлопнув Арчи по плечу. — Помянуть надо, не по-людски как-то. — протянув ему водки, настояла она, и Артур, глядя только на рюмку в её руке, закивал задумчиво. — По соточке. — извиняющимся тоном обратился он к Лиле. — Матушка же, ну. — Да чё ты оправдываешься перед ней? — возмутилась Кристина, отмахнувшись, и Лиля оскорблённо поджалась, уставившись на неё разочарованно. Стыдно бы стало, наверное, не будь в ней уже пять стопок. — Обида обидой, Ляля, а во взрослые дела не лезь. — припечатала она. — Ух, хорошо… — тем временем, выдохнул с удовольствием Артур, опрокинув в себя стакан. — Хорошо пошла, хорошо идёт… — Если хорошо идёт, то сам Бог велел поминать. — хохотнула Кристина, и услышала, не глядя, как Лиля унеслась обратно в свою комнату. Дверь хлопнула, шпингалёт щёлкнул, и у Лили наверняка появилось обманчивое чувство защищённости, дескать, Кристина не выломает эту видавшие виды дверь, не снесёт её нахуй с петель и не задушит эту малолетнюю… Хватит. Сука, хватит. Кристина проморгалась, глубоко вздохнула, взявшись за бутылку снова и зазубривая мысленно — не бить, не толкать, вообще, бля, желательно не трогать Лилю. Просто поговорить. Кристина хотела просто поговорить, объяснить, что так с ней нельзя, за такое она и въебать может и прикопать сразу рядом с предками, но реально пиздить она Лилю не собиралась. Пусть Лиля и повела себя, как мразь, словно от Кристины надо бежать, как от ебанутого маньяка, она не собиралась её гасить. Зачем ей это? Они только-только помирились. Они просто это обсудят.***
— Ты чё, блядь, ёбнулась? — вдарила кулаком по твёрдой поверхности Кристина. Перед глазами поплыло слегка. Она дёрнула ручку, и та, хлипенькая и расшатанная, зашлась в её руке. — Дверь открой, пока я добрая, или мы, блять, по-другому общаться будем. Дверь нахуй открой, говорю! Кристина могла слышать свой голос, и тот, как всегда под алко, плыл и был тягучим, раздражающе нечётким, но с явной угрозой. Потому что она была зла — изначально она стремилась к диалогу, но Лиля отгородилась от неё, врубив бойкот. Лиля сунула голову в песок и ждала, когда Кристина, как какое-то ёбаное чудище, уйдёт, оставив её, принцессу, в покое. Она пыталась, мля, спрятаться. Она вела себя так, словно Кристина была диким животным, с которым нечего обсуждать, с которым нельзя было ни к чему прийти. Это нечестно. Это несправедливо. Кристина, бля, старалась, она честно старалась быть лучше для них, а Лиля, она… Лиля не отвечала, а Кристина интуитивно, выучив чужие повадки, могла сказать — у той была паническая атака. Слабость Кристина чуяла за километр. Она не видела, не слышала, но знала, что Лилю трясёт, у неё льются ручьём слёзы, и жаль ей не было. Стыдно не было! Потому что Лиля заслуживала этого после того, что выкинула на кладбище, вынудив её везти их к Арчи. Она постоянно хотела убежать от неё. Бросить её. Боялась, тварь. Правильно, шлюха, бойся. Бойся, потому что за такую хуйню, которую ты проворачиваешь, тебе надо хорошенько настучать по твоему тупому, бля, котлу. Потому что твой ебаный братец спит рожей в стол, как обычно, и никому нахуй дела до тебя нет. Потому что каждый раз, когда тебе дают послабление, ты ведёшь себя, как тупая пизда, и обращаться с тобой тогда тоже надо, как с тупой пиздой. — Открой, бля, дверь! Кристина понимала, что делала, даже не так — она была уверена в том, что делала. Она помнила про свои благие намерения, про своё стремление вести себя сдержанно и просто поговорить, но у неё появилась идея получше. Плевать, что она появилась под градусом, плевать, что она была абсолютно противоположной изначальной. Кристина взъебёт эту суку так, что она забудет, как говорить, бля, и вообще всё на свете. Шмара, обычная, сука, шмара, а строила из себя хуй пойми чё. На цветы, на завтраки, на тебе, мразь, внимание и любовь, но нет, этого мало. Ей ещё чёто надо, а ты попробуй угадай, чё, Кристина. Да будь они на зоне, Лиля бы первая на пальцы прыгнула за пару ласковых. Зато делает вид, типа она какая-то другая, не как остальные тёлки. Щас. Овца ебаная! Отказалась домой ехать, подставила её с этой старухой, спряталась в своём углу, как ссыкливая чмошница. Хотя кто она, эта Лиля? Ссыкуха и есть. На зоне бы опустили, а то и пришили бы. — Я твоему брательнику щас глотку порежу, — окончательно вышла из себя Кристина, не выдержав тишины, и упёрлась лбом в дверь, снова заколотив по той так, что штукатурка над ней посыпалась. — слышишь меня, блядина? Ты меня доведёшь до греха, сука, ты знаешь, я не шучу, Ляля. Но снова ничего. Эта блядь её чё, под пиздаболку подписала? Она думает, у Кристины кишка тонка? У неё, блять? Да она нахуй порежет кого угодно, она, блять, ничего не боится. У Кристины упали шторки, всё залило красным маревом, и забылась дружба, забылась человечность и даже страх перед тюрьмой. Она двинулась на кухню, пошатываясь — из-за выпитого Кристина чувствовала себя как обычно легко и странно, её будто тягало из стороны в сторону, но она шла уверенно. Лиля хотела её на понт взять? Лиля хотела проверить, отвечает ли Кристина за свои слова. — Ничё, блядота, ща увидишь. Щас ты всё, мразь, увидишь, ты… На полпути к кухне, послышался щелчок задвижки. Послышался скрип старой, несмазанной двери, и Лиля выглянула оттуда, белая, как привидение, боязливая и зарёванная. — Чё ты ноешь, сука? — пошла на неё Кристина, чувствуя, как кулаки налились свинцом, как шаг стал твёрже, а она вся сразу — тяжелее и больше, а Лиля под её взглядом будто становилась меньше и меньше, горбясь и сжимаясь в страхе. Страх — в ней было много страха, так много, что Кристина временами ощущала себя ёбаным богом, не иначе. И это её возбуждало, гнобило, развращало и пугало одновременно. — Чё ты ноешь, блять? Сначала хуйню делаешь, потом сразу в слёзы, да? Думаешь, получать не будешь, если сопли по ебалу размажешь или чё? Отвечай мне, бля! — втолкнула её в спальню она, и Лиля закрыла лицо ладонями, отступая от неё до тех пор, пока не упёрлась в диван, опустившись на тот бессильно. — Я говорю, отвечай мне, нахуй, овца ты ебаная… — замахнулась для убедительности Кристина. Скажи, сука, что-нибудь, скажи, не молчи так. — Перестань, пожалуйста. — разомкнув руки и выглянув в прорезь между теми, сказала Лиля, дрожащая, как кролик перед удавом. Сказала и в глаза посмотрела своими — мокрыми и покрасневшими от плача, жалостливая, как сирота в переходе. Вечно что-то просила. Вечно всего было мало. — Уходи. — Ты чё, щель, блять, командовать мной будешь? — рассмеялась Кристина, наклонившись к ней. Она упёрлась одной ладонью в своё колено, пригнувшись, а второй подтолкнула Лилю в голову, как куклу. Та покачнулась послушно, утирая слёзы, промолчала, и Кристина ударила уже по-настоящему, сильнее, роняя её на бок на собранном диване. Вырвала из неё тихий вскрик, судорожный всхлип, но на этом — всё. — Ебальник подними и отвечай, когда с тобой базарят. Ты мной, шмара, командовать будешь? — Нет. — глухо ответила та, приподнимаясь и поджимая трясущиеся в истерике губы. Лиля села снова, сложила руки на коленях в замок, всё молча. Держалась, не скатывалась в рыдающий беспорядок, жалеющий себя, не умоляла, не валялась у неё в ногах, прося прощения. Хотя она была, бля, виновата, она должна просить прощения. Она должна, сука, просить прощения. — Ты хули бегаешь от меня? Я тебя чё, бля, похитила? Я тебя силой держала? Ты жила со мной, блять, мы засыпали, сука, в обнимку, а ты от меня, оказывается, избавиться не можешь. — Прости, пожалуйста. — так же сдержанно, роняя скупые слёзы, выдавила Лиля, совершенно без отдачи. Тогда, в машине, после того, как Кристина отхуярила ту белобрысую шавку, Лиля была другой — она была отчаявшейся, испуганной и любящей. Сейчас, по прошествии всего лишь недели, она была совершенно иной. Кристина чувствовала жажду алкоголика — им с Арчи это было знакомо, когда тебя ломает и колотит от желания напиться. Только если найти и выпить спиртное она могла в любой момент, то жажду, которую она питала к Лиле, она утолить не могла. Это была жажда к эмоциям, которые та дарила ей, это была жажда любви, обожания, слепого поклонения, и Кристина отказывалась думать о том, что этого больше не будет. Это нереально. Чтобы её так наебали и разлюбили? Она же, бля, убьёт эту дуру. Лиля вдруг наклонилась, подняв на руки пищащего котёнка, этот тупой ком шерсти, и погладила того успокаивающе, хотя сама была не в себе — пялилась в пол, содрогаясь от каждого шороха, бледная, хилая, печальная. Кристина выдернула Рафа у неё из рук, отшвырнула на пол, и тот полетел, шипя, на ковёр. Похуй, приземлился на лапы. Живучие твари. Она Сэма ещё щенком хуярила кулаком по морде, ничё, не помер. — Ты чего, он же маленький!.. — испуганно вскочила на ноги Лиля, порываясь броситься к тому, но Кристина тут же, как на инстинктах, влепила ей пощёчину, заставив упасть обратно на диван. — Ебало закрой! — рявкнула она, пригрозив пальцем, когда Лиля отпрянула от неё. — Вставать будешь, когда я скажу. Поняла? — и, когда та не ответила, зажимая рот ладонью, Кристина прикрикнула. — Ты поняла?! И кошак твой тоже, сука, заебал меня нахуй. — пробормотала она, ища того взглядом. — Где он, блять? Где эта хуета ебаная? — Подожди, не надо... — поднялась было с места Лиля, но, стоило Кристине шагнуть к ней, она тут же опустилась обратно, затравленно глядя на неё снизу вверх. Затем, Лилю что-то отвлекло. Она глянула под ноги, сомкнула те вместе, прижав их к полу, и застыла в одной позе, точно солдатик. Кристина двинулась на неё, растолкав её колени, и в тот же момент Рафик, словно озверев, кинулся вперёд, вцепившись в щиколотку Кристины. Уёбок мелкий, ещё и шипел, рычал! — Не надо! — крикнула Лиля, попытавшись отцепить его, но было поздно. Всё произошло буквально в считанные секунды: вот Кристина коротко шипит от дискомфорта, вот её нога дёргается, размахиваясь, и вот, Рафик ударяется о деревянный каркас дивана, на котором сидела всё это время Лиля. Кристина даже почувствовала, как что-то под весом её удара ломалось, что-то хрупкое, но определённо твёрдое. Послышался треск, короткий писк, а потом Кристина просто стряхнула с себя маленькое пушистое тело, отпнув то в сторону, пока Лиля наблюдала за этим широко раскрытыми глазами, раскрыв рот. — Тварина, бля. — брезгливо поморщилась Кристина, уставившись на нешевелящегося, уже мёртвого котёнка. На пасти того образовались пятнышки крови. Видимо, Лиле совсем поплохело, и она разрыдалась, не выдержав, в голос. Упала на колени, прям как в кино, схватила свою зверюгу, и прижала к себе, как мамашка. — Ты ужасный человек, Кристина… Как ты можешь так, он же маленький, он же не понимает… Я тебя… — проревела Лиля, задрав голову и вперившись в неё, Кристину, злым взглядом. Она… чё, бля, она сказала? — Чё? — ощетинилась Кристина. — Ненавижу тебя! — выкрикнула та, заходясь в слезах. — Я тебя не люблю, ты ужасный человек, ты злая, ты плохая, ты гадкая. Я ненавижу тебя! Стало горько, обидно, а ещё хотелось наказать Лилю, проучить, заткнуть. Неправда это всё. Не бывает так, чтобы раз — и уже не любит, Кристина-то её любит, а это… Что-то же это значило? Кристина не удержала импульс, снова ударив с размаха тыльной стороной руки, и сама растерялась — Лиля закричала, отшатнулась, прижав пальцы к своим губам, и отняла те, глядя на красные разводы. У неё снова шла кровь. А ещё она не любила Кристину теперь. Может, она вообще никогда её не любила.