***
Это был очередной пасмурный день. Накрапывал мелкий дождик, в стучание капель которого, я с усердием вслушивалась, и наслаждалась словно игрой музыканта на лютне. Ох, как же я соскучилась по звукам: по пению птиц, ропоту людей, шелестению юбок и чужому смеху. Сколь глухим, беззвучным было мое существование. Я протянула сквозь решетки руки, и благоговейно задрожала, когда капли, окропили мои ладони своей влагой и свежестью. Словно спасительный глоток для путника, были для меня эти капельки. Какой-то детский восторг заполнил мое сердце, и легкие набрали побольше воздуха, прежде чем мой смех звоном отозвался от стен. Это был просто дождь. Самый обычный. Такой я наблюдала тысячи и тысячи раз. Но никогда он не вызывал у меня радости, лишь недовольное фырчанье, когда мне запрещали идти на улицу угрожая простудой, и я корча рожицу, отбрасывала прочь свои кожаные перчатки, и громко топая уходила в свои покои, где потом очень долго дулась, и представляла, как маме сейчас стыдно за то, что она меня так обидела. Слезы блаженного восторга выступили у меня на глазах, и я прижав руки к груди закружилась. Босые стопы, с глухим звуком скользили по каменным плитам, в моем танце, музыкой мне были капли дождя, партнером — выдуманный кавалер. К которому я обращалась «Сир» и кокетливо смотря в пустоту, кружилась. Юбка моей сорочки вздымались и плавно опускалась, и от того, я еще больше приходила в восторг. И тут, в сердце что-то кольнуло, и я коротко вскрикнув, остановилась, едва не упав, но успев ухватиться за деревянную колонну кровати; прильнула к ней всем телом. Стоило мне сделать вдох, как боль наполнила все мое тело, и иглами кольнула меня так, что я почувствовала ее даже в кончиках пальцев ног. С тихим стоном я присела на кровать. На мгновение, мне стало так страшно. «Неужто все? Вот так я умру? Но нет, нельзя! Я жить хочу! Не за-ради кого-то и из чьего-то удовольствия, а себя ради!» Не успела я и понять что это было, как боль прошла. Но от чего-то, вся радость будто улетучилась вместе с ней; на ее место стало что-то огромное, страшное и невнятное. Словно все мои положительные чувства взяли, и разом окунули в грязь. И теперь эти бедные лоскуты моего сознания, вымокшие, стояли на обочине дороги, протянув руки и прося помощи. И тоска, отягощающим венцом, опоясала их чело, да стянуло так, что сними его сейчас, а след навек останется.***
Вкус лимона защипал язык и прокусанные губы. Я поморщилась, поспешив заесть излишне кислый чай печеньем. В последние дни, Анна из рук вон плохо справлялась со своими обязанностями. Глядела куда-то задумчиво, в глаза мне не смотрела, и руки ее дрожали так, что стоило ей войти в комнату с завтраком, как я просыпалась от грохота дребезжащей посуды. Сейчас, девица вышла, и я мучилась этим мигом полного одиночества. Беспокойство, оно ведь заразно, и видя Анну такой, я и сама начинала волноваться. Мне все казалось, что вот сейчас она вернется, и скажет что-то непременно плохое. Нет, это было не просто предчувствие, я была в этом уверена. Тишина давила на меня. Комната, словно застывала во времени, лишь легкий ветерок и колыхающееся в камине пламя, разбивало эту картину полной неподвижности. В этой тишине и безмятежности, которая обычно радовала людей, уставших после наполненных событиями дня, я сходила с ума. Разум мой, словно в издевку подкидывал на мои колени книгу полную добрых воспоминаний, и перечитывая ее уж в сотый раз, я постоянно находила что-то новое. Цеплялась за какую-то деталь, и мучила себя ей не только до тех пор, пока не усну, но даже и во сне. С тех пор, как Эймонд показал мне головы убитых людей, мне было как-то легче. Меня пытаются спасти, а значит рано или поздно, у них это получится. Явится в один день ко мне мужчина в костюме пажа, или девушка в платье служанки, возьмет за руку, и навсегда выведет из этого кошмарного места, полного призраков и ужасов. Конечно, я даже представить себе не могла, как отец отреагирует на мою беременность. Как тяжко мне будет смотреть на Джекейриса. О Боги! А что если… нет, такого никогда не случится. Джейс никогда не отвернется от меня. Он любит меня столь же сильно, как и я его. Прочь! Прочь глупые! Прочь глупые, жестокие мысли! Словно веточка для утопающего, в комнату вбежала Анна — спасение от тяжких мыслей. Однако энтузиазм мой, быстро поутих, когда девушка кинулась мне в ноги, и вся дрожа сжала мои пальцы, и припала к ним губами. — Ах! Миледи, я не должна этого вам говорить, да разве смогу я жить с таким грузом на сердце? Простите меня грешную, и да простят меня Боги! — она подняла взор к небу. Глаза ее были наполнены тем самым экстазом, который получает грешник прикладывая чело к ногам Небесной Матери, и целуя и моля ее о прощение. Взгляд полный веры и радости, ввергающей человека в пучину агонии и упоения страданиями своими. Анна снова сжала мои руки, и словно раненая пташка вновь склонила голову. — Вы знаете, ведь знаете, бушует ведь война. — Тихо начала она. — И при Глотке состоялась одна из битв… и принц… принц Джекейрис… он погиб. — Душа казалось ушла из моего тела. На выдохе, я почувствовала как обмякла. Как тело мое стало ватным и жар пробил аж до самых костей. Казалось, будто меня низвергли в пучину ада, где я заживо сгорала. Но ни надувающаяся и лопающаяся словно жир на сковороде плоть, ни собственный мучительный крик, более не трогал меня. Хотелось просто пасть, и более не подниматься. Чтоб жизнь без боли, в один миг оборвалась, и последний вздох так и застыл в горле не успев наполнить грудь своими живительными свойствами. Я застыла в том самом состоянии, когда боль ещё не обрушилась градом слез и душевными терзаниями; сердце только успело беспокойно екнуть, и словно зажать уши, обдумывая, что же делать. Сладостные, короткие мгновения, перед самым страшным, перед самым разрывающим душу чувством.***
Я сидела в кресле пребывая в самом тяжелом из своих состояний. Полное отрицание в моей душе, смешалось со смирением. Я то ударялась в слезы, то успокаивалась, и устремляла свой взгляд в окно, равнодушно глядя на хмурые тучи, которые перекатывались по небу, словно морскую пену прибивает к берегу. Ох, если б только эта морская пена вернула бы мне Джейса. Тогда, я вольной птичкой, выпорхнула бы к нему в окно. И уже никто и ничто не сумело бы разлучить нас. — Нет. — прошептала я, поднимаясь из кресла и беспокойно расхаживая по комнате. — Нет, он не мог умереть. Это все такая огромная глупость. Анна просто что-то перепутала. Умер точно не он. Скорее это я мертва и горю в семи адах. Это все проделки бесов. Дверь тихо скрипнула и я впервые обернулась к Эймонду с радостью и надеждой. — Прошу! Умоляю тебя! Я сделаю все, что захочешь! Все-все, только умоляю, скажи, что это ложь! — кричала я, вцепившись в его запястье. Он глянул на меня насмешливо. Погладил обтянутые кожей костяшки. — Как быстро, однако, до тебя доходят вести. Может стоит переломать твоему кузнечику лапки? — Меня как ледяной водой окатило. Не хватало только, чтобы из-за моей глупости пострадала Анна. Я такая эгоистичная, я ведь о ней совсем не подумала. — В любом случае — это правда. Тельце твоего ненаглядного сейчас кормит рыб. — С холодной усмешкой на губах, заявил он мне. — Если ты меня хорошо попросишь, то я, быть может, полечу его поискать. Кто знает вдруг он всплыл? Возможно его к берегу прибило. Твое любящее сердце случаем не чувствует? Более свой гнев я сдерживать в узде не стала. И плюнув ему в лицо, отшатнулась прочь. — Гори в семи адах, ублюдок! Ненавижу! Ненавижу тебя! — Кричала я, отворачиваясь от него прочь и пряча лицо в руках. — Моя милая, ты что-то путаешь: ублюдком был твой сладкий мальчик Стронг, перед которым ты с таким удовольствием раздвигала ноги! — Взревел он в бешенстве. Лицо его перекосило уродливая гримаса. Весь он покраснел, на висках вздулись вены, глаз налился кровью, и я даже испуганно вскрикнула, когда это подобие человека сделало ко мне два быстрых, твердых шага. — Ты дьявол! Убогое, злобное создание! Такой, как ты никогда не сможет полюбить, и тебя ни капли не жаль! Ты не заслуживаешь испытать этого! — Кричала я, окончательно лишившись рассудка. — Ты глупая, совершенно безмозглая чертовка! — Он замахнулся, готовясь ударить меня. — Не такому суккубу как ты, говорить мне о том, кто я есть! Я услышала его тяжелое, прерывистое, звериное дыхание. Словно это вепрь приблизил свою мерзкую морду прямо ко мне, и вдыхал запах моего страха. Мысленно я уже приготовилась к удару, но он опустил ладонь и произнес: — Радуйся победе своей семьи. Своего короля. Слезы тебе не к лицу.