***
Вновь я стояла на этом берегу. Не могу даже вспомнить, сколько раз, Аногар приземлялась на эти пески, и сколько часов, я, неподвижно стояла вглядываясь в водную гладь. — Ты проводишь тут слишком много времени. — Произнес голос за моей спиной. Я вздрогнула. Обычно, Люк выступал молчаливым стражем. — — Тебя мама надоумила? — Я взрослый мальчик, Аерона. — Послышался немного резковатый ответ. Люцерис не подходил близко, держался на расстоянии, словно опасаясь, что сделай он лишний шаг в сторону ко мне, то я с безумным восклицанием брошусь в морскую пучину. Казалось, он более всех уверен в моем безумии. — Конечно. — Ты ведь заешь, что мы тебя ни в чем не виним? — Да. — Тогда прекрати разводить драму. Ты же сильная. Я знаю. И ты нужна сейчас маме. Она потеряла двоих детей, а третий пропал, и судьба Визериса до сих пор не ясна. Она сходит с ума, Аерона. — Он смолк, видя, что я никак не реагирую на его слова, а затем подошел, и грубым рывком развернул лицом к себе. — Да приди ты уже в себя! Его больше нет, и волны, не прибьют его тело к берегу. Хватит стоять тут проливая никому не нужные слезы и жалея себя! — Заорал он, и силой встряхнул меня. — Аерона, мы нуждаемся в тебе. В девочке с дерзким характером, которая огрызалась на все трудности, и хитрила как могла, пытаясь сделать все по ее хотению. Такая дочь нужна сейчас королеве. — Ты прекрасно знаешь, что я никогда такой не была. — Прошептала я, дернув плечами. — Ты прекрасно знаешь, что я упорно притворялась. Я трусиха, Люк. — Ты дура. — Коротко ответил он, и я, чуть не заскулила от боли, когда его пальцы, сильней впились в мою кожу. — Согласилась бы трусиха на тайный брак? А оседлала бы трусиха кровожадную тварь, которая порой не против полакомиться даже своей хозяйкой? Или, быть может, трусиха бы отправилась в Штормовой Предел отдавать письмо старому бесчестному хрену? Ты не трусиха. Поэтому возьми себя в руки, и сделай уже хоть что-то, помимо самобичевания. — Наконец, его пальцы разжались. — Мы все тоскуем по Джекейрису, и всем нам трудно, но мы идем дальше, и тебе, нельзя оставаться в стороне. Докажи, что ты можешь удивить, Рони, докажи, что ты стоишь того, чтобы зваться драконом. — Катись к черту. — Я сбросила с себя его руки, и подойдя к Аногар, ловко взобралась в седло. Короткая команда, и вот, я уже среди облаков. Люк скоро последует за мной. Он всегда сопровождает меня. Первое время, этим занималась мама, но вскоре, перекинула эту обязанность на моего брата, ведь королева не может часами сидеть на берегу моря, ожидая непонятно чего. Возможно, скоро я надоем и Люку, и он перекинет меня Бейле, а та еще кому. Надеюсь только, что в конце все этой цепи, меня оставят в покое, и я смогу делать то что угодно мне. Ну и глупая мечта для дракона в цепях.***
Дрова потрескивали в камине. Это был очередной тихий вечер, который я проводила в покоях матери. Она с любовью смотрела на меня, иногда поглаживая по руке. — Мама, а о чем ты мечтала, когда тебе было столько же, сколько и мне? — спросила я, подняв на нее взгляд. — Я… — она на миг задумалась, словно разыскивая в шкафу старый, давно отложенный свиток. — Ох… Да и не вспомню уже… ах, да. О полетах на драконах, да сладостях. Глупо. Стоило мне выйти замуж, и все эти грезы вылетели из головы. — Печально. — Это жизнь, моя милая, что-то мы теряем, а что-то обретаем. Я лишилась детских мечтаний, но обрела любящих малышей, которые, взирали на меня наивными глазами, и цепляясь за мои юбки, делали первые неуверенные шаги. Это дорогого стоит. Особенно, когда эти пухлощекие детишки вырастают, берут в руки мечи, и умирают на войне. Я хмыкнула в ответ. Я много чего потеряла, и ничего не обрела. Разве можно считать обретенным то, что изначально считалось твоим? Конечно, я не стала делиться с матерью такими безрадостными мыслями. — Если родиться мальчик, то я назову его Джекейрис, а если девочка, то Рейнира. — Тихо молвила я. На губах королевы заиграла меланхоличная улыбка. — Прекрасные имена, моя милая. На этом разговор и закончился, хотя тем было хоть отбавляй, но портить момент разговорами о войне не хотелось. Хотелось, чтобы все плохое осталось где-то за порогом. И чтобы со всем этим плохим, разбирался кто-то другой.