Аерона, ты моя. Ты всегда будешь моей. Ведь я, уже часть тебя. Я уже проник в твои кости, мышечную ткань, кровь. Ты можешь убегать, можешь прятаться, но это не изменит истины. Без меня, ты, уже не ты.
Я резко села в постели. К горлу подкатила тошнота. Мелкая дрожь, сотрясала все тело. В сердце, клокотало что-то. Что-то первобытное. Что-то, что кричало мне бежать.
На слабых ногах, я встала с постели и открыла тяжелую дверь.
Я свободна. Его тут нет. Нет. Я свободна. Никто не запирает меня. Никто не бьет. Не насмехается. Никто не мучает, меня своими прикосновениями. Никто не мучает меня в постели.
— Миледи? Все хорошо? — Спросил карауливший у дверей моих покоев сир Адриан. Я мельком глянула на него и махнула рукой.
— Да, я хочу выйти в сад.
— Миледи, но сейчас поздняя ночь, и вы… кхм… ну, так легко одеты.
Его комментарий вызвал усмешку, и не оглядываясь, я продолжила идти, но рыцарь, не хотел отставать так легко.
— Миледи, мой долг, как члена Королевской Гвардии, сопроводить вас. — Сказал он, и в следующий миг, я услышала громыхание доспеха, и его тяжелые шаги.
— Валяй.
Мы шли молча, но я слышала нервное дыхание юноши, и даже тихо хихикнула, когда услышала, как он споткнулся. Этот паренек был чуть старше меня. Довольно милый, но с видом умудренного жизнью человека. Лицо у него часто было осунувшимся. Опущенные уголки рта, нахмуренный лоб, печальный взгляд; он напоминал мне своим видом, грушевидную тыкву.
Хотелось увидеть его улыбку, или хотя-бы намек на нее.
— Миледи, не сочтите за наглость. — Его голос прозвучал над самым ухом, прежде чем сильные руки, накинули на мои плечи белый плащ. — Это согреет вас хоть чуть-чуть.
Благородностью ему стал кивок.
Вечер был очень холодным, настолько, что у меня застучали зубы. Но я была готова потерпеть, лишь бы не возвращаться в душные покои, где кроме кошмаров и призраков меня ничего не ждало.
— Сир, расскажите мне что-нибудь. — Попросила я, желая отвлечься от собственных безрадостных мыслей.
— Что вы желаете услышать, миледи?
— Что угодно Историю вашей жизни, случаи из детства, да хоть сказку.
— Я не знаю сказок. — Сир Адриан прокашлялся. — Да и жизнь моя, не сказать, что интересна. Младший из сыновей младшего из братьев лорда Редфорта. Ничего своего у меня быть не могло. По наследству, максимум что я мог получить, это пинок под зад, в случае если новый лорд решит меня погнать. — Он опустился и поднял с земли листок, крутя его в руках. — Все это и сподвигло меня занятья рыцарством. я мечтал стать членом Королевской Гвардии. Словно безумец я ходил по всем турнирам, которые только мог объять, на каждом старался если не победить, то отличиться. Ну, и как вы понимаете, раз я стою тут, значит мечта исполнена. Значит я нашел свое место в этом мире. — Он печально хмыкнул. — Только вот радости от этого никакой. Моя мечта была вынужденной. Рожденной из страха и опасений за будущее. От того и не принесла ни удовольствия, ни успокоения.
— Печально.
— М-да.
Разговор наш был неловок и сух. Но все же, мне было спокойно и приятно.
— А вы влюблялись когда-нибудь?
— Да.
— В кого?
-…
— В кого?
— В деревенскую девушку.
Судя по всему, для Адриана то была неприятная тема, но сама не зная почему, я начала давить, испытывая при этом, какое-то садистское удовольствие.
— Как вы познакомились? Что с ней стало?
— Я был со старшим братом на охоте. Она возвращалась от реки с корзиной стираной одежды. Ее звали Марта, и она была прекрасна. Я хотел жениться на ней. Надеялся, что раз я из самой далеко ветви семьи, то никому не будет дела до моего поступка, но я не так и не узнал, какие последствия бы меня ждали, в случае если бы я все-таки взял ее в жены. Марта умерла от чахотки.
Я хмыкнула.
— Миледи находит это смешным? — огрызнулся рыцарь, на то я покачала головой.
— Нет, конечно, нет. Я нахожу это забавным. — Лицо рыцаря исказилось в отвращении. Я не стала пояснять свои слова. Распыляться перед ним не хотелось.
Забавным же я считала то, как любят потешаться над нами Боги. сколь ничтожны для них наши чувства и жизни. Какому из семи лиц Бога, было дело до умирающей деревенской девчонки? А кому было дело до тонущего и израненного Джекейриса? А до меня? Сходившей с ума в покоях, в которых я еженощно подвергалась насилию со стороны презираемого мной человека, и не имела никакой радости, кроме дурацкого окна испещренного решетками.
Мы молимся им, строим во имя них храмы и алтари, но для Богов, мы не более букашек, к которым они давным давно потеряли интерес.
— А вы верите в Богов? — спросила я, вновь разрезая тишину. Сир Адриан, который уже успел о чем-то задуматься, и низко опустил голову, всматриваясь в землю, ответил не сразу. Я даже успела подумать, что он намеренно игнорирует меня, когда с его губ все-таки сорвалось одно единственное слово:
— Нет.
После этого, я не стала более мучить впавшего в уныние Адриана, и предложила вернуться в замок, на что тот легко согласился.
***
Дул ветер. я обнимала отца и плакала. Обнимала без удушливого чувства
стыда и вины, обнимала так, как делала это несколько месяцев назад. Просто.
Искренне. Со все любовью и нежностью, которую только могла проявить, к этому
странному и неоднозначному мужчине, который тем не менее был моим отцом.
— Береги себя… Прошу, только берегись… — Шептала я хрипло, словно
в исступлении, словно заученную, вдолбленную с самого детства, молитву. Да и
кому я этого говорила? Порочному принцу? Да он первым делом полезет в пекло. И плевать
ему, что его любят и ждут. что за него волнуются. Что у кого-то, за него душа
болит. Жестокий. Раньше я не замечала, насколько он жестокий. Он казался
веселым, отстранённым, порой холодным, но не хотелось думать о нем как о
жестоком человеке.
Ответом мне стал короткий поцелуй в макушку, затем, положив руки на мои
плечи, он отстранил меня от себя. Ни ласковых слов. Ничего. Вновь вернулось это
ужасное чувство вины. Неужели он настолько меня ненавидит?
Я не стала более докучать ему своими слезами и отошла к матери. Та
привлекла меня к себе, что-то прошептала, но я уже не слышала. Взгляд мой жадно
всматривался в то, как Караксес взлетает, поднимая клубы пыли, и исчезает между
облаков, словно сгорая в лучах палящего солнца.
Не успел он улететь, как я уже беспокоилась о нем. Я не знала, когда
увижу его в следующий раз и сердце беспокойно трепетало.
Было очень страшно. Я боялась, что он, также как и Джекейрис и Рейнис,
больше не вернется. Но самым страшным было то, что в случае чего, я ничем не
смогла бы ему помочь.
— Все будет хорошо. — Прошептала мама, сжав мое плечо. Ее слова
поддержки, всегда звучали так, словно в первую очередь она утешала себя.
Верить ей не получалось.
Я кивнула. Пусть она думает, что ее слова дарят мне покой.
***
В комнату я вернулась на ватных ногах.
Голова кружилась; зрение размазывалось, а желудок словно скрутило в
узел.
Тяжело быть простым наблюдателем, неспособным ни н что кроме слез.
Хотя, может я просто потеряла всякое желание к чему-либо?
И тут, за этими и без того безрадостными мыслями, я почувствовала
это. То, что сначала заставило меня
испуганно вскрикнуть, а затем надрывно заплакать.
Пинок.
Пинок ребенка. Твердый и уверенный. Словно он кричал «Я тут!
Помнишь? Я тут хозяин, и только от меня зависит, умрешь ты или будешь
жить.»
Ненависть заклокотала внутри. Забурлила бурным потоком, словно из
кратера проснувшегося вулкана брызнула лава, потекла, сжигая все на своем пути, погребя все то, что росло под солнечными лучами.
И из всего этого пепелища, проросла одна скверная, мерзкая и жестокая
мысль:
Не дать ему родиться.
Тут же из тела пропала всякая слабость. Движения стали четкими и
уверенными.
Я стянула с кровати простыни. Завязать петлю не составило труда. Я же
наполовину Веларион, вязать узлы я научилась раньше, чем ходить. И я не дам
никому больше решать мою судьбу.
