Новенький

День не предвещал ничего хорошего. Ван Ибо понимал это, когда вставал с кровати, понимал это, когда чистил зубы. Когда мама сказала ему “доброе утро” и позвала завтракать. Ибо плохо спал, потому что переживал из-за вчерашнего. Один вопрос терзал его больше всего: для чего учитель пришел к его дому? Два варианта и два исхода дела. Ругаться или поговорить? Он не мог волшебным образом узнать о том, что произошло в классе, а если мог? Тогда вполне вероятно, что он хотел поговорить. Ибо корил себя за то, что уехал. Учитель выглядел неважно. Ибо с болью вспоминал, что лицо у него было грустным. А что, если он узнал? В таком случае, он услышал неприятные вещи, сказанные в его адрес. Ибо злился на себя. Каким же надо быть дураком, чтобы оставить его одного? Но, вспоминая себя вчерашнего, он с уверенностью мог сказать, что не понял бы, не остановился и не поговорил. Он был зол, его трясло от несправедливости, только поездка смогла успокоить его мысли. Думая о вчерашнем дне, он чувствовал, что сегодняшний не принесет ничего хорошего. Класс встретил его привычным гулом. Ничего не изменилось, когда он вошел. Ю-Ю помахала ему рукой, как старая знакомая, Ибо и не понял, когда он успел заслужить такое уважение. В своем углу мерзко захохотал Мао Женьмин, Ибо не обратил на него внимания, сел на свое место, но одноклассник крикнул с задней парты. – Попал вчера, новенький? Его голос был таким противным. Сколько можно вести себя таким образом? Неужели никто никогда не поставит его на место? Ван Ибо не обернулся, он не собирался играть в его игры, реагировать или вести себя вызывающе. Он молча готовился к занятию. В голове всплыл образ доброй госпожи Мао, Ибо покачал головой – удивительный контраст. Чжан Мэйцзин поднял голову, слыша гогот одноклассников. – Чувак, я бы на твоем месте рассказал все как было. Ибо хмыкнул. – А есть смысл? – Не знаю. Но они всех уже достали. Кто-то же должен с ними разобраться. – Это буду точно не я. В этот момент в класс вошел элегантный учитель. Ибо с тоской посмотрел на него, в грудной клетке больно потянуло сердце. Весь класс встал, приветствуя его. Учитель выглядел сегодня как-то по-другому. Лицо строгое, под глазами пролегли легкие тени, как будто он не спал всю эту ночь. Стало не до шуток. Ван Ибо поразился тому, как красив он был даже тогда, когда лицо осунулось от тревог. Он был сегодня еще выше, строго оглядел класс, без улыбки поздоровался и позволил сесть. До Ибо с ужасом дошло: он все знает. Кто-то рассказал. Сердце бешено застучало в груди, руки похолодели. Сяо Чжань ледяным голосом очень громко проговорил на весь класс. – Мао Женьмин, выйди к доске. Класс как будто вымер, все молча уставились на одноклассника. Школьник с остатками ухмылки на лице неуверенно встал. – Быстро, – он произнес это так громко, что Мао Женьмин споткнулся. Многие опустили глаза – было странно увидеть учителя таким. Его как будто подменили за одну ночь. Ван Ибо с болью наблюдал за этими изменениями. Хотелось вернуться во вчерашний день, сделать так, как было раньше: взъерошенный учитель, добрый и мягкий, чтобы ругался он только на него. Мао Женьмин тем временем вышел вперед, форма была помята, из-под кофты торчала футболка. Уверенности как не бывало, он был немного ниже учителя, но сегодня казалось, что он хомяк перед удавом. Учитель холодным взглядом вцепился в его лицо и громко произнес: – Мао Женьмин, извинись перед Хуан Юмин, Ли Сяомей и Ван Ибо за свои вчерашние слова. Девочки посмотрели на учителя. Ван Ибо задыхался от того, что слышал свое имя, и от того, каким ледяным тоном это было сказано. Весь класс сидел в оцепенении. – Что? – промямлил школьник. От следующего крика подскочили все, даже равнодушный Мэйцзин. – Я СКАЗАЛ, ИЗВИНИСЬ ПЕРЕД УЧЕНИКАМИ! Хуан Юмин, Ли Сяомей и Ван Ибо. Ты оглох? Сяо Чжань кричал так страшно, его глаза были полны злобы и обиды, руки сжаты до белых костяшек. Еще никогда никто не видел его таким. Мао Женьмин в страхе посмотрел на учителя, лицо было белым, его начинало потряхивать, он тихо, запинаясь, проговорил: – Извините… – Я не слышу. Четко и громко, так же как вчера ты говорил грязные вещи о своем учителе, когда ты делал отвратительные намеки девочкам и своему однокласснику. Он говорил громко, как будто забивал гвозди, голос сильный, оглушительный. Мао Женьмин сжался. Учитель продолжил. – Каждый раз, когда ты слезно просил простить тебя за свое поведение, каждый раз, когда ты плакал, что твою мать уволят из-за недуга, если тебя вызовут к директору. Когда приходил ко мне и просился помочь во дворе, чтобы исправиться. Каждый раз я верил тебе. Тебе этого было недостаточно? Ты решил воспользоваться добротой? Нравится теперь, как с тобой разговаривают? Хорошо я теперь выгляжу? Ван Ибо проглотил слезы от того, каким он был, что он, должно быть, пережил вчера, когда узнал. Каким грязным ощущал себя после этого и остался совсем один, без поддержки в этом маленьком доме. Ван Ибо хотелось спрятать его, увести отсюда, решить все его проблемы, чтобы ему не нужно было становиться таким сильным. Класс молчал. Сяо Чжань выдохнул немного, опустил свой взгляд, которым буквально пригвоздил Мао Женьмина к месту. Продолжил уже спокойнее. – Ты здесь только благодаря своей маме. Но если я замечу хоть один малейший проступок, хоть один взгляд в сторону девочек или парней, в сторону новенького, ты вылетишь отсюда с грохотом. Это я тебе гарантирую, – он крикнул громко. – ПОНЯЛ? Женьмин попятился к доске. Он был до чертиков напуган. Все были напуганы. Только Ибо готов был придушить одноклассника за то, что случилось. – Я пппонял. Он не смотрел в глаза, сказал это тихо. Сяо Чжань выдохнул, он готов был отпустить его, но Ван Ибо встал со своего места. Учитель повернулся к нему, и в глазах промелькнула болезненная усталость. Всего на мгновение, но Ибо заметил ее. – Сяо-лаоши, пусть он извинится перед Вами. Сяо Чжань нахмурился. – Я здесь учитель, если вы не забыли, Ван Ибо. Со своего места вскочила Ю-Ю. – Я согласна с Ибо. Пусть он извинится. Ли Сяомей тоже встала. – Он должен извиниться. Он не достоин учиться в вашем классе. Сяо Чжань сжал губы в тонкую нить. Весь класс по одному начал вставать со своих мест, каждый говорил по-разному, но одно и тоже. – Он должен извиниться. Ты должен просить прощения. Губы Мао Женьмина задрожали, он оглядел класс, над которым часто смеялся. Мэйцзин, который частенько получал, но никогда не реагировал, встал вместе со всеми. Девочки, которые кричали на него и злились, но не могли до него достучаться. Новенький, который несколько раз предупреждал его. Сяо Чжань, чьей добротой воспользовались, и он превратился в усталое подобие прежнего учителя. Только его друзья встали из-за парт и позорно молчали, боясь поднять глаза. Мао Женьмин сглотнул ком в горле, плечи были опущены, он что-то понял для себя в этот момент – ему стало стыдно. – Простите меня, Сяо-лаоши. Я никогда так больше не буду. Он испуганно поднял взгляд, искренне стараясь не заплакать. Сяо Чжань с трудом держал себя в руках. Его губы тоже дрожали, но он был сильным. Сегодня или вчера в нем произошли очень сильные изменения. Он кивнул, как бы прощая, и жестом приказал ему сесть. Мао Женьмин на негнущихся ногах вернулся на свое место и уткнулся в парту. Учитель поклонился и дрогнувшим голосом сказал классу: – Спасибо, ребята. Садитесь. Сейчас у вас будет самоподготовка. Мне нужно отлучиться. И он, не задерживаясь, вышел из класса, хлопнув дверью. Никто не двигался. Каждый по-своему переваривал это событие, настолько историческое по своей сути, что никто не мог этого даже осознать. Только Ибо, сев на место, встал обратно и тут же пошел на выход. – Куда ты? – крикнула ему староста. Он ничего не ответил и вышел за дверь. Сяо Чжань шел по коридору, его плечи были опущены, как будто вся тяжесть мира упала на него, как только он вышел из класса. Ван Ибо подбежал к нему и задержал за руку. Учитель не сразу понял кто перед ним, он почти дал волю своим эмоциям. Это был все тот же прежний Сяо Чжань. Ван Ибо подошел к нему, потянулся и очень крепко обнял. Учитель не сопротивлялся, скорее всего, он не мог понять, что происходит. Стресс, который он испытал, выйдя за рамки своих сил, вымотал его. Он бессильно обмяк в объятиях ученика. – Прости меня, прости, прости, – шептал ему Ибо. Сяо Чжань не очень понимал, почему Ибо извиняется, он все больше растворялся в крепких объятиях. Ван Ибо гладил его по спине, успокаивая, задевал волосы, пропускал их сквозь пальцы, прижимал к себе двадцатишестилетнего парня, который начал коротко всхлипывать, цепляясь за Ибо. – Прости меня, Сяо Чжань. Прости, что довел до этого, что тебе пришлось это делать. Я не хотел. Сяо Чжань вздрагивал в его руках, он вдруг обхватил Ибо в ответ, прижался к нему. Ибо сжимал его в своих руках, вдыхал запах учителя. Он был так близко, хотелось держать его и никогда не выпускать из своих объятий. Ван Ибо гладил его, утыкаясь в шею, кожа была так близко, губы сами нашли ее, это было так естественно. Просто, как дважды два. Он прижался губами к шее и поцеловал Сяо Чжаня. Учитель замер, он повернул свое лицо и удивленно посмотрел в глаза ученика. Ибо не отводил взгляд, он потянулся и медленно поцеловал Сяо Чжаня в губы. Так мягко. Слишком желанно. Они замерли в этом мгновении, прикасаясь губами. Ибо прижался, приоткрывая рот, Сяо Чжань ответил, ловя этот поцелуй. Воздуха не хватало, они целовали друг друга всего мгновение, один крошечный миг. Он мог бы продлиться дольше, если бы язык Ван Ибо не толкнулся в приоткрытый рот Сяо Чжаня. Это движение, которое пустило по телу электрический заряд, вдруг оттолкнуло учителя. Он дрожащей рукой уперся в грудь Ибо, выпутался из объятий и ошалелыми глазами уставился на него. Школьник смотрел в ответ, не пытаясь извиниться за то, что произошло, или как-то оправдать себя. Они оба сделали это. Сяо Чжань часто моргал, пытаясь смахнуть наваждение. Потом коснулся пальцами своих губ и замотал головой. – Я… Ибо? – Прости, – только и прошептал парень. – Прости? Прости! Боже, я не знаю, как это произошло. Ибо... Иди на урок. Я должен уйти, – он трогал свои губы, глаза были полны сожаления. – Я уйду. Прости, Ибо. Он развернулся, остановился на мгновение и быстрым шагом направился к лестнице. Ван Ибо закрыл глаза, проклиная себя за свою несдержанность, и не глядя отправился к классу. Он не смог зайти внутрь, постоял немного, осознавая масштаб трагедии, сел возле двери и просидел так остаток урока, положив голову на колени. Сердце было готово умереть от любви, на штаны капали слезы. Кажется, он все безвозвратно испортил.