* * *
Наверху им нужен минимальный запас слов, они понимают друг друга с полувзгляда. Малейшие изменения настроения, тоску по земле, неприятности с подопечными. Илларион наблюдает за этими двумя беспрестанно, но не вмешивается с вопросами. Как будто и так всё понятно. На Арсения и вовсе стало и смотреть приятнее, и общаться легче. Он уже не перечит нововведению стажёра, а оно и правда имеет успех и никаких минусов. Что он там говорит, как утешает и успокаивает — Арс не лезет, но очень гордится своим парнем. У него вот никогда не было такого универсального подхода ко всем, от детей до стариков, нужных слов вовремя и столько нерастраченной помощи. Может, он просто растратил её всю, трудясь ангелом три сотни лет. Ну либо его Антон — уникум.* * *
«Ты же был лишь моим, лишь моим, и мы вместе мечтали купить что-то в «Кузнецком мосту», ты же был лишь моим, лишь моим, Villalobos играет для вас, а я слёзы еле держу». Пацаны скачут на танцполе, с ними Серёжа, он в кои-то веке не за стойкой, его вытащили в клуб. Он смотрит на этих двух дурачков и дико радуется за приятеля, стараясь не думать, что это может закончиться в одну секунду, когда Антона снимут с ИВЛ. — Если сделаешь ему больно — я сам тебе кислород отключу, — смеётся Матвиенко, притягивая длинного парня за шею к своему лицу, тому приходится сложиться в три погибели. — Не сделаю. Нетрезвые и натанцевавшиеся, парни занимаются любовью в номере отеля. Из айфона тихонько играет фоном плейлист Арса. Антон сидит на члене, как всегда принимая в себя мужчину целиком, целует, стонет в приоткрытый рот и ловит такие же ответные стоны, обнимает под спину и любуются крыльями, которые двигаются в такт толчкам их обладателя и наливаются красным. Арсений, в свою очередь, нежно насаживает на свой ствол, держа под задницу. Иногда перемещает ладонь и ласкает основание крылышек, похожее на зарубцевавшиеся раны. Ответка Антона просто сносит его разум, как же он классно придумал любить этого мальчика в крыльях. Хотел всего лишь визуального дополнения, а получил нечто невероятное: парнишка реагировал на прикосновения к ним почти так же, как к члену. — Ты невероятный, — не сдерживается Арсений, втрахивая его в себя, на поясницу влажную давит, чтобы открылся ещё более по́лно, чтобы зажатый между животами член получил часть удовольствия, крылышки ласкает по основанию, дрочит почти. — Господи, Арс, Боже, это пиздец, продолжай, Господи! — дрожит и стонет Антон, его растаскивает на три ощущения, которые сливаются воедино в какой-то немыслимый по своей силе надвигающийся оргазм. — Кто-то меня звал? — за спиной внезапно Илларион. — С каких пор ты бог? — Арсений даже не удивлён, видимо, не впервые такое. — Я сегодня за него, но... Какого чёрта тут происходит? У Антона глаза огромные, испуганные, первый рефлекс — соскочить с члена и прикрыться — партнёр пресёк, оставив того на себе и обняв за худенькую талию. — Ларик, свали. И прости за ложный вызов, мальчик ещё неопытный. Шастун по-прежнему напуганно и повинно смотрит на верховного, но его чуть заземляет уверенное спокойствие Арсения. — Не учили: не упоминай имя бога всуе, молокосос? А ты — горе-любовник, — Ларик тычет перстом в коллегу. — Как вернётесь — оба ко мне! — и театрально взмахнув мантией, исчезает. — Нам пизда? Прости, — Антон смущён и растерян. — Нет, хоть он и выглядит строго, но за меня рад, зуб даю, — Арс целует, чтобы расслабить партнёра, утыкается лбом в его и гладит по скуле. Во всём этом столько чувств, что обоим бы не захлебнуться. — Давай кончай, мой хороший. На чём мы остановились? — Крылья, Арс... Прошу... Хранитель возобновляет толчки, но это больше, чем просто секс. Для Антона это больше, чем секс. Они занимаются любовью, Арс берёт его, делает своим — это всё где-то около, но по-прежнему не до конца отражает то, чем для парня являются их ночи. Это что-то из разряда пошлых фразочек из мелодрам про слияние душ. Особенно, когда они такие дерзко-охуевшие, не снявшие крылья, и пошло-открытые, просящие оргазма именно через них. «И каждую ночь распадаются в коде сто триллионов частей моей плоти, еле живой» — тихонько звучит из айфона, а Шастун и правда начинает распадаться, кончая. — Да, любимый, да! Блять, блять, блять! Кончай тоже, умоляю! Стреляй в меня! — парня уже мелко потряхивает, по животам обоих стекает его предсемя, член и крылья подрагивают, он на пробу запускает руку за спину Арса и также начинает ласкать лопаточные пёрышки у самого основания. — Антон, божеееее! Мы сейчас снова Ларри призовём, перестань... — Ну уж нет! Давай, родной, давай кончай в меня... — Шастун уже задыхается, потный весь, из последних сих двигается на члене и настойчиво ласкает крылья. — Ебануться. — Хранители такие матерщинники. — Заткнись. — Я тебя люблю. Они без сил лежат на гостиничной кровати, параллельно друг другу и чуть поодаль, чтобы не слипаться взмокшими телами, но держась за руки. — Я тебя тоже, очуметь как, Антон.* * *
— Нас щас натянут, Арс, он точно зол. — Нет, вообще не зол. — С чего ты взял? Он застал меня скачущим на твоём члене... — И что? — Нам будет выговор. По меньшей мере. — Не будет. — А зачем тогда позвал? — Вот и узнаем. Антон впервые в кабинете Иллариона, тут всё так пафосно и богато, что закрадывается мысль, а действительно, не он ли бог. Но для фантазий нет времени, парень переживает, что им сейчас влетит. — Антон, это вопрос к тебе, скорее, — Ларик начинает с места в карьер. — Нет, не потому что ты пользовался, а потому что в курсе всего современного. Если у меня не встанет... Ну, вдруг... Есть что-то... — Виагра, — в один голос откликаются оба. — В общем, я решил рискнуть спуститься. Глядя на вас, бессовестных... — Начинается! — Арсений глаза закатывает, но прекрасно видит, что коллега расположен дружелюбно. — Я искренне пытаюсь забыть то, что увидел, поверь. Но это всколыхнуло что-то во мне... Арс, дай координаты своего товарища, которому доверяешь больше, чем себе. — Дам обязательно. Они жмут руки, Антон просто благодарно улыбается. — Но! Учитесь трахаться без взывания к богам! — Ну, с тобой это сложно, — Шастун смеётся, толкая в бок любимого, когда они уже выходят.* * *
Пока Арсений зарабатывает деньги своим красивым лицом, Антон устраивается в Яндекс лавку. Кепка до носа, маска до глаз — и полное инкогнито, ещё и Мишей представляется при приёме на работу. Документы не нужны, велик выдают, занят всего четыре часа, зато с большим удовольствием приглашает Арса на настоящее свидание после нескольких таких смен. — А когда я умру... — парень спрашивает, как об уже закономерном, — нам там разрешат любить друг друга? Двум хранителям-то, нет на это запрета? А то ты же у нас любишь запрещать всё. — Придурок, — Арсений лишь улыбается, притягивая того за ворот толстовки и целуя за высокими спинками их диванчика. — Не запрещено, ангелы же лишены половых органов, поэтому считается, что любовь между ними — самое чистое явление. — Ага, до первого спуска на землю, — Антон немного краснеет, вспоминая каждый их откровенный раз, их алые, а иногда бордовые от страсти крылья, трепещущий в его растраханной заднице член, окончание на язык и в горло, сбивчивые признания в вечной любви опухшими растрескавшимися от поцелуев губами. — У тебя хотя бы есть член и там, — Арсений отпивает вино, отставляет бокал и кладёт руку на твёрдый пах всегда жаждущего его стажёра. — А я что, ни то, ни сё, как Кен. — Зато я знаю, насколько ты мужик, мне не нужно каждую минуту напоминать об этом тем, что в штанах. А у меня там всё равно бесполезный отросток, он же не работает. — Аааа, да? — А ты думал, что я сутками дрочу на образ хранителя у себя в химчистке, что ли? — Антон смеётся так, что падает лбом на плечо своему мужчине. — Если честно, то да. Я и забыл, что вам доступны лишь сон и слёзы... — Да и они что-то потихоньку уменьшаются, — Антон пожимает плечами, держась за поясницу, какие-то странные боли в последнее время его на земле преследуют, но он особо не ноет и показывать, что слаб, не хочет.* * *
В дни тёплого бабьего лета парни ударяются в романтику: любуются закатами на берегу Невы, Амстела и Тибра, Кьяра показывает им красоту Лацио, но постоянно подмечает про себя, а иногда и вслух, что их любовь краше даже Оази ди порто. В Амстердаме они официально гуляют, держась за руки, а к вечеру раскуривают косяк, который Арсения практически не берёт, а Антона, напротив, уносит. — Я в восемнадцатом веке пробовал такое, что тебе и не снилось, малой, а марихуана и даже что покрепче — были разрешёнными лекарствами. Так что... — мужчина затягивается и передаёт косяк, прижимая к себе любимого, вдыхая аромат его волос и шеи, обнимая поперёк груди и живота. — Я лучше тобой подышу, докуривай. Впервые Антон отказывается от секса, который в его мозгу, казалось, двадцать четыре на семь. Он лежит головой на коленях Арсения, тот гладит его по волосам, закапывается в них, перебирает, наматывает на палец кудряшки, массирует затылок. Парня сложило пополам от боли, но он упрямится, не хочет наверх. — Родной, давай я хотя бы до аптеки... — Нет, мы сейчас, сейчас... Дай мне немного насладиться тем, какой ты заботливый, ко мне так ни разу никто не относился, может, лишь мама в детстве, когда я с ангиной валялся... — Ты дурачок мой, я так люблю тебя, знаешь это? — Угуууу... — парень от боли в брюшной полости уже даже звуки в слова обликать не способен. — Есть мысли, что со мной? — Есть, мой хороший. Верну тебя наверх, удостоверюсь, что ты в порядке и слетаю разобраться. — Ладно, я правда не вывожу больше, — Антон забирает руку своего мужчины, целует в раскрытую ладонь и обнимает ею сам себя. — Погнали, мне пиздец нехорошо...* * *
Арсений уже у койки Шастуна в воронежской больнице, кое-что изменилось тут: стало больше трубок, аппаратуры, сёстры проверяют каждые пятнадцать минут, а на их лицах — вселенская печаль и тревога. Майя появляется минут через десять, застаёт мужчину держащим её сына за руку и гладящим его по кудрям. — Арсений... — она обнимает, голос дрожит и срывается. — Он умирает, почки и печень внезапно начали отказывать. — Я вам очень сочувствую, держитесь... — Если он умрёт, то я следом, мне нечего тут делать без него... — женщина начинает рыдать прямо в плечо, Арса парализует, он не хочет врать ей в лицо, это всё же самый близкий человек его любимого мальчика. — Не нужно, они там никогда не ценят такие жертвы. Да и никто не оценит, вы вообще не встретитесь, поскольку самоубийц ожидает ад... — Арсений понимает, что звучит жёстко, но пока в его силах отговорить от глупых поступков, он этим воспользуется. — Тем более, у вас мама старенькая, мужчина, который вас любит, собака, в конце концов... — Я не смогу без него, просто не смогу... Я, представляешь, всегда считала, что эта программа про экстрасенсов — чушь и постановка, но я дошла до ручки, Арсений, я боюсь сойти с ума со всем этим, что мне приходится пережить, и я им написала, они приедут скоро... — А вот это вы зря... — он только губы поджимает в негодовании. — Мне это необходимо... — Ну если только вам...* * *
— Ты как, здесь ничего не болит, всё хорошо? — по возвращении Арсений тут же в химчистке. При всём его обширном познании в загробном мире, он не знает, как это будет происходить. Как будет корёжить его мальчика тут, наверху, пока тело умирает там, внизу. — Заебись, но я теперь боюсь спускаться, а у меня доставка через пару часов. — Очень больно было? — Пиздец, никогда такого не испытывал. Что это такое? Кара за прелюбодеяние с ангелом? — Почечная колика, видимо. Слышал, что это невообразимые боли. — А схуя? — Твоему телу на земле стало хуже. — Скорее бы оно уже закончилось! — Антона до сих пор терзают фантомные отголоски, он инстинктивно хватается за поясницу. — Что там мама? — Она не хочет тебя отпускать... — Меня? Меня, блин?! То туловище, которое уже само не функционирует? Боже, мам... — Тссс, — Арсений за шею притягивает к себе. — Мы переживём это, терпи. Крылья я доставлю вместо тебя, пока это всё не разрешится в ту или иную сторону. — А так можно? — робко уточняет Антон, он благодарен настолько, что это не описать никакими словами. — А кто мне запретит? — Как круто встречаться с главным, — парень уже расслабляется, это даже физически ощущается: комок мышц, который заранее готовился к очередной порции боли, он обмякает и обнимает. — Voco vos, servi Dei, Антон... — вдруг прорывается из него на латыни, да ещё и чужим голосом. — Что это за ебанина? А у самого глаза стеклянные, смотрят уже сквозь Арса. — Блядские экстрасенсы! — только и успевает мужчина прорычать, желая ухватить любимого за руку, как того уже нет рядом. — Сссссука!!!* * *
У Антона аж мурашки от всей этой представшей перед ним картины. Его мама и Ирка за столом, напротив девушка в чёрном, с чёрными волосами и такого же цвета ногтями-саблями. В уголке ведущая, а также два оператора. На столике чёрный конверт с его, видимо, фотографией, множество свечей и любимое кольцо. Как он тоскует по тем временам, когда носил на руках годовую выработку металлургического комбината. — Он ещё жив, поэтому я не знаю, как всё пройдёт, — каким-то загробным голосом вещает испытуемый экстрасенс. — Но он тут, я ощущаю... — Антош? — Майя на пробу зовёт сына. — Привет, мам... — ... я скучаю по бабушкиному медовику... Хм, а девушка в чёрном будто и правда неплохой проводник, Антон слышит себя в стерео и наблюдает это всё как кино. Его знобит. — Я тут с дедом Антоном познакомился, рыжий такой... — ... невысокий, крепкий, почему вы мне о нём не рассказывали? Ведущая смотрит на Майю, та пожимает плечами. — Не знаю, это мой прадед, даже фоток нет, но я спрошу у мамы... Антош, у меня к тебе вопрос, серьёзный, — и она начинает плакать. У парня сердце сжимается. — Ты хочешь, чтобы мы продолжили с врачами бороться тут за тебя? Или отпустили? Скажи ты. Я не могу решить и не смогу жить ни с одним из принятых решений. — Отпусти, мам... Мне хорошо... — ... тут, я встретил свою любовь, любовь всей жизни... Ира испуганно зыркает на несостоявшуюся свекровь. — Но это я, я его любовь... — Пробка тупая! — Я не буду озвучивать то, что он сказал... Но я ощущаю за ним силу, властность, защиту, его любят, а ему нравится быть слабее, он кайфует от таких отношений... — Ты коза, блин, не выдавай Арсения! — Арсения... — Какая ещё Арсения? — Ирина уже откровенно злится, Майя хватает её за руку, дабы успокоить, камеры лезут прямо в лицо обеим, наплевав на какую бы то ни было этичность, любопытная ведущая тоже пытается понять, дало ли произнесённое экстрасенсом имя что-то их сегодняшним героиням. — Это мужчина, мужская энергетика, власть, сила, опора, там века три за плечами, не меньше... — Вы чё, ёбнулись? — Ирина!!! — ведущая и Майя аж взвизгивают. — Мам, отпусти, прошу... — ... мне тут только больно, почки просто отваливаются... Не держи, отпусти, ради меня же самого... Я счастлив тут, у меня работа и отношения... Я загляну к тебе, если мне позволят, только не мучай больше ни меня, ни себя... Антон вздыхает с облегчением, ощущая руки нашедшего его Арса у себя на поясе. Тот ещё и крыльями укрывает их обоих. — Любимый... Экстрасенс транслирует и это. Все переглядываются, Ира ёрзает и закусывает губы так, что вот-вот кровь пойдёт. — Вторая энергия... Мужчина... Брюнет, глаза голубые, подбородок мощный такой, красивый, но умер давно, не в этом веке и даже не в прошлом... — Ты готов свалить из этой ебанины? — Арсений шепчет за ушко, нежно потираясь там носом. — Да, забери меня из этого дерьма, прошу... — Всё, мы их потеряли, его забрали... — Майя Олеговна, это чушь какая-то, от и до! — Ирина утягивает женщину за пределы съёмочной бригады сразу же, как выключаются все камеры. — Вы же не поверили ни единому слову, я надеюсь? — Нет, Ириш, конечно нет, — но Майя явно в прострации. Медовик, прадед Антон, а самое главное — Арсений крутятся у неё в голове. — Мы же не будем его отключать, умоляю, скажите, что не будем! Это же не он с нами говорил, это подстава какая-то, да ещё и не смешная ни разу! — Не будем, это точно не будем, не волнуйся...* * *
Илларион хлещет коктейль за коктейлем в баре Матвиенко, Арс только фейспалмит и напоминает, что подняться необходимо раньше, чем накроет опьянение, потому что рвота — не самое приятное из земных привилегий. — А я, может, хочу прочувствовать по полной! Правильно тебя твой пацан душным зовёт! — верховный хранитель лишь отмахивается, щелчком подзывая Серёжу. — Давай ещё этих твоих наггетсов, я впечатлён. Матвиенко качает головой, ржёт, но заказ беспрекословно принимает. Близкие Арса — и его близкие. — Антон, спасибо тебе! Я, оказывается, обожаю жизнь внизу! — А я наверху! И Арса! — перекрикивая «В Питере пить», отзывается тот. — Ещё советую кальмара по-шанхайски к пиву, это охуенчик, Ларри! — Спасибо, закажу. — Ты как, малой? — Серёжа приносит наггетсы, но беспокоит его сегодня лишь Шастун. — Чуть лучше, во мне четыре обезбола. Да и мама, как я понял, связалась с какими-то врачами в Германии, они тестируют на мне какую-то заморскую хуету, — тот разводит руками и недовольно кривится. — Ну, значит вытянут... Заморское всегда работает...* * *
— Любимый... Ты красивый такой... — Антон пьяненький, они гуляют вдоль Яузы, пошли освежиться после душного бара с парами алкоголя и ашек. Он обнимает сзади, скользит по груди, под свитер, ласкает рельефный живот, соски, накрывает член через штаны. Арсений млеет уже, этот парень — его слабость, его смерть, как бы он ни сдерживал себя, чтобы не влюбиться в него по уши, всё равно ожидаемо утонул к чертям собачьим. — Мы весь вечер занимались любовью, тебе мало? — Да, мне тебя всегда мало... — Вернёмся в гостишку? У тебя точно не болит ничего? — Я же на таблетках, терпимо, а секс вообще всё лечит, — Антон отвязный и заряженный, соблазнительно смотрит, за руки тянет, то и дело ворует лёгкие поцелуи, нагибаясь и снова отстраняясь. — Выебу же... — Арсений подыгрывает, знает, чего его пацан жаждет. — Хэй, пидоры! — перед ними неожиданно двое чуваков, гораздо ниже обоих, но крепкие, даже можно сказать перекачанные. Никто опомниться не успевает, как у Арсения растекается кровавое пятно по серому свитеру, он хватается за живот, но кровь сочится и сквозь пальцы. — Арс, что делать? — Антон собирается довольно быстро, что ему несвойственно даже. — Крылья! Тот понимает всё, вытаскивает обе пары из рюкзака, кидает Арсению. Его ещё светло-розовые, они занимались любовью всего пару часов назад, внезапно выпадают из рук, один из качков наступает на них. — Что это за хуета, пидорасы? Арсений уже переходит, крепко держит своего любимого за предплечье кровавой рукой. — Пшёл нахуй! — Антон собирает последние силы, чтобы скинуть эту мразь с крыльев и набрасывает их на себя в последний миг. Вместе с ножом, который полосует ему ляжку до дикого «бляяяяять!» — Это было больно... — Антона до сих пор трясёт, хотя они уже наверху, в безопасности. Он смотрит на своё целое бедро, на нетронутый живот любимого. — Всё норм? — Мы слишком расслабились, Антон, так нельзя... — Арс становится серьёзным. — Такая неосторожность будет иметь последствия. Если эти ублюдки растрезвонят, то тебя могут узнать, это я не из вашего века, мне можно почти безнаказанно светить еблетом, а тебя не должно быть два одновременно, понимаешь? — Понимаю. — А если бы мы были просто двумя земными мужиками, которые любят друг друга и решили пройтись за ручку в безлюдном месте, почти ночью, нас бы прирезали, как каких-то отбросов, понимаешь? — Понимаю. — Я ненавижу землю... — Я и это понимаю, Арс, уже понимаю...* * *
— Ты чего тут? Где Арс? — Матвиенко второй день обслуживает Иллариона, который ударился во все тяжкие: перепробовал уже всё меню из всех доставок, запивая всем алкоголем, представленным в баре. — Я один, я быстро и по делу. — Ну давай своё дело. Они отходят в подсобное помещение. — Серёж, помнишь, ты грозился, что сам отключишь мне кислород? — Если ты будешь плохо себя вести. Но ты меня приятно удивил, малой. — Сергуль... Представь, что я неприятно удивил... Это вопрос жизни и смерти... Буквально. И я могу доверить это только тебе... — Какого хуя мне? Не хочу! Можно я стану ненадёжным другом, с которым ты даже на одном поле срать не сядешь? Не то, что с подобными просьбами подваливать... — Поздно. Если тебе доверяет Арс, значит и я... Ты же поможешь? — Я подумаю, говори.* * *
— Слушай, друг, а ты знаешь дату моей смерти? — Серёжа ошарашивает вопросом. Они пьют пиво, у Матвиенко теперь целый холодильник крафта, в том числе томатное и имбирное. — Я могу узнать, но не делаю этого. И делать не буду. Кьяра тоже просит, но я не могу, я не нарушаю, так нельзя. — Типа ты своими откровениями сдвинешь что-то в правильном течении судьбы? — Серёжа уже немного перебрал, после закрытия можно, но пока формулируется довольно изящно. — Типа, — Арсений допивает второй божественный «smoke tomato» и смотрит на уведомление. — Что? — Сергей аж пугается изменившегося в лице друга. — «Курьер Даниил скоро будет у вас»? Кто. Нахуй. Такой. Даниил. Где мой Антон? — Тих-тих! — Какое в пизду тихо, Серёж? — мужчина сминает жестяную банку в руках. Если бы он мог сейчас заплакать, он бы заплакал. Хотя почему если бы, он на земле, он может. Его мелко потряхивает, дышать нечем, щёки загораются огнём, липкие руки ужаса обвивают моментально и целиком. Его Антон очнулся, выздоровел там, у себя в Воронеже, немецкие методики сработали. Его Антон жив, только почему ему самому хочется повторно умереть. — Вот и сказочке конец... Хотя о чём я думал, на что надеялся? Все мои истории именно так и заканчиваются. Блять, блять, блять!!! — Арс, тихо, ты ещё ничего не знаешь... — И не хочу. Как, нахуй, выключить память? Как отмотать назад на четыре месяца и не вестись на этого дылду? — Арсений нервно меряет шагами зал, а Матвиенко страшно на него смотреть — в таком состоянии друга он видит впервые. Кажется, ещё минута, и тот пойдёт сметать все бутылки со стеллажей. — Арс, ты сперва долети и реши, ладно? Не истери раньше времени, я и не знал, что ты такой... — Потому что я завязал с любовью, она мне ни разу не приносила ничего хорошего, только разочарования и боль. И как я был прав, блять, как я был прав, когда отказывался влюбляться! — Чего там? Этот тоже боится в бар входить и топчется возле? — Серёжа сам открывает «Хэвен», он хочет, чтобы приятель скорее свалил наверх и не разгромил его бар. — Да, он рядом, я пойду встречу. — Ты кто такой? Где прошлый курьер? — у Арса дежавю, Антона он так же воспринял в штыки, от этой параллели ему будто под дых дали. Больно. Муторно. Бессмысленно. Вообще всё теперь бессмысленно. — Я не знаю, я новенький, меня поставили стажёром в химчистке, простите... — парень мнётся, доставая из рюкзака крылья. — И за задержку простите, я не... — Отъебись! — рявкает Арсений, набрасывая свой священный аксессуар и переходя, даже не удосужившись дождаться помощника. — Извини, он сегодня не в духе, — Серёжа пожимает плечами перед новым знакомым, но выдыхает, наконец, спокойно. Если он всё сделал правильно, то у этих двоих придурков всё будет хорошо. Навсегда. Даже после его смерти. Именно считая себя никчемным барменом, не приносящим человечеству никакой пользы, Серёжа, собственно, и согласился на просьбу Шастуна. Ему хотелось сделать за жизнь хоть что-то правильное, долговечное и нерушимое.* * *
— Ларри! — Арсений зовёт коллегу таким тоном, будто сейчас морду ему бить будет. Он на взводе, ему плохо. Плохо-плохо-преплохо. — С возвращением, Арс, чего шумим? — Где Антон? Он пришёл в себя, да? Лечение сработало? Очнулся? — мужчину флешбэкает делами стопятидесятилетней давности, когда Илларион держал его дружески за руки и повторял: «Ты только не психуй, но она пришла в себя. Лечение сработало, никто не ожидал. Арс, не горюй раньше времени только, это не конец, то, что она очнулась». — Он изучает «Гардиан», крыльями теперь заведует новенький, твой Антон хранитель, ему нужно оберегать тех, кто остался. Маму, бабушку... — Что?.. — Псих ебаный, — смеётся Ларик, как же он упустит момент постебать по уши влюблённого товарища. — Он у меня в кабинете, я дал ему пару часов на ознакомление с тем, как мониторить подопечных. Но окончание фразы Арсений уже не слышит, несясь в кабинет. — Любииииимый! Нормально с новеньким добрался? Он не налажал? Как я в первый раз... — Антон улыбается, отрываясь от планшета. Арсу хочется то ли истерично ржать от того, как он сорвался, то ли вопить от счастья. Но он выбирает третье: подходит к сидящему парню, встаёт на колени и обнимает за пояс. — Ты чего? — Я подумал... — Серьёзно? После всего, что я тебе обещал?! Козёл ты, какой козёл, — а сам целует затылок и прижимает только сильнее к своему животу. — Чувствуешь, я теперь тоже Кен. И как двум Кенам быть вместе? А? Скажи мне, всезнайка! — Придумаем... Обговорим... Решим всё... Главное, что вместе, — Арсению, наконец, сорвало разом все предохранители, которыми он хоть плохонько, но защищался от чувств к этому мальчику. Теперь незачем, теперь можно. Всё можно. Он обнимает так, что Антон осознаёт, насколько его любят и насколько он не ошибся в выборе миров. — Мы тут с Лариком поговорили, он предупредил, что до сорока дней меня будет хуёвить внизу, поэтому лучше бы воздержаться и переждать здесь... — Переждём, у нас вечность впереди, я никуда не тороплюсь, — Арс берёт руки своего парня, целует, утыкается в них, смотрит снизу вверх и ловит каждое слово. — И ещё... Мама и эта дурочка наверняка снова позовут медиумов, будь со мной там, умоляю, я в прошлый раз чуть не обосрался... — Я могу не пропустить их призыв, если ты захочешь. Или если решишь поговорить с мамой, то буду рядом, обязательно. — Не смотри на меня так, — Антон улыбается, его просто размазывает под столь любящим взглядом. — Как? — Как будто я для тебя — всё... — Шастун вышёптывает это и сразу же понимает, что сморозил глупость, ему остаётся лишь добавить: — Как и ты для меня.