«с момента своего рождения (и до смерти) и до смерти… что мы можем сделать?» — спрашиваю я, но ты сейчас просто улыбаешься, ничего мне не отвечая. в конце этого сна (напоследок), как загоревшиеся бабочки, мы засияем на мгновение, ослепив этот тусклый мир
♫ Ozaki Yuuki — Trigger (Zankyou no Terror OP)
«Ichi», «ni», «san», стучали колеса поезда. «Ichi», «ni», «san». После — «shi» или «yon». Чаще — «yon». Цифра «четыре» в Японии не в чести; она звучит так же, как слово «смерть». Этажи не нумеруют «четвертыми», если кто-то в семье болеет, то в доме не говорят слово «четыре», даже магглы верят в это, не используя «четыре» для создания мобильных телефонов на рынке Японии. Точно так же звучит слово «смерть». Пишется иначе, произносится так же. «Shi». «Ichi», «ni», «san», а дальше — «shi». Никто так не считает. Неважно, что. Вслух, по крайней мере. Рюноскэ Ши не была подвержена суевериям магглов. Ее мать со смехом рассказывала про суеверия Европы: они почти так же боялись числа «тринадцать», и это немного странно. «Чертова дюжина»; особых причин для страха перед единицей и тройкой нет. «Шестьсот шестьдесят шесть» — число Зверя, как утверждали богословы. В Афганистане не любили число «тридцать девять», считая его символом проституции. Боязнь тринадцати и шестьсот шестьдесят шести доходила вплоть до фобий, имеющих длинные красивые названия. Трискайдекафобия, гексакосиойгексеконтагексафобия… Только для тетрафобии существовали причины. Называть ребенка в честь смерти Чоу бы не решилась, несмотря на отсутствие у себя суеверий, но Ши назвала себя так сама. Красиво, коротко, звучно, намного лучше, чем данное при рождении имя «Шизука». Это значило «тихая девушка», и, может, подходило Ши в чем-то, но… Сокращение ей нравилось больше. Отец Ши был магглом, но это ничуть не мешало Чоу жить с ним в любви и гармонии; он обожал магию и был до беспамятства влюблен в свою жену, так, что иногда шутил, что Чоу — кицунэ, приворожила его лисьими чарами, может, и хвост лисий прячет. Люди, изучающие эзотерику, не считают магию ни чем-то жутким, ни чем-то дьявольским. Рюноскэ Гин не закончил Рейвенкло, как Чоу Чанг, но если бы вдруг обнаружил в себе магические способности — непременно был бы распределен на факультет Ровены. Он тянулся к знаниям, увлекался мистикой, и, несмотря на это, у него был свой бизнес — достаточно прибыльный. Когда Чоу забеременела, Гин был в восторге, и гораздо больше вечного вопроса всех родителей «мальчик или девочка» его волновал другой — «маггл или маг»? Он жалел, что это не может быть выяснено сразу после рождения, что придется ждать — но ждать пришлось недолго. Ши родилась копией своей матери, а магия проявилась, когда ей было полгода. Подруга Чоу подарила Ши детскую метлу, и метла не взлетела бы, не прояви Ши магических способностей. Когда Чоу и Гин обнаружили дочь летающей по двору, Гин одновременно обрадовался и перепугался, но Чоу спокойно объяснила: метла не даст ребенку упасть, она зачарована не только для полетов — на ней есть оберег. Рюноскэ Шизука была волшебницей, и по достижению одиннадцати лет поступила в школу магии Махотокоро. Никакого Хогвартса, сказала мать; когда она должна была начать учиться, ее родители спорили, Хогвартс или Махотокоро, и бабушка утверждала, что непременно Махотокоро, но отец работал в Лондоне, мать была колдомедиком в Уэльсе, и удобнее всего их дочери было бы отправиться в Хогвартс. Бабушка говорила, что это не принесет счастья, но ее не послушали. Та же бабушка, все еще здравствующая волшебница, сохранившая ясность глаз и ума, говорила — если Чоу не отдали в Махотокоро, то отдайте Шизуку. Ши в одиннадцать лет было все равно, где учиться, Гин тоже не разбирался в тонкостях магических школ, поэтому… После каникул — одиннадцатый курс. Последний. Выпускной. «Jyuu ichi». «Ichi», «ni», «san»… Стук колес убаюкивал. Рядом в купе болтали Нагато Аяме и Куронума Мияко, деля карточки от шоколадных лягушек. Шото Кенджи, подперев голову рукой, смотрел в окно. Все они учились на одном факультете и были друзьями Ши. Аяме с Мияко вдобавок были ее соседками. — Скоро приедем, — подал голос Кенджи. — Я пойду переоденусь. Подхватив чемодан, он выскользнул в коридор. Ши с неохотой открыла глаза — было так уютно дремать под перестук колес. Они вместе сели на поезд в Токио, чтобы добраться как можно ближе к острову Минами Иводзима, для магглов — необитаемому, для магов — древней резиденцией их школы. — Новый учебный год! — мечтательно протянула Аяме, снимая свитер. — Интересно, какие у нас будут предметы? — Обычные для факультета Аматерасу, — Мияко разгладила волосы. — Я слышала, что еще шаманизм, — сказала Ши. — Ух ты, вот об этом я и говорю! — воодушевилась Аяме. — Шаманизм! Общение с мертвыми? — Общение с мертвыми — это спиритуализм, — уточнила Мияко. — А шаманизм — это взаимодействие с мертвыми… Ши, завяжешь мне оби? Широкий пояс должен был быть завязан определенной формы узлом на спине, и сделать аккуратный узел самостоятельно было затруднительно. Ши принялась помогать Мияко, быстро и ловко сплетая ткань. — Давай я тебе завяжу, — предложила Аяме, и Ши повернулась к ней спиной, в отражении двери видя свое лицо. Мама была такой же — на колдографиях, но на колдографиях школьных лет Чоу носила черную с синим отливом мантию, а Ши — кимоно, выданное ей с семи лет и растущее вместе с ней. Сначала оно было розовым, но Шизука хорошо училась и ее кимоно приобрело золотой цвет. Вместе с алым оби, указывающим на принадлежность к факультету, она показалась себе юной Аматерасу, такой же красивой. Сравнивать себя с верховной богиней синтоизма было высокомерием, но… почему нет? Оби Аяме завязывала Мияко. Они успели как раз к приезду поезда — тот покачнулся, загудел и остановился.***
Первокурсников встречал Исигуро Рюджи, декан факультета Каннон — добродушный полный дяденька, похожий на монаха. Он носил монашескую одежду и четки, но, как было известно, монахом не был — либо ему это нравилось, либо он считал свой образ эксцентричным благодаря стилю. Главное — Исигуро-сенсей был добрым и хорошо умел объяснять тонкости Зельеварения. Новоиспеченные одиннадцатикурсники гордо прошли мимо новичков, устремляясь к гигантским буревестникам, чтобы забраться на их спины и взлететь к замку, таящемуся среди гор. Кенджи помог девочкам — Мияко отказалась от того, чтобы ее подсадили и легко залезла сама, а Аяме и Ши приняли помощь, одарив Шото сияющими улыбками. Замок, виднеющийся на горе Сурибати, походил на Такамагахару — отовсюду доносился аромат цветущей сакуры, апрельский ветер ласкал лицо прохладой, горную свежесть хотелось пить, настолько она была чистой. В полете Ши раскинула руки, вбирая в себя всю красоту весеннего замка, вишен и неба. Не зря магглы однажды отчаянно сражались за остров, так, что битва вошла в историю. За такой прекрасный остров стоило сражаться. Рюуноскэ Шизука снова была дома.***
— Tadaima! — громко сказали студенты, стоя перед столами и не садясь до завершения традиционного приветствия. — Okairi! — хором ответили преподаватели. Они поклонились друг другу, и только тогда все сели. Все, кроме директора. Ямамото Мамору стоял, сложив руки так, что кисти прятались в карманах. Его перевязанная алыми лентами борода — знак былой принадлежности к факультету Аматерасу — стремилась длиной до пояса. В прошлом году она была короче. Директор отращивал бороду; это считалось гордостью мужчины, как для женщин — длинные волосы. Волосы Ши доходили уже немного ниже пояса, и она этим гордилась — как и своими черными пронзительными глазами, пушистыми ресницами, правильными чертами лица, чистой кожей и пухлыми губами. Ее фигура с прошлого года округлилась, подростковая угловатость уступила девичьей грации, и Ши то и дело ловила на себе заинтересованные взгляды парней. Она улыбнулась Исиде Ичиру, тайком помахав ему. Исида нервным жестом поправил очки. — Счастлив приветствовать вас вновь! — громогласно заговорил Ямамото. Его голос перекрыл все шепотки. — Счастлив приветствовать тех, кто впервые ступил на благословенные земли Минами Ивадзима, чтобы постигать науку волшебства в школе Махотокоро! Надеюсь, этот год принесет благополучие, и мы все вместе достигнем успеха в плодотворном сотрудничестве! Вознесем же молитву! Молитва — громкое слово; все студенты Махотокоро принадлежали к разным вероисповеданиям. Христиане, синтоисты, буддисты, атеисты — среди учащихся исповедовались самые разные течения, но молитвы, возносимые ими, были скорее заклинаниями, своеобразными заговорами на удачу. Помогали они или нет, никто не мог бы сказать, но это было традицией, и все сложили ладони, тихо повторяя слова, предназначенные отдельно для каждого из пяти факультетов. — Великая Аматерасу-о-миками, достопочтенное божество, озаряющее небеса, пошли мне усердия, пошли мне благоразумия, не дай гневу зародиться в моем сердце, не позволь дурным мыслям овладеть мной, и буду я сиять, как ты сияешь, — повторила Ши вместе со всеми за столом под изображением золотого солнца на фоне темно-алого рассвета. Но это было не все. Ямамото поднял руку. Широкий рукав сполз вниз, обнажая худое запястье. — Есть еще одна новость, которую я должен сообщить вам. В этом году Махотокоро будет принимать Турнир Трех Волшебников. В повисшей мертвой тишине на преподавательском столе перед Ямамото материализовался огромный кубок, откуда вырывались струйки пламени. — Эту традицию еще в тринадцатом веке зародили европейские школы Хогвартс, Шармбатон и Дурмстранг, и на протяжении столетий участвовали в Турнире лишь представители трех школ, а Древний Университет Магии Махотокоро не вмешивался в дела остальных магов. Однако времена меняются — после событий девяносто восьмого года мы поняли, как бывает важно и необходимо сотрудничество. Турнир не проводили уже долгое время, — продолжил директор, как ни в чем не бывало, — но Кубок Огня вновь решили разжечь, и, хотя в прошлом Турнире победителем стала школа Хогвартс, это не стали учитывать по… многим причинам. Директора и главы Попечительских советов бросили жребий, учитывая не три школы, а все одиннадцать, и жребий школы, проводящей Турнир, выпал Махотокоро, поэтому мы должны хорошо постараться, чтобы оправдать возложенные на нас надежды! Также, кроме Махотокоро, в Турнире примут участие школы Хогвартс и Уагаду. Подробнее об этом можете узнать у Канды-сенсея. Канда Юуширо поднялся, склонив голову, и сел обратно. Некоторые девушки тайком вздохнули, в том числе Аяме; Канда-сенсей, декан факультета Сусаноо, преподаватель Чар и боевых искусств, был красив, как самурай из исторических фильмов, и так же хорошо сложен. — Да начнется церемония распределения! — провозгласил Ямамото, и первокурсники выстроились перед огромным кувшином — некоторые были ниже его ростом. Кувшин держали невидимые дзасики-вараси, из-за чего тот казался летящим по воздуху. Первым к кувшину шагнул не первокурсник, а Исигуро-сенсей, как всегда — по поверьям, в кувшине таилась нечисть, которая навредила бы ребенку, взрослый же изгонял ее своим прикосновением и звоном четок. Так было испокон веков, и испокон веков это делал декан факультета Каннон. Исигуро вытащил бумажную ленту-тандзаку — белую, ибо он не подлежал закону магии, тем самым обезопасил кувшин и шагнул в сторону, дав дорогу первому ученику. Высокий мальчик по имени Хань Лань (родом из Китая, что легко определялось по именам) засунул руку в кувшин и вынул синюю тандзаку, вызвав одобрительный шум за столом Сусаноо под изображением синих морских волн на черном фоне. — Плохая примета, если первый ученик попадает к Сусаноо, — шепнула Мияко. — Год будет тяжелым. — Естественно, — также шепотом ответила Ши. — Турнир Трех Волшебников — это тяжело. Тем более, первый для Махотокоро. Мама рассказывала ей про предыдущий Турнир — и ей, и отцу. Турнир, когда вернулся Волдеморт, убив чемпиона Хогвартса Седрика Диггори. Тот Турнир был тяжелым с самого начала, когда вместо троих чемпионов выбрали четверых. — Не хочешь участвовать? — шепнула Мияко. — Мне шестнадцать, — ответила Ши. — Раньше семнадцати нельзя, а семнадцать мне будет только в августе. Вряд ли они будут ждать до августа. Я в пролете. — Но магическое совершеннолетие у нас наступило в пятнадцать, — засомневался Кенджи. — Мы уже можем использовать магию вне Махотокоро. Почему нельзя? — Спроси у Змеи-сенсея, — усмехнулся Томо Абэ, сосед Кенджи и ловец сборной Аматерасу по квиддичу. — Не надо так его звать, — возмутилась Аяме. — Канда-сенсей не змея. — Конечно, такой красавчик, — закатил глаза Томо. — Мне он не нравится. Аяме мечтательно подперла голову рукой, наблюдая за учителем. Причины неприязни Томо Ши могла угадать моментально — и, наверное, это понимали все дети Аматерасу. Кроме Аяме, которая вздыхала по сенсею, начиная с первого курса. После Хань Ланя к кувшину подошла девочка по имени Ким Со Хи (Южная Корея, подметила Ши, любящая развлекаться таким образом во время распределения). Чтобы засунуть руку в кувшин, ей пришлось встать на цыпочки. Тандзаку, которую она вынула, снова была синей, и теперь, кроме приветственных криков за столом Сусаноо, шепотки за другими столами стали громче и беспокойнее. Уже второй раз! — Если Сусаноо выберет ученика четыре раза, — сказала Мияко, — то точно жди беды. «Ichi», «ni», «san» — прозвучало в голове Ши. Детская игра-считалочка, кагомэ-кагомэ, вопрос в конце: кто у тебя за спиной? Или — «кто твой палач»? Ответишь неверно, и демоны унесут. Какая чушь. Девочка, подошедшая следующей, была высокой и полной. Ее звали Сянь Цяо — снова Китай, отметила Ши — и она, деловито порывшись в кувшине, вынула… Шепотков стало больше. За столом Сусаноо теперь тоже радовались натянуто — все они знали про эту примету. Преподаватели встревоженно переглядывались. Исигуро нервно перебирал четки. На четвертого мальчика по имени Рей Шинджи (Япония) были устремлены все взгляды. Он то краснел, то бледнел, шагая к кувшину, понимая, что от него зависит, и долго рылся в кувшине среди лент, надеясь выбрать не синюю. Тандзаку в его руке была синей. Рей сделал движение, будто хочет отбросить ее — будто лента жгла ему пальцы, но не отбросил, сжал крепче и, ссутулившись, пошел к столу Сусаноо, выглядя, как отбывающий наказание. — Четыре, — шепотом подвела итог Мияко. «Ichi», «ni», «san», «shi» — смерть. Как будто в поезде накликала, считая под стук колес. Следующая девочка, Ли До Хён, вынула желтую тандзаку, отправившись на факультет Инари под изображением золотых колосьев на коричневом фоне, и дело пошло на лад. Не только Сусаноо выбирал учеников. Многие пополнили ряды детей Инари, Аматерасу, Цукиёми и Каннон. После того, как последний мальчик (Ю Хикару) вынул зеленую тандзаку и отправился к Цукиёми, на столах появилось множество блюд. На весь зал прогремело «итадакимас» — и вооружившись кто палочками, кто вилками или ложками, дети принялись за еду. Ши ела рис, мастерски управляясь с палочками, и думала, стоит ли написать матери. Турнир Трех Волшебников, выбор Сусаноо все четыре раза подряд… с одной стороны, это казалось ерундой, с другой — нечто настолько древнее не могло быть несущественным. Боги, покровительствующие их факультетам, существовали в синтоизме, магглы до сих пор строили храмы в их честь, возносили им молитвы и приносили подаяния, и именно они, боги, выбирали ученика в свои ряды. Первые четыре тандзаку — гадание еще с основания Махотокоро. Не пять, хотя факультетов пять, а четыре. Если первый выбор принадлежал Аматерасу, то год впереди обещал быть удачным и благополучным, если Цукиёми — это сулило неприятности и сложности в учебе и отношениях, если Каннон — то зима не принесла бы с собой ни одной эпидемии (что было важнее в древности), если Инари — это предвещало богатый урожай, что тоже было важнее для магов старых времен. На памяти Ши первый выбор делала либо Каннон, либо Аматерасу. Один раз — Инари. Но ни разу не Сусаноо. Он — мрачный бог. Злой бог. Он наносил оскорбления своей сестре Аматерасу, из-за него погасло солнце, когда он убил ее любимого жеребца, сорвал с него шкуру и бросил эту шкуру в ткаческий зал, до смерти напугав небесных ткачих и заставив богиню скрыться в пещере. После этого его изгнали из небесного царства рисовых полей Такамагахара. Сусаноо не был плохим и не отождествлялся с дьяволом в христианстве. Дети Сусаноо росли воинами, имели склонность к боевой магии и боевым искусствам, им легко давалось управление водой, часто они становились мракоборцами или драконоборцами, защищали слабых, соблюдали некий собственный кодекс чести, все маги-самураи древних эпох закончили этот факультет — но все равно Сусаноо был… нехорошим. Не тем, кому следовало делать выбор прежде всех. — Пятой была Инари, — Мияко тоже не давало это покоя. — Вы не знали? — подняла она бровь на вопросительные взгляды друзей. — Первый выбор — это суть. Второй — начало. Третий — кульминация. Четвертый — развязка. А пятый — подсказка. Совет, как можно изменить ситуацию, если она плохая… или испортить, если она хорошая. Все четыре раза был Сусаноо, но потом — Инари. Получается, исправить ситуацию можно хитростью. — Или деньгами, — сказала Ши. — Она богиня богатства и плодородия. — А еще — актеров, кузнецов и проституток, — усмехнулся Томо. — Чего она только ни богиня. Откуда в вас эти предрассудки? — О, может, потому, что это не предрассудки? — подала голос Аяме. — Для магглов, возможно, это и кажется суевериями… Томо вспыхнул — он был магглорожденным. Аяме, рожденная в семье чистокровных магов, обычно не подчеркивала это, но теперь — злилась. Неизвестно, почему. Ши предпочла уделить внимание мисо-супу.***
— Турнир Трех Волшебников! — громко восхищался Джеймс Сириус Поттер. — Да еще и с Махотокоро и Уагаду! Неужели! Я обязан поехать туда! — Ни дня без фото в газете, — проворчала Алиса Августа Лонгботтом. — Между прочим, это опасно. На прошлом Турнире погиб человек, и ты это знаешь, правда? Джеймс потер затылок. — Знаю… Думаю, мама нервничает, — сказал он. — И бабушка, и дедушка… все нервничают. И если я ввяжусь в Турнир, они занервничают еще больше. — Но ты ввяжешься, — сказал его кузен Луи Уизли. — Разве нет? — Естественно, — ответил Джеймс. — Как же иначе? Алиса закатила глаза. Они устроились у камина в гриффиндорской гостиной, выбравшись сюда ночью, когда все заснули после церемонии распределения и сытного ужина. Джеймс играл со снитчем. Алиса лежала головой на коленях Луи и лениво листала комикс. Луи перебирал ее волосы, любуясь огнем камина. Их троих сравнивали с Гарри, Гермионой и Роном с первого дня первого курса, когда на Гриффиндор поступило трое ровесников — сын Поттера, сын Уизли и дочь Невилла. С тех пор, как они подружились — Джеймс и Луи дружили еще до Хогвартса, а Алиса присоединилась к ним в школе. Профессора шептались «вылитые!» — потому что Джеймс был копией отца, только без шрама на лбу, а Луи был рыжим, и… все. На том все сходства заканчивались. Алиса унаследовала светлые волосы своей матери Ханны и вместе со вторым именем — упрямый, совсем не покладистый характер бабушки. Ее интересовала учеба, но она не ставила высшие баллы в главу угла. Гораздо больше Алисе нравился квиддич и волшебные шахматы, но после школы она намеревалась открыть французскую кондитерскую вместе с Луи. Сходство Луи с Роном заканчивалось на цвете волос — сын Билла и Флер, он одинаково унаследовал эксцентричность отца и утонченность матери, в него часто влюблялись девушки, за что Алиса дразнила его «самцом вейлы», и кровь вейл в нем действительно была, но он не интересовался никем, кроме мисс Лонгботтом. С четвертого курса эти двое уже были парой, и, судя по всему, расставаться не собирались. Джеймс умудрился собрать в себе черты всех родственников: он выглядел, как отец, играл в квиддич, как дедушка, был талантлив в Зельеварении, как бабушка по отцовской линии, и вел себя, как Джинни, все основные черты характера почерпнув у матери. Ему нравился риск, он редко стеснялся (даже воркование друзей между собой его не смущало), но, в отличие от отца, он хотел славы. — К тому же, это не какой-то тоскливый мрачный Дурмстранг или пуританский Шармбатон, — заявил Джеймс. — Махотокоро! Да там же учатся самые лучшие игроки в квиддич! Уагаду! Самые талантливые анимаги! А какие там девчонки! — он мечтательно прищурился, воображая себе экзотических красавиц. Алиса бросила в него оберткой от перечного чертика и Джеймс поймал бумажку на лету. — Шармбатон не пуританский, — заметил Луи. — Так кажется со стороны, но на самом деле… Виктуар рассказывала, что ей рассказывала мама… кхм, вам я этого не скажу, — решил он. — Возможно, Вик врала. — Раз начал, то говори! — потребовал Поттер. — Ты серьезно хочешь узнать подробности личной жизни моей матери? — прищурился Уизли. — А, тогда… — запнулся Джеймс. — Виктуар все врет, — уверенно произнесла Алиса. — Все равно Шармбатон и Дурмстранг — это скучно, — отмахнулся Джеймс. — В отличие от японской и африканской школы. Мы о них ничего не знаем, только читали что-то или в кино видели, и то не про Махотокоро или Уагаду, а про Японию или Африку. — М-м-м, да, думаю, Япония — это интересно, — Алиса перелистнула комикс. Луи заглянул в него и покраснел. — Что ты читаешь? — Мангу, — безмятежно ответила Алиса. — Японские комиксы. Что не так? — Это осьминог? — живо заинтересовался Джеймс, отобрав у нее журнал. — Тентакли, — Лонгботтом вернула себе журнал, для порядка легонько стукнув им Поттера по затылку, и улеглась обратно на колени Луи. — Они там… правда существуют? — поморщился Уизли. — Не подумай, я не ханжа, но осьминоги… слишком, по-моему. — Конечно, они не существуют, — усмехнулась Алиса. — У магглов богатая фантазия. Зато существуют другие. Япония — настоящая кладезь магических созданий. Как и Африка. Они будут гостями, но кто знает, что они с собой привезут? — Мы точно туда поедем! Мы должны! — еще сильнее загорелся Джеймс. — Вот увидите, что я стану чемпионом Хогвартса! Алиса откусила кусочек шоколадной палочки и завела руку назад, чтобы Луи мог откусить следом. Луи откусил, задев губами ее пальцы. Джеймс проигнорировал это — если бы он реагировал на каждое проявление их нежностей, то не смог бы с ними дружить. — Главное, не стань четвертым чемпионом, — сказала Алиса. — А так — поедем, конечно же.