даже мечта, которая, кажется, может быть сдута ветром, имеет неизмеримую ценность. если ты пожелаешь большего, оно исчезнет. счастье состоит из кучки крошечных песчинок.
♫ Mizuki Nana — Get up! Shout! (Shaman King OP2)
Шрам больше не болел. Все было хорошо — работа, семья, дети. Гарри никогда не думал, что у него будет семья, но он сам ее создал — место, куда возвращался из Министерства, и чувствовал себя, как будто вернулся в Хогвартс (другого дома у него не было). Обстановку они с Джинни придумали вместе, иногда споря по поводу элементов интерьера, но приходя к компромиссу. Джинни была лучшим, что случилось с Гарри, она стала самым близким для него человеком, любимой женой, подругой, партнером, любовницей — их отношения не заканчивались бытом и постелью. Они дружили, им было весело друг с другом, они поддерживали друг друга и ценили, и их дети, в отличие от Гарри, росли в полной любящей семье — более чем полной, учитывая всех Уизли. Дети… Джеймс Сириус родился, когда Гарри был уже взрослым. Сейчас он понимал, что, возможно, был хоть и желанным, но незапланированным ребенком; рожать детей во время войны — не лучшая идея, но если беременность появляется случайно, прерывать ее тоже не самый лучший выход. Но, в отличие от Джеймса и Лили, Гарри и Джинни планировали ребенка. Она сказала, когда — решала Джинни, как та, кому придется вынашивать и переживать роды. Когда она сочла себя готовой, Поттеры перестали предохраняться — и почти сразу зачали первого сына. Он был очень похож на Гарри. Как отражение в зеркале — даже глаза не от Джинни, так что иногда она шутила, что, возможно, ребенок не от нее. Но характер Джеймса был целиком и полностью материнский — его поведение было поведением Джиневры Молли Уизли-Поттер. Даже тяга к славе и желание красоваться; Джинни была скромной и тихой вовсе не потому, что родилась такой. Она стеснялась при Гарри, вне его общества будучи более бойкой, а потом перестала стесняться и его, став самой собой. Ей нравилось внимание, нравились восторженные взгляды, нравилось быть красивой… и Джеймсу тоже. Они больше всего переживали за старшего сына — из-за этой похожести, из-за боязни, что судьба повторится. Иногда так бывает, говорила Молли, неодобрительно отнесясь к желанию детей назвать внука в честь покойников — это нехорошо, говорила миссис Уизли, но Джинни отмахнулась, а Гарри хотел, чтобы память об его отцах жила как можно дольше. Он не верил в приметы. Альбус Северус был тоже назван в честь покойников, на что Молли лишь руками развела, но Альбус доставлял гораздо меньше проблем, чем Джеймс. Альбус поступил на Слизерин и это было единственной проблемой — если такую мелочь стоило звать «проблемой». Лили Луна выделялась только в хорошем смысле. А Джеймс… На первом курсе он заблудился в Запретном Лесу. На втором — завел привычку лазить в Тайную Комнату, где пытался говорить с останками змей — если те где-то были, и найти яйцо василиска. Ничего из этого у Джеймса не получилось, но он прогуливал уроки и пугал всех парсултангом, заявляя, что он — Наследник Слизерина, но не будет никого убивать, если ему начнут поклоняться — всерьез Джеймс этого не хотел, но впечатление производить обожал. На третьем он решил стать анимагом, но что-то в обучении пошло не так, и Джеймс попал в Мунго с оленьими рогами на голове. На четвертом курсе он поплыл знакомиться с русалками на дне Черного озера (Алиса дала ему жабросли), но вместо русалок познакомился с гигантским кальмаром — а потом и с русалками, которым пришлось его спасать. На пятом курсе Джеймс решил подружиться с кентаврами, снова заблудился в лесу и чуть не попался оборотням, поскольку для прогулки выбрал полнолуние… На шестом курсе дружба заводилась с арахнидами, и закончилась бы плачевно, если бы не кентавры. И если бы не Алиса и Луи, которые неизменно сопровождали Джеймса во всех его приключениях. Толку от них было так же мало, как и от него, но трое всегда лучше справятся с чем-то, чем один. Седьмого курса Гарри и Джинни ждали с опасением. Джеймс вырос, стал намного умнее, рассудительнее, но все равно его тянуло к приключениям и риску. — Я чувствую, что-то будет не так, — сказала Джинни. Уже неделю, как дети уехали после пасхальных каникул, и дом стал непривычно пустым и тихим. — Как ты думаешь, что именно будет не так? — спросил Гарри. — Потому что обязательно что-то будет не так. Джинни засмеялась. — Может, наши дети наконец начнут влюбляться вместо того, чтобы искать, как поинтереснее сломать себе шею, — задумался Гарри. — Я уже на четвертом курсе… кхм, на шестом, — он виновато потер нос. — На четвертом, — уточнила Джинни. — Не отрицай, ты любил Чоу. Я же любила Дина. — Ты любила Дина? — ахнул Гарри. Он был уверен, что с самой первой их встречи Джинни любит его. Он полюбил ее позже, но… но, может, не разобрался в себе сразу. Гермиона говорила, что Гарри ничего не понимает в таких вещах. — Как ты думаешь, я бы встречалась с тем, кого не люблю? — Джинни смерила мужа подозрительным взглядом. Вопрос был с подвохом. — Да, конечно, ты его любила, — закивал Гарри. — А я… ну да, я увлекся Чоу. Джеймсу не нравится никакая девочка? Он не говорил с тобой об этом? — Я пыталась выяснить у всех троих, — сказала Джинни. — Альбусу нравится Роуз Уизли. Неплохо, я считаю. — Хм, — Гарри поправил очки. — Она же его кузина. — В волшебном сообществе это не порицается, — Джинни пожала плечами. — Злоупотреблять тоже не стоит, но на самом деле дети инцеста у волшебников рождаются без болезней. И такие дети — сильные маги. У нас кровь размешана, но… Один минус — Гермиона не поймет. — А Лили Луна? Ей кто-то нравится? — как всякий отец, Гарри был заранее настроен с предубеждением к жениху дочери, будь тот самим Мерлином. — Тедди Люпин, — улыбнулась Джинни. — Он же встречается с Виктуар? — Гарри нашарил в памяти целующихся подростков на платформе 9¾, когда Альбус ехал в Хогвартс. — Уже нет, — Джинни поставила чайник. — Они расстались, и Лили воспряла духом. Дора говорит, что Тед колеблется из-за разницы в возрасте и хочет, чтобы сначала Лили закончила школу. Колебаться из-за разницы в возрасте — семейная черта мужчин Люпинов… так тоже говорит Дора. — А Джеймс? Аромат свежего чая заполнил кухню. — Джеймс заявил, что не хочет никаких девчонок, кроме особенной. Той, которая будет самой красивой, умной, сексуальной и с ней будет не скучно — и чтобы навсегда, — улыбнулась Джинни. Серьезные намерения старшего сына ей нравились — хотя бы в чем-то Джеймс был серьезен по-настоящему. — Пока он такой не встретил. — Такую иногда можно искать всю жизнь. Но такие существуют, — Гарри потянул Джинни за руку, усаживая себе на колени, чему ведьма охотно подчинилась, не выпуская из руки чай. Их губы соединились — дети уехали, почему бы не заняться этим прямо в кухне? Страсть в браке Поттеров никуда не исчезла. Их прервало уханье совы. Джинни от неожиданности выплеснула чашку чая Гарри на грудь, и от ожога его защитил только толстый свитер — рождественский подарок от Молли. В голове у Гарри мелькнула мысль — может, поэтому свитера Молли такие толстые? Чтобы защищать от кипятка? Когда в семье много детей, это важно… — Прости, я нечаянно, — виновато сказала Джинни, высушивая свитер магией. Гарри поймал сову и снял письмо у нее с лапки — два письма, одно от МакГонагалл, второе от Джеймса. А вот и то, что пошло не так, подумал Гарри. Впрочем, он знал, что это случится. Джинни заглянула ему за плечо, читая письмо от директора. — Турнир Трех Волшебников? — нахмурилась она. — В Махотокоро? С Уагаду? — Волшебное сообщество хочет действовать заодно, — Гарри поправил очки. — Мне кажется, что они правы. Магглы однажды поступили так же, создав ООН, а после того, что творил Волдеморт… Не думаю, что он был один такой во всем мире, могу ручаться, что желающие поработить магглов и магглорожденных существовали до него… и могу ручаться, что будут существовать после него. Возможно, если бы тогда мы обратились за помощью к иностранным магам, все было бы проще и обошлось без стольких жертв. К тому же, маги из других стран владеют практиками, которые известны только им. Если бы мы делились опытом, то могли бы предотвратить много неприятностей. Джинни подняла бровь. — Волшебное сообщество хочет? Мне кажется, это твоя идея. Очень складно рассказываешь. — Как будто обычно я говорю нескладно, — проворчал Гарри. — Ну да, это моя идея. Гермиона поддержала. Мы продвигаем законопроект, и он имеет успех даже среди чистокровных. — Ты же понимаешь, что Джеймс наверняка пишет, что хочет участвовать? — спросила Джинни. — Конечно. Но это не значит, что Кубок выберет его. Брось, Джинни, давай посмотрим правде в глаза — в Хогвартсе есть много студентов, гораздо талантливее нашего сына. Мы съездим в Японию, увидим много нового, считай это отпуском, — подбодрил жену Гарри. — Могли хотя бы предупредить заранее, — ворчливо сказала Джинни, живо напомнив ему миссис Уизли. — В начале учебного года, а не на Пасху. — Что поделать, в Махотокоро учебный год начинается в апреле, а хозяева — они. Если бы Хогвартс предупредили заранее, то мы бы получили преимущество… и никто бы не уделял времени учебе, — усмехнулся Гарри. — Лишь бы он не стал четвертым чемпионом, — вздохнула Джинни. — Запретить ему мы не можем, он совершеннолетний… — Я стал четвертым чемпионом из-за Крауча, ради плана возрождения Волдеморта, — напомнил Гарри. — Волдеморт мертв, его сторонники либо мертвы, либо под арестом. Никто из них не сбежал. Нет смысла подтасовывать результаты, чтобы Кубок выбрал Джеймса. Не о чем беспокоиться. Ему показалось, что Джинни не поверила.***
Хогвартс стоял на ушах. Все собирались в дорогу, и только авторитет директора МакГонагалл заставлял учеников сохранять дисциплину — ей не было нужно даже повышать голос, чтобы ее слушались. Полететь в Махотокоро могли только семнадцать человек — четко разграничила Минерва. Вне зависимости от факультета, хотя, как она сказала, было бы лучше, чтобы отправились представители каждого. Спорить с ней было бесполезно, а выбирали счастливчиков беспристрастные судьи в виде высоких баллов за все предметы — естественно, только тех учеников, кто хотел участвовать (но желающими были все до единого). Поэтому целый месяц перед тем, как отправиться на Турнир, многие семикурсники учились так хорошо, как никогда раньше, заслуживая хорошие оценки — Гарри ошибся, утверждая, что дети быстро забудут про уроки в преддверии путешествия. Джеймс тоже засел за учебники, усердно зубря все, вплоть до ненавистной ему Астрономии. Тишина в Большом Зале стояла такая, что можно было слышать шорох домовых эльфов (все они ежегодно получали зарплату и носили шарфы с эмблемой Хогвартса; на большее не согласились сами домовики, и все же Гермиона считала это достижением). — В Турнире Трех Волшебников примут участие… — директор выдержала короткую паузу, которая показалась Джеймсу вечностью, и начала, — Эдмунд Гринграсс! Высокий светловолосый парень за столом Слизерина встал и раскланялся под аплодисменты. — Как будто уже победил, — процедил Джеймс сквозь зубы. Вражда факультетов после войны медленно угасла, но кем бы ни был соперник — Поттеру бы он не понравился. — Авани Чоудари! Темноволосая красивая девушка с Рейвенкло раскланялась еще картиннее, чем Гринграсс, но не вызвала у Джеймса никаких отрицательных эмоций. — Хлоя Томас! Вместо того, чтобы кланяться, темнокожая кудрявая Хлоя за столом Хаффлпаффа приветственно помахала руками. Отбор шел все дальше, а имени Джеймса так и не прозвучало. Он сидел, как на иголках, вслушиваясь в каждое имя — МакГонагалл выбрала еще двоих слизеринцев, троих хаффлпаффцев и, внезапно, Луи — он кланялся, по мнению Джеймса, не менее картинно. Больше всего среди избранников было рейвенкловцев. А его имя так и не звучало! — И наконец, — МакГонагалл поправила очки, — Джеймс Поттер! Его назвали последним, но назвали, назвали! Не зря он целый месяц торчал в библиотеке, пропуская все веселье апрельских теплых дней! — Да! — Джеймс торжествующе вскинул кулак. Гриффиндорцы зааплодировали громче всех — из их факультета выбрали только двоих, но как обвинить в подтасовке результатов МакГонагалл, которая сама закончила Гриффиндор и была их деканом до тех пор, пока не стала директором? — Всего двое, — сказал Луи. — А с Рейвенкло — восемь… — Там учатся те, кто хочет учиться, — ответила Алиса. — Не вижу ничего удивительного. Наш факультет никогда не блестел гениальностью. Роуз Уизли многозначительно покашляла. — Ты и миссис Гермиона — исключения, — смилостивилась Алиса. — Но подтверждающие правило. — Твой отец гриффиндорец! — возмущенно сказала Роуз. — Твои дедушка и бабушка — гриффиндорцы! — А, ну да, мои дедушка и бабушка тоже исключения, — согласилась Алиса. — Отец же… он стал блистать только к концу обучения. Не в счет. — А дядя Ремус! — снова возмутилась Роуз. — Еще одно исключение, — подумав, сказала Алиса. — Но их все равно немного. Почему бы нам просто не признать очевидное? Как бы ты ни любила Гриффиндор, Роуз, нас двое, а рейвенкловцев — восьмеро. — Лучше скажи, почему МакГонагалл не назвала твое имя? — нахмурился Луи. — У тебя хорошие оценки. Уж точно не хуже, чем у Джеймса. — Я отказалась, — ответила Алиса. — Сдалась мне эта головная боль? Уголки губ Луи опустились. Перспектива провести столько времени без Алисы его не радовала. — Да не переживай, самец вейлы, — поддела она. — Можешь флиртовать с красотками-иностранками, я ничего не буду знать. Лови момент. — Не хочу я ни с кем флиртовать, — отказался Луи. — Пойду скажу МакГонагалл, что отменяю свое участие, — он уже вставал, но Алиса поймала его за руку. — Никуда ты не пойдешь, уже все решили и расписали! — Но как я без тебя? — потерянно спросил Луи. Алиса рассмеялась, довольно краснея. На ее щеках появились ямочки. — Я тоже еду. Только не как участник. Мама взялась финансировать обеды для студентов Хогвартса, и я, как ее дочь, получила право быть гостем. Участвовать не могу, но и не хочу, так что все счастливы. Роуз закатила глаза, проворчав что-то вроде «Алиса и ее проверки на верность». Луи вздохнул с облегчением.***
На поле для квиддича собралась половина Хогвартса — на трибунах и посреди зеленого газона. Мадам Хуч и МакГонагалл следили за порядком. Вместе с семнадцатью кандидатами в участники Турнира и директрисой летела Алиса, которой МакГонагалл ласково улыбнулась, погладив по щеке — она не заводила любимчиков, но все знали, что в правнучке Августы Минерва отчетливо видит свою подругу. На чем они полетят — пока никто не знал. Поле было пустым — ни кареты, ни метел, ни дракона, как надеялся Джеймс, наслушавшись рассказов отца о том, как они с Роном и Гермионой ограбили Гринготтс верхом на украинском железнобрюхом. Луи тоже растерянно оглядывался, и Алиса выглядела удивленной, а не спокойной, как обычно. — Перед тем, как мы отправимся в путь, — начала директор, — еще раз напомню вам, что мы будем на территории чужой страны и чужой магической школы. Между нами, скорее всего, возникнет языковой барьер, хотя английский знают многие во всем мире. Во избежание этого всем вам выданы Значки Всеязычия, и такие же получат все в Махотокоро и Уагаду. Ваши значки при вас? Джеймс проверил — его значок был на месте. Он выглядел, как маленькая брошь в виде жука, которая могла быть украшением. Последнее изобретение Луны Лавгуд — полезное, в отличие от детектора нарглов. Луна говорила, что вдохновилась анимагической формой Риты Скитер. — Хорошо, — ответила МакГонагалл на дружное бормотание студентов «на месте». — Есть вопросы? — Да, — выпалил Джеймс раньше всех, забыв поднять руку. — На чем мы полетим в Махотокоро? На поле ничего нет… И никого. Только мы. Директор улыбнулась. Очевидно, она ожидала, что об этом спросят — МакГонагалл обладала чувством юмора и любила шокировать других. — На фестралах, — сказала она. — Они все это время были здесь. На фестралах! Джеймс восхищенно ахнул. Он не видел фестралов, но знал, что кареты в Хогвартс везут именно они, и что на них его отец, мать и дядя летали в Отдел Тайн в Министерстве Магии, чтобы сразиться с Пожирателями Смерти. Фестралы должны поразить японских и африканских магов — многие не увидят ничего, кроме пустоты, и решат, что британцы летят сами, а те, кто увидит, восхитятся и испугаются. Нигде больше нет фестралов. — Вам поможет Хагрид, — сказала МакГонагалл. Помощь лесничего принимать хотели не все — девушки соглашались, чтобы их подсадили, а парни не желали выглядеть слабыми, и лезли на спины невидимых коней, как могли, но выглядели они еще хуже, чем слабыми — глупо, так что сдавались и позволяли, чтобы Хагрид подхватил их огромными ладонями и усадил в седло. Вся сбруя тоже была невидимой благодаря Дезиллюминационным Чарам, так что Хагрид показывал, как держать поводья и как вставить ноги в стремена. — Не бойтесь, — басил он. — Не упадете. Захотите — и то не упадете, сбруя зачарована страховочной магией. Только Эдмунд Гринграсс легко взлетел на спину фестрала, совсем как рыцарь в фильмах. Нашел невидимые удила и стремена — интуитивно. Девушки восторженно ахнули. Джеймс закатил глаза — все-таки он выпендрежник. — На счет «три», — скомандовала мадам Хуч. — Раз, два… три! Она засвистела в свисток и фестралы одновременно взлетели.***
Кубок Огня сиял на постаменте в центре холла. Рядом с ним поставили статуи Каннон и Инари — ради удачи, благополучия и, как показалось Ши, защиты. Могли ли каменные боги не позволить темному магу приблизиться к Кубку с дурными помыслами? И зачем темным магам делать нечто подобное? В Махотокоро не считали темные искусства чем-то плохим. Многие магические практики, которые были злыми по мнению европейцев и американцев, не приносили с собой настоящего зла. Всего лишь магия, которую можно использовать, как пожелает волшебник; Канда-сенсей говорил, что палочка — как меч. Берешь в руки меч и решаешь, защищать кого-то или убивать не ради самозащиты. Исигуро-сенсей сравнивал магию с ножом — можно нарезать хлеб или вонзить нож в чужую грудь. Тех, кто использовал магию в злых целях, можно было вычислить сразу — их мантии белели. Но в этом году здесь будут не только студенты Махотокоро, и кто знает… может, поэтому нужны обереги? — Что смотришь? — Шото Кенджи легко толкнул Шизуку в бок. — Хочешь бросить свое имя? Я же знаю, что хочешь. — Пока что все равно рано, — ответила Ши. Они узнали у Канды-сенсея, что все одиннадцатикурсники могут бросить свое имя в Кубок, несмотря на годы — но только одиннадцатикурсники. Неважно, что их магическое совершеннолетие наступает в пятнадцать, ученики курсом младше не обладали нужным опытом. — Но хочешь? — настаивал Кенджи. — Да, хочу! — резко ответила Ши. Она терпеть не могла назойливость. — Хочу и брошу! — Я тоже брошу, — посерьезнел Шото. — И Абэ. И Куронума. — Весь наш курс, — подытожила Ши. — Не-а, не весь… Нагато не хочет, — покачал головой Кенджи. — И правильно, что не хочет. Она слабый маг. — Слабого мага Кубок не выберет, — ответила Ши. — Он будет основываться на нашей магической силе. — Я слышал, во время Турниров погибали люди, — сказал Кенджи. — В древности… и не только. — На прошлом Турнире участник погиб не по вине Турнира, — возразила Ши. — Его убил Волдеморт. Ей показалось, что при звучании этого имени лицо статуи Каннон скривилось. Ши моргнула — нет, просто игра света. Не живая же статуя, просто камень. И Волдеморта больше нет. Он погиб еще до рождения Ши, и, хотя смерти не существует, злодеи вроде него не получают шанса на вторую жизнь. Они попадают в Джигоку, где царствует Эмма-О, бог еще более зловещий, чем Сусаноо. В честь Эммы-О никто не называл бы факультет.***
С минуты на минуту должны были прилететь они — участники Турнира, ученики из Хогвартса и Уагаду. Студенты Махотокоро ждали их на своем квиддичном поле (как бы ни хотелось встретить иностранцев на взлетном плацу буревестников, это было бы неудобно, ибо каждая школа прибудет на своем транспорте), не сводя глаз с небес и переговариваясь между собой. Директор Ямамото находился здесь же, вместе с ним — Исигуро-сенсей и декан факультета Инари, Котоноха Юуки, молодая и очень красивая женщина, которую студенты называли «Юки-онна» или «Химе-сенсей», но ни холодности снежного ёкая, ни надменности принцессы в ней не было. Она была веселой, дружелюбной и похожей на кицунэ гораздо больше, чем на юки-онну. Ее волосы, заплетенные в толстую косу, кончиком касались земли — Ши повертела в пальцах кончик собственных волос. Однажды она собиралась отрастить их такими же длинными. — Летят! Летят! — Абэ подпрыгнул на носках, указав на небо. — Они что, сами летят? — Как будто они оседлали ветер, — завороженно прошептала Ши, запрокинув голову. Она не могла понять, как летят гости — те держались словно верхом, но на ком верхом они могли быть? — Фестралы, — сказала Мияко. — Хороший ход. Кто такие фестралы — Шизука знала, и оценила ставку на зрелищность. Но… — Ты их видишь? — спросила она у подруги. — Ты видела смерть? — Случайно стала свидетелем аварии, — рассказала Куронума. — Мне было пять. Машина ехала очень быстро, врезалась в столб, оттуда вылетел человек… Я уже понимала, что это, испугалась, заплакала, но быстро забыла. Всего пару раз приснилось. — А где ты видела фестралов? — заинтересовалась Аяме. — Кажется, они у нас не водятся. И они скрытные. — На картинке в учебнике Защиты от Темных Искусств, — усмехнулась Мияко. — Все вы их видели. — Лучше бы мы все видели их только на картинках, — поежилась Ши. Ее предчувствие нехорошего обострилось — сначала Сусаноо выбрал четыре раза, потом Хогвартс вздумал прилететь верхом на символах смерти… — Студенты Хогвартса прибыли! — провозгласил Ямамото, разведя руки в приветственном жесте. Он тепло поприветствовал МакГонагалл, поклонившись по обычаю на шестьдесят градусов (но не ниже). Ши проверила, на месте ли ее Значок Всеязычия, рассматривая британцев. Один парень привлек ее взгляд — сначала Ши стало не по себе, настолько он был похож на парня с материнских колдографий, но тут другой студент, рыжий и очень красивый, назвал его Джеймсом и у Ши отлегло от сердца. Ничего сверхъестественного. Всего лишь сын Гарри Поттера. О значимости Мальчика-который-выжил знали европейцы — остальным было не так важно, что происходит в магической Британии, и многие ученики Махотокоро остались равнодушны к нему. Ши тоже сочла бы его одним из многих, если бы не знала о Гарри от мамы. — Уагаду! Вон там! Уагаду! — завопил сын Цукиёми Хироши Сато. — Смотрите! — Они тоже летят на животных? — брякнул Джеймс, выдав всем нехитрую тайну Хогвартса. Четыре огромные птицы летели, держа в клювах подобие ковра-самолета, на котором стояли другие животные — множество животных и ни одного человека. Слон, лев, гепард, орангутанг, крокодил… Когда они приземлились, то все, включая птиц, превратились в людей. Директор Уагаду, который был львом, пожал руку Ямамото-сенсею и директору МакГонагалл.Теперь все были в сборе и могли отправиться в Зал Торжеств, где их ждало пять столов, накрытых всевозможными яствами.