***
За время полета он много думал об этом, и спустя несколько дней его мысли продолжали возвращаться к ней и к её истории. Он прекрасно помнил множество случаев в прошлом, когда Ривер говорила что-то важное, но они не понимали, потому что не вслушивались в её болтовню, считая её бредом сумашедшего. И ему начинало казаться, что теперь она в достаточной степени смогла обуздать свой разум, чтобы можно было позволить ей самой выбирать свою жизнь. Если бы только он смог убедить её, что ей не стоит выбирать его — ведь он принесёт в её жизнь гораздо больше неприятностей, чем кто-либо ещё. Не то, чтобы это было недостатком, но она умудрялась подкрадываться к нему каждый раз, когда он размышлял о ней. — Знаешь, твои слова не всегда игнорируются, — произнёс он, подобравшись под её напряженным взглядом, и ему совсем не нужно было оглядываться, чтобы знать, что она вцепилась в дверной проем за его спиной. — Да, — согласилась она, пересекая мостик по направлению к своему креслу. Она выглядела ничуть не обеспокоенной тем, что ей не удалось застать его врасплох. — Расплата за то, что я не хотела знать. Воспоминания об Уоше проскользнули между ними, и кресло Мэла вдруг сталочуточку менее удобным, чем обычно. — Ты ссорился с Зои из-за него, — сказала она, в своей жуткой манере озвучивать мысли. — Мы не ссорились, скорее… э-э-э… немного спорили. С Зои не так-то просто поссориться, — Мэл пожал плечами. — Но почему? Ведь они любили друг друга. Даже ты не мог их разлучить. — Именно это и говорила мне Зои, правда, в менее дружеских выражениях. Он нахмурился, вспоминая этот момент. На самом деле именно так он смог бы объяснить свое неодобрение возникшей ситуации теперь. — Романтические отношения в команде создают множество проблем. Люди отвлекаются, становятся раздражительными, в итоге любовь проходит, и приходится расстаться с кем-то из членов команды. — Но ты ведь позволяешь это. Саймону и Кейли. — Ну, тут у меня не было особого выбора. Ты знаешь, какое лицо становится у Кейли, когда она чего-то хочет. Нужно быть монстром, чтобы игнорировать это. — Но меня ты игнорируешь. Чернота за пределами корабля сегодня не дает ему никаких ответов, лишь отражая его собственные страхи. — Иногда приходится позволять команде рисковать. Однако вы все ориентируетесь на меня, и я должен защищать вас изо всех сил. Я итак слишком многих уже потерял. Он посмотрел на неё, сидящую в кресле, и почти содрогнулся от ужаса при мысли, что может в итоге потерять и её. — И ты уйдешь, уйдешь, забрав с собой и Саймона, я это знаю. Не могу рисковать потерять тебя, Ривер. — Значит, ты не хочешь быть со мной, потому что боишься потерять? Насмешливый взгляд, который она бросила на него, ясно говорил о том, что сейчас она, мягко говоря, засомневалась в его умственных способностях. — До того как ты это сказала, звучало менее глупо, — признался он, и всё же, как бы глупо это ни было — это правда. Он представил как Уош, будь он здесь, вздохнул бы и назвал его трусом, и Мэл бы с ним согласиться. Но он всегда знал, когда следует рискнуть, а когда лучше отступить и сбежать, защищая то, что слишком ценно, чтобы вообще ставить это на кон.***
Ривер сидела на ящике в усыпанном песком жарком грузовом отсеке и наблюдала. Мэл загружал груз — ящики с продуктами, покрытые красной пылью и глиной этой планеты, и её глаза мечтательно наблюдали за ним, за его действиями, движением перекатывающихся под кожей мышц, кубиками пресса. Он знает, что она наблюдает, она уверена в этом. Никого из членов команды здесь не было, и она больше не старалась прятаться от него, скрыть свое вожделение под напускным туманом украдких взглядов. Но он ничего не говорил, даже не смотрел на неё, и его решимость не обращать на неё внимания давила на Ривер также, как лучи палящего солнца снаружи. Она поднялась со своего места и подобралась поближе, села рядом, в попытке перехватить его взгляд. — Мэл, — сказала она, слегка склонив голову на бок, размышляя, будет ли его кожа на вкус как теплая от солнца малина. Это заставило его, наконец, остановиться возле неё, беря минуту отдыха. — Ты хочешь что-то сказать, Ривер? Потому что, знаешь ли, действует на нервы, будто я шоу для тебя устраиваю. — Мэл, — повторила она, уже чуть мягче, и положила прохладные тонкие пальцы на его руку, чувствуя, как его жар опаляет кожу. — Пожалуйста. Он даже не взглянул на неё. Вместо этого он смотрел на то место, где их руки соединялись, и когда он заговорил, тон его голоса был низкий и грубоватый. — Осторожно, дорогая, ручки испачкаешь. Ривер знала, что он слышал её взволнованное прерывистое дыхание, и он вырвал руку, ничего больше не говоря, вернулся к своей работе, оставляя её сгорать в пламени яркого солнечного света.***
Он проводил инвентаризацию их оружия, просматривая каждое отдельно, следя за тем, чтобы все было почищено и расставлено по своим местам. Ривер балансировала на ближайшем ящике, лежа на спине, а её волосы свисали с другого края, подол её юбки соскользнул так высоко по бедру, что ему приходилось делать над собой усилие, чтобы держать себя в руках. Странно, но с каждой неделей он всё меньше обращал внимание на то, как часто она возникала у него за спиной, находил определенное удовлетворение от её замечаний, логических способов, с которыми она пыталась разобрать каждый его аргумент. По правде говоря, у него уже начинали заканчиваться причины отказывать ей, но никто никогда не сказал бы, что Мэл Рейнольдс — человек с плохим воображением. Однако сегодня он отвлекался на неё, на её формы, изящные изгибы, расположившиеся на этом ящике, и его рассуждения уже не были так изобретательны, как обычно. — Я староват для тебя, дорогая, чего уж спорить. Люди итак не слишком хорошо думают обо мне, не нужно им помогать, заводя отношения с девушкой вдвое моложе меня. — Только те, кто тебя не знают, плохо думают о тебе. И тебе на это все равно. В любом случае, возраст — это просто число, основанное на неуместных и устаревших средствах измерения времени. Не имеющих смысла. Он не сдержал смешок, хотя ему не слишком-то весело. — Это ты так думаешь сейчас, но что если — и здесь я рискну предположить, что ты хочешь от меня больше, чем одна ни к чему не обязывающая встреча — пройдет десять лет, и ты будешь в самом расцвете сил, а я — стариком? Она поднялась с ящика одним грациозным плавным движением. — Ты правда думаешь, что меня это волнует? — спросила она, становясь перед ним. — Я ценю внешнее, — продолжила она мягко, — но для меня важней содержание. Она коснулась кончиками пальцев его лба. — Вот это. Именно твоя вера и твоя воля помогли мне излечиться, а вовсе не твое тело. Он отступил, надеясь, что она не поняла, что делает с ним даже малейшее прикосновение и как трудно ему при этом становится держать руки при себе. — Чертовски уверен, что мое тело приняло на себя горечь этого, насколько я помню. — Да — сказала она, снова занимая своё место на ящике. — И я бы не позволила этому случиться снова. Будь он проклят, если знал — это просто слова или обещание.***
Ривер было все тяжелей, она устала пытаться считать его мысли, чтобы понять его настоящие чувства. Даже после всех её тщательных попыток его разум всё равно оставался для неё закрытой книгой, временами блокировал её ото всех, кроме самых неосторожных, мыслей. Она говорила себе, что это хорошо, что это правильно, ведь ей действительно не следует совать нос в чужие дела. То, что он хотел её — было очевидно итак, но как разрушить ледяную стену сдержанности, что он возводил между ними — она не знала. Не знала, как превратить его желание во что-то материальное, в обладание. И по мере того, как дни превращались в недели, а недели в месяцы, она обнаружила, что медленно замерзает внутри. Искры, вспыхивающей в её душе при их встречах уже было недостаточно, чтобы не дать льду их отчужденности сомкнуться вокруг неё. Когда-то она не понимала любовь. Теперь она знала, что каждая с трудом добытая крупица понимания приводит только в большое замешательство. Знала — это то, что она не сможет понять самостоятельно. Если любовь — это уравнение, то у нее есть лишь половина вводных данных, и он просто необходим ей для его решения.***
И вот — они снова были на мосту, связанные темнотой космоса за экранами корабля. — Двойные звезды, — тихо произнесла она, сосредотачивая свое внимание на мерцающих точках вдали. — Что, дорогая? — медленно уточнил Мэл, отвлекаясь от своих размышлений. — Двойные звезды. Две звезды, вращающиеся вокруг единого центра. Они вращаются друг вокруг друга, но никогда не соприкоснутся. Обреченные быть одни, но при этом вместе. Он вздохнул, проводя ладонью по волосам. — Ривер… — Не надо, — сказала она, вставая. — Этому не бывать — я уже слышала раньше. Знаю итак. — Что случилось с той девушкой? — спросил он, заставляя её остановиться на полпути к выходу. — Кассандара — та, из твоей истории? Она обернулась к нему, гадая как долго это может причинять боль, может ли что-то еще такое же незначительное, дать ей достаточно этого мужчины. — Эгоистичные люди украли её из дома, сделали её рабыней. Она умерла. Это было так близко, так близко к правде, и когда она смахнула непрошенные слезинки с глаз, он вдруг оказался так близко к ней, что она была не в силах пошевелиться. — Ривер, этого с тобой больше не произойдет, — сказал он, и его пальцы слегка дрогнули, прежде чем он провел ими по её щеке, словно боясь, что даже такой контакт причинит ей боль. — Только если я не умру первым, конечно. Она слегка повернула голову, прижимаясь губами к его ладони, зная кое-что важное в этот момент, прежде чем стена отчуждения снова выросла между ними: на этот раз он принял её прикосновение.