'76
Из бутика, над входом в который кричат: «SEX» метровые и вопиюще розовые буквы, вылетает женщина средних лет с пунцовым от возмущения лицом и хлопает дверью так, что дребезжат стекла витрин, за которыми во всём своём великолепии красуются пластмассовые накаченные манекены в латексных масках и опоясанные портупеями из черной искусственной кожи. С таким фоном тётка в своём чопорном коричневом костюмчике, состоящих из пиджака и юбки ниже колена, выглядит как монашка в борделе. Её глаза, спрятанные за толстыми квадратными очками, увеличиваются, когда упираются в огромную свастику на белой драной кофте пацана, которого только что чуть не сшибла с ног. Она ловит ртом воздух так, будто сейчас откинет копыта. — Позорище! — наконец взвывает она с оскорбленным видом и спешит уйти прочь, постукивая короткими каблуками. Джон провожает тётку пренебрежительным взглядом, всё ещё слыша, как та причитает про сатанистов, фашистов и извращенцев. Он заходит внутрь магазинчика, все стены в котором исписаны цитатами из «Манифеста», а возле прилавка, под красными строчками «Жизнь в обществе устроена абсолютными занудами» стоит один из представителей мужского пола, подающий надежды юный панк, возящийся с ширинкой на драных джинсах. — Ну вот, из-за этой тупой пизды замок сломался, — с досадой бурчит он, раздражённо дёргая за собачку, пока та в конце концов не отрывается. — Сука. Крошечная деталь летит на пол и со звоном отскакивает от половиц под полки с тряпками. Джон смотрит на распахнутую ширинку, сквозь которую виднеются трусы с леопардовым узором, и не хочет знать, почему полудурок решил публично вытащить свой хер. Вместо этого он интересуется, где полудурок планирует ночевать сегодня. — Здесь. В последний раз в том парке меня чуть не выебал бомж, поэтому я больше туда ни ногой. — Вряд ли он хотел тебя выебать, Сид. — Бля буду, хотел! — пацан в ответ эмоционально всплескивает руками и заходит за прилавок. — Он везде меня щупал: грудак, жопу и всё такое. У меня был отходняк, отсыпался на лавке, так что не сразу сообразил, что происходит, — он бесцеремонно открывает кассовый аппарат и загребает в ладонь купюры вместе с монетами. — А когда допёрло, то сразу втащил ему. Хорошо, что он не успел засунуть свою лапу мне в штаны, а то бы у меня хер отпал. Пиздец, все хотят меня трахнуть, даже вонючие бомжи. Замолчав, Сид с сосредоточенным видом математика подсчитывает набранную в ладонях сумму, а после расфасовывает её по своим карманам. Джон, оставив без комментариев увлекательную историю из бездомной жизни своего приятеля, наблюдает за происходящим и всё же решает предупредить: — Если Вив узнает, что ты воруешь у неё, то лишишься и работы, и ночлега. — Вообще-то, — деланно начинает тот, со звоном захлопывая кассу. — Это мои деньги: я их честно заработал, продав кучу шмотья. Эта курица должна сделать меня работником месяца и целовать в ноги за приток клиентов, а не жмотить на хавчик, когда у меня от голода кишки сводит, — Сид выходит из-за прилавка и направляется к выходу, бросая через плечо: — Так ты со мной или зассал? У Джона в голове крутится отличный подъёб про «приток», ведь демонстрация члена пацана со стрёмной внешностью вряд ли входит в рекламную акцию, но у Сида есть деньги, так что золотая шутка откладывается в дальний ящик для лучших времён, и Роттен с безмолвной усмешкой следует за своим приятелем. Уже стоя возле парадной двери, Сид перебирает позвякивающую связку в поисках подходящего ключа, когда подходят две броско разукрашенные девчонки в разодранных тряпках, держащихся на одних булавках, канцелярских зажимах и честном слове. — Закрыто, — произносит долговязый, не глядя, и спиной преграждает путь. Та, у которой из щеки торчит булавка, проверяет время на наручных часах, а потом вновь задирает голову, чтобы напомнить обленившемуся продавцу: — Магазин работает до восьми, а сейчас и шести нет. — Закрыто, я сказал! — гаркает Сид и строит рожу отбитого наглухо отморозка, что рядом стоящий Джон едва сдерживает рвущийся наружу смех. Грозный малыш Сидни, какая прелесть. Позёрки же не чуют, что над ними стебутся, и смотрят с надеждой на своего Роттена — он же участник сексуальных пистолетов, он должен образумить своего приятеля, нельзя же так обращаться с фэнами и сёстрами по панку. А Джон, вымотанный за день ссорами со сплочённой троицей, строящей против него козни, только жмёт узкими плечами и надеется, что девки не будут упрямится и свалят по-хорошему. Но первыми уходят сами пацаны, оставляя недовольных клиенток снаружи, потому что Сид жрать хочет и посрать ему на рабочие часы какой-то паршивой лавки.* * *
Сид стащить деньги — стащил, но взял до нелепого мало, а точнее совсем в притык по сумме, которая необходима им двоим, чтобы обеспечить себя ужином, состоящим из нескольких кебабов, упаковки чипс и пары банок пива. Роттен ворчит, что раз решил воровать, то воруй, чтобы потом обидно не было, а сам нервно стоит на стрёме, пока Вишес, спрятавшись между стеллажами, наспех засовывает за пояс джинс две пачки Мальборо — то, что прям по зарез нужно. Летний вечер на удивление оказывается тёплым. Догорающее солнце приятно гладит кожу, и пацаны заворачивают к кладбищу — единственному подобию парка, коих нет поблизости рядом с бутиком — и устраиваются там на скамье, вытянув ноги вперёд и уплетая за обе щёки купленное. Затрагивают в разговоре болезненную тему для обоих — окружающие люди, большинство которых они терпеть не могут. Оба на перебой выплёскивают ненависть то к занудному Мэтлоку, который костью в глотке стоит со своим пиздежём про мэйнстримных Биттлов, то к ноющей Вествуд, постоянно чем-то недовольной. Когда кебаб заканчивается, а злость, накопленная за сутки, утихает, пацаны покидают кладбище, неспешно возвращаясь обратно к бутику и хрустя чипсами из одной пачки. Тех девок, к счастью, не видно, как и любых других посетителей, а значит провести остаток дня они могут без раздражающих факторов. Джон во всяком случае так думает, расхаживая по помещению и придирчиво оглядывая продающуюся униформу для панков, что с такой страстью штампует Вествуд. А потом замирает, увеличивает глаза и резко выдёргивает одну из тряпок, срывая с хлипких плечиков. — Вот же сучья Вивьен! — он трясёт пиджаком в воздухе, заставляя цепочки и прочие прицепленные побрякушки позвякивать. — Опять стащила у меня идею! Сид тут же подходит, внимательно оглядывает, а потом подтверждает, что и в самом деле спиздила, и предлагает в отместку обоссать либо этот сворованный пиджак либо вообще всё — ему как раз после пива не помешало бы слить. — Не, она тебя за такое вышвырнет, — отмахивается Роттен, пренебрежительно бросая шмотку сверху на вешалки, даже не думая её укладывать аккуратно, и трёт пальцами между собой, будто он испачкал руки не только что съеденными чипсами, а тканью пиджака. — Обоссышь потом, когда вышвырнет тебя за что-нибудь другое. Теперь у него лицо угрюмое и он возобновляет свой неспешный шаг по периметру бутика, продолжая рассматривать товары с привычным призрением, морщит нос и кривит капризно губы. Вишес целый день наблюдал за такими унылыми рожами, достали уже, поэтому хлопает приятеля по плечу и манит рукой за собой, увлекая вглубь помещения к бежевым тяжёлым шторам и красному ковру. Он говорит, что завезли новый товар и с весёлой усмешкой кивает на витрину с секс-игрушками и прочими аксессуарами из чёрной кожи, а над всем этим – белая надпись из аэрозольного баллончика по всей стене: «В глубине души он ненавидит своё никчёмное я». Морщины между бровями Джона разглаживаются, и вот он уже то ржёт с толщины и длины резинового красного члена, которое больше смахивает на палку колбасы и в руках нелепо валится набекрень, то теребит замок на латексной маске, у которой нет прорезей для глаз. — А это что за дерьмо? — он подцепляет массивную резинку и скептически её рассматривает, с трудом веря, что такая простая штука может быть использована в сексе. Это же, блять, просто резинка, что ей завязывать? — Хер, — отвечает Сид, пожимая плечами, и теребит ремешки ошейника с кольцом по середине. Джон смотрит на резинку так, будто та подозревается в убийстве. — Зачем? — Чтобы дольше не спускать. Молчит. — Типа для скорострелов? — Не знаю, мне так Вив сказала. Пиздец извращенка, да? — Сид с кривой усмешкой толкает в бок локтем, а у Джона мыслительный процесс во всю шурует, и даже когда откладывает эту проклятую резинку, всё ещё смотрит на неё, пытаясь сообразить, в чём смысл её предназначения. Поэтому он знатно охуевает, когда его вдруг хватают за запястье и выбирают из пятерни два пальца, чтобы сжать их вместе и опуститься на них ртом. Джон даже теряется от такой внезапной перемены настроения и смотрит на тёмную макушку, пока та делает пару резких движений вверх-вниз, а язык суетливо лижет кожу по кругу. Когда Сид выпрямляется, то становится понятно, что ничего в его дурной голове не поменялось, он всё ещё на приколе, только с этим никак не вяжется зажатое между зубов металлическое кольцо со свисающими по бокам ремешками — тот самый «ошейник», что только что крутил в руках. Тёмные глаза щурятся, а широкие плечи подрагивают от смеха — забавно ему видеть, как Роттен стоит рядом изумлённый. И тот ему говорит: «Стой», после чего уже сам осторожно просовывает влажные пальцы обратно в раскрытый рот через кольцо и касается языка, поглаживая осторожно, словно пытается приручить дикое животное. — С этой штукой ты можешь наконец-то перестать царапать мой хер. Сид уводит голову от пальцев и вытаскивает кляп. — Ну конечно, — протягивает он скептически и бросает обратно на витрину, прямо так, всю в слюнях. — Куда мне до Джона Роттена — профессионального минетчика? Пиздит, конечно, как дышит: Джон сам сосать не умеет и брал в рот два раза в жизни, один из которых по пьяни. И зубами все два раза елозил, чуть кожу не содрал, гондон, а сейчас что-то ещё предъявляет. Будто в наказание за мысли, звонкий шлепок обжигает бедро, и Сид болезненно шипит, инстинктивно прижимая ладонь к ушибу, и сквозь зубы называет долбоёбом. Роттена же забавляет и реакция, и скорченное лицо, и он взвешивает в своей ладони стек, признаваясь себе, что в этом что-то есть и оно ему, кажется, нравится. Но совсем не нравится, когда такой же удар приходится теперь по его бедру, заставляя вскрикнуть. Два идиота считают, что носиться по крошечному магазинчику, где повернуться особо негде — классная идея, поэтому так и делают, орудуя стеками как саблями, и бросая то, что попадётся под руку, как гранатами. Беготня вместе с боем вихрем сносит всё на своём пути: некоторые тряпки не удерживаются на своих вешалках и валятся бесформенной массой на пол; пару ботинок тоже не могут противится гравитации и силе, когда один из пацанов неуклюже врезается в полки. — Бомба, нахуй! — и красный член летит дугой под потолком прямо в сторону Джона, который с хриплым визгом успевает пригнуться. Стекло позади дребезжит от попавшего в него снаряда. На улице проходящий мимо мужчина вздрагивает в испуге и отходит на край тротуара, косясь в сторону бесноватых пацанов, крушащих в полумраке бутик. Когда Джон оказывается рядом со складом боеприпасов — витриной игрушек — то хватает не глядя, чтобы кинуть в сторону противника, но, когда в последнее мгновение перед броском замечает в зажатом кулаке поблескивающий метал наручников, в голове возникает мысль, и теперь улыбается совсем по-другому. К чёрту оборону, пора наступать. Сид, конечно, сопротивляется для приличия, своими длиннющими ногами машет в стороны, и плюётся и на хуй шлёт, но смеяться не перестаёт, даже когда кольцо наручника замыкается на его запястье. И мог бы выкрутиться из хватки, заломать пополам самого Роттена, он ведь выше этого сутулого рыжего, но вместо этого подходит якобы неохотно, а у самого в глазах черти пляшут не хуже, чем в голубых глазах напротив. Поэтому Джон и хватает его за ворот красной майки — подарок Вивьен — наклоняет к себе и лениво мнёт его губы своими, пару раз пройдясь по ним языком, благодарит так скромно за участие. Когда отстраняется, то обе руки долговязого уже находятся за спиной. Тот не сопротивляется, только улыбка тает на глазах, и когда раздаётся второй щелчок, лицо у него совсем серьёзное. Роттен улыбается так широко и довольно, что обнажаются верхние дёсны. Его ладонь ложится на чёрно-белый принт женских голых сисек и давит, толкая по направлению к одной из примерочных кабинок. Сид замечает, как его приятель попутно забирает кляп с кольцом, и в штанах начинает твердеть. Плотная бежевая штора закрывает проход — пусть даже в магазине нет никого и двери заперты на ключ, Джону будет намного спокойней, когда и здесь всё будет прикрыто. Пальцы с подстриженными под самый корень ногтями снова тянут за вырез майки вниз, и Сид послушно наклоняется за очередным поцелуем, но голова отворачивается. Тогда его колени опускаются на мягкий ковёр, а перед глазами спешно расстёгивается ширинка, и во рту сразу пересыхает. Покрасневший от возбуждения член мажет по губам в прелюдии, после толкается вглубь, и щёки тут же старательно втягиваются. Джон не шевелится — рот Сида сам насаживается на ствол — и он наблюдает за этим процессом несколько секунд, пока до него не доходит, что они оба сейчас перед огромным зеркалом в пол. Действительно, это же не кабинка для ебли, тут люди переодеваются и смотрят на себя в зеркало. Или, учитывая какая здесь продаётся одежда, смотрят на себя и дрочат. Джон к самодрочерам не относится — передёргивает себе он скорее от безысходности, чем от желания, а себя во время этого процесса он предпочёл бы вообще никогда не видеть. Он не красавец — факт, поэтому предпочитает думать, что люди, которые находят его привлекательным, оценивают его сильную личность, яркий ум и обаяние. Взгляд скользит по зеркалу вниз, на ритмично покачивающийся тёмный затылок у его промежности, и усмешка ползёт по его лицу: да уж, Сид, видимо, безумно восхищён его личностью. Рука оттаскивает за волосы назад и член истекающий естественной смазкой и чужой слюной с влажным звуком выпадает изо рта. Джон перемещается немного в бок и встаёт так, чтобы в зеркале отражались их профили. Подносит головку снова к губам, и те вновь размыкаются, готовые принять, но ничего не происходит. Сид косит глаза в сторону. — Ты что, на себя дрочишь? — На тебя, еблан. Сид на коленях, сломанная ширинка его джинс уже несколько часов на распашку, его обнажённые руки заведены за спину и пристёгнуты наручниками. Его язык тянется вперёд и лижет уретру. Сам Вишес, к сожалению, посмотреть на себя не может — хватка, удерживающая его, не позволяет — но ему достаточно видеть выражение лица Джона, который впился взглядом в отражение. Сид, довольный произведённым эффектом, дебильно ржёт: — Ха, ты такой же извращенец, как и Вив! — Какой-то ты слишком болтливый. Большой палец ведёт по нижней губе и скользит между зубами, давит вниз, открывая челюсть. Вставленное кольцо кляпа не позволит ей закрыться до тех пор, пока этого не захочет Джон. Кожаный ремешок плотно застёгивается на затылке. На всякий случай проверяет, чтобы точно ничего не слетело. — Вот так ты меня почти не бесишь. Сид хмурится. — Что, на хуй посылаешь? Кивает. Джон с ехидной улыбкой похлопывает того по щеке и, придерживая свой член, медленно вводит внутрь. Холодный метал, скользящий по чувствительной и разгорячённой коже, контрастирует с жаром рта до дрожи. Когда язык прижимается к нижней части ствола, Джон шумно выдыхает и обхватывает голову Сида обеими руками. Поначалу двигает бёдрами медленно, прислушиваясь к собственным ощущениям и давая приятелю привыкнуть к такому положению. Тот принимает исправно, а когда давится, то ему позволяют передохнуть пару секунд. Со вторым заходом Джон набирает темп и дышит рвано. Иногда смотрит в зеркало, чтобы со стороны увидеть, как славно его хер погружается в чужую податливую дырку. Сид давится вновь — головка тычется в заднюю стенку горла. Джон нервно облизывает пересохшие губы, отстраняется. Когда вытаскивает, то за ним тянутся тонкие белёсые нити и вспененные слюни стекают по подбородку Сида. Тот опускает голову, откашливается. Вечно с ним всё сложно. — Быстрее давай, — рявкает Джон нетерпеливо и сжимает волосы у корней крепче. Сид вроде кивает, поэтому твёрдый член тут же вновь занимает прежнюю позицию. Худые бёдра двигаются быстро и резко. Цепочки на брюках позвякивают в такт со влажными звуками и тихим мычанием. Ладони крепко удерживают голову, лишая всяких попыток пошевелиться или вырваться. Джон понятия не имеет, хочет ли Сид вырваться вообще, а если и хочет, то он знал на что идёт, так что сам виноват, пусть терпит. Глаза у него прикрыты, тоже, кстати, бесит знатно. — Сидни, — он слегка шлёпает его по щеке. — Смотри на меня. Тот смотрит и выглядит теперь так покорно, что думается, что лучше бы и вовсе не смотрел, потому что с таким видом Роттену хочется вколачивать свой член ему в глотку с утроенной скоростью. И он рвано стонет, кусает губы, и мысли в голову лезут всякие: и про то, какой у него всё-таки Сидни послушный — делает всё, что скажет; и про то, как Сидни классно смотрится с его хером во рту и что даже почти не урод; и про то, что Сидни сейчас на коленях перед ним обездвиженный и Джон его использует просто как отверстие для удовлетворения собственной похоти. И так хорошо и так сладко и это кольцо ещё, ебучее, вокруг его члена. Тело трясёт, и Джон с силой вжимает чужую голову в свой пах, засовывая по основание. До помутневшего разума не сразу доходят раздающиеся снизу стоны и хрипы, и что наручники истерично позвякивают. Роттен за волосы тянет назад, и Сид с выпученными глазами судорожно дышит незакрывающимся ртом. Один засовывает опавший хер в брюки, опираясь на зеркало плечом, другой с опущенной головой рушится на задницу. С его губ медленно стекает вязкая мутная жидкость и пачкает ковёр. Джон ждёт, когда Вишес поднимет взгляд и молчаливо попросит снять кляп, может, захнычет страдальчески или же наоборот скорчит озлобленную морду, потому что ему в глотку кончили, а он это ненавидит. Но пацан сидит сгорбленный и голову не поднимает. Молчит. Джон не выдерживает и сам расстёгивает ремешки на затылке, освобождает рот. Наверное, стоит поинтересоваться его самочувствием, но вместо этого зубы прикусывают щёку изнутри. Ещё не хватало сопли жевать после того, как только что грубо трахнул его в рот. Что вообще за мысли? Может, ещё поцеловать его и замуж позвать? Фу, блять. Сид тоже продолжает молчать, отодвигается на заднице к стенке, чтобы прижаться спиной и вытянуть затёкшие ноги. Он облизывает свои алые испачканные губы и всё ещё тяжело дышит. Его стояк отчётливо виден через распахнутую ширинку. — Хочешь, подрочу тебе? — спрашивает Джон. — Хочу, — отвечает Сид и криво улыбается. Роттен даёт команду «Жди» и покидает примерочную, оставляя своего приятеля за закрытой шторой. Сам идёт к витрине с секс-игрушками, которые не успели стать снарядами в недавней бойне, и думает, как бы приятелю помочь с его вилли и что бы интересно было обоим. Глаза скользят по объектам и не видят ничего подходящего. Потом неспешно проходит по помещению, разглядывая валяющиеся игрушки на полу. Пинает резиновый красный дилдо, и тот отлетает в угол. Хочется, что бы было как в порнофильмах, но одно дело смотреть на экране и фантазировать, пока наяриваешь себе, и совсем другое делать это наяву с сексуально неопытным приятелем. Да и сам Джон далеко не секс-гуро: в последнее время, единственный, с кем он нелепо сношается – это, блять, Сид. Удобно, конечно, два идиота устроились, по одиночке дрочить им скучно, а вот вдвоём очень заебись и с привередливыми девками контактировать не надо. Открывает замок на двери, выходит на улицу, закуривает. Может, в пизду эти эксперименты? Джон бедолаге и так чуть горло насквозь не протаранил своим хером. Всё-таки знатно ему башню сносит во время стояка. Роттен делает очередную затяжку и его мысли прерывает вид аптеки, находящейся недалеко впереди. Возвращается в бутик только для того, чтобы открыть кассу и достать деньги, а после перебегает дорогу. Заходит внутрь, правда, уже с волнительным сердцем и надеется, что щёки его не успеют покраснеть, пока он собирается с духом и произносит: «Анальная смазка». Кусает ногти, постоянно оглядывается через плечо – вдруг там кто-нибудь из знакомых и застебут его сразу и вопросами завалят. Или Сид выбежит в наручниках и заорёт на всю улицу какую-нибудь хуйню — вполне в его духе. Фармацевтом оказывается женщина и от этого ещё паскуднее, а она как назло совсем маленького роста, круглолицая, с тёмными волосами и так жёстко ассоциируется с матушкой, что Джону хочется прямо сейчас развернуться на пятках и убежать. — Сэр? —Лубрикант. Пожалуйста, — выдавливает Джон, глаза прячет и теребит длинные рукава кофты, после чего спешно добавляет: «Для анала» и хочется провалиться сквозь землю в преисподнюю – там всяко лучше, чем стоять здесь и позориться. Вот вам и сексуальный ассасин, блять, только слабоумного приятеля умеет драть и детям орать со сцены про анархию. Фармацевта, кажется, больше беспокоит свастика на белой кофте и рыжие торчащие волосы, нежели то, что недомерок пытается купить здесь. Когда происходит обмен товара на валюту, Джон стремительно возвращается в магазин и запирается на ключ. Вытирает потные ладони о брюки и торопится к раздевалке, но случайно на что-то наступает. Толстая чёрная резинка. Поднимает её и крутит перед глазами, скептически сощуренными, а потом кладёт её в карман к флакону. Надеется, что Сид не стал выкобениваться, прислушался к Джону и сидит сейчас смирно в примерочной, с по-прежнему заведёнными руками назад, пристёгнутыми наручниками. И когда именно таким его и обнаруживает, то Джон удивлённо вскидывает брови и ему даже немного приятно становится, что Сидни поддерживает его игру. — Пиздец ты тормоз, Роттен, — произносит тот, лениво приподнимая веки. – Ездил домой посрать? — Заткнись. Садится перед ним на корточки, расстёгивает пуговицу на его джинсах и тянет вниз, застревает на границе с оксфордами, возится со штанинами несколько мгновений, тихо чередуя «Блять» и «Говно», а потом всё-таки снимает их полностью. С трусами же никаких проблем не возникает. — Зачем заморачиваешься? Мог бы просто вытащить. Джон игнорирует высказывание и призывно взмахивает рукой: — Встань на колени. Сид всматривается в его хмурое лицо, видимо, чует подвох, но всё же слушается. — Что ты хочешь сделать? — Подрочить тебе, — суёт в карман руку и вытаскивает резинку, которая своим видом немедленно вызывает страдальческий стон: — Блять, ну Джон! Тебе так сложно просто мне передёрнуть? — Я и собираюсь это сделать, сказал же. Сид хнычет, как капризный ребёнок, пока по его напряжённому члену опускается очередное за этот вечер кольцо, только теперь резиновое. — Вот так должно быть? — на всякий случай спрашивает Роттен, доведя резинку до самого основания, и смотрит на приятеля, а у того мина совсем кислая. — А я откуда знаю? Блять, Джон, какой же ты мудак. Никогда ничего по-человечески не сделаешь. Постоянно какую-нибудь подставу мне устраиваешь, заебал. Флакон со смазкой, спрятанный внутри брюк, оттягивает карман, и Джон думает, что если какая-то резинка столько эмоций вызывает, что будет потом? Хорошо, что у самого стояка нет, иначе бы от этих соплей у него всё завяло. — Сидни, — он сжимает пальцами его щёки, приближается к его недовольной морде своей и отчеканивает: — Если не заткнёшь свой рот, то я заткну его сам. Тот пыхтит через нос, но язык свой длинный удерживает за зубами. Уголки губ Роттена приподнимаются вверх в похвале, а ладонь с той же целью кладётся на мягкую щёку, попорченную парой мелких прыщиков, и плавно ведёт мимо уха на затылок. Сид, наверное, ожидает, что его вновь потянут за волосы, но пальцы не сжимаются, а лишь зарываются в чёрные колючки и массируют кожу. Хочется, чтобы Сидни прикрыл глаза и расслабился, отдался полностью ему во власть, как это было вначале во время минета, но, видимо, пауза сделала своё и сломала настрой, и даже когда сейчас стоит на коленях, всё такой же частично обездвиженный, и держит голову поднятой и смотрит снизу, то в его глазах уже нет той покорности, от который шифер шуршит, а только одна чёртова подозрительность. Джон гладит его по голове с пластмассовой улыбкой и интересуется: — Ты мне доверяешь, Сидни? Тот предпочитает промолчать, и Роттен обходит его, встаёт сзади и ладонью спускается с затылка к задней части шеи, останавливается там и чувствует, как чужое тело напрягается, а по коже бегут мурашки. Пальцами массирует шею по бокам и терпеливо говорит: — Сидни, я задал вопрос. Его Сидни пытается ответить, но в горле пересохло, поэтому прочищает и выдавливает хриплое: «Доверяю». Конечно, не факт, что это правда, а не то, что хочет услышать Джон, но Джону похуй, потому что сейчас это неважно, у них же веселье в самом разгаре, а выяснять отношения можно и потом, хотя и потом на это тоже похуй. Доверять вообще никому нельзя, ни даже маме с папой, а уж тем более своему лучшему другу, потому что, как правило, самые близкие и ранят. Пальцы с силой сжимают заднюю часть шеи, зарываясь в кожу до белых пятен, и заставляют упасть лицом вниз, а другая рука, хватаясь за плечо, смягчает посадку — здесь в травмах никто не заинтересован. Худая задница остаётся приподнятой. — Роттен, тварь! — шипит Сид, пока его голову вжимают в грязный ворс ковра. Он лихорадочно шевелит руками, желая освободиться из металлических оков, пытается лягнуть ногой, заехав каблуком туфли, но тот успевает увернуться, и давление сверху становится сильнее. — Не дёргайся, — в тот ему произносит Джон, а когда его снова хотят пнуть, то шлёпает по обнажённому бедру и рявкает громче: — Не дёргайся, кому сказал! Тот, упрямый говнюк, не слушается, и теперь вместо того, чтобы драться, он рвётся уползти, отталкиваясь ногами от пола и шевеля плечами, как тюлень ластами. И Джон правда не знает, как эту тупую псину удержать на месте, потому что и так навалился на него уже всем своим хилым весом. Поэтому он спрашивает: — Ты хочешь кончить или нет? Тот вновь отталкивается от пола носками, и пыхтит злобно: — И за это хочешь выебать меня? — Никто тебя ебать не собирается, дебила кусок. — Поэтому поставил меня раком, а? За идиота меня держишь? — Разумеется, но сейчас не в этом дело, — Роттен пытается занять более комфортную для себя позу, упираясь локтем между чужих лопаток. — Я просто хочу засунуть в тебя пальцы. Сид резко дёргается вперёд и орёт: — В свою жопу их засунь, уёбок! Нервы Джона не железные и настроение ему очень легко испортить, особенно когда приходится иметь дело с этим безмозглым бараном, что самозабвенно у него берёт в рот, когда даже тот не просит, а в задницу принимать отказывается, Джон ведь даже и не думал его трахать своим членом. Пальцы — это же вообще не то же самое, что хер, даже девственницы в себя их суют. — Ладно, — произносит он нарочито холодным тоном и пацана отпускает. Встаёт на ноги, возвышаясь над ним, и скрещивает руки на груди. — Тогда мы всё это прекращаем. Он не уточняет, что именно, но, тем не менее, Сид заметно затихает. Сейчас он вполне может встать на ноги или как минимум сменить позу, завалиться на бок или просто распластаться по всему полу, но колени продолжают удерживать задницу в воздухе. Мыслительный процесс в его тупой башке идёт полным ходом, и Джон терпеливо ждёт. — Хорошо, — раздаётся приглушённое снизу. — Я не расслышал. Что? — Хорошо, блять! — Сиду удаётся вдарить по голени каблуком, за что тут же прилетает носком ботинка по тому же месту. В примерочной стоят два пацана, один из которых без штанов и на раскорячку, второй одетый и со сложным лицом, потому что уже не знает, хочет ли он доставить этому долбоёбу удовольствие и самому повеселится в извращённой игре или же проще унизить говнюка за то, что выводит его из себя. Позвонить Вивьен, чтобы срочно приезжала? Но, как бы забавно в его голове не выглядела эта комедийная сцена и как бы не было приятно от мысли, какой позор мог почувствовать Сид, Джон всё же опускается на пол рядом с чужой задницей и вытаскивает смазку из кармана. — Шире булки раздвинь, — раздражённым тоном произносит он, открывая флакон, а потом смотрит на неподвижного приятеля. — Сид. Тот что-то ворчит, но ноги раздвигает. — Если будешь тормозить и выпендриваться, то мы здесь до утра застрянем. И что-то мне подсказывает, — пальцы сдавливают бутылку, щедро полевая между ягодицами прозрачной жидкостью, а её холод вынуждает тело под ней рефлекторно дёрнуться. — Что твой перетянутый хер отвалится к тому времени. Жирные дорожки стекают по внутренним бёдрам и капают на ворс, оставляя тёмные пятна. — Так сними резинку. — Нет, – протягивает Джон и льёт смазку на свою левую руку, а ещё часть небрежно льётся мимо на пол. — Я хочу посмотреть, как эта штука работает на практике. Он, склонив голову вбок, задумчиво смотрит на итог своей подготовительной работы, а потом убирает бутылку в сторону и, пододвинувшись поближе, подставляет средний палец к сжатому анусу. Ещё ничего не произошло, как Сид весь съёживается и дёргается вперёд, пытаясь уйти от прикосновения. Палец следует за ним и мягко ведёт вокруг кольца мышц, в то время как другая рука тянется к члену, обхватывает всей пятернёй и, проведя большим пальцем вокруг головки, оттягивает кожу вниз. Вишес, кажется, оценивает манипуляции, шумно выдыхает, и не ворчит уже себе под нос ничего, а только сглатывает и прикрывает глаза. Это и кажется подходящим моментом, чтобы глубже просунуть палец — не сильно, лишь на одну фалангу — и пацан сразу реагирует болезненным шипением, но пока не матерится. Джон растерянно смотрит на сморщенное лицо приятеля, а потом на свою руку в его заднице, и думает: «Ещё больше налить?» Но вместо этого он решает быстрее преодолеть этот дурацкий вступительный порог растяжки и давит пальцем, проникая внутрь глубже, почти до пястных костей. Сид стонет и, кажется, совсем не от удовольствия, снова пытается уйти от руки, сдвигаясь вперёд, от чего его голова путается в задёрнутой плотной шторе раздевалки. Джон привстаёт на ноги, не вынимая палец, хватается за цепь наручников, покоящуюся на пояснице, и тянет на себя: — Двигайся назад. Двигается, но получается так, что сильнее насаживается задницей на палец и от этого стонет, что сам Роттен на секунду замирает, а потом медленно вытаскивает, чтобы сунуть резко вперёд до конца. Снова стон, только уже в виде «Блять». На бледном лице расплывается улыбка, потому что, кажется, вот оно, а рука начинает проникать уже с большей уверенностью. Свободная ладонь ведёт по внутреннему перепачканному бедру, загребая излишки смазки, и тянется к напряжённому члену. Приходится прижаться к обнажённому бедру грудью, чтобы удобнее взять в руку и размазать жидкость по каменному стволу. Сид толкается в кулак, явно хочет большего, а Джон засовывает второй палец, вызывая «Блять» погромче. Движения получаются сбивчивыми, потому что двумя руками работать неудобно — вторая где-нибудь периодически зависает. Вишес вновь что-то бурчит в ковёр, за что его волосы на затылке сгребают жирной рукой. — Отвлекись-ка, — насмешливым тоном произносит Джон, насильно поворачивая его голову к зеркалу. Сид смотрит прямо на себя полуголого, стоящего раком и с пристёгнутыми за спиной руками, пока в его задницу пихают пальцы и дёргают за свисающий покрасневший член, а потом жмурится так крепко, что перед глазами плывут цветные круги. И даже так его щёки начинают гореть стыдливым огнём, ведь ощущения никуда не деваются. Приятные, блять, ощущения. Пальцы, как назло, задевают внутри что-то такое, отчего Вишес против воли громко стонет, а после поджимает губы, потому что он не какая-то давалка из порнухи, чтобы издавать такие звуки. Но Джон, уловив момент, вновь попадает в ту же точку, вызывая ещё один стон. — Роттен, сука! — рычит Сид и дёргает ногой. Не понятно, правда, зачем — то ли снова хотел зарядить каблуком в рыжего, то ли сильнее раздвинуться перед ним. Сзади наваливаются, конечности разъезжаются и упираются в стенки примерочной, заставляя задницу опуститься. Роттен перестаёт дрочить ему, чтобы обхватить освободившейся рукой поперёк его живота и подтянуть вверх, ставя в прежнее положение. Пальцы уже свободно скользят внутри, наращивая темп с каждым толчком, шлёпая о взмокшую кожу и издавая пошлые хлюпающие звуки. Примерно настолько же пошлые, как и звуки, издаваемые Сидом с его рваными вздохами и сдержанным мычанием, что иногда чередуются с беспомощными полувсхлипами. Джон раздвигает скользкие из-за смазки ягодицы, чтобы засаживать так глубоко, насколько это возможно, а сам осознаёт, что в его штанах сейчас стоит не меньше, чем у Сида, и хочется уже не пальцами его трахать, а членом, и чтобы было так же грубо, как когда он трахал его в рот. И он вытаскивает перепачканные пальцы, встаёт на ноги, схватив за наручники, тянет вверх. — Поднимись. Сид дрожит и пытается перевести дыхание. Шевелит затёкшими ногами, отрывает голову от пола. Колени с красными следами от ковра трясутся от усталости, а спина ноет от долгого пребывания в одной неудобной позе. Как только тело принимает вертикальное положение, его тут же впечатывают в зеркало, прижимая щекой и грудью. Сид больно ударяется виском о твёрдую поверхность, поэтому коротко стонет от боли. Ощущает обнажённым бедром стояк Джона, что жмётся к нему со спины. Когда чувствует прикосновения между ягодицами, бездумно насаживается. — Понравилось, да? — издевательски на ухо. — На хуй иди, — отвечает Сид, но получается так жалобно, что самому тошно, из-за этого хнычет и это вообще финиш. Чужие руки занимают прежние позиции почти одновременно, а движения сразу же резкие и быстрые, и Сид разве что глаза не закатывает, а только слюни пускает на зеркало и стоны уже не сдерживает — он и так дно пробил своим поведением, похуй ему на стоны, когда готов кончить от того, как его в жопу ебут. И он чувствует такую жгучую злость, что цедит сквозь сжатую челюсть: — Джон, мудак, ненавижу, — а сам поддаётся назад и ещё больше в этот момент ненавидит себя. Затылком чувствует, как рыжий сзади противно лыбится, а потом кусает в плечо, зубами вгрызаясь в кожу, после которых потом обязательно останутся синюшные следы. И резинку, будто в благодарность, снимает с члена, который, кажется, готов взорваться к чёртовой матери. — Ну же, Сид, кончай, — и кулаком остервенело двигает по стволу и пальцы глубоко запихивает рывками. Сиду словно этой команды не хватало и кажется ему, что у него фейерверки из глаз летят, и он задыхается, содрогаясь всем телом, струной вытягивается на цыпочках, вжимается в зеркальную поверхность так сильно, будто желает с ним слиться. Выстреливает мощно и обильно, будто целый год не кончал. А когда сзади давление исчезает, то, не имея больше сил стоять на ватных ногах, сам сползает вниз, размазывая собой сперму по зеркальной поверхности, и загнанно дышит, словно бежал от Кингс Роуд до самого Хакни и обратно. Несколько секунд у него перед глазами всё плывёт, а мозги не соображают. Джон, тщательно вытирая перепачканные руки о плотные шторы, спрашивает, всовывать ли ему в рот кляп с кольцом снова или он так отсосёт. Смысл вопроса до Сида не доходит, и он хочет переспросить, но поднимает взгляд с пола и останавливается на вздутой ширинке, находящейся прямо перед его измотанным лицом.* * *
Сид спит крепким сном, устроившись на полу за прилавком и подмяв под голову самодельный тряпичный мешок, набитый его собственными шмотками. Он не слышит ни как отпираются парадные двери бутика, ни напряжённое «Какого хуя?», ни как приближается к нему стук каблуков. Только когда заряжают туфлёй под зад со всей дури, он резко распахивает глаза, принимает сидячее положение и видит разъярённое лицо Вествуд. — Сукин ты сын! — острый носок туфли снова заезжает по нему. — Что за бардак ты мне тут устроил?! Вишес вытирает слюни с края рта, которые успел напускать за ночь, щурится сонно и бормочет: «Да чё ты?» и отползает назад от истерички, упираясь спиной в стенку. — Я тебя приютила, а ты за это расхерачил весь мой магазин?! Вив, может, росточком не вышла, но своим писклявым голосом знатно орёт матом, что и хочется сказать ей, чтобы заткнулась. Она ходит по бутику, как курица по курятнику, смотрит на то, как её скомканные детища валяются на полу, как игрушки раскиданы по всей площади маленького помещения, а когда проходит дальше к красным коврам и бежевым шторам и видит одну из распахнутых примерочных, то совсем съезжает с катушек и переходит на какой-то ультразвук, крича о том, что её бутик — не бордель и здесь трахаться запрещено. Сид, который в это время пытается по-тихому слинять с места преступления, прихватив с собой свой мешок и несколько фунтов из кассы, не выдерживает и гавкает через плечо: — У тебя магазин называется «Секс», дура! — Поумничай мне тут! — кричит женщина в ответ, а когда оборачивается, то видит за стеклянной дверью ускользающую долговязую фигуру. Она срывается с места, выпрыгивает на улицу и кричит ему в спину, что он уволен и что бы духу его здесь не было. Вишес, скорчив грозную рожу, бросает ей в воздух оскорбительный жест из двух пальцев, и продолжает свой путь по дороге вверх, с угрюмым видом бурча себе под нос: «Роттен, сука, ненавижу».