***
Расфуфыренная дамочка ждет моего мнения. Опрометчивое решение. Я напрягаю усталые извилины, чтобы выдавить из себя подобие интеллигентной речи на ее смехотворные рассуждения. — Что скажете, молодой человек? Такое сочетание будет красивым? — она смотрит на меня выжидающе, складывает аркой неровно накрашенные малиновые губы оттенка пасхального яйца. Ну и какой должен быть ответ на эту идиотскую головоломку? Правда: такое сочетание — полное фуфло, и даже последний спекулянт в подземке откажется барыжить подобной лажей хоть в открытую, хоть из-под подола плаща. Ложь: от этой комбинации веет закоренелыми традициями. Настоящая классика. Твою мать! Я разве соглашался проходить квесты от моралистов? Скажу как есть — по головке точно не погладят. Остается безбожно врать сквозь притворную улыбку и раздражение. — Конечно, мадам, такой прием проверен годами. Классика. У вас отличный вкус, — я сладко лью в уши россказни пьяных шизофреников, пока сам потихоньку съезжаю с катушек. Мне так-то до них недалеко… Шизофреники, параноики, невротики, психопаты — моя компашка. И про вкус — полнейшая лажа. Такого дерьмового чувства стиля давно не видел. Этой тетке не хватает только мишуры вокруг обвешенной золотом шеи, чтобы уж наверняка, чтобы с порога стало ясно: новогодняя елка сбежала из сраки мира, где за несколько тысяч лет впервые дорвались до блестящего. Я собираю отвратительный букет и отправляю расфуфыренную на выход с вылизанной задницей. Моим же бедным языком... Довольная дамочка выпархивает на улицу, как бабочка — только сачком было мое гонево во благо. Недурно придумано. Не зря я в детстве столько книг прочитал. Так проходит весь день — провальная лотерея. Адекватный посетитель, чучело без мозгов, адекватный, чучело… В таком духе до самого вечера. Мне не помогает ни никотин, ни кофеин. Желание накатить коньяку растет в бешеной прогрессии, но прилежные работники столь опрометчиво не поступают. Вот пиздят, как дышат и притворно улыбаются — это да. А быть собой в сфере обслуживания не велено. Так и живу, смакуя мерзкий привкус лицемерия. Проклятая дверь со звоном распахивается, впуская гадкий ветер, сырость и… И опять предо мной Габриель тире Принц, тире Мудак — я все еще не определился. Да и не размышлял по такому злободневному поводу. Не ожидал еще раз увидеть этого ароматного прилизанного говнюка. MERDE. Простите за мой французский. Видимо, небеса решили меня доконать под конец и без того провального дня. Он входит, ослепительно сверкая зубами, и направляется прямиком ко мне. Эй, вселенная! Зови экзорцистов. Тут демон во плоти нарисовался — отполированный, отглаженный, с васильковыми зенками. Смотрит, как в душу глядит. Завербовать, паскуда, хочет, да в ад за собой утащить… Рожа-то у него пусть и ангельская, но я не первый день живу. Не куплюсь я на слащавую физиономию. На таких смотришь и хочешь прямо на засранном цветочными огрызками столе разложить. Сорвать отпаренную рубашку, брюки, все приправить звуками рвущейся ткани, иметь так, чтобы скулил, да лепестками сию животную похоть усыпать. Или того хуже, самому задницу подставить… Абзац! Эй, у меня конечная, выпускайте! Здесь и сойду. Подальше от разыгравшейся фантазии, возбуждения и картинок в подсознании, словно кадров из порнофильма девяностых. Все, отбой! Мозги сплавились, конечности дрожат, а во рту сухо, как в Сахаре. Эй, вселенная! Я не шучу! Мне пиздец! Габриэль мечтательно разглядывает цветы и также элегически говорит: — Лилии прекрасны, — он отслеживает мою реакцию, продолжая извергать не имеющие смысла слова. — Вы, Кристофер, похоже, не разделяете моего мнения. Лицо осталось совершенно безразличным, — он постукивает указательным пальцем по скуле. — А мне так хотелось завести с вами разговор о высоком. — Так и заводили бы о высоком… — растерянно пробубнил я. Очевидно, не подумав. — Точнее, оно вообще того не стоит, — замялся. — Вы что-то хотели? — Кристофер, вы такой необычный, — Габриэль изумленно уставился на меня. Какой черт за язык тянул? И зачем я ляпнул неприкрытую чушь? Мне бы отвертеться от незваного Мудака поскорей, а я, идиот, без малого поддакиваю. Легкие сдавливает. Воздух никак не хочет поступать равномерно в прокуренные куски плоти. Висок противно стреляет. Весь этот набор выбивает из колеи. Сорваться с места и слинять — как свет в конце туннеля. Но куда тут денешься, когда перед тобой Принц, по совместительству потенциальный покупатель, а камеры со всех сторон пристально наблюдают за каждым движением. — Вы желаете приобрести лилии? — я собираю волю в кулак. Отрабатываю зарплату. — Да, Кристофер. Они до сих пор прекрасны. Вы от них ни на шаг не отстаете, кстати, — Габриэль улыбается еще шире. Все! Ахтунг. Аллес. Капут. Пассажир наебнулся. Принцу пора вызывать санитаров. Нехило его так поднакрыло от созерцания цветов… Он что, клеится ко мне… Да ну нет! Меня даже передернуло, но я делаю отстраненный вид — ничего не понимаю, не замечаю. Я вообще декорация. — Сколько? — буквально выплевываю одно скупое слово. — Все из вазона. Опять это его «все из вазона». Раздражает не на шутку — до сведения икроножных мышц и до скрипа в суставах. Я на полусогнутых тащу охапку белых лилий на стол. Как обычно, обрабатываю. Не смотрю в сторону Принца-мудака — не хватало ненароком залюбоваться и палец обрезать. Чувствую, как за мной следит пара внимательных до усрачки голубых глаз. От этого внутренности съеживаются. — Можно снова перевязать черной лентой? — голос Габриэля звучит ровно и бархатно. Ощущение, будто пропускаешь теплый песок сквозь пальцы. — Конечно, — я отвечаю профессионально, хотя, отвернувшись, закусываю губу. — Спасибо. Габриэль снова принимает в руки связку цветов, как новоиспеченный папаша младенца. Его движения аккуратны, отточены. Он бросает на меня взгляд, такой пробирающий и странный. Я не понимаю значения эмоций, застывших в небесной радужке. — Кристофер, когда заканчивается ваш рабочий день? — Через полтора часа, — я машинально смотрю на часы и отвечаю. Дебил. — Не хотите поужинать со мной? Или выпить кофе? Может, просто выпить? Я теряюсь. Таких закидонов мой рассудок совсем не ожидал. Нервно перебираю все возможные отмазки: от домашнего питомца, томящегося от голода, до внезапной диареи. В конце концов, выдавливаю из себя самое банальное и тупое: — Я не голоден. Спасибо за предложение. Желудок предательски урчит. Иуда хренов! Ну и как так облажаться? Габриэль насмешливо тянет вверх уголок рта, на щеке появляется очаровательная ямочка. Касается моего плеча слишком ласково, бережно. Говорит: — Да что вы. А ваш организм так не считает, — он наклоняется прямо к уху. — Я заеду за вами. Лаковые туфли направляются к выходу вместе с владельцем. Габриэль не дает мне возразить. Оставляет наедине с мурашками на позвоночнике. Когда я опомнился — дверной колокольчик проехался по ушам дурацким звоном. Твою мать! Вот же Мудак! А я долбаный придурок… Какого хрена я забыл пообедать? Первое место в рейтинге карикатурных фиаско мне обеспечено… И что теперь делать? Не сбегать же… Или… Я оседаю на замызганную табуретку, впускаю пальцы в волосы и тяжело вздыхаю. Недовольство распаляет бурлящую ярость — покатился в ебеня мой спокойной вечерок в одиночестве.***
Честно, я все-таки собирался свалить под шумок, но не тут-то было. Принц предусмотрительно приперся за десять минут до закрытия и любезно подождал меня. На кожаную куртку успел нападать мокрый снег. Я небрежно стряхиваю его с плеч перед входом в навороченную кофейню, в которую меня приволок Габриэль на такой же вылизанной машине, как и он сам. Неспокойно. Габриэль загадочный тип, мутный, будто прячет себя под столетней паутиной, только вместо дряхлого плетения — идеальный каркас из вежливости и утонченности. Еще красивый, падла. Однако сквозит морозом от его упоительных глаз. Весь он словно игра на скрипке, не так наклонишь смычок — и конец. Вместо красивой музыки — отвратительный вой. То-то я… хреново настроенная бас-гитара… Грязь развожу, да и ладно. Для гаражного рока сойдет. Я устраиваюсь у окна, пока Габриэль воркует с официанткой. Даже не соизволил спросить, что мне нравится. Вот же придурок! Я нервно барабаню пальцами по столешнице, почти чеканю похоронный марш. Ну а что? Мне радикально все не нравится. Могу себе позволить отчеканить мелодию для канувшего в лету затворнического вечера. Сейчас бы дома разделять свое уединение с книгой, сигаретами и бутылкой, а не сие дерьмо, все больше напоминающее глупый анекдот. И что этому Принцу от меня надо? Мудак, одним словом. Через пару минут напротив присаживается Габриэль. Он смотрит открыто, как-то примирительно, будто между нами недавно случился скандал — вину заглаживать надо, а я бунтую. Таких страстей, слава Богу, не приключилось. Не хватало мне еще ссор со всякими Принцами, пусть даже такими привлекательными, от которых в штанах зудит. Зенки эти еще невинные… трахай — не хочу. Словно выпрашивают. Умоляют зажать в каком-нибудь углу и творить непотребства невероятные… Ой, опять меня понесло не в ту сторону. Вот что творит с людьми изоляция от социума. Или недотрах… Официантка спускает с подноса несколько кружек с ароматным пойлом, ставит передо мной, уходит. Возвращается. На стол выстраиваются армия десертов и всего одна чашка крепкого кофе опускается рядом с Габриэлем. Я физически чувствую — зрачки расширяются от удивления. — И что это? — спрашиваю вкрадчиво, стараюсь сохранить невозмутимость. — Ну, я не знал, что ты любишь, и заказал разное, — Принц улыбается своей королевской улыбкой. Смотрит двумя васильками из глазниц, соблазнительно облизывает губы. Латте, Американо и горячий шоколад парят теплом. Тирамису, панна-котта, какое-то невообразимое сливочное пирожное дружно соблазняют своими очертаниями. Я окидываю это богатство беглым взглядом. Сглатываю слюну, но беру себя в руки. Холодно говорю: — А спросить не судьба? — Ну почему ты такой сухой… Я просто хотел тебя удивить. — Может, ты просто хотел посорить деньгами? И когда мы успели перейти на ты? — раздраженно пыхчу я. — Но знаешь, меня таким не проймешь. Чего тебе от меня нужно? — где-то на подкорке гнев опускается на низкий старт. Еще немного — и я сорвусь. — Ты слишком недоверчив, Кристофер, — Габриэль тянется через стол, накрывает мою руку прохладной ладонью, заглядывает в черноту зрачков. — Просто мне ты интересен как человек. — Ты хоть понимаешь, что несешь? — я сбрасываю его ладонь. — Ты меня знать не знаешь. Мне такая пурга не интересна. Мы не в сказке, даже не в дешевой комедии с хеппи эндом. Мы в гребаной реальности, где всем на всех срать! — мой голос повышается на пару октав, но я быстро пресекаю погрешность. — Нас ничего не связывает и не свяжет. Я просто работник, ты — клиент. А сюда ты меня приволок чудом. Я просто свалить не успел. Мелодичный негромкий смех наполняет небольшое пространство между нами. Габриэль шелково заливается хохотом, и я смягчаюсь. От такого смеха растает даже айсберг, что потопил Титаник. Он двигает поближе ко мне кружку с горячим шоколадом. Говорит: — На нее ты смотрел чуть дольше, — пальцы все еще касаются белого фарфора, — выпей, пожалуйста, а то как-то неудобно. Я сдаюсь. Моя тяга к шоколаду устраивает подлянку. Живот, скрученный в узел от голода, не в силах отказать себе в лакомстве. Я беру кружку, делаю глоток. Изучаю сливочное творение на блюдце, также сдаюсь. Пирожное отправляется ко мне в рот. — Ты очень необычный, — Габриэль снова прерывает тишину, в которой раздается блаженное жевание. — Я чувствую… — он осекся. Я совсем расслабляюсь от инсулинового прихода, не замечаю несвязности слов. Облизываю ложку, отпиваю еще теплого шоколада. Желудок кричит «спасибо». Наконец я соизволил его покормить. Мне уже по барабану, что и как — сдались мне ненужные драмы, когда вкусовые рецепторы самозабвенно бьются в экстазе. — Кристофер, я не прошу многого, — Габриэль все никак не унимается. — Давай просто общаться? — Зачем тебе это? — Пока не могу объяснить, но необходимо позарез. — Заговорил, как плебей. От меня нахватался, принцесска? — видимо, сахар окончательно ударяет в кровь, и я начинаю пороть херню. — Не совсем понимаю, о чем ты… — Габриэль смущается. Это меня веселит. — А вас, интеллигентов, такое выбивает из колеи? — я совсем расслабляюсь, чувствую себя ведущим в этом нелепом диалоге. — Ну, знаешь, я тебе ничего предложить не могу, кроме своего хера и проблем с кукухой. Так что на твоем месте я взял бы руки в ноги и свинтил куда подальше. Не твоего я поля ягода. Ты вон какой. Костюмы, укладки, одеколоны. Все дела. А я другой. Вот совсем. Депрессия, дешевое пиво и тонна сигарет — мои спутники по жизни. Усек? Ты не смотри, что я цветочки красиво складываю… Это так получилось. Я хамло, циник и ублюдок. — Разве это все важно, — тихо отзывается Габриэль на мою тираду. — У всех есть свои секреты. И недостатки. — Не заливай! Чего ты хочешь от меня? — я опять перехожу на раздраженный тон. — Ничего. Просто позволь мне бывать рядом. — Зачем тебе это? — У меня есть свои причины, — Габриэль отводит взгляд куда-то в пол. — А у меня есть все причины послать тебя на хер! И что мне с того, если ты будешь ошиваться вокруг? Нервы только трепать. Бабло мне твое не нужно. — А что тебе нужно? — он с надеждой уставился на меня. Мне даже стало неловко. — Да ни черта! Просто хочу, чтобы меня оставили в покое, — я отодвигаю пустую кружку. — Ну, может, ты еще подумаешь… — щенячьи глазки Габриэля пробуждают во мне жалось. Ненавижу это дерьмовое чувство. И почему я до сих пор ему поддаюсь… Мне в голову приходит абсурдная мысль. Я ставлю на нее все. Напрашивается ставка в размере одного хера и проблем с кукухой, но нет. У меня еще имеются тузы в рукаве: манипуляция, интуиция, блеф. Думаю, что после того, как озвучу ересь, будто влетевшую в одно ухо на ходу и не вылетевшую из другого — Принц подожмет хвостик и сбежит. Я смотрю на него своими темными пуговками, на полном серьезе произношу: — Секс. — В смысле? — Габриэль на мгновенье теряет душевное равновесие. — В прямом. Будем трахаться. Точнее, я буду трахать тебя. Все ты понял, — на моем лице ухмылка последнего психа во вселенной. Я уверен в побеге Принца. — Хорошо, — он глядит в упор. — Ответь еще на один вопрос? — Валяй. — Ты боишься смерти? — Нет. Я отвечаю незамедлительно. Чуть не добавил, что я ее жду... Успел вовремя прикусить язык. Мы не настолько близки. Вопрос мне не показался необычным — в сердце приглушенно застучал азарт. Но тогда я этого не заметил. Как и не сразу осознал, что мой план полетел к чертям. В пекло, где его спалят заживо.