Оргазм самоубийцы

      Добрый вечер! Что я имею: Габриэля на своей кухне, начиняющего утку, холодильник, битком набитый продуктами, и «Егермейстер» в морозилке. Дольки апельсина с корицей на столе и полнейший шок. Да, я до сих пор не могу отойти от происходящего — виртуозный сюр взошел на пьедестал бренной жизни и нацепил корону. По ощущениям имеют здесь только меня. Не смешно, Вселенная! Специфический юморок у тебя, если быть откровенным. Уж прости.              Начнем с того, что Принц, оказывается, не совсем белоручка, а та еще искусная кухарка. Он изъявил страстное желание готовить праздничный ужин — возражать я не стал. Кто я такой, чтобы перечить Принцу? Он затащил меня в торговый центр, вихрем прошелся по продуктовому отделу, сметая все на своем пути. Отвечаю, он скупил бы абсолютно все! Слава небесам, мне удалось остановить этого аристократа, а то моя халупа вполне могла бы и лопнуть. В ней и так никогда не водилось столько жратвы.              И вот Габриэль на моей кухне, в моей растянутой футболке, в моих дешевых трениках пихает в задницу утке яблоки. Сюрреализм — достойный самого Сальвадора Дали. Спросите, почему Габриэль в моих обносках? Да потому что мне удалось спасти отдел «UNIQLO», не благодарите. Я буквально вытащил Габриэля за ручку из торгового центра, иначе это голубоглазое торнадо вынесло бы оттуда все. Не знаю, то ли от радости он кукухой поехал, то ли просто денег девать некуда — короче, Габриэль озверел.              В итоге он стоит счастливый с несчастной мертвой птицей в руках и почти светится, как гирлянда. Принц остается Принцем — даже в растянутой футболке он прекрасен. Красивый, чертяка! Аж бесит! Ну что, Вселенная, весело тебе? Беспощадная стерва!              Я считаю, мне необходимо выпить. Чистота и свежесть после душа, конечно, хорошо, но душевные терзания вода не смывает — мытарство прячется глубоко под кожей. Да еще и абсурдное зрелище — прямо перед носом! Принц, от которого пахнет моим гелем для душа, в моей одежде суетится на моей кухне. Трындец! Я открываю дверцу морозилки, достаю заветную бутылку.              — Будешь? — спрашиваю у сосредоточенного Габриэля, старательно кутающего утку в фольгу.              — М-м-м… — он переводит взгляд с птицы на меня и после задумчивого мычания согласно кивает.              Я разливаю пряный ликер в высокие стопки, ставлю их рядом с тарелкой, где отдыхают апельсиновые дольки. Любуюсь сочетанием оранжевого и изумрудного — красиво. Поднимаю голову и натыкаюсь на небесно-голубой. Бляха! Габриэль что, чертов ниндзя? Откуда такие превосходные способности к бесшумному передвижению? Я инстинктивно вздрагиваю от неожиданности, пока Габриэль хлопает ресницами, будто хочет улететь куда подальше. Он продолжает невинно таращиться на меня, а я не понимаю — какого хера? Особого приглашения ждет, что ли?              — Угощайся, — подвигаю ему блюдце и стопку, — хотя это ты все купил… Так что… — озадаченно пожимаю плечами.              — Не имеет значения. Я же у тебя в гостях.              Так себе аргумент. У меня он в гостях, видите ли… И что теперь? Нет. Реально! Дальше-то какой расклад? Чувствую, как дергается нижнее левое веко и разрушаются возведенные из отрезков одиноких ночей башни в сознании. Долбаный Принц! Как же меня так угораздило вляпаться? И почему я не в силах тебе отказать? Почему ты устроил кулинарное шоу на моей кухне? Гордон Рамзи хренов! Какого черта я теряюсь всего-то от одного цвета твоих ангельских глаз? Срочно надо накатить! А потом еще и еще — стопку за стопкой! До того чудесного момента, когда становится фиолетово совершенно на все.              Я опрокидываю в себя пряную жижу, беру сладкий апельсин с россыпью корицы и жадно вгрызаюсь в спелую мякоть. Габриэль делает ровно то же самое, только не настолько умело, как я. Очевидно, у него не имеется такого количества опыта и мастерства. Я-то алкоголик со стажем, а принцам по статусу не положено лакать хмельное зелье, словно пиратам на корабле — весело и необратимо плывущим в пасть к самому Кракену. Ох уж эта голубая кровь в тон аметистовым зенкам! Скучно жить с аристократией в жилах!              Я ухмыляюсь. Замечаю липкие капельки вместе с остатками корицы в уголке бархатного и влажного рта. Габриэль медленно жует сладкий фрукт, не ощущая лишнего на своем прекрасном лице. Как же так, Принц? Для королевских персон такие оплошности недопустимы. Впрочем, он так мило выглядит с перепачканным ртом — я невольно улыбаюсь, как дурак. Не той ухмылкой, которая была минутой ранее. Она, конечно, тоже дебильная, но это совсем другой вид дебилизма. Это улыбка под стать влюбленному идиоту, а я-то не такой! Я наверняка идиот, но стопудово не влюбленный. Так откуда на моем лице взялась сия слащавая дуга умиления. Тьфу! Опомнись, Придурок! Возьми себя в руки, Кристофер!              И я беру — только не себя… Обхватываю пальцами подбородок Габриэля, властно поворачиваю так, чтобы было удобнее ликвидировать липкую каплю — и непроизвольно провожу языком. Твою мать! Кристофер, а зачем тебе такие большие уши? А почему у тебя такие охуевшие глаза, Габриэль? И нахрена тебе такая здоровая пасть, Кристофер?! Да что, к черту, со мной происходит? Я под грибами? Или меня так накрыло с одной стопки? Серый волк недоделанный!              Я неловко кашляю, отстраняюсь от пораженного Принца. От греха подальше. Прекращаю искать отсылки к «Красной шапочке» в происходящем сумасшествии и непринужденно спрашиваю:              — Еще по одной?              Блин! Я же просто хотел смахнуть эту сраную апельсиновую каплю. Что за кошачье умывание? Пиздец! Знатно я переработал! Даже вон не могу вести себя как воспитанный человек. Это никуда не годится, Вселенная! Может, я просто голодный? В мозг не попало питательных веществ для нормального функционирования, вот и ворочу черт знает что. Еще запахи тут витают аппетитные, с легкой подачи Габриэля… Да и он пропитался кулинарными ароматами… Блядь! Какой же бред! Ты сам-то веришь в эту несусветную чушь, Кристофер?              — Давай.              Габриэль снова становится невозмутимым. Мне до такого самоконтроля далеко — завидую. Мы выпиваем еще, так же закусываем апельсиновыми дольками и расходимся в разные стороны. Я — дабы не наломать дров, а Габриэль — возвращается к готовке.              Знаменательный день сегодня у черного пыльного ящика под названием телевизор. Пробил час, так сказать. Впервые за последние полгода он мне понадобился. Нет. Я не связал ажурную салфетку, как у бабушки в деревне, и не собираюсь прикрыть рукодельным плетением заброшенную технику, словно крышкой гроба — и забыть раз и навсегда. Кстати, кошмарное изобретение — телевидение… Хотя сейчас не об этом.              Я беру пульт и врубаю телек. Судорожно перелистываю каналы, останавливаюсь на нейтрально-музыкальном. Хер с ним. Пусть рождественские песни звучат фоном. Иначе я реально рискую сойти с ума — в голове у меня взрываются далеко не праздничные фейерверки. Там идет настоящая борьба с самим собой.              Откладываю пульт, топаю к холодильнику. Ну а какого лешего я еще трезв? Непорядок. Габриэль вертится у плиты, будто затейливая хозяюшка. Когда я успел обзавестись женушкой? Ладно, дают — бери, бьют — беги. Пожрать так-то я люблю… Жаловаться нет причин. Точнее, есть некоторые нюансы, но к еде они точно не относятся.              Габриэль уже успел погрузить утку в пекло духовки, настругать картофельный салат и сейчас энергично взбивает яйца. Вот же его нехило накрыло!              — Что делаешь? — спрашиваю я, открывая дверцу холодильника.              — Лимонный кекс, — отвечает Габриэль, продолжая неистово орудовать венчиком.              — Ты решил званый ужин закатить, что ли?              — Праздник все-таки!              — Ах да! Санта через дымоход должен заскочить! — ехидничаю я.              — Кристофер! — Принц награждает меня осуждающим взглядом.              — Все, все! — я добровольно сдаюсь под строгостью всевозможных оттенков небес, отражающихся в зеркалах аристократичной души, что продолжают впиваться в меня. — Извини уж, не верю в сказки!              Достаю две запотевшие банки Гиннеса, подхожу к Габриэлю и зародышу будущего кекса в его руках. Ставлю на столешницу холодное пиво и вытаскиваю из шкафчика сверху красивые бокалы. Праздник же!              Густая сливочная пена, словно облачко, поднимается над стеклянными ободками, изысканно контрастируя с чернотой, что наполнила бокалы. Элегантные пузатые бокалы на стеклянной ножке, между прочим. Из такой посуды не стыдно и Принцу предложить выпить.              — Это тебе, — я снова подталкиваю очередной хмельной напиток к Габриэлю, как блюдце с молоком пушистому котенку.              — Спасибо, — он озаряется скромной улыбкой, благодарно принимая угощение.              Так бы и погладил! Тише, Кристофер! Тебя опять понесло! Иди, прижми пятую точку к дивану и сиди помалкивай — смирно и спокойненько. Я тяжело вздыхаю, сие тленное дуновение не остается без внимания.              — Что-то случилось? Тебе что-то не нравится? — в голосе Габриэля возникают нотки волнения.              — Нет. Все хорошо.              — Не верю, — Габриэль отставляет миску с яичной смесью, делает нескромный глоток пива.              Я удивленно наблюдаю за происходящим действом, опустошаю половину бокала, дабы не отставать.              — Почему тогда ты такой странный?              Габриэль вглядывается мне в лицо, словно у меня где-то написана инструкция по применению — крайне мелким шрифтом. Что ты там хочешь прочитать, Принц? Максимум найдешь посередине лба парочку матерных слов, подобно неумелым граффити на обшарпанной стене дома под снос, оставленных неталантливыми и не особенно-то и блещущими интеллектом торчками.              — Это я тут странный? Не думаю! — нервно отмахиваюсь от дурацкого вопроса, будто от визгливых комаров. — Сам непонятно зачем ко мне прицепился! Еще в кухарку тут играешь! Вот это действительно необычно и не поддается логике! — порывисто вскидываю руки, добиваю оставшуюся половину пива.              — У меня есть причины! — протестует Габриэль.              — Да только вот я о них ничегошеньки не знаю!              — Еще не время… Я расскажу… Потом обязательно расскажу… — он отводит взгляд.              — Знаешь, как-то все слишком дерьмово получается! Хуево не понимать и оставаться в неведении!              Я начинаю закипать, с самоконтролем у меня проблемы. Я как чайник со свистком — пока не вырубишь газ, так и буду орать. Газ никто вырубать не собирается. Габриэль сейчас выполняет роль конфорки — лишь накаляет температуру в области задницы, а она и так уже конкретно подгорает от возмущения.              — Извини, — он мельком посмотрел на меня, — мы уже обсуждали это. Главное, я тебе не вру и не собираюсь. И ты уже согласился. Просто потерпи еще немного.              — Потерпеть? Ха! Потерпеть, значит! — зарываю пальцы в взлохмаченные волосы, закусываю губу, изучаю пол.              Да и чего я так разошелся? Габриэль пыхтит, готовит, старается, а я тут закатываю истерики. Да несправедливо! Ну так я же сам вроде, согласился на такие условия. Собственноручно не трахнул Принца и добровольно остался с ним просто так. ДОЛБОЕБ! Протяжно выдыхаю, поднимаю темень глаз — сверлю данной мглой лазурный свет в радужке Принца. Говорю:              — Заебало!              Дальше началось представление в Адском Театре Абсурда, будто непосредственно коварный господин Сатана утвердил меня на главную роль в нелепой постановке, плюсом наплел козни, чтобы я знатно облажался. Демонический заговор — не меньше. Небольшая загвоздка. Сцена — кухня в моей квартире, ну и Бог с ним! Развернулся спектакль, достойный самых извращенных зрителей. Станиславский поверил бы! Правда чему именно? Тому, что я долбоеб? Неоспоримое утверждение — возражений не имеется.              После своей отвратительной грубости я подхожу к Принцу вплотную и засасываю. Не целую. Нет! Это не поцелуй! Я именно засасываю Габриэля, словно хочу проглотить его тело вместе с душой. Пиявка сраная! Я нещадно тяну за шелковистые волосы, кусаю нежные губы и пропихиваю язык чуть ли не в глотку.              Сначала Принц теряется, робко цепляется за мою футболку, смазано принимает далекое подобие ласки. Я слышу его рваное дыхание, барабанящее сердцебиение — мне мало. Хочу еще. Громче, глубже — так, чтобы он растекся и растворился среди переплетения нашей слюны. Габриэль начинает улавливать ритм моих поцелуев. Ага, укусов пиявки. Податливо отвечая на резкие и жадные выпады ротовой полости, он плавно обвивает мою шею руками и вовремя то подается ближе, то отдаляется. Слаженный механизм. Я отстраняюсь так же внезапно, как и набросился. Вытираю рот тыльной стороны ладони, говорю:              — Все хорошо, не парься! Просто тебе идет моя одежда. Мне нравится… и я возбуждаюсь! Вот.              Ловко ликвидирую слюну и с его лица. Открываю холодильник, краем глаза вижу, что Габриэль покраснел. Дезертирую в сторону дивана с новой порцией «Гиннеса» — я тоже покраснел. Габриэлю этого видеть не нужно. Зачем мне портить имидж долбоеба? Страстного долбоеба. Правильно — такое опущение абсолютно недопустимо. И вот я, непризнанный герой-любовник с видом победителя восседаю на диване, будто на троне, оставив Габриэля одного с ошеломлением и растерянностью на поле боя, где бушевала несколькими минутами раннее похоть и страсть. Где орудовала языкастая пиявка, что так-то сама охуела от собственных выкрутасов. Один — один, Принц! Не всегда же тебе оставлять меня наедине с шоком!              Довольно скалюсь под хлопок алюминиевой крышки, делаю большой победный глоток. Jingle Bells! С наступающим меня! Вселенная, видела? Не стоит аплодисментов, у тебя научился! Однако мистеру Дженсену об этом, наверное, знать не надо…              Квартиру наполнили невероятные ароматы. Вкусовые сосочки трепещут в предвкушении, а желудок страдальчески урчит, довольствуясь алкоголем и иногда апельсиновыми дольками.              Габриэль сервирует стол. Да, мать его! Он именно сервирует стол. Не просто расставляет посуду: тарелки, миски с готовыми блюдами и бокалы. Не раскидывает вилки с ложками по поцарапанной поверхности, когда-то давно гладенькой, но все стареет, получает увечья и в конце концов… превращается в пыль. Печально, хотя сейчас не об этом… Отставить философию! Габриэль виртуозно вырисовывает гастрономическую картину на бывшем ясене. Забыл упомянуть — он вдобавок прикупил новую модную посуду… Озверевший Принц еще и тарелки ухватил в торговом центре. «Праздник же!» бросил он мне супервеский аргумент и сложил в тележку фарфоровое безумие с серебристой каемочкой.              В центре стола расположилась румяная утка, неподалеку — миска с картофельным салатом, чуть дальше — строй мудреных закусок, а по краям — мы. Друг напротив друга. Принц за одним столом с простолюдином. Не хватает чертовых свечей… Романтик, блин, недоразвитый! Господи Боже! В какой раз я спрашиваю Вселенную: как я до этого докатился?              Лимонному кексу не нашлось места среди обилия жратвы, и он покорно дожидается своего часа в сторонке. Габриэль устроил блядский пир! Ко мне в квартиру случаем не ворвутся музыканты с виолончелями и дамы в бальных платьях? Свято верю, что такого пиздеца не произойдет. Инфаркт в рождественскую ночь не входит в мои планы. Напиться в стельку — пожалуйста! А вот помирать на Рождество нет желания. Все-таки это звездная пора Санта Клауса. Любезно пропускаю вас вперед, дедуля! И приведите бороду в порядок, будьте добры! Кажется, в ней запуталась мишура.              — Если хочешь высказать недовольство по поводу того, что я много пью, советую сразу завалить!              Вторая бутылка с анфасом оленя звучно опускается на стол.              — И в мыслях не было, — спокойно заверяет Габриэль.              — А чего тогда так пялишься? — я подозрительно щурюсь, разливая «Егермейстер» в стопки.              — Утку ты будешь разделывать, как хозяин дома? Или…              — Нет уж, извольте! Я отвечаю за выпивку! Со стряпней ковыряйся ты! — перебиваю Принца и плюхаюсь на стул.              — Хорошо.              Габриэль ловко расправляется с птичьей тушкой. Хрустящая корочка самозабвенно поддается ножу, аромат печеных яблок душистой кислинкой ударяет в нос. Габриэль, не предлагая выбора, кладет сочное бедро утки мне на тарелку, туда же отправляет горстку картофельного салата. Проделывает тоже самое со своей тарелкой и садится напротив — спина ровная, локти не касаются стола.              Мы поглощаем ужин почти в тишине — только отголоски музыки доносятся из телевизора, и иногда короткое «спасибо» нарушает исполинское молчание, когда кто-то из нас передает другому закуски. Ну а что сказать? После своего грандиозного выпада как-то и нечего вякнуть. Лучше держать рот на замке — безопаснее. Габриэль, скорее всего, догадался, с каким кретином связался, и тоже не произносит ненужных слов.              Гастрономическое удовольствие в молчании продолжается, а я достаточно поспешно продолжаю наполнять высокие стопки. Габриэль не пропускает ни одной — жадно глотает зеленую микстуру наравне со мной, подобно искушенному алкоголику. Что же ты творишь, Принц? Я не планирую нянчиться с тобой, пока ты будешь обниматься с унитазом.              — Может, тебе стоит сбавить обороты? — киваю на наполненную стопку.              — Нет. Все нормально.              — Смотри, я не собираюсь потратить последние силы на откачивание твоего полудохлого тела…              — Я неплохо переношу алкоголь, — утверждает Габриэль и опрокидывает в себя порцию «Егермейстера».              — Ага. Но отчего-то мне не думается, что ты хлестал выпивку с таким разгоном и раньше, — ехидно ухмыляюсь. — Я же прав?              Хотел добавить «Принцесса», но сдержался. Какого хрена? Да кто ж меня разберет? Я уже точно ни черта не понимаю — просто заливаю в себя этаноловое зелье и ничего не жду.              — Бывало разное, — отвечает Принц и отводит глаза.              — Хм… Какие мы загадочные, — встаю из-за стола, продолжая ерничать. — Я пойду покурю. Ты ж не против? Хотя это же моя квартира. Мне пофиг.              Я опять превращаюсь в дикобраза — иголки лезут изо всех щелей. Зря все-таки я засосал Принца… Теперь веду себя, как король Придурков. Мне так-то не привыкать, тем не менее, хотелось бы обойтись без этого. Включаю вытяжку, пристраиваюсь на столешнице, тяжело вздыхаю и закуриваю.              Незнакомое неприятное ощущение скребется внутри, словно семейство полевых мышей, закрытых в маленькой картонной коробке. Чувствую себя мудаком… А мудак-то тут Габриэль, а не я. Только по факту получается иначе. Я веду себя как последняя сволочь.              Стряхиваю пепел в раковину, устало опускаю веки. Стоп! Пора прекращать! Достаточно душевных терзаний! Тушу сигарету и под посмертное шипение беру себя в руки. Я не мудак! Придурок — да, но не мудак!              Снова присаживаюсь напротив Габриэля, говорю:              — Где ты так вкусно научился готовить?              — Когда я был маленьким, мне нравилось наблюдать за поварами у нас дома, и через некоторое время я сам начал пробовать готовить, — его глаза начинают задорно сверкать, — кулинария постепенно превратилось в хобби, — ослепительная улыбка возвращается на лицо.              Порядок, Кристофер! Продолжай в том же духе! Честно, я даже успел соскучиться по этой раздражающей улыбке.              — Зачем тебе сдалось кухарство? У тебя же по-любому куча обслуги было… — небрежно выдаю я. Быстро понимаю, что отклоняюсь от верного курса, одергиваю себя и добавляю. — Очень вкусно! Правда!              — Спасибо! Я рад, что тебе понравилось!              Габриэль прямо светится, а я потираю ладони под столом — дело в шляпе. Вернул Принцу блистательность, себе — честное имя. Так держать, Кристофер!              — Ты же уже наверняка наелся?              — Да, — Габриэль нервозно приосанивается, смотрит на меня, чуть ли не заглядывая в рот.              — Давай переместимся на диван, — предлагаю я. — Разложим оставшиеся закуски на журнальном столике, возьмем с собой выпивку. Хочешь и кекс твой лимонный там же приютим?              — Давай!              Он радостный, словно ребенок, которому всучили желанную игрушку — меня умиляет эта неподдельная искренность. Кто знает… может, он думал, что я сейчас его вышвырну за дверь, раз брюхо набито и голод повержен. Вселенная, я же не конченый злодей! Возмутительно! Хотя… Какой черт разберет, что за жуткие мысли таятся в головах у принцев… Точно не я. В задницу! Продолжим бухать!              Принц скомпоновался на диване в углу, поджал ноги. Как-то скромненько и не по-королевски. Я же, наоборот, разложил свои телеса вальяжно и по-барски. Откуда сия неслыханная разнузданность, Кристофер? Не суть. Вот мы сидим, звучат заезженные песни Фрэнка Синатры. Ну какое Рождество без него? Габриэль все так же в моих лохмотьях. Я с тем же хаосом в голове, но спирт циркулирует в венах, и возникает странное желание потрепать языком. На кой ляд мне это нужно? Ответа нет. Однако неистово хочу разговорить Принца.              Над нами висит одинокая ветка омелы, которую я предварительно примотал к резному металлическому плафону — прямо над диваном. Мы культурно сидим, Синатра продолжает петь из телевизора, а вечнозеленое растение застыло сверху.              Наливаю «Егермейстер», поворачиваюсь к Габриэлю, говорю:              — Может, за что-нибудь выпьем?              Он вопросительно вскидывает бровь.              — Ну и чего ты так смотришь? — озадаченно улыбаюсь. — Неужели тебе нечего загадать?              — На данный момент нечего… У меня есть то, о чем я всегда мечтал.              Тут мои брови взмывают слишком высоко, и ничего выдавить, кроме тупого «в смысле?» не получается. Я глупо моргаю, опахала над угольками в глазницах делают туда-сюда. Я похожу на ретро-куклу со стеклянными глазами и густым пластиком ресниц. Бракованный пупс, блядь! Остается еще беспрерывно повторять: «МАМА-МАМА-МАМА» — и будет полный набор. Трындец! Сколько у меня нервных клеток осталось? Такое количество ахуевания противопоказано для обычного смертного.              — Просто… просто я сейчас удовлетворен полностью. Я счастлив, что нахожусь здесь, рядом с тобой… и спасибо тебе… Спасибо, что согласился уделять мне свое время!              Габриэль заглядывает прямо в те самые бестолковые кукольные стекляшки — слишком искренне, слишком обезоруживающе. Кажется, каждая клетка моего тела подняла белый флаг и размахивает им, подобно умалишенному в психушке, тому блаженному — размахивающему собственными заляпанными трусами. Знаете, мои трусишки тоже готовы покрыться подозрительными пятнами — от откровений Принца вполне тянет обкончаться на месте. Я серьезно! Вселенная, это чересчур!              — Да ты реально чудик! Ты случаем, не знаком с мистером Дженсеном… — шепчу себе под нос.              — М-м-м?              — Ничего, не бери в голову! — отбрыкиваюсь от вопрошающего мычания. — Ладно, давай выпьем за то, чтобы желания исполнялись и дальше, — вкидываю спонтанное предложение.              Габриэль кивает, мы чокаемся. И все-таки выпитого слишком мало для успокоения разыгравшихся нервов. Волнение беспощадно душит. Наливаю следом еще по одной, выпиваю залпом. Небрежно отставляю стопку и иду курить.              Слышу копошение за спиной. Я оборачиваюсь — вижу Габриэля, собирающего осколки. Габриэля с окровавленными руками. Что, черт возьми, произошло только мне стоило отвернуться? Похоже, я не заметил, как задел один из бокалов под пиво… Не удалось заразиться элегантностью Принца.              Я подскакиваю к Габриэлю, хватаю его за запястья, почти ору:              — Ты что делаешь?              Он вздрагивает, немного замявшись, отвечает:              — Убираю… Что-то не так? — сапфиры Габриэля недоумевают, как и он сам.              — Ты не видишь, что ли? Ты порезался! — трясу перед ним его же руками. — Сядь на место! Я сейчас!              Толкаю Принца на диван и шурую к аптечке. Да, у меня есть аптечка! Я возвращаюсь с антисептиком и пластырем. Обрабатываю свежие раны, бурча, словно старый дед, который проиграл в домино.              — Ты совсем? Я понять не могу… Как ты их хватал? Как пушинки? Вроде не маленький! Аккуратно же надо! Может, ты мазохист? — не перестаю отчитывать Принца, тот даже ни разу не дергается, когда ватка с антисептиком касается свежих порезов. — Какой терпеливый… Не щиплет? — легонько дую на ранки. — Устроил тут кровавое шоу! Сиди и не двигайся! Я сам все уберу!              Наклеиваю пластырь — завершающий штрих. С укором смотрю на Габриэля. Принц есть Принц! Куда же он полез своими лощеными ладошками? Интеллигент хренов! Аж протрезвел, мать его!              Ликвидировав колюще-режущий беспорядок, возвращаюсь к Габриэлю с охлажденным «Гиннесом» и новым бокалом. Разливаю пиво, вручаю ему целенькую тару с пенкой сверху, словно мороженое.              — На вот, выпей лучше! Горничная из тебя никакая!              Снова плюхаюсь рядом, гнездуюсь. Найдя удобное положение, вдавливаюсь в диван и делаю жадный глоток. В голове вновь начинает плыть хмельной туман, и я растекаюсь от удовольствия.              Краем глаза замечаю, что Габриэль угрюмо сверлит взглядом пол.              — Ну что теперь?              Габриэль поднимает лицо — растерянное, с нотками смазанной грусти.              — Так… Ты это прекращай! Что, так больно? — мне не по себе, однако я пытаюсь шутить.              — Нет. Мне ни капли не больно, — едва слышно, но четко произносит Габриэль.              Вселенная, а дальше-то что? Как мне себя вести? Час от часу не легче… Голодные игры внутри моего разума открыты! Да здравствует борьба за лучшее предложение! Борьба не на жизнь, а на смерть, блядь! Войнам в моей взрывающейся башке не суждено было начаться — Габриэль тяжело вздыхает и нарушает неловкую паузу.              — У меня врожденная анальгезия, — голос дрожит, Габриэль вновь протяжно выдыхает воздух, — еще алекситимия. По сути, я — человек без чувств. Можно и так сказать.              Габриэль зарывается в пораненные ладони и замолкает.              Вселенная отвешивает мне сокрушительный апперкот. Нокаут! Моя черепушка опустела — мозг отчалил прямым рейсом на Карибы. Ибо он больше не в силах все это выдерживать. И вообще, пошел я на хер!              Что за диагнозы? Когда я успел заделаться Мистером Дженсеном? Начинаю вспоминать деньки, в которые мы с моим психиатром дружно идентифицировали, какой именно я шизик. Прокручиваю расплывчатые термины на подкорке, но меня настигло врасплох признание Габриэля — в голове каша. Не придумав ничего лучше, чем коряво попросить расшифровки, мямлю, словно ученик, не расслышавший учителя.              — Может, постараешься объяснить?              — Вкратце. Порезался — даже не заметил. Я не чувствителен к боли. Еще не разбираюсь ни в своих эмоциях, ни в эмоциях других… я не понимаю, что чувствую. Точнее, не понимал прежде… — он колеблется, будто проглатывая слова, потом с деланой непринужденностью произносит. — Станет интересно, загляни в интернет.              Хоть Принц и старается выглядеть отрешенно — я вижу печальный блеск в его глазах.              — Ты опять не договорил…              — Нет настроения. Если ты не хочешь со мной больше общаться, я пойму, — он отводит взгляд, жмется к стенке, нервно выламывает пальцы.              — Брось! Я только все равно не понимаю лишь одной детали… Зачем тебе сдался я? А так, примерно осознаю, что да как, — непринужденно пожимаю плечами, — я сам не без заскоков. Мне нормально. Не вижу причин переставать с тобой общаться. Ну вот то, что ты не открываешься до самого конца, хотя уже в принципе начал, бесит! — сдавленно рычу куда-то в пространство.              — Сука! На хер все! Когда я с тобой, то чувствую! Вот и все! — Габриэль срывается и переходит на крик.              Я выпучиваю глаза, будто окунь, огретый палкой по хребту. Не ожидал такой бури от Принца. Как не по-королевски, но насколько эмоционально… Да плюс с матерным словцом. Про себя аплодирую стоя. А Принц-то у нас и гневаться может. Похвально! Зато теперь мне все ясно — есть за что зацепиться, в какую сторону балансировать…              Габриэль поправляет на себе мою растянутую футболку, сам наливает в стопку «Егермейстера» до краев. Залпом заливает в глотку хмельное зелье, глубоко вдыхает, возвращает спокойное выражение прекрасным чертам, выдыхает и окидывает меня холодным взглядом — я даже поежился. Принц, прошу, не надо метели…              — Вот и весь секрет. Теперь ты знаешь, — он отворачивается, утыкается подбородком в плечо.              — И что же ты чувствуешь?              — Хоть что-то… Неважно, я и так тебе слишком много сегодня рассказал.              — Думаешь?              Звучит слишком игриво — тормози, Кристофер! Что за нелепый флирт? Жалкая пародия на ловеласа… Совсем уже свихнулся! Второй лавины эмоциональности Принца тебе не пережить. Я, конечно, понимаю — такой расклад льстит твоему жалкому эго, но попридержи коней. Впрочем, как интересно получается… Я с прибабахом, Принц не без изъяна — вот и встретились два одиночества.              Габриэль все буравит подбородком плечо. Он не видит моего дебильного выражения лица — это к лучшему. Я отчего-то лыблюсь, как полный идиот. Возможно, тот самый идиот… Почему же так… Нервный смешок случайно и некстати вырывается на волю, затем неловкое откашливание. Я в очередной раз наполняю стопки, изображая саму невинность.              — Будешь?              — Буду!              Мы закидываемся пряным ликером, одновременно опуская на столик стопки, бросаем неловкие взгляды друг на друга — отводим глаза.              Мы так и сидим на диване. Долбаная ветка никуда не делась — висит над головами ровно так же, как прежде. Единственное, то ли градус ударил в мой нестабильный рассудок, то ли просто остатки адекватности все-таки решили взять таймаут… Безумно захотелось поцеловать Габриэля. Не засосать, повторяя оральную истерику пиявки, проснувшейся во мне на кухне, а именно поцеловать — нежно, с расстановкой. Я плыву, комната плывет — остается лишь Принц и, видимо, гормоны, которые разбушевались, словно у пубертатного подростка. Это все алкоголь! Попрошу винить Зеленого Змия! Или считайте так: моим телом вероломно завладело нечто неопознанное. НЛО, блядь!              — Посмотри на меня.              Мой шепот скользит по повисшим между нами обрывкам секрета, по этаноловым парам, через сумасбродную Рождественскую ночь. Габриэль медленно поворачивается, словно с опаской. Я двигаюсь ближе — плавно, стараясь не спугнуть своего Принца, будто хрупкую иллюзию, страшащуюся резких выпадов. Неверный шаг — мираж растворится, исчезнет, распадется на молекулы. Почти замедленная съемка — иначе Габриэль сорвется с места и убежит прочь.              Я аккуратно кладу ладонь на бархатную щеку на точеном лице, завороженно веду подушечками пальцев по гладкой коже, по раскрасневшимся губам — заглядываю в глаза цвета «Блю Кюрасао» и целую с восторженным трепетом. Со всем тем потаенным трепетом, что я способен был выжать из собственных колючек. Внезапно иголки обернулись цветами…              — Чувствуешь?              Габриэль молча кивает. Мои руки смелеют, блуждают под футболкой, сползая по ребрам Принца, перебирая, словно клавиши рояля, в попытках вторить музыке, глухо доносящейся из телевизора.              Поцелуев все больше — смелее и отчаянней. Габриэль охотно отвечает на мою ласку, распаляется вместе со мной. Мы пьянеем окончательно…              Я слышал, если поцеловаться под веткой омелы — ждет удача в любви. Я решил пойти дальше.              Мои губы оставляют влажные следы, спускаются все ниже. Стоны Габриэля становятся громче и отчетливей. Я чувствую обоюдный пожар. Огонь везде: в голове, в каждой мышце, в сердце, что отстукивает чечетку. В конце концов, у меня в штанах. Однако я хочу вывалить эту стихию на Габриэля — осыпать от макушки до пят. Я оттягиваю резинку своих старых треников, что прикрывают не мое тело. Сегодня я жажду уделить максимальное внимание члену Принца. Не вижу преград, смело перехожу к действиям!              Ну что, Вселенная? Мне удалось тебя шокировать? Правда, такие вопросы неприлично задавать с набитым ртом… Уж прости меня за невоспитанность! В итоге я отсасываю Принцу под веткой омелы. Вселенная, а на такой случай есть какие-нибудь хорошие приметы? Мне обеспечены счастье и вечная любовь?              Рождество я встречаю, стоя на коленях перед Его Высочеством Принцем. Посвящение в рыцари, черт бы его побрал! Внезапная акколада… ПИЗДЕЦ! Happy Christmas, Вселенная!