Без слов

Когда на улице уже достаточно рассветает, Кюхён будит старшего, слезает с дивана и, наконец, идет в душ. Спина и поясница болят, шея затекла от неудобного положения, губы распухли, а грудь вся в засосах и укусах. Кю рассматривает себя в зеркало в ванной и тяжело вздыхает: он не понимает, какого черта терпел всю ночь и просто не скинул с себя Чонуна. Закончив все гигиенические процедуры, он направляется на кухню и ставит чайник. Просто так. Хотя сам желает только залезть в свою уютную кроватку, обнять кота и проспать целый день. Кюхён грустно вздыхает и садится за стол, закрывая глаза. Кое-как натянув на себя нижнее бельё и джинсы, Чонун повторяет маршрут Кю: сначала идёт в ванную, потом на кухню. Видя, что младший сидит с закрытыми глазами, Чонун осторожно трогает его за плечо: - Хочешь спать? Тот кивает, не открывая глаз, снова вздыхает. Морщится, когда в шее неприятно стреляет, и надувает губы. - Иди спать тогда, чего мучиться? – слабо улыбается Чонун. – Я сейчас оденусь и уйду, не буду тебе мешать отдыхать. Кюхён укоризненно на него смотрит и плетётся за планшетом, понимая, что если сейчас не сказать что-нибудь, Чонун, как любая уважающая себя истеричка, придумает какую-то чепуху. «Ты выспался? Можешь еще поспать на диване. Я не стану выгонять тебя, ты же не мальчик по вызову. Но если решишь уйти, то просто захлопни дверь, замок сам защелкнется. И возвращайся, если захочешь». - Спасибо, - Ким нерешительно обнимает младшего. – Я бы ещё поспал, но мне надо на работу. «Тогда удачи ^^» - печатает Кю. Зевает до хруста в челюсти, вяло улыбается Чонуну и идёт в свою комнату, чтобы наконец-то нормально поспать. Старший бесшумно собирается, медленно выпивает кружку кофе, глядя в окно, и уходит, на прощание погладив котёнка, который, зевая, сидит у порога кухни. В голове у Чонуна абсолютно пусто, и он ещё не решил, хорошо это или плохо. *** Идти бы Чонуну после работы к Кюхёну – нет, он с упрямством, достойным лучшего применения, и чётко оформленной целью направляется в самый ближайший клуб. Через два часа Ким, держась за голову, заплетающимся шагом выходит из дверей и устало приваливается к стене, жадно вдыхая свежий, не загаженный сигаретным дымом воздух. Всё снова очень плохо, потому что, по ходу, теперь его тело отказывается возбуждаться на кого-либо, кроме несносного немого по имени Чо Кюхён. Тот парень, которого Чонун подцепил в клубе, охрененно делал минет, но Ким смог кончить только тогда, когда на его месте представил Кюхёна. - Вот дерьмо, - бормочет Чонун, отлепляясь от стены. Удерживать тело в вертикальном положении кажется просто миссией невыполнимой, с которой даже Бонд вряд ли бы справился. Ким, однако, каким-то образом с этой задачей справляется и через неопределённое время ходьбы в режиме автопилота обнаруживает себя уткнувшимся лбом в знакомую дверь. Он усмехается и, пару раз промахнувшись мимо кнопки звонка, на третий раз всё-таки попадает по ней пальцем. – Кюхённи-и-и-и, открыва-а-а-ай. Кюхён сладко проспавший весь день, как раз кормит кота и готовит себе ужин, когда слышит, как кто-то воет его имя в подъезде. Глянув на часы, которые показывают начало второго ночи, Кю вздыхает, понимая, что только один человек способен внаглую запереться к нему домой в столь поздний час. Когда парень открывает дверь, на него наваливается чонунова тушка - по-другому и не назовешь - благоухающая перегаром и куревом, и Кю еле успевает захлопнуть дверь ногой, затаскивая его в квартиру. - Кюхённи-и-и, приве-е-ет, - Чонун повисает на младшем и, блаженно улыбаясь, лезет к нему целоваться. – Я так по тебе соску-у-учился-я-я. «Кюхённи» раздраженно фыркает и отталкивает его к стене, наблюдая, как тот сползает по ней вниз. Кю только закатывает глаза и идёт на кухню к своей яичнице, которая рискует пригореть и перейти в разряд несъедобного. «Судя по всему, это тело только что из клуба. Интересно, он уже успел кому-то присунуть? Впрочем, без разницы», - думает парень, садясь за стол и начиная ужинать. Чонун неимоверными усилиями снова приводит своё тело в вертикальное положение и, держась за стены, кое-как добредает до кухни. Кюхён, кажется, ест, но Кима это нимало не интересует – он подтаскивает стул к младшему и, плюхнувшись рядом, прислоняется к его плечу, монотонно гудя что-то о том, что «Кюхённи его совсем не любит». Тому остается только флегматично жевать свою яичницу, не без усилия игнорируя клубные ароматы Чонуна, который, по правде сказать, до жути милый и смешной, но несёт же от него как от стада алкоголиков. Наконец-то завершив трапезу, Кюхён поднимает старшего за шкирку и тащит в ванную - тот не удерживается на ногах и плюхается задницей на коврик. Кю швыряет ему на голову полотенце, захлопывает дверь, надеясь, что успеет выпить хотя бы какао. Ким каким-то чудом умудряется умыться и прополоскать рот, не утонув в раковине. Алкоголя в крови меньше, естественно, не становится, равно, как и желания липнуть к Кюхёну, поэтому он снова плетётся на кухню и, усевшись рядом с Чо, бодается лбом с его плечом. - Кюхён-а, я же тебя так люблю, почему тебе на меня плевать, а-а-а? – грусть непостижимым образом начинает перерастать в раздражение. «Этот засранец даже не в состоянии помыться, а еще требует, чтобы я его любил, и наверняка хочет меня трахнуть. Достал». Кю злобно щурится, снова берёт Чонуна за шкирняк и тащит в ванную, пресекая любые возмущения убийственным взглядом. Благо, старший хоть и пьяный, но инстинкт самосохранения еще работает. Кюхён раздраженно сдирает с него одежду, особо не беспокоясь о том, что Чонуна шатает, как осину на ветру. Кю пихает под душ и, закатав рукава толстовки, начинает сам его намыливать и растирать мочалкой, не жалея и царапая кожу. Кю дико ненавидит пьяных - именно вот таких, которые еще способны встать на ноги и накуролесить. Однажды такой пьянчуга лишил его почти всего. Закончив процедуры омовения, Кюхён наскоро растирает Чонуна полотенцем, удовлетворенно вдыхает аромат геля для душа и тащит парня в гостиную на диван. Всё такого же голого. - Айщ, больно же, - хмурясь, Ким дует на царапину на руке, оставленную кюхёновыми ногтями, и укоризненно смотрит на младшего. Решив, что и так заживёт, Чонун откидывается на спинку дивана и умолкает – к младшему приставать больше не хочется, да и после душа сознание становится всё яснее. В голове Чонуна всплывает первая осмысленная мысль, что после того, как он прочухается, проще будет сразу застрелиться, потому что голову будет разрывать на части. Кюхён цокает языком и снова идёт на кухню: за аптечкой и аспирином. Быстро возвращается, заставляет Чонуна сесть и выпить лекарство от будущего похмелья, обрабатывает царапину антисептиком, только злобно зыркая на старшего, когда тот шипит от боли, и заклеивает её детским пластырем с Пороро. Раздражение становится всё сильнее, и Чонун резко выдёргивает свою руку из пальцев Кю, когда тот заканчивает возиться с царапиной. - Не нужно было, спасибо. Кюхён не может перестать злиться, ему хочется съездить чем-нибудь увесистым по раздраженной физиономии старшего, но он только поджимает губы и берёт планшет: «Не стоит благодарности. Теперь ты хотя бы не воняешь, как подзаборное тело». - А какая тебе разница вообще? Тебя же ничего не волнует, кроме книг и твоего кота. Да и то не факт насчёт последнего, - огрызается Чонун. «Не тебе судить, что меня волнует. На хрена припёрся ко мне пьяный? Ожидал, что я ноги раздвину, как только тебя увижу? От тебя несло, как от грузчика портового. Небось, еще трахнуть кого-то по дороге успел. Грош цена твоей любви тогда, да? Ну, как, приятно?» - Никого я не трахал, потому что не хочу я никого, кроме тебя, и меня это ужасно бесит, потому что тебе мои чувства до лампочки. Тебе «просто интересно», на сколько меня с моей калечной любовью хватит, а потом, когда тебе со мной станет скучно, ты просто пошлёшь меня куда подальше, - Чонун вспыхивает в момент. От переизбытка слишком сильных противоречивых эмоций начинают трястись руки, а в голове одна за другой всплывают безумные идеи на тему «что можно сделать с Чо Кюхёном». «Ну, уж прости, что я не влюбляюсь одновременно с тем, как встаёт мой член. Хватит скандалить, ты голый вообще, и это смешно. Ты можешь либо остаться здесь, пока мне нравится проводить с тобой время, либо выметаться из моей жизни прямо сейчас. Ты знаешь, где дверь». В следующий момент Кюхён обнаруживает себя прижатым к дивану лицом и грудью, а Чонун нависает над ним, больно давя руками на плечи. - Ненавижу тебя, - рычит Ким на ухо младшему и больно кусает за шею, сразу же проводя языком по покрасневшей коже. Кю усмехается и не предпринимает попыток вырваться. Секс – лучшее средство для примирения или снятия стресса, а это именно то, что сейчас нужно старшему. Особенно не церемонясь, Чонун снимает с него штаны с бельём, быстро растягивает его и грубо толкается внутрь, хрипя от сомкнувшихся вокруг члена тесноты и жара. Кюхён со всей силы закусывает подушку, чтобы заглушить стоны и не прокусить губу или язык. Боль настолько ужасная, что, кажется, его сейчас просто разорвёт напополам. Невольно, из глаз брызгают слёзы, и парень только крепче цепляется пальцами за ручку дивана, сжимая пальцы до побелевших костяшек. Чонун видит, что Кю ужасно больно, но он не останавливается – только наклоняется и упирается руками по обе стороны от головы младшего, продолжая вбиваться в него резкими движениями. «Если этот альфа-самец думает, что таким образом чего-то добьётся, то очень ошибается», - злобно думает младший, пытаясь превратить боль в ярость. Осознав, что рука Чонуна в опасной близости от его рта, Кюхён придвигается чуть ближе и как можно сильнее кусает его. - Чёрт бы тебя побрал, - шипит Чонун, больно давит пальцами на щёки младшего, заставляя его разжать зубы, и за волосы оттягивает его голову назад. Свободной рукой Чонун обхватывает член Кю и водит ладонью в такт своим толчкам, его ничуть не смущает тот факт, что Кюхён ни капельки не возбужден и способен только мысленно материть его всеми известными ему словами. «Быстрее бы уже эта сволочь кончила! Я же ни стоять, ни сидеть не смогу, быстрее, быстрее», - как мантру повторяет про себя младший. К его счастью, Чонуна надолго не хватает, и он кончает, больно сжав волосы Кю в кулаке. Тяжело дыша, откатывается от младшего и усаживается на диване, привалившись к спинке. Кюхён предпринимает попытку приподняться на локтях, и ему это даже удаётся, но приподнять свой зад или, не дай бог, сесть у него не получается. Поясницу ломит, задница горит так, как будто её натурально жарили, ощущение того, что он очень грязный, не проходит. Просить помощи у этой сволочи истеричной ему не позволяет гордость, поэтому, собрав остатки воли в кулак, Кю лежит еще минуту и быстро принимает вертикальное положение, не касаясь задом дивана. Ноги предательски дрожат, но он обязан хотя бы доползти до ванной. Чонун прекрасно понимает, что Кюхён сейчас скорее выйдет в окно, чем примет его помощь, но не может не попытаться, потому что злость ушла, и теперь старшему совестно. - Тебе помочь? – спрашивает он, наблюдая, как Кю в очередной раз чуть не падает на пол. Тот поднимает полный ненависти взгляд и одним пальцем набирает на планшете, который валяется рядом: «В землю тебя закопать, мне помоги, сволочь». Не принимая помощи, Кюхён, цепляясь за диван, стол и стены, добредает до ванной и с грохотом захлопывает за собой дверь. Cначала он принимает душ, потом набирает полную ванную горячей воды, добавляет туда морской соли для релаксации, и планирует отмокать там, как минимум, час. Чонун закатывает глаза и морщится – слишком громкие звуки бьют по голове. «Надо хоть как-то попытаться загладить вину», - думает Ким, путаясь в джинсах – его одежда обнаружилась на спинке кресла, а не в мусорном ящике, как он предполагал. От разозлённого Кюхёна можно ожидать чего угодно, впрочем, как и от него самого. Чонун идёт в коридор, сгребает ключи от квартиры младшего и пулей вылетает за дверь. Кю слышит хлопок входной двери и только качает головой: сбежал, значит. Подлый трус. Через десять минут ему надоедает принимать ванную, поэтому он аккуратно спускает воду, и, держась за бортики, вылезает на пол, охая от боли в пояснице. Накидывает халат и ковыляет к себе в комнату, сетуя на то, что у него ничего нет, чтобы заглушить боль. Кюхёну остаётся только упасть лицом вниз на кровать, пугая спящего на подушке кота. Ким прибегает через полчаса – опять мокрый с головы до ног, потому что попал под дождь. Он успел зайти в круглосуточный книжный, купить там пару книг Кафки и Стендаля, потом – в круглосуточный продуктовый за шоколадным тортом и песочным печеньем. Если бы был круглосуточный цветочный, Чонун, наверное, и в него заглянул бы. Ким закрывает за собой дверь, оставив покупки на кухне, идёт сначала в гостиную, потом в спальню и присаживается рядом с Кюхёном. - Кюхён-а, прости, пожалуйста. Я не знаю, что на меня нашло… Больше ни капли алкоголя в рот не возьму, честное слово, - Чонун осторожно трогает младшего за плечо. Тот привстаёт на кровати и таки смазывает по физиономии Кима, влепив звонкую пощечину. Не то чтобы он не любил грубого секса, но когда его, чтобы выпустить пар трахает пьяный парень, с которым они даже не в отношениях... Это как-то совсем немножко бесит. - Тяжёлая же у тебя рука, блин, - Чонун трёт покрасневшую щёку. Заметив, что Кю болезненно морщится от своего неосторожного движения, старший достаёт из кармана джинсов пачку анальгина, с которой с недавних пор не расстаётся вообще. – Выпьешь? Может, хоть немного полегче станет. Пожалуй, впервые за полтора года Кюхён хочет заговорить и высказать этой сволочи всё, что он думает по поводу его поведения. Но он только поджимает губы и тыкает пальцем в пустой стакан на прикроватной тумбочке. Чонун приносит Кю воду, чтобы тот запил таблетку, уносит грязный стакан и возвращается обратно в спальню. - Я тебе торт купил, шоколадный, как в прошлый раз. И печенье. И пару книг, не знаю, правда, читал ты их или нет… - Ким слезает с кровати и сгибается в поклоне. – Прости, пожалуйста. Я пойму, если ты больше не захочешь меня видеть. Кюхён пользуется удобной позой Чонуна и залепляет ему еще и смачный подзатыльник. «Идиот несчастный», - злобно думает Кю, берёт котёнка на руки и слушает его урчание, чтобы успокоиться. Он не обижен - просто порядочно взбешён. Держась за затылок, Чонун приносит из гостиной планшет младшего. - Принести тебе торт? Только не вздумай кидаться им в меня – я-то увернуться успею, а тебе придётся отмывать ковёр. «Я бы сказал, куда тебе этот торт засунуть, но слишком люблю шоколад, - и в этот момент у Кю рождается одна ужасно пошлая, но привлекательная идея. – Неси давай». Он дожидается, пока старший придёт с внушительным куском торта на тарелке, откладывает ненужную вилку, снимает шоколадный крем пальцами, проводит ими по своей ноге от лодыжки до колена и упирается пяткой в грудь Чонуна, предлагая облизать. - Извращенец, - хмыкает Ким, послушно слизывая и сцеловывая сладость с бледной кожи. Следующую порцию крема Кю размазывает по внутренней стороне бедра, распахивая полы халата. Чонун забирается на постель, чуть приподнимает ногу Кюхёна – медленно водит языком, целует, иногда, не удержавшись, чуть прикусывает кожу, обдавая горячим дыханием. Младший снова макает пальцы в крем и проводит ими по губам Чонуна, притягивая его за волосы к себе, чем вынуждает котёнка с оскорблённым мявом сбежать из спальни. Но парни этого не замечают, полностью поглощенные медленным тягуче-сладким поцелуем. Чонун решает продолжить игру Кю и проводит шоколадную линию по шее и ключицам младшего, следом неторопливо слизывая сладкий крем. Ещё ниже – к груди и животу: в Чонуне снова просыпается желание расцеловать всего Кюхёна. Младший беззвучно ахает и морщится: при попытке выгнуться боль в пояснице усиливается и отдаётся по всему позвоночнику. Поэтому парень грубо притягивает Чонуна к своим губам, кусая его за язык, щипая за шею и взлохмачивая волосы. «А, точно же», - тот вспоминает, что Кюхён лишний раз даже пошевелиться не может, и просто целует его, обхватив лицо ладонями, хотя этого чертовски мало. Кю снова злится из-за приступа боли, разрывает поцелуй и размазывает крем по лицу старшего, поворачивается к нему со стоном спиной и скрещивает руки на груди. Не один Чонун тут истеричка. Ким встаёт с кровати, уходит в ванную, чтобы умыться, и, вернувшись в спальню, осторожно укрывает Кюхёна одеялом. - Обезболивающее скоро должно подействовать. Лучше ложись на спину. И подушку надо убрать. «Какой ты умный, оказывается. А так с виду и не скажешь, - ехидно пишет Кю. – К твоему сведению, моя задница отваливается, а про спину я вообще молчу. И кто, по-твоему, виноват?» - Да-да, я виноват, я идиот, истеричка, сволочь, мудак, и так далее, и по списку, - закатывает глаза Чонун. – В качестве компенсации могу весь завтрашний день тебя обслуживать – у меня выходной. «Договорились. Сегодняшнюю ночь проведешь на диване, альфа-самец», - набирает Кюхён и прячется с головой под одеялом. В конце концов, любая игрушка стоит денег, и если его задница – это плата, то можно и потерпеть. Кю был последней сволочью всегда, а увечья только испортили его характер. Другое дело, что свой норов он демонстрировал далеко не сразу, просто этот парень конкретно его задолбал. Во всех смыслах этого слова. - Прекрасно. Спокойной ночи, - Чонун целует Кю в макушку и уходит в гостиную, прикрыв за собой дверь и прихватив с собой кота. Парня уже сильно клонит в сон, поэтому он засыпает сразу же, как только вытягивается на диване.