Без слов

Как бы Чонун ни относился к зиме, законов природы одним желанием не изменить, и столбик термометра с каждым днём опускается всё ниже и ниже. Когда он по дороге с работы наступает на лужу и слышит тонкий хруст наледи, удивление срывается с губ вместе с клубами белёсого пара, и Чонун глубже зарывается носом в шерстяной шарф – ярко-синий, под цвет перчаток Кюхёна. С того времени, когда Чонун валялся в больнице то с ножевым ранением, то с почти беспробудным сном, проходит чуть больше двух месяцев, за которые они с Кю успевают притереться друг к другу до такой степени, что иногда младшему даже не приходится прибегать к помощи планшета. Вещи Чонуна, первую неделю после переезда сиротливо лежавшие в его спортивной сумке, расползаются по всей квартире, как по волшебству создавая впечатление, что так оно всегда и было: зубная щётка Чонуна в стакане рядом со щёткой Кюхёна, вечно перепутанные провода зарядников от телефонов и планшета, трусы или носки Чонуна на полке Кюхёна и наоборот. По поводу последнего, кстати, Кю часто бесится и запускает чонуновыми же вещами ему в лицо. У старшего входит в привычку по утрам, перед тем, как уйти на работу, готовить Кю завтрак и, накрыв его плёнкой и полотенцем, ставить на столешницу – подальше от прожорливой рыжей пропастины с гастрономическим именем. Чонун привыкает на выходных вытаскивать Кюхёна на очередное свидание, почти всегда заканчивающееся раскиданной чуть ли не по всей спальне одеждой и захлёбывающимися стонами в губы друг друга. На самом деле, день зачастую заканчивается или начинается (или продолжается) таким образом вне зависимости от графика работы старшего – просто Чонун любит трогать Кюхёна и любит вообще во всех смыслах, а Кюхён… А что по этому поводу думает его «парень», Чонуну остаётся только гадать. В самом начале их отношений Чонуну казалось, что он вполне способен любить за двоих и готов ждать «фидбэка» от Кю столько, сколько понадобится. Он почти привык к задумчивому, с задушенной виной где-то в глубине зрачка взгляду младшего, когда в очередной раз говорит ему уже, кажется, выжженные на подкорке признания в любви. Почти привык и к тому, что иногда Кюхён отталкивает его от себя и вместо своих губ подставляет ему планшет с торопливо напечатанным: «Я устал. Займи себя чем-нибудь другим, пожалуйста». Почему Кю никогда не дописывает после «я устал» более конкретное «от тебя»? Надеется на то, что Чонун придумает себе другое продолжение фразы, например, «я устал – наработался» или «я устал, потому что вчера мы с тобой намотали десять километров пешком по городу»? Первое время старший упорно гонит от себя мысли о том, что ему уже откровенно мало ограничиваться затаённо снисходительными, поделёнными напополам с чувством вины и лёгкой симпатией ответными чувствами Кюхёна. Но чем дольше они живут вместе, тем чаще Чонуну хочется с силой встряхнуть Кю за плечи и спросить: «Ну что мне ещё сделать, чтобы ты полюбил меня?!», однако каждый раз он наступает на горло этому своему желанию, помня о том, что Чо настоятельно просил не трахать ему мозги своим «нытьём». Иногда, когда становится совсем тошно, Чонун после работы идёт не домой, а к Донхэ с Хёкджэ и доводит себя чуть ли не до идеального коматоза наблюдениями за этими двоими, которые иногда доходят до того, что заканчивают друг за друга фразы. Сравнивая отношения ХёкХэ и свои с Кюхёном, Чонун понимает, что всё очень-очень плохо, и его любовь подозрительно смахивает на натуральную одержимость напополам с зависимостью, как у прожженного наркомана от комбинации химических элементов. Когда-то Кюхён очень любил зиму. Все эти узоры на окнах, белое покрывало снега на городе, ледяные катки, фонарики на деревьях и Санта-Клаусы, бродящие по улицам... Даже когда он поступил в университет, то сохранил эту детскую трепетную любовь к волшебно-белоснежному времени года, потому что всё казалось таким пушистым, чистым и новым. Но после той ужасной аварии, которая кроме шрамов на теле оставила шрамы на сердце, Кюхён уже второй год ожидает зиму с каким-то суеверным ужасом. Их жизнь с Чонуном похожа на калейдоскоп: яркие картинки, быстро сменяющие друг друга. Кажется, ещё вчера Кюхён с непривычки спотыкался о ботинки старшего, а уже сегодня он ворчит про себя, потому что тот не надел теплый свитер. Простудится же ещё, идиота кусок. Быть вместе - странно, но Кю довольно быстро, к своему удивлению, приспосабливается и к разбору, где чьи носки, и к нервному ожиданию, если Чонун задерживается после работы, и к тому, что каждую ночь он спит не один. Чонун - это его универсальное лекарство от всего: от кошмаров, от одиночества, от мыслей о собственной никчемности. Чонун его понимает, Чонун его любит, Чонун его ждёт и все прощает. Хотя даже со своей точки зрения, Кю иногда осознаёт, что крепко перегибает палку с резкими словами и жестами, но все равно никогда не извиняется, потому что, кажется, старший сам придумывает для него оправдания. Одним субботним вечером Ара без приглашения заявляется к младшему братику «на рюмочку соджу», и Кюхёну приходится знакомить её со своим «парнем», который «официально» так его парнем и не стал. Кю вообще очень принципиальный человек, поэтому, когда Чонун так и не предлагает отношений, он решает, что нужно давать старшему больше свободы. Кюхён никогда не спрашивает, где задерживается Чонун после работы, хотя иногда чует запах чужого одеколона или сигарет, Кюхён не закидывает его смсками и не вяжет ему носки. Потому что никто никому ничего не должен, у каждого своя жизнь. А почему они всё еще живут вместе и спариваются, как кролики на Пасху? Просто это удобно. Кюхён улыбается, наблюдая, как Чонун играет с Беконом, который уже вырос до размеров маленького пушистого пуфика. Младший понимает, что довольно бесстыдно влюбляется в своего «сожителя», медленно, но верно с каждым днём приближаясь к отметке истеричного влюбленного. Поэтому Кю просто обнимает Чонуна со спины, целует в шею и закрывает глаза, игнорируя привычное: «Что это на тебя нашло?». Когда Кюхён смотрит в глаза старшего, он, как заклинание, повторяет: «Прости, что не могу любить тебя так, как ты того заслуживаешь». Становится всё холоднее и холоднее, и наступает тот искренне ненавидимый Чонуном день, когда напоминает о себе старый перелом. Кость ноет так, что парню хочется выгрызть её собственными зубами. По крайней мере, нет кости – нет боли; нет боли, от которой хочется выть и лезть на стенку – нет проблем. Из-за этого, наверное, он становится дёрганее, острее на всё реагирует, в том числе и на те моменты, когда Кюхён недостаточно – как ему кажется – искренне отвечает на поцелуи старшего или снисходительно похлопывает по спине в ответ на почти отчаянные объятия. Чонун старательно давит в себе обиду, располосовывающую сердце с ласковостью тупого перочинного ножа, растягивает губы в фальшивой улыбке и сбегает в соседнюю комнату или к Донхэ и Хёкджэ. В очередной раз вернувшись с работы домой, Чонун, кое-как скинув ботинки, плетётся в гостиную, падает на диван и кусает покрывало, борясь с желанием взвыть в голос от тупой ноющей боли где-то в основании бедра. По тому, как громко хлопает входная дверь и топоту, который слышно даже в спальне, Кюхён определяет, что старший уже дома, и, видимо, в одном из своих недовольных всей жизнью настроений. Кю со вздохом снимает очки и идёт в гостиную, чтобы увидеть, как Чонун прямо в куртке валяется на домашнем пледе. «Совсем с ума сошел?» - младший мигом приходит в бешенство истинного чистоплюя и резко переворачивает Кима на спину, снимая с него куртку и игнорируя проклятия. - Больно, бл… - Чонун ещё и по губам получает – за непечатные выражения. Старший пару раз глубоко вдыхает-выдыхает, чтобы не вспылить и не наворотить дел, о которых потом пожалеет, и помогает Кю вытряхнуть себя из куртки, затем снова падая на диван лицом вниз. Мгновенно успокоившись после того, как рассадник уличной заразы переместился на законное место на вешалке, Кюхён садится на колени перед диваном и гладит старшего по макушке, памятуя, что частые головные боли всегда были проблемой. - Да нет, голова не болит, - слабо улыбается Чонун, повернувшись лицом к Кю. – Нога. Помнишь, я тебе рассказывал, что когда-то давно перелом заработал? С тех пор эта пакость каждую зиму напоминает о себе. «А-а-а», - беззвучно тянет тот и кивает. Сноубординг не удался, кажется. Кюхён жестами просит снова перевернуться на спину и снимает со старшего штаны. - Ты что, эээ, собрался делать? – Чонун удивлённо округляет глаза. Кю только качает головой, и начинает медленно массировать ему правую ногу от колена и до паха. Конечно, это не профессиональный массаж, но должно хоть немного помочь. Чонун в очередной раз хочет воздвигнуть Кюхёну памятник или написать оду или ещё что-нибудь в этом духе, потому что его руки действительно волшебные. Тупая боль понемногу затихает, становясь гораздо более терпимой, и парень снова чувствует себя человеком – в том смысле, что больше не хочется лезть на стены или грызть свои же конечности. - Спасибо, - когда младший заканчивает массаж, Чонун притягивает его к себе, коротко целует в губы и обнимает. – Ты снова меня спасаешь. «Прости, что это все, что я могу сделать», - хочется сказать Кюхёну, но вместо этого он с улыбкой прижимается к старшему, утыкаясь носом в шею. Как же ему нравится запах Чонуна, такой родной и «домашний», древесный аромат с нотками корицы… Кю кажется, что он готов вагонами этот одеколон закупать. - Я, кстати, сегодня подумал: может, купить нам кофеварку? Чтобы не растворимую байду пить, а вкусный настоящий кофе, - говорит Чонун наслаждаясь уютом и теплом, пусть и временными. В последнее время это стало навязчивой идеей: старшему кажется, что их с Кюхёном отношения – строго ограниченный по времени период. Это заставляет Чонуна скрыто паниковать и цепляться за каждый момент, проведённый с младшим, ядом замедленного действия отравляя каждый день. Вот и сейчас: он говорит «нам» и тут же задаётся вопросом, уместно ли было это местоимение. Кю пожимает плечами и выпячивает нижнюю губу: ему все равно, потому что он пьет только какао или чай, а вот Чонун-то - настоящий кофеман. «Нам» приятно греет душу и он улыбается, задумчиво кивая. В принципе, он готов даже сам подарить Чонуну эту кофеварку, потому что вспоминает, что никогда ничего ему не дарил. Как-то застрял на мысли о том, что предложением жить вместе отработал все сюрпризы и подарки на год вперед. - Завтра, значит, после работы зайду в магазин и посмотрю, - Чонун кое-как отметает лишние мысли в сторону и утыкается носом в макушку младшего, вдыхая запах его шампуня – что-то, похожее на цитрусовые. Дыхание Кюхёна оседает приятным теплом на шее, он как-то трогательно-доверчиво прижимается к Чонуну, теребя в пальцах шнурок на его кофте – почти идиллия. Старший не может избавиться от этого противного назойливого «почти», как бы хорошо ему ни было, и это угнетает ещё сильнее. Кю мотает головой, свешивается с дивана, чтобы вынуть из кармана чонуновых джинсов телефон, и набирает: «Ты лучше после работы сразу домой, иначе нога болеть будет. Никуда эта кофеварка не убежит от тебя». - Посмотрим, как повезёт. Она болит, но не каждый день, слава богу, - Чонун потягивается, широко зевает и трёт сонные глаза. – Блин, надо растворимой кофейной бурды себе сделать, мне ещё рано ложиться спать. Тебе заварить чай? Или какао? «Я заварю тебе. Почему ты не ляжешь спать прямо сейчас, пока есть такая возможность? Нужно отсыпаться, пока время есть». - Спасибо, - Чонун целует младшего в висок. – Мне нужно написать рецензию на книгу, а я её ещё не прочитал даже. Дотянулся – завтра уже готово должно быть, - «Я не хочу тратить то время, что у меня есть, на сон. Если бы можно было, вообще бы спать не ложился», - в мыслях. «И чем ты думал вообще? Ты же знал о сроках!» - Кю привычно ворчит, потому что сам всегда ответственно относится к работе и редко дотягивает до дедлайна. Младший все-таки поднимается с дивана и шлёпает на кухню, чтобы заварить кофе Чонуну прямо сейчас. Теперь этот идиот не будет спать всю ночь, а потом у него сто процентов голова будет болеть. Кюхён возвращается в гостиную с чашкой «растворимой бурды», вручает её старшему и гневно набирает на телефоне: «Теперь будешь мне всю ночь мешать спать» - Я пойду на кухню и закрою все двери – тогда в спальне ничего не будет слышно, не ворчи, - Чонун медленно потягивает кофе, параллельно раздумывая о том, во сколько часов бодрствования ему это выльется. Учитывая то, что сейчас на часах 21:30, а пока он прочитает книгу и напишет рецензию, пройдёт ещё энное количество часов, приправленных энным количеством кружек кофе… Всё очень плохо. «Как-то часто в последнее время всплывает эта фраза», - мысленно вздыхает старший, залпом допивая остатки кофеинового варева. «ИДИОТ, - не погнушавшись капса, пишет Кю. – В спальне за рабочим столом гораздо удобнее. Мы с Беконом будем спать, как младенцы, даже если ты дискотеку устроишь». Он чмокает Чонуна в щеку, забирает чашку и идет за повторной дозой кофеина для этой расхлябанной желешки, которую про себя гордо именует «парень, которого я люблю». «Видимо, у него сегодня на редкость хорошее настроение», - вяло думает Чонун, перебравшись в спальню и переодевшись в домашнюю одежду. Перспектива всю ночь просидеть над книгой, конечно, очень «радует», но он сам виноват. Следовало бы поучиться у Кюхёна умению распределять своё время и не тянуть резину каждый раз. Не рискуя ложиться на постель с книгой, парень устраивается на стуле за компьютером, благодаря всевышнего за то, что в этом романе всего лишь 230 страниц, а не 400 или больше. Кю ложится на кровать, прихватывая планшет и укладывая Бекона себе под бок. Через 2 часа после того, как Чонун начал работу, он замечает, как тот все чаще трет глаза, потягивается и разминает шею. Младший недовольно вздыхает и нехотя вылезает из теплой постели, чтобы отвлечь его от работы хоть на пять минут. Подходит сзади, начинает мягко разминать Чонуну напряженные плечи, массажирует виски и закрывает ладонями его уставшие глаза, прижимаясь губами к макушке. - М? Почему ты ещё не спишь? Я всё-таки мешаю? – старший немного вздрагивает от неожиданности и зачем-то поднимает голову, хотя всё равно ничего не видит. Прикосновения Кюхёна очень мягкие, нежные – не открывая глаз, Чонун берёт одну руку Кю в свою и целует как всегда чуть прохладные пальцы, скользя губами вдоль тонких фаланг. – Спасибо. Тот улыбается, забирает со стола пустую чашку и идёт на кухню снова заваривать кофе. Завтра определенно надо заказать эту кофеварку, тем более, Кюхён знает отличный сайт, где нет проблем с оплатой и доставкой на дом. Витая в своих радостных мыслях, он возвращается в спальню, ставит чашку и притягивает Чонуна к себе, раскачивая его из стороны в сторону. А того раздирает на части от противоречивых эмоций. С одной стороны, Чонуну кажется, что он сейчас расплавится от счастья, как дурочка-Снегурочка, решившая прогуляться от Северного полюса к экватору. С другой стороны, он не может перестать думать о том, что настроение Кюхёна – очень переменная функция, к которой он так и не подобрал подходящее уравнение. Сегодня Кю окружает его лаской и заботой, а завтра может ловко вывернуться из чонуновых объятий и вежливо попросить его смыться с глаз долой на какое-то время. Нежность Кюхёна – неподдельная, но это не отменяет того факта, что младший до сих пор открыто о своих чувствах к Чонуну не заявляет, заставляя его теряться в догадках и проедать самому себе весь мозг на тему их отношений. Но конкретно сейчас Чонун решает на всё наплевать, а особенно на свои размышления. Какие тут размышления, когда счётчик счастья грозится сломаться от перегрузки? - Хорошее настроение? – улыбается он, накрывая своими ладонями руки Кю. Тот игриво пожимает плечами, прижимается своей щекой к щеке Чонуна, протягивает руку и на клочке бумаги корябает карандашом: «Заряжаю тебя энергией для работы, альфа самец». Потом отстраняется, ерошит старшему волосы и снова забирается под одеяло. - Ты меня до скончания веков так называть будешь? – негромко фыркает Ким, делая небольшой глоток кофе и раскрывая книгу на заложенной закладкой странице. «До скончания веков? Как самонадеянно», - скептично думает Чонун, кривя губы в ломаной усмешке. Оказывается, Чонун себя недооценил - он успевает прочитать книгу в сумме за два с половиной часа, а с рецензией справляется за час с небольшим – благо, роман его увлёк, и не пришлось мучительно выдавливать из себя слова для отзыва. Закончив работу, Чонун отправляет текстовый файл на почту книжного магазина, потягивается, зевает, смотрит на часы и осторожно забирается на кровать к уже спящему Кюхёну. У него есть ещё три-четыре часа на сон. По привычке, Кю даже сквозь сон определяет, что Чонун лёг рядом, и подвигается поближе, сворачиваясь клубком у него под боком.