Без слов

Так же внешне безмятежно протекают ещё две недели, за которые на кухне успевает появиться сверкающая металлическим боком кофеварка, у Кюхёна на теле – неопределённое количество засосов, а у Чонуна – усилившаяся головная боль и мешки под глазами. Всё слишком хорошо, и это выматывает старшего ещё сильнее, чем если бы Кю отталкивал его и огрызался на каждое третье слово, как раньше. Чонун понимает, что запутался по самые уши, и вытащить его из этого ужаса может только Кюхён… который, кажется, вообще ни о чём не подозревает. По крайней мере, виду не подаёт – только продолжает сводить с ума нежными поцелуями, открытой улыбкой и крепкими объятиями. Чонуну кажется, что это – пик, после которого всё рухнет в тартарары и придёт к логическому концу. Что Кюхёну надоест, что он попросит старшего собрать свои вещички и избавить от своего общества как можно скорее, а ещё по возможности не попадаться на глаза или хотя бы делать вид, что они не знакомы. Чонун не может выбраться из паутины собственных бесконечных сомнений и догадок, доводя себя чуть ли не до паранойи, и с каждым днём это становится всё хуже, потому что старший понимает, что не проживёт без Кюхёна и пары дней – просто выйдет в окно или шагнёт не в вагон, а под. Полный энтузиазма, Кю перерывает половину Интернета в поисках информации, как уменьшить боль от старой травмы Чонуна, и находит на одном сайте массажер со всеми необходимыми функциями: нагреванием, инфракрасным излучением и прочей полезной фигнёй. Его мало беспокоит то, что это совершенно в его характере – сначала завалить подарками, а потом с чувством выполненного долга валяться на диване еще год. Заполняя бланк заказа на сайте, Кюхён на автомате вбивает дату, когда ему будет удобнее всего принять курьера. Через три дня – самое оно, да и Чонун как раз на работе, будет ему сюрприз. Но улыбка младшего мгновенно меркнет, когда он осознает, что через три дня будет восемнадцатое января. А эта дата обведена в его настенном календаре черным маркером, и как он вообще мог забыть о ней. День автокатастрофы, день смерти его бывшего возлюбленного. Тряхнув головой, Кю заканчивает с оформлением заказа и закрывает окно браузера. Всего два года назад… Имеет ли он право быть счастливым? Прошло слишком мало времени, чтобы Кю даже улыбаться искренне начал, а он уже забыл об этой дате, потому что все время был занят мыслями о Чонуне. Поел ли он, высыпается ли, почему у него такие круги под глазами, не мерзнет ли на работе, может, ему что-то надо. То хрупкое равновесие, которое установил у себя в душе Кюхён, думая, что им с Чонуном не нужны слова, рушится на глазах. Ему хочется разговаривать, ворчать вслух, громко брюзжать и истерить. Но имеет ли он право? Прошло всего два года, а он так быстро обо всем забыл: и о своих чувствах, и о своей вине. Кю прячет лицо в ладонях, не в силах справиться с раздирающими его мыслями. Когда Чонун вечером возвращается домой, Кюхён встречает его с планшетом в руках и сообщением: «Мне надо побыть одному какое-то время. Обдумать кое-что очень важное. Если тебе некуда уйти, то я поживу у родителей». «Ну вот, я так упорно этого ждал – и оно случилось. Нечему удивляться», - уговаривает сам себя Чонун, натягивая на лицо жалкую понимающую улыбку, от которой внутри что-то с хрустом ломается. - Нет, мне есть, куда идти, - он проходит в спальню, где отыскивает под кроватью успевшую запылиться сумку. Действуя на чистом автомате, механически сгребает с полки свои вещи, из гостиной забирает зарядник для телефона, из ванной – зубную щётку, расчёску и бритву. Не проходит и двадцати минут, как Чонун стоит в дверях и пустыми глазами смотрит на Кюхёна, судорожно вцепившись пальцами в лямку кое-как набитой сумки. – Пока, - не снимая с лица всё ту же недоулыбку, старший неловко машет рукой на прощание и скрывается за дверью, растаптывая в себе все порывы вернуться и, вцепившись в Кю руками и ногами, отказаться двигаться с места. «Как будто щенка на улицу в мороз выбросил, - с усмешкой думает Кюхён. – Еще и под зад пнул. Что ж паршиво-то так…» Младший обводит глазами опустевшую квартиру, обхватывает себя руками и идёт в спальню. Всю ночь он ворочается, как грешник на сковороде, потому что не может уснуть без объятий Чонуна. Потому что волнуется, нашел ли он себе место для ночлега; потому что не может понять, зачем этот полудурок забрал все свои вещи; потому что снова корит себя за то, что думает о Чонуне, а не о том, кого должен все еще хранить в памяти и сердце. Кю засыпает только под утро, и его мучают кошмары, от которых он просыпается весь в слезах. На следующий день ему кажется, что в квартире сильно похолодало, хотя он несколько раз проверяет, работает ли обогреватель. Бесцельно шатаясь из комнаты в комнату, парень понимает, что никакого ожидаемого спокойствия или единения с мыслями не случается. И как бы он ни хотел развернуть все свои мысли в сторону прошлого, они упорно смотрят вперёд, ставя его этим в тупик не меньше. Кому: Сестра Завтра восемнадцатое января. Я не знаю, что мне делать. Я люблю другого человека. Я хочу ему это сказать, но не могу. Что мне делать? Не слишком ли рано я отпустил прошлое? Кюхён вздыхает и сворачивается в клубочек на диване. Зачем Чонуну такой, как он? Он не может говорить, хотя и не немой, его тело изуродовано шрамами, он ведёт себя, как последняя сволочь и даже не занимается работой по дому. Что Чонун нашел в нем? Восхитительный секс без запретов? Удобного сожителя? По сути, Кюхён ни одного хорошего слова старшему не сказал. Вместо «ты же заболеешь» - «мне еще слушать твой кашель», вместо «мне так нравится твоя улыбка» - «ты задолбал щериться, как идиот»… И, к вящему ужасу Кю, этот список можно продолжать и продолжать. И жалкая кофеварка совсем не покрывает количество нервных клеток потраченных Чонуном за время их совместной жизни. Телефон тихо вибрирует смской: От кого: Сестра Малыш, ты все делаешь правильно. Всем надо двигаться вперёд, и тебе в том числе. Жизнь не стоит на месте. Мы все хотим, чтобы ты был счастлив. Что бы ты ни решил, я всегда буду на твоей стороне. Если ты готов и хочешь что-то изменить... Может, тогда я позвоню одному психологу? Клянусь, это не знакомый нашей семьи, мне его как-то советовала подруга. Я свяжусь с ним и договорюсь о встрече. М? Не стоит отказываться от помощи. Кому: Сестра Хорошо. Скажешь мне потом время и адрес. Спасибо. Я люблю тебя. Кюхён крепко сжимает телефон в руке, радуясь тому, что Ара всегда готова понять и поддержать. После длительных размышлений он решает, что восемнадцатого ему стоит сходить на кладбище и попрощаться. Это вовсе не означает, что он любил недостаточно сильно, просто… Кажется, он уже отстрадал свое. Видимо, по жизни ему быть таким холодным и спокойным. Чонун не знает, что Кю понимает под «каким-то временем», а ещё он не знает, как собирается провести это «какое-то время» в своей холодной и пахнущей пылью квартире, которая по сравнению с квартирой Кюхёна кажется просто бетонной коробкой, подходящей только для того, чтобы складировать в себе пустоту. В прочем, внутри у Чонуна точно такая же пустота в виде скромных масштабов чёрной дыры, поэтому, наверное, они должны сойтись – хотя бы на почве общих свойств. Губы снова искривляются в ломаной усмешке: что за бред идёт в голову. Бросив сумку с вещами на полу в спальне, Чонун, не раздеваясь, падает на незастеленную кровать и кашляет от поднявшегося облака пыли. По идее, надо бы подняться, найти постельное бельё где-нибудь в недрах шкафа и лечь спать по-человечески, но Чонун не находит в себе сил ни на что. Он закрывает глаза, мгновенно проваливаясь в неспокойный сон, а на следующий день звонит на работу и просит больничный на неделю, фальшиво хрипя в трубку якобы севшим голосом. В квартире нет еды, а свет и воду не отключили только потому, что деньги за квартплату автоматом списываются с банковской карты – иначе куковать бы Чонуну и без электричества с водопроводом. Весь день он валяется на кровати, бездумно пялясь в потолок и слушая укоризненно подающий голос желудок; засыпает парень буквально на два часа, просыпаясь от кошмара, в котором Кюхён его видит, но не узнаёт, как будто Чонуна вообще никогда не было в жизни Кю. Весь следующий день прошёл бы в таком же режиме, если бы не неугомонная парочка Хэ и Хёкджэ, которая вламывается в незапертую квартиру и буквально пинками отправляет Чонуна в ванную – приводить себя в человеческий вид, – а потом тащит к себе в квартиру, где устраивает капитальную промывку мозгов. В конце концов, Чонун просто не выдерживает. Давясь беззвучными рыданиями и позволяя слезам свободно стекать по щекам к подбородку, он утыкается лбом в плечо Донхэ, с силой стискивает пальцы на его предплечьях, как будто пытается удержать себя от эмоционального срыва – но всё безуспешно. Когда слёзы заканчиваются, Чонун чувствует себя Опустошённым – именно с большой буквы, - но это не та сосущая пустота, похожая на чёрную дыру где-то в районе сердца, а нечто вроде свободы. Всё то, что он так долго держал в себе, наконец-то нашло выход. Всхлипы затихают – Хэ осторожно укладывает Чонуна на диван в гостиной, потому что прекрасно знает, что сейчас самым лучшим для старшего будет крепко и долго поспать. Восемнадцатого января Кюхён посещает кладбище, где долго всматривается в до боли знакомое лицо на фотографии за стеклом, пытаясь уловить хоть какой-то сигнал к тому, что ему уже можно двигаться дальше, что на него не будут обижаться и осуждать, что его бывший парень не будет одиноким, если Кю будет счастлив с другим. Но сколько бы Кюхён ни стоял перед фото, ответа всё не приходит. Парень глубоко вздыхает и направляется на сеанс к психологу, который Ара то ли специально назначила именно на сегодняшний день, то ли так звёзды сошлись. Психолог располагает к себе с первого взгляда, и после двух часов, проведённых в его кабинете, Кю чувствует, как напряжение и страх перед неизвестностью потихоньку отступают, а сомнений становится всё меньше и меньше. Естественно, за один раз кардинально ничего не изменилось, но благодаря специалисту Кюхён наконец-то получает необходимый толчок и надежду на то, что у него все получится - стоит только приложить определенные усилия и не останавливаться на полпути. На радостях от того, что наконец-то сдвинулся с мертвой точки, Кю несётся домой на всех парах, но когда он, роняя ботинки, забегает в гостиную, то вспоминает, что сам и прогнал Чонуна. Только сейчас он даже сам с трудом понимает, какими логическими доводами он всё это обосновал. Где же Чонун сейчас? Три дня прошло, а Кюхён уже готов взвыть от того, что он в этой квартире один. На минуту его пугает то, что его прежнее убежище, его «нора» теперь перестала спасать от всего мира, но потом на все машет рукой, потому что поздно уже сожалеть. Так будет лучше для них – для Кюхёна и для Чонуна. Ему нужно время, чтобы вылечиться и снова начать говорить, но прямо сейчас ему нужен Чонун. До покалывания в кончиках пальцев нужен. Кю достает телефон и пишет смс: От кого: Кюхён Ты где? Ты можешь прийти сейчас? Мне нужно кое-что тебе сказать. - Чонун-хён, тебе смска пришла, - Хэ осторожно трогает старшего за плечо. Донхэ и Хёкджэ теперь вообще всегда осторожно обращаются со старшим, как будто боятся, что тот может рассыпаться на осколки от неосторожного движения. В прочем, опасаются не без оснований – у Чонуна заострилось лицо, сильнее стали выделяться ключицы и запястные косточки, и в общем он заметно похудел. И это всё за какие-то три дня. Чонун кивает, забирает у Донхэ свой телефон и, взглянув на имя контакта, от которого пришло смс, начинает дрожать так, что едва не роняет мобильный на пол. - Хён, ты… - Всё в порядке, - Чонун с силой трёт руками лицо. – Да… Всё в порядке, - больше убеждает сам себя, нежели Хэ. От кого: Чонун Буду через двадцать минут. - Вот и всё, - тихо говорит он, поднимаясь с кресла. Кю, видимо, наконец решил поставить точку, но не захотел делать это так же, как в прошлый раз. – Я пойду, - произносит уже громче, обращаясь к Донхэ и Хёкджэ. – Спасибо за всё, не знаю, что бы без вас делал. - С тебя причитается, - подмигивает Хэ, похлопывая старшего по плечу. – Не делай такое скорбное лицо, я уверен, всё не так плохо, как тебе кажется. Чонун кивает и быстро уходит. Дорога до дома Кюхёна занимает пятнадцать минут – ещё пять он стоит перед дверью, не решаясь нажать на кнопку звонка. Чонун делает пару глубоких вдохов, сжимает свободную руку в кулак и всё-таки надавливает пальцем на квадратную кнопку. Кю открывает дверь почти сразу, недоумённо подняв бровь: у старшего, вроде как, ключи есть… Потом он окидывает взглядом еле держащегося на ногах Чонуна, который выглядит так, будто последние три дня на нем ездили верхом, беззвучно охает, хватает его за руку и втягивает в квартиру. - Привет, Кюхён-а, - вымученно улыбается тот, вздрагивая, когда знакомые до обрывающегося сердца пальцы смыкаются вокруг его запястья. – О чём ты хотел со мной поговорить? – Чонун чувствует себя подсудимым, которому вот-вот зачитают приговор. Тот хмурится, понимая, что по каким-то причинам старший не хочет раздеваться, и сам расстегивает и снимает с него пальто, затем усаживает на диван и протягивает планшет. «Пока я тебя ждал, заранее написал текст. Прости, что тебе пришлось уйти на эти три дня, но мне казалось, что так будет правильно, хотя я не уверен уже, но сейчас я всё объясню. Это длинная история. Восемнадцатого января два года назад произошла та самая авария, в которой я пострадал. И тогда погиб водитель, который был моим парнем. Знаешь, это немного страшно: видеть, как человек, которого ты любишь, умирает. В тот раз я попросил его поехать в ресторан на другой конец города; хотя он и хотел остаться дома, я настоял. Если бы мы тогда никуда не поехали, возможно, он остался бы жив. После этого случая я перестал разговаривать. Просто не хотелось. Мне казалось, что мои слова только причиняют вред окружающим, и я решил, что лучше будет обойтись без них. Когда тебя ранили два месяца назад, я очень испугался, потому что, на самом деле, не хотел, чтобы ты уходил в ту ночь, но сделал вид, что мне все равно. Ты пострадал, и я решил, что для тебя будет безопаснее, если меня не будет рядом. Но ты, вместо того, чтобы выздоравливать, уснул, и я снова не знал, что делать. Поэтому мы начали жить вместе. Но теперь мне кажется, что нам нужно разговаривать друг с другом. Написанных слов уже слишком мало. Я попросил тебя уйти, потому что не был уверен, что я могу быть с тобой всего лишь спустя два года после смерти бывшего. Но сегодня я все уладил. А еще сестра отвела меня к врачу, и он сказал, что если я буду стараться, то смогу снова разговаривать, представляешь?» - Очень рад за тебя, Кю-а, - Чонун снова улыбается, удивляясь, что лицевые мускулы не сводит судорогой от настолько натянутой улыбки. – Ты молодец, что всё-таки сходил к психологу, не каждый на это решится. «Почему ты без ключей? И сумки? И где ты был все это время? На тебе лица нет. Что-то случилось? Ты заболел?» Чонун долго смотрит на Кюхёна, на автомате продолжая держать уголки губ приподнятыми. Потом резко, будто устав, стирает улыбку с лица и болезненно кривится, когда младший касается его руки. - Я очень рад за тебя, Кю-а, правда. Хорошо, что ты сможешь говорить, что ты отпустил своего любимого человека, что сестра тебя уговорила… Но я так больше не могу. Я устал ради тебя выворачиваться наизнанку, взамен получая всё, кроме ответной любви. Я миллион, наверное, раз сказал, что люблю тебя, а ты в ответ только улыбался. Я люблю твою улыбку, твои руки, твоё лицо, всё в тебе люблю, но у меня больше нет сил. Пальцы Кюхёна соскальзывают с запястья Чонуна, и он просто смотрит на него расширившимися от удивления глазами. Повисшее молчание прерывает звонок в дверь, заставляя обоих вздрогнуть. Кю быстро поднимается и идёт в коридор, чтобы посмотреть, кого принесло именно сейчас, хотя он втайне благодарен, что ему дали возможность собрать мысли в кучку, потому что сам не знает, что ему стоит сказать и как поступить. В дверях радостно улыбается курьер, предлагает поставить подпись, поздравляет с покупкой, кланяется и уходит, а Кюхён, чувствуя себя жалким идиотом, стоит в обнимку с коробкой массажера и совсем не знает, что ему делать. Он медленно возвращается в комнату, ставит коробку перед Чонуном и пишет: «Это я для тебя купил. Твоей ноге необходимо прогревание и массаж, а это лучший из вариантов. Я понимаю, что ты устал. Прости меня. Мне казалось, что у нас все в порядке. Ты больше не хочешь жить со мной?» - Просто ответь мне: ты меня любишь? Кто я для тебя? Многофункциональная грелка, которая умеет трахаться, готовить еду и кормить кота? – бесконечно устало выдыхает Чонун, утыкаясь лбом в плечо Кюхёна и позорно дрожа голосом на последней фразе. Прикосновение к младшему, его такой родной запах – маленькая порция анальгетика на рваную рану внутри. Кю поднимает руку, чтобы зарыться пальцами в волосы старшего, но вовремя одёргивает себя, удивляясь тому, как быстро сценарии возможной развязки проносятся в его голове. Вот он говорит, что, да, любит - так сильно, что готов до конца жизни стирать его трусы и полночи не спать, чтобы удостовериться, что этот идиот уляжется в кровать, а не отключится прямо за столом. Но какая разница? Кюхён все равно останется такой же задницей, которая не в состоянии ни высказать свои чувства, ни продемонстрировать их. Все равно Чонун будет страдать. Не сейчас, так через год. Ему все равно больно будет. А Кюхён очень не хочет, чтобы ему было больно, но и врать не хочет, поэтому набирает дрожащими пальцами наилучший, на его взгляд, ответ: «Ты достоин кого-то лучше меня. Было бы здорово, если бы ты разлюбил меня и нашел кого-то достойного тебя» - Просто. Ответь. На. Мой. Вопрос, - тихо просит Чонун. – Я не разлюблю тебя. Попроси что-нибудь полегче. В окно, например, выйти. Или сделать себе вакцину воздухом. Боль в груди продолжает расти, и Кюхён снова теряется в мире слов, снова боится ошибиться, сказать что-то не то и безвозвратно разрушить всё. «Я боюсь. Очень сильно боюсь навредить тебе своими словами. Ведь я не стану лучше. Я не знаю, как любить тебя так, чтобы ты это понял. Я даже сказать тебе этого не могу. Подумай, нужен ли я тебе такой? Я хочу попросить тебя подождать, пока я не заговорю, но это слишком эгоистично, да? Но, боюсь, если тебя не будет рядом, то я не смогу говорить. Даже если я сейчас скажу, что люблю тебя, тебе не понравится тот способ, каким я это собираюсь доказать». - Мне не нужно это никак доказывать, мне просто нужно знать, и всё. Да, я согласен ждать столько, сколько нужно; да, ты мне нужен любой; нет, я не переменю своё мнение и не полюблю кого-нибудь другого, - голос Чонуна становится всё тише и тише, потому что ему всё труднее бороться с подступающим к горлу комом. – Ты просто напиши «да» или «нет», я больше ничего от тебя не прошу. У Кю всё внутри переворачивается несколько раз, мозг готов буквально вскипеть из-за слишком быстрого мыслительного процесса, в голове всплывают все сожаления и сомнения. Чаши весов с «за» и «против» в них опасно наклоняются то в одну, то в другую сторону, не давая сделать выбор. Кюхён крепко зажмуривается, закусывает губу и: «Да» Чонуну кажется, что он умер и воскрес в один миг. - Спасибо, Кюхён-а, - дрожащим голосом выдыхает он, всё так же не отрывая лба от плеча младшего. – Я тоже тебя люблю. Настолько сильно, насколько только можно, - на последних словах Чонун с удивлением обнаруживает, что по щекам снова текут слёзы. Кюхён откладывает планшет на стол и наконец-то зарывается пальцами в волосы старшего, крепко прижимая его к себе. Он чувствует себя монстром, который заставил страдать любимого человека из-за его любви. Кю обнимает ладонями лицо Чонуна и начинает сцеловывать слёзы с его щек, чувствуя, что сердце сейчас просто разорвется, если он будет видеть, как старший плачет. - Я так по тебе скучал, Кюхён-а, - шепчет Чонун, робко обнимая Кю, и криво усмехается. – Боже, я просто старый маразматик, сопли тут распустил. Тот хмыкает в ответ и закатывает глаза, мол, я же всегда знал, что ты последний истеричный идиот в этом мире. Младший тянет Чонуна на себя и укладывает рядом на диван, не расцепляя объятий. Но потом понимает, что ему слишком много надо сказать Чонуну и недовольно тянется к планшету. «Я тоже по тебе очень скучал. Я почти сразу пожалел, что попросил тебя уйти. Но где ты был? И где твои вещи?» - В моей квартире. Потом пришли двое с шилом в заднице, они же Хёкджэ с Донхэ, и потащили меня к себе, где устроили промывку мозгов, - Чонун стирает с щёк мокрые дорожки тыльной стороной ладоней, смущённо отводя глаза – всё-таки стыдно, что он тут так расчувствовался. «Только не сморкайся в мою футболку, я тебя умоляю. У меня и так рукав уже мокрый. Плохо тебе Хёкджэ с Донхэ мозги промывали. Не ходи больше к ним». Кюхён недовольно поджимает губы и внимательно изучает старшего, раздумывая, стоит ли его подозревать в каких-то непотребствах. Но потом понимает, что никому это сопливое чудовище, кроме него, не нужно, и успокаивается. Даже великодушно вытирает ему мокрый от слез подбородок. - Хорошо, не буду больше к ним ходить, - улыбается Чонун, перехватывая его руку и целуя в раскрытую ладонь. – Ни шагу в сторону, кроме работы и дома. «А раньше? Куда ты ходил кроме работы и дома? Я же помню, ты поздно возвращался», - Кю хмурится, вспоминая, как его терзала ревность, но права устраивать допрос у него не было. Все-таки старший ему не принадлежал, да и сейчас, по сути, они в подвешенном состоянии. - К ним же и ходил. Слушал их болтовню, завидовал и пил невкусный чай с какими-то вонючими ягодными добавками. «Чему завидовал?» - Они уже года четыре вместе, и, знаешь, похожи на настоящую семью – только ребёнка для полной картины не хватает, но Донхэ сам и есть ребёнок, так что… - Чонун задумчиво смотрит куда-то поверх плеча Кюхёна, подбирая слова и копаясь в воспоминаниях. – Я уже тогда сходил с ума от того, что не знал, что ты ко мне чувствуешь, и дома у Хэ с Хёком чувствовал себя, как корабль, попавший из штормового моря в тихую гавань. Я завидовал этому: тому, что у них тихо, спокойно, взаимно доверчиво - совсем не так, как у нас. Не как у меня в голове, по крайней мере, точно. «Ты же понимаешь, что мы никогда не будем похожими на них? Ну, и я бы не сказал, что у нас тут прям шторм, - Кю разочарованно поджимает губы. – Что тебе во мне не нравится? Что я делаю не так?» - Понимаю, конечно, - спокойно кивает Чонун. – Проблема не в тебе, а во мне. Я слишком много думаю и слишком много сомневаюсь. «Сомневаешься во мне? Разве я давал повод?» - Кю-а, - старший тяжело вздыхает. – Я не в тебе сомневался, а в том, что наши отношения долго проживут. Я боялся, что быстро надоем тебе со своим нытьём и пассивностью. Да и вообще, мне тридцатник уже скоро стукнет, так что я вдобавок ко всему ещё и старый. Относительно. Кюхён закатывает глаза и вздыхает. Хоть этому человеку рядом с ним почти тридцать лет, но ведет он себя хуже старшеклассника. «Господи, ты такой идиот. Сопливый. И старый. И скоро станешь плешивым, шамкающим и шаркающим. И слюни будешь пускать на нашего кота. Фу. Я передумал тебя любить». - Мне придётся сварганить философский камень и варить себе эликсир молодости, чтобы ты не передумал, да? – смеётся Чонун, притягивая Кю вплотную к себе и целуя в лоб. Его личный десятибалльный шторм затих до штиля, и теперь старшему хочется только отоспаться, а проснувшись, убедиться в том, что это не сон, что «всё плохо» сменило курс на «всё хорошо». Кюхён морщится и выскальзывает из объятий Чонуна. «Давай опробуем массажер? Или ты кушать хочешь? Тебя там, небось, эта семейка голубая голодом морила в терапевтических целях?» - Да, давай. Нет, я не голодный, только спать немного хочется, - Чонун садится на диване, прикрывая глаза, когда перед ними из-за резкой смены положения тела начинают плавать круги и звёздочки. – Кстати говоря, они оба ужасно готовят, и то время, пока они мне полоскали мозги, дежурным по кухне был я. Кюхён слушает старшего вполуха, вовсю потроша коробку и извлекая из нее, собственно, аппарат и инструкцию к нему. Быстренько пробежавшись глазами по тексту и остановившись только на пунктах, описывающих, чего делать нельзя, Кю решает следовать заповеди «хелпы читают только трусы». Он берет Чонуна за руку и нетерпеливо тащит на кровать в спальню, где оперативно стягивает с него джинсы и забирается с ногами на постель. Массажер глубоко прогревает и расслабляет мышцы, а ещё от его вибраций кюхёновой руке так забавно щекотно, что младший увлекается и не ограничивается бедром Чонуна, но и массажирует ему ногу полностью. Кю радуется, как ребёнок, буквально представляя себе, как после каждой минуты массажа боль старшего уходит. Ограничившись рекомендованными десятью минутами, Кюхён удовлетворенно кивает и накрывает старшего одеялом, чтобы сохранить тепло. - Холодно, - тот хлопает рукой рядом с собой, жалобно делая брови домиком. «И кому из нас тридцать лет?» - ворчит про себя Кю, но послушно укладывается рядом. - Вот, так гораздо лучше, - довольно тянет Чонун, обнимая младшего и утыкаясь носом в его макушку. Массажёр – штука не менее волшебная, чем руки Кю, и Чонун чувствует себя чуть ли не самым здоровым человеком в мире, правда, очень уставшим. «Спи», - пишет пальцем на его груди младший, но потом вспоминает, что этот вредитель все еще в уличном джемпере и, выслушивая проклятья не ожидавшего подвоха Чонуна, раздевает его. - Теперь точно сплю, - бормочет старший после того, как Кюхён успокоил свои чистоплюйские потребности, и закрывает глаза, снова притянув младшего к себе. Тот ждёт, пока дыхание Чонуна выровняется, и осторожно выскальзывает из постели, чтобы убрать все вещи на свои места. Да и посуда еще не мыта, и эмоции переполняют… Остаток ночи перевозбужденный от счастья Кюхён максимально тихо делает генеральную уборку в квартире и готовит еду. В одной из книг он находит старую фотографию, сделанную около четырёх лет назад: счастливый студент Кю перед входом в кампус в обнимку со своим тогдашним парнем улыбается в камеру. Сколько всего изменилось с тех пор. Сам Кюхён уже даже почти не помнит, каким славным и неиспорченным ребенком тогда был. Около четырёх утра он забирается в кровать, обнимает Чонуна и улыбается. Зато у него есть тот, кто терпит все его заскоки.