Interperspective

Все они наслаждаются прекрасной сценой, на которой Мерлина забрасывает стайка восторженных детей, и он делает всё возможное, чтобы не позволить гнилым фруктам попасть в рот. Прошлый Гаюс смеётся над ним. Гавейн ухахатывается, от души хлопая в ладоши. Персиваль обнимает Мерлина за плечи массивными руками и слегка встряхивает его, стараясь не обращать внимания на разницу в размерах. Хунит раздражённо вздыхает, когда Артур безудержно кудахчет. — Ты хоть и смеёшься сейчас, Артур, но это ненадолго, — торжествующе поёт Мерлин. — Что это должно значить? — надменно спрашивает наследный принц. — Все, расслабьтесь и наблюдайте за началом славных отношений. Вот как ты, Артур, должен заводить друзей. Гвен, одетая в красное, делает шаг вперед, глядя на него с любопытством, а Мерлин выплёвывает то, от чего ему не удалось увернуться. Он поднимает голову, когда понимает, что она приближается к нему. — Я Гвиневра, но большинство людей называют меня Гвен? — говорит она, как будто это вопрос. — Я горничная леди Морганы. — Я Мерлин, — отвечает он, неловко передвигая руку в лучшей попытке рукопожатия, на которое можно было надеяться, учитывая обстоятельства. — Хотя большинство людей просто называют меня идиотом. Звенит хохот. — Нет, нет, я видела, что ты сделал! Это было так смело! — Это было глупо. — Что ж, я рада, что ты ушёл, ты не собирался биться с ним. — О, пф-ф, я мог бы победить его. Гвен смотрит на него сверху вниз с вежливым сомнением. — …Думаешь? В этот момент все кудахчут, некоторые более явно, чем другие. Ланселот так сильно сжимает подбородок, чтобы скрыть улыбку, что костяшки пальцев побелели. — Боже мой… — выдыхает Гвен, закрывая лицо. — Это лучше, чем я мог себе представить, — хрипит Гаюс. — Потому что ты не похож на одного из этих больших мускулистых парней, — ошеломленно говорит Гвен, совершенно не понимая, как это выглядит. Улыбка Мерлина чуть меркнет, когда он снова смотрит на неё. — Пожалуйста… — хнычет Элиан, ударяя себя в грудь. — Хотел бы я быть там. Я так рад, что вижу это, — соглашается Гавейн. — Спасибо, — легко говорит Мерлин. — Нет! — Гвен тут же отступает. — Нет, я уверена, ты сильнее, чем кажешься! Просто, эм… Артур — из тех суровых и жёстких мужчин, которые спасают мир, и… ну… — Что? — Ты не выглядишь похоже. Теперь по лицу Ланселота текут немые слёзы, когда он старается не издавать ни звука. Его рука ещё крепче сжимает улыбку, так что нижняя половина его лица тоже белая. Он никого не обманывает. Артур упал на спину, хохоча в потолок. Мерлин смеётся матери в плечо. Гавейн аплодирует. Элиан присоединяется к нему, поддразнивая сестру. — Действительно, начало прекрасных отношений, — хмыкает Гаюс. Хунит тоже смеётся. Грустный всхлип ускользает из Морганы. Веселье заразно в воздухе и она беспомощна. Гвен. О, её Гвен. Мерлин заговорщицки оглядывается, подзывая Гвен поближе. Она наклоняется, чтобы послушать, он шепчет: — Я замаскировался. — Мерлин! Гаюс бьёт его. Хунит задыхается, а затем заливается смехом. — ТЫ НА САМОМ ДЕЛЕ СДЕЛАЛ ЭТО, ДРУГ, — воет Гавейн. — Заткнись, заткнись! — визжит Элиан. Мерлин и Гвен смеются, Мерлин понимает немного больше, чем Гвен. — Ну, здорово, что ты противостоял ему, — хвалит она. — Ты думаешь? — он улыбается, вполне довольный. — Артур хулиган, — говорит она, как бы сообщая ему об известном в городе факте. — Все думают, что ты настоящий герой. — Что?! — кричит Артур. — Да! — Гвен дает отпор прежде, чем кто-либо успевает что-то сказать. — Мерлин! — усмехается Артур, словно ожидая, что его слуга защитит его честь. Его слуга, который уже семь лет называет его хулиганом. — Ты хулиган. — Ага, — соглашается Хунит. — Да, сир, — глубокомысленно кивает Гаюс. — Хорошо, я понял! — А, да? — спрашивает Мерлин. Гвен кивает и радостно мычит, но Мерлин отвлекается на толпу детей, возвращающихся с очередной ерунды, чтобы забросать его, и его лицо немного смягчается. — Эм, прости меня, Гвиневра? Мои поклонники ждут. — Что ж, это было гораздо более цивилизованно, чем ваша встреча, — весело отмечает Леон. — Делайте заметки, сир, — прихорашивается Мерлин. Артур бросает на него свирепый взгляд и пинает его в голень. — Хочешь немного овощей? — некоторое время спустя спрашивает Гаюс у сгорбленного Мерлина, протягивая ему миску с чем-то отвратительно выглядящим, на обед. — Пф, Гаюс смешной, какого черта, — рявкает Гавейн. — Ты понятия не имеешь, насколько, — подтверждает Мерлин. — Я знаю, что ты всё ещё злишься… Твоя мать попросила меня присмотреть за тобой. — Да. — Что мама говорила тебе о твоих «дарах»? — с любопытством спрашивает Гаюс. Мерлин оглядывает комнату глазами, чему-то улыбаясь. — Что я «особенный»? — начинает он. — Ты особенный. Таких как ты, я никогда раньше не видел. — Что ты имеешь в виду? — Ну… магия требует заклинаний, на изучение уходят годы, но ты делал это стихийно, инстинктивно. Мерлин согласно кивает. Это точно. — Какой в этом смысл, если нельзя использовать? — спрашивает он. — Я не знаю. Ты — вопрос, который никогда прежде не задавался, Мерлин. Мерлин задумчиво смотрит на него, свет и тень в равной мере делят его лицо. Голубизна глаз слишком пронзительна для оттенка ресниц. — Ты когда-нибудь изучал магию? Гаюс уклончиво склоняет голову. — Утер запретил это двадцать лет назад. — Почему? — Ты даже этого не знал? — недоверчиво спрашивает Элиан. — Я ничего не знал, — признается Мерлин. — Просто лучше быть пойманным в Камелоте, чем в Элдоре. — Что? — задыхается Артур, разом поворачиваясь к нему. Хунит опускает взгляд. Мерлин грустно улыбается ему. — Что может быть хуже костра?! — в ужасе требует Леон. — Рабство, — просто отвечает Мерлин. — Возможно, Сенред не запрещал магию, но мы не были свободны. А рабство для волшебников намного, намного хуже костра. Для меня, каким бы странно это ни было… Мерлин пожимает плечами. Он не уверен, что случилось бы. Он много думал об этом и до сих пор не уверен. — Дерьмо, — выдыхает Гавейн. — Кто-нибудь может обнять его? Гвен обнимает, будучи самой близкой, кроме Артура. Принц властно кладёт руку на плечо Мерлина, стараясь не смотреть на него при мысли об… этом. Боже, он так рад, что теперь знает. Мерлин в безопасности. Гаюс рассказывает Мерлину о Великой Чистке. Он говорит о драконах и Мерлин выглядит задумчивым, особенно при упоминании последнего дракона, закованного глубоко под замком. — Теперь ешь, когда ты закончишь, мне нужно, чтобы ты отнёс лекарство леди Хелен, ей это нужно для ее голоса. — Подождите, леди Хелен? Это она..? — прерывает Ланселот. Гаюс зловеще мычит. — Это только первый день, Мерлин, — раздраженно вздыхает он, проводя рукой по лицу. Мерлину приходится заметно наклоняться, чтобы пройти через дверь покоев. Он держит какой-то флакон, возможно тоник. Покои хорошо украшены и пусты, когда он оглядывается. Он ставит тоник на стол, но не раньше, чем замечает довольно опасную соломенную куклу, мало чем отличающуюся от той, которой убили настоящую леди Хелен. Мерлин находит это достаточно странным, чтобы начать шпионить. Гаюс снова бьёт своего племянника. Мерлину удаётся вернуть вещи такими, какими они были за секунду до того, как самозванка возвращается в покои, выглядя взволнованной и подозрительной. — Что ты здесь делаешь? — спрашивает она. — Э-э… э-э, меня попросили, э-э, доставить это, — он тянется за тоником, почти увидев её настоящий облик в зеркале. Он вручает ей его и они обмениваются неестественными улыбками, и он прощается, бросив последний нерешительный взгляд в ответ, его глаза полны подозрения. — Мерлин, ты почти как детектив, — отмечает Элиан. — Что? — Ну, для нас это очевидно, мы видели все намеки, черт возьми, мы видели, как старая ведьма убила леди Хелен, но в то время это, вероятно, не было таким уж подозрительным. Кажется, у тебя просто есть эти… чувства. — Хорошо сказано, сэр Элиан, — хвалит Гаюс. — Я видел это снова и снова. По общему признанию, после стольких лет Мерлин должен был быть совсем глупым, чтобы не быть параноиком, и в равной степени не знать, на что обращать внимание в нужный момент. Но даже при этом его инстинкты спасали его, Артура и Камелот больше раз, чем я могу сосчитать. — Камелот? — слегка спрашивает Артур, моргая, притворяясь небрежным. — Камелот, — неуклонно повторяет старик. — Мерлс, ты спас Камелот? — Гавейн задыхается, широко улыбаясь. — Я знал это! Принцесса, если ты не посвятишь его в рыцари, когда мы вернёмся домой, я буду драться с тобой. Он чертов герой! — Гораздо более достоин этого звания, чем любой из нас, — со знанием дела подтверждает Ланселот. — О, заткнитесь, — толкает Мерлин Ланселота и стряхивает румянец с лица. — Нет, я хочу это услышать! — требует Артур, бросаясь вперед. — Ну что ты! Увидишь, — Мерлин небрежно машет рукой в сторону светового шоу. — Просто заткнись и смотри. — Ты не можешь сказать принцу… — ЗАТКНИСЬ! — ревёт почти каждый. К сожалению, только реальный Артур может их слышать. Прошлый не обращает внимания, когда он зовёт Мерлина посреди города. — Как у тебя дела с ходьбой на коленях? Мерлин продолжает идти. — О, не убегай! Мерлин останавливается, поджимая губы. — От тебя? — Мерлин, — качает головой Хунит. Гаюс вздыхает. — Слушай, ты даже не знал, как надеть свои доспехи, пока я не появился, — поддразнивает Мерлин своего короля локтём. Он знает, что Артур гордый. Артур берёт оливковую ветвь, слегка приподнимая уголок рта, и отталкивает его локтём. — О, слава богу. Я думал, что ты не только немой, но и глухой. — Послушай, я же говорил тебе, что ты осёл, я просто не знал, что ты королевский. Гавейн хохочет, когда Персиваль задыхается, а Ланселот скрывает своё веселье кашлем. — О, что ты собираешься делать? Позвать людей отца, чтобы они защитили тебя? Артур смеётся, поражённый новизной того, что ему бросают вызов. Он смотрит на Мерлина так, будто тот самая забавная вещь, которую он когда-либо встречал. — Я мог бы разнести тебя на части одним ударом, — радостно сообщает он Мерлину. — Я мог бы разорвать тебя на части меньше, — тихо уверяет Мерлин, улыбка эхом отражается на его лице. — О, моя богиня, не знаю, должна ли мать слышать это, — говорит Хунит, кладя руку на голову, выглядя немного смущённой и немного гордой. — Мама! — Мерлин задыхаясь, смущенно машет ей рукой, его щёки пылают. Рука Гвен прикрывает рот, когда до неё доходит смысл. Гавейн непристойно усмехается. — К тебе всегда приставали в городе, Мерлин, но, оказывается, никто не мог за тобой угнаться, кроме принца? — спрашивает она, затаив дыхание. Вы не можете просто агрессивно флиртовать с наследным принцем в свой первый день пребывания в Камелоте, но это такой мерлиновский поступок. Она видит это на его молодом лице в видении: то, как он рад найти кого-то, кто может ответить на равных. Элдор действительно был слишком мал для него. Мерлин пытается донести до своей матери, что ей следует прекратить говорить прямо сейчас, в то время как Гавейн улюлюкает и кричит на фоне новой информации. Гвен яростно краснеет, даже когда она пихает Мерлина с дразнящим выражением лица: — Приставали в городе? Мерлин! — Это МОЯ фраза, — машинально заявляет Артур, с щелчком закрывая рот, когда всё внимание переключается на него; его щеки не краснеют, потому что он король Камелота. — Подождите, смотрите! — шикает Перси. — Предупреждаю, — говорит Артур, спокойно размахивая цепом над головой и продвигаясь вперед. — Меня учили убивать с самого рождения. — Он хвастается, — вслух осознает Моргана, прежде чем успевает остановить себя. Её снова прерывает сцена. — Ух ты. И как долго ты тренировался, чтобы стать придурком? — ДА, МЕРЛИН! — восклицает Гавейн. Рыцари смеются, когда Хунит прячет голову в руках. Если это закончится тем, что она увидит весь опасный флирт сына, она просто надеется, что будет избавлена от подробностей его сексуальной жизни. Артур оглядывается и недоверчиво качает головой, на его лице появляется широкая глуповатая ухмылка. — Ты не можешь так ко мне обращаться. — Извини, — дьявольски ухмыляется Мерлин, опуская взгляд. — Как долго ты тренировался, чтобы стать придурком, — тут он поднимает глаза из-под ресниц, его голос становится дразнящим, а в глазах мелькает огонек. — мой господин? Гаюс стонет и закатывает глаза, когда пещеру разрывает очередной вой. Хунит недоверчиво смотрит на сына, качая головой, словно умоляя его перестать, прекрасно зная, что он этого не сделает. Мерлин, невыносимый придурок, выглядит гордым. — Тогда пошли, Мерлин! — насмехается Артур, шагая через деревянную тележку, когда Мерлин, спотыкаясь, следует. — Ты запомнил мое имя! — смущённо понимает Мерлин. Ну, не то чтобы Артур думал только о нём весь день после их первой встречи или чего-то подобного. — О, заткнись, Мерлин, — ворчит Артур, и это звучит так же, как на экране. Гаюс выглядывает из-за суматохи за окном, видит, как Мерлин сражается цепами с принцем, сразу же разворачивается и уходит. Мерлин издаёт звук, что-то среднее между возмущённой насмешкой и сдавленным смехом. — Я был мудр, чтобы сразу привыкнуть к этому тогда, — говорит старик. — Ты прав, он такой забавный, — хрипит Гавейн. Их радость иссякает, когда Хунит беспокойно наклоняется вперед, отдавая своё сердце, как будто её ребёнку угрожает реальная опасность прямо перед ней. — О, мама, я в порядке, — уверяет он её. Но она не беспокоится за Мерлина — она знает, Артур никогда не сможет навредить ему. Но это именно тот сценарий, который подтолкнёт его к использованию своих даров, точно так же, как другие люди вскидывают руки, чтобы поймать себя при падении. И она, и Артур задыхаются, когда глаза Мерлина сверкают невозможным золотом, и цеп Артура цепляется за мясной крюк. — ТЫ СМУХЛЕВАЛ! — рычит Артур. — Я… — Ты умопомрачительно глупый… — Б… — Абсолютно чертовски ТУПОЙ… — А… — ИДИОТ С МОЗГАМИ ОСЛА… — Ну я… — НА СПАРИНГЕ?! Я МОГ ТЕБЯ УБИТЬ! — Нет, не мог. — МОЙ ОТЕЦ МОГ! МЕРЛИН, Мерлин! ЧТО мне с тобой делать?! - отчаянно твердит Артур, тряся головой так, что что-то щелкаёт. — Я… ладно, значит, это не лучший момент для меня. Хотя научил тебя некоторым манерам. Ланселот многозначительно кашляет. Мерлин продолжает саботировать Артура, заставляя его реветь от боли и разочарования. В конце концов, Мерлин сажает его на верёвки, замахиваясь на него собственным цепом Артура, когда тот отступает. — Ты хочешь сдаться?! — Тебе?! — ТЫ ХОЧЕШЬ СДАТЬСЯ?! Артур спотыкается и Мерлин на полминуты выглядит торжествующим, прежде чем замечает Гаюса, выглядящего огорчённым в толпе, давая Артуру шанс отхлестать его метлой. Двое охранников тащат его под мышки. — Вау, ты действительно почти выиграл, — присвистывает Гавейн. — МОШЕННИЧЕСТВОМ! — Мы никогда не устанавливали правила. — Как насчет ЗАКОНА? — Подожди, — командует Артур, — отпусти его. Он, может быть, идиот, но он смелый. Мерлин останавливается, когда Артур проходит мимо, выглядя совершенно озадаченным. Что-то новое блестит в его глазах и его рот кривится, как будто он катает это по языку, решая, нравится ему вкус или нет. — В тебе есть что-то, Мерлин, — говорит он, и это звучит отстранённо и слишком интимно одновременно. Он не выглядит таким ярким, каким они его знают сейчас, солнце вымывает его там, где оно должно заставлять его сиять. — Я не могу точно указать на это пальцем. — Преуменьшение, — фыркает кто-то. Мерлин смотрит, как он уходит. Свет не сдержан на его счёт. Он ласкает его лицо с одной стороны и оставляет другую в тени. Разделяет. Гаюс яростно ругает его, когда они возвращаются в кабинет врача. Мерлин разворачивает свой любимый жакет, сжатый в кулаке. Он выглядит не менее разгневанным, чем Гаюс. — Как ты мог быть таким ГЛУПЫМ?! — ревёт старик. — Ему нужно было преподать урок. — Мне нужно было…?! — ЗАМОЛЧИ! — Магию надо изучать, осваивать и использовать во благо, а не для идиотских шалостей! Мерлин крутится вокруг него, его грудь вздымается. Что-то не так. — Что тут осваивать?! Я мог делать это раньше, чем научился говорить! — Тогда ты уже должен знать, как себя контролировать! — Я НЕ ХОЧУ, если я не могу использовать магию, что у меня есть?! Я просто никто, — вызывающе говорит он. — и всегда им буду. Если я не могу использовать магию, я умру. Воздух стынет, настроение ощутимо падает. — Мерлин… — грустно выдыхает Хунит. Мерлин кивает, чтобы успокоить её, и улыбается. — Я знаю, мама. У меня просто был плохой день. — Немного драматично, не так ли? — пробует Артур. — Не совсем, — мягко отвечает Мерлин. — Я пытался. Если я не буду пользоваться магией, я действительно умру. Я заболеваю. Это больно. Мы пробовали всё. — О, Мерлин, ты не никто, — выдыхает Гвен, бросаясь в объятия. — Думаешь, я никто? — Конечно, нет. Возможно, я был немного драматичен. — Я бы не изменил отношения к тебе, Мерлин, будь у тебя магия или нет, — уверяет его Гавейн и Мерлин знает; он знает это так же, как знает, что днём небо голубое. — Отвали, мне было девятнадцать. Моргана недоверчиво наблюдает за всем этим. Гвен бросается на Мерлина, как будто сама мысль о том, что он считает себя чем-то меньшим, причиняет ей боль. Богиня... как она ошибалась? Гаюс из прошлого входя и оборачиваясь к Мерлину, заставляет того сесть и снять рубашку. То, как он драматично растянулся над своей кроватью, заставляет некоторых людей фыркать. Он с шипением снимает рубашку и на его лопатке видна большая царапина. - Я сделал тебе больно? - спрашивает Артур. Мерлин пренебрежительно отмахивается от него. — Ты ведь не знаешь, почему я таким родился? — спрашивает прошлый Мерлин у дяди. — Нет. — Я не монстр, не так ли? — спрашивает он в неубедительной попытке выдать это за шутку. — НИКОГДА. НЕ СМЕЙ. ТАК. ДУМАТЬ! — твёрдо говорит Гаюс, глядя ему прямо в глаза. — Спасибо, Гаюс, — бормочет Артур, не понимая, что сказал это вслух, не сводя глаз с видения. — Тогда почему я такой? Пожалуйста, мне нужно знать, почему? Он смотрит на Гаюса с голодным отчаянием и мольбой в глазах. Моргана задыхается. Ужасный звук, вырванный из неё, не обращая внимания на её сердце или лёгкие, как будто насильно вырванный из её нутра. Она смотрит внутрь себя. Сколько раз она обвиняла Мерлина в непонимании? Он никогда не мог понять, каково это — не знать, что с тобой не так, не иметь никаких ответов, быть преследуемой всеми за то, что ты не можешь контролировать, быть в таком ужасе и отчаянии, пытаясь понять, почему ты такая… Богиня, но он понимал. Он понимал, каждую секунду и даже больше, с тех пор, как родился . Она ошибалась во всём — в нём, в Артуре, во всём. — Я… — она рыдает, задыхаясь, когда кто-то прикасается к ней. Никто не прикасается к ней, никто не прикасался к ней уже много лет, но её мучения не позволяют ей чувствовать это должным образом. Всё, что она может сделать, это биться в конвульсиях и попытаться еще раз, сжавшись в длинных жилистых руках: — Мне жаль. Я п-п-прости…