Interperspective

Видение возвращается к Нимуэ. Ее голос звучит громко и отчетливо в той же самой пещере, в которой она была раньше, ее глаза еще более интенсивны, как живые водовороты. Она очищает невинно выглядящий цветок с хирургической точностью. Процедура выполняется быстро, всего два шага — она проводит сухим лепестком по воде, пока он не станет прозрачным, выхватывая его из полупрозрачной воды и прилепляет его внутрь знакомой богато украшенной чаши. Она с удовольствием держит его перед собой, глядя на него с тревожным напряжением. Ее взгляд кажется приказом — чем-то нерушимым, неоспоримым. Как полная потеря контроля. Ее губы снова изгибаются в странной попытке изобразить человеческую улыбку, пряча зубы. — Мерлин, — шипит она, наполняя воздух то ли обещанием, то ли проклятием. — Она опасна, Мерлин. Она ужасна, — говорит Хунит с примесью защитного страха. — Нимуэ не просто опасна. Она монстр. Умный. Расчетливый, холодный и бессердечный. И как Верховная Жрица Старой Религии, она может быть самым могущественным из ныне живущих колдунов, — мрачно сообщает ей Артур. — Артур, — огрызается Мерлин тоном, говорящим: « Как ты можешь быть таким глупым, правда». Он оглядывается и понимает, что Хунит выглядит как испуганный кролик. Его внутренности скручиваются. Черт, да он уже облажался, не так ли? Он ничего не может сделать правильно. Неудивительно, что никто не заботится о нем. Кроме Мерлина. Может Гвен. — Я имею в виду… я уверен, что она не так уж и плоха, — пытается он. Лицо Мерлина выравнивается. Артур замолкает. — Мерлин сказал, что она больше не проблема, — напоминает ей Элиан. — Камелот определенно ничего о ней не слышал уже много лет, — добавляет Леон. Он бы услышал об этом. Он предположил, что она мертва. — Она вышла из строя, — загадочно подтверждает Мерлин. Грандиозная процессия прибывает в Камелот. Лорд Баярд из Мерсии, человек с распущенными кудрявыми волосами и большим животом, возглавляет свиту, полностью одетую в синее, резко контрастирующее с красным цветом Камелота. Среди его рядов Нимуэ изображает из себя служанку, волосы убраны в синюю накидку, чтобы уменьшить яркость глаз. Даже когда звучат речи о мире, она не отводит взгляда от Мерлина, покорно стоящего рядом с принцем на парадном выходе. Ее ненасытность почти осязаема, она пронзает воздух вокруг себя там, где веселье Мерлина игриво закручивало его. — Боже, она такая мерзавка! — восклицает Гвен. — Как жаль, что все красавицы — психопаты, — вздыхает Гавейн. Мерлин шаркает по коридору кривобокой походкой, таща мешок с чем-то, должно быть, тяжелым. Ему приходится отклоняться назад, чтобы держать его в воздухе, так что он фактически использует весь свой значительный рост за один раз. Его глаза идеально сочетаются с его сегодняшним платком. — Почему я всегда получаю ослиную работу? — спрашивает он Гаюса, когда тот проходит мимо него, как будто весь персонал Камелота в настоящее время не выполняет ослиную работу, потому что это, знаете ли, их работа. — Ты слуга, Мерлин, это то, что ты делаешь! — парирует Гаюс с улыбкой, как будто это уже сотый раз, когда они разговаривают об этом. — Ты весь день работал для меня гораздо тяжелее, — прерывает Хунит. — Да, но это было для тебя. — Маменькин сынок, — дразнит Гавейн, тыкая Мерлина в ребра. — И горжусь! — смеется он в ответ. — Мои руки станут на фут длиннее к тому времени, когда я занесу эту кучу внутрь! — Это формирование характера. Как гласит старая пословица, тяжелая работа порождает… Мерлин подозрительно смотрит на него, прищуривая ярко-голубые глаза и вздергивая подбородок. — …более твердую душу, — неуверенно заканчивает Гаюс. — Это не пословица, ты только что это придумал. — Нет, я не… — Я так и сделал, — говорит Гаюс. — Знал это. Ни один из них не заметил, как Нимуэ подбежала к ним, глаза вонзились в Мерлина, как клыки. Она даже спотыкается неубедительно, она просто как бы падает на землю сразу, как только проходит перед ним. — Извини, — говорит она мертвым тоном, растягивая движение, чтобы подобрать единственное одеяло, которое она держала. — Все в порядке, — бормочет Мерлин. Есть видимый момент, когда очевидно, что он уловил тот факт, что это должно было быть ее падением. За это время Нимуэ так и не подобрала свое единственное одеяло. Мерлин обменивается странными взглядами с Гаюсом. — Меня не волнует, насколько она сильна, ее игра ужасна, — усмехается Элиан. — Конечно, пародия, — соглашается Гавейн. — Я мог бы сделать намного лучше. — Она, наверное, не так привыкла падать на задницу, как ты, Гавейн, — пожимает плечами Мерлин. — Тогда печальная жизнь у нее должна быть. Больше нет, с грустью думает Мерлин. Он понятия не имеет, какую жизнь она вела, и он все равно взял ее. Теперь у нее никогда не будет шанса изменить это. — Позвольте мне помочь вам с этим, — нерешительно предлагает Мерлин, еще раз бросая на Гаюса крайне подозрительный взгляд, прежде чем опуститься, чтобы помочь ей поднять дурацкое одеяло. Вместо того, чтобы помочь или даже просто убраться с дороги, глаза Нимуэ снова смотрят на него. Может быть, она просто не может по какой-то причине не смотреть на него с неловкой напряженностью. Она неестественно неподвижна: ресницы, из-под которых она смотрит, не дергаются, волосы не качаются при движениях. Она красивая, да, но такая пугающая — как статуя, которая наблюдает за тобой, когда ты проходишь мимо. Мерлин встречается с ней взглядом, его бровь угрожает изогнуться сама по себе. Его губы изгибаются в стороны, так что он выглядит достаточно дружелюбным для неискушенного взгляда, но глаза полны того же блеска, что и у Гаюса, когда он что-то препарирует. Его лицо подозрительно наклонено немного в сторону. Вы почти можете видеть, как шестеренки жужжат в его голове, когда он пытается разобраться. Теплота Мерлина по умолчанию была здоровой дозой объективности, заработанной странным видом этой девушки. Он ей не доверяет. — Привет, — рассеянно говорит он. Она хлопает ему ресницами и не отвечает, просто смотрит, пытаясь унять алчность своего взгляда. Он предлагает свою руку. — Я Мерлин. — Кара, — мычит она, беря его за руку, даже не отводя глаз. Позади нее Гаюс оценивающе осматривает их двоих. — Ты слуга Артура. Это, должно быть, большая честь. Рот Мерлина изгибается, словно в улыбке, которая уже умерла, прежде чем коснулась его губ. Не «принц Артур», отмечает он, не «принц», а просто Артур. — О да, это так, — с энтузиазмом соглашается он, давая себе повод нахмуриться. Гаюс вздергивает подбородок, смеясь над изменением его мнения, которое он так явно демонстрировал ранее. Мерлин не спускает глаз с Нимуэ. Он немного расправляет плечи, скрещивает руки на груди и привносит в голос что-то защитное. Его брови хмурятся. Он позволяет немного своей серьезности просочится. — Кто-то должен держать это место в рабочем состоянии, — осторожно говорит он. Он обменивается еще одним взглядом с Гаюсом. — Спасибо, Мерлин. — Хм? О, пфф, да, — он качает головой, и теперь, когда он высказал свою точку зрения, проявляется его старая природная глупость, широкая ухмылка, из-за которой глаза сверкают морщинками. — Нет проблем. — Было приятно познакомиться с тобой, — произносит она тем же чувственным голосом, которым говорила всё до сих пор. Он снова смотрит на нее тем же нерешительным изгибом губ. Он смотрит, как она уходит. — Разве ты не должен быть занят управлением этим местом? — саркастически прерывает Гаюс. — Это хорошо, Мерлин. Доверяй своим инстинктам, — подбадривает Хунит. — Что?! Его инстинкты просто заставляли его флиртовать с врагом! — сердито рявкает Артур. — Флирт?! — недоверчиво повторяет Мерлин, подняв брови. — Это был не флирт, — усмехается Гавейн. — Мы что, смотрели одно и то же?! — Это был не флирт, Артур, — смеется Хунит. — Ты бы знал, если бы Мерлин флиртовал. Ну, большинство людей поняли, — поправляет она себе под нос. — У него были липкие глаза! И что это за хрень с управлением этим местом?! — спорит Артур, голос на октаву выше. — Она чувствовалась неправильно, Артур, я должен был сообщить ей, что Камелот находится под моей защитой. Я изображал позу, это похоже на то, как вы, рыцари, напрягаете свои мускулы и бьете себя в грудь, или что вы там делаете. Я метил территорию на случай, если она представляла угрозу, не раскрывая всех своих карт. — Как это ты делал?! — Ты что, слепой, принцесса? — спрашивает Гавейн, пораженный тем, что кто-то может так неправильно это прочитать. Но ведь Гавейн говорит на своем языке, не так ли? Просто иногда это совпадает с Мерлином. — Привязанность Мерлина принимает гораздо более… агрессивную форму, сир, — уверяет его Гаюс. Для Нимуэ слишком легко обменять один из кубков Баярда на идентичный экземпляр — тот самый, с которым она возилась в пещере с мертвым цветком. И снова она улыбается той холодной, неземной улыбкой, от которой мурашки бегут по спине. Тем временем Мерлин швыряет комплект красного платья с заклепками на загроможденный стол Артура, фыркая от отвращения и слегка отшатываясь, подняв руку, чтобы прикрыть нос. Артур беззастенчиво стоит позади него, положив руки на ремень. — Когда их в последний раз чистили? — спрашивает он так, будто пытается не дышать через нос. — В прошлом году где-то, — догадывается принц. — Перед праздником Белтейна. — Это закончилось дракой за еду? — спрашивает Мерлин, направляя его в объятия. — Разве не все пиры? — искренне спрашивает Артур. — Я не знаю. Манеры двора для меня загадка. Мерлин перестает отряхивать плечи Артура, с надеждой прищуривает глаза и изгибает губы: — Я буду на банкете? — Чтобы убедиться, что моя чашка не иссякнет. Если мне приходится выслушивать скучные речи Баярда, я не понимаю, почему ты должен от них отказываться, — Артур грубо протягивает Мерлину пальто. — Обязательно отполируй пуговицы. Хочешь посмотреть, что ты наденешь сегодня вечером? — Ох, Господи, — стонет Мерлин. Он забыл об этом. Гвен хихикает себе в ладонь при воспоминании об этих ужасных мантиях. Элиан с любопытством приподнимает бровь. — Это хорошо, не так ли? Она виновато кивает. Мерлин смотрит на себя — выцветшая красная рубашка, потертый серо-голубой шейный платок, старый добрый пыльный коричневый пиджак. Все любимые и все соответствующие его положению. — Не пойдет ли это? — спрашивает он. Артур выходит из-за перегородки, к которой он отступил, и многозначительно смотрит на него. — Нет. Сегодня ты будешь в официальных церемониальных одеждах служителей Камелота, — говорит он со слишком большим удовольствием, тщательно скрывая. — На самом деле, можно было понять прямо тогда, — ворчит Мерлин. — Думаю, мне понравится заново переживать это, — утверждает Артур. — Ненадолго, — напоминает ему Гвен. Мерлин выглядит очень довольным этим, пока Артур не выходит и не показывает ему одежду. Его улыбка мгновенно умирает. Артур выглядит так, будто Святки пришли рано. — …Ты не можешь быть серьезным, — умоляет Мерлин. Той ночью, когда Баярд подписывает мирный договор и весь зал почтительно замолкает, Мерлин стоит сзади, пытаясь уменьшиться. По уважительной причине. Гордый знак отличия золотого дракона ложится на его грудь, окаймленный богатой накидкой, больше всего напоминающей занавеску с кисточками. В довершение всего, его шляпа… что-то. Ему приходится наклоняться вбок, чтобы уравновесить вес пяти павлиньих перьев ярких контрастных цветов. Хуже того, они так много двигаются, что его невозможно не заметить, даже если ему каким-то чудом удалось стать менее заметным. Каждый вздох, шарканье и сдвиг заставляют их дрожать, как поверхность озера на ветру. Гвен в своем простом желтом платье рядом с ним склонила голову, следя за перьями. Она отчаянно пытается не засмеяться, но когда Мерлин поворачивается, чтобы посмотреть на нее, и забирает с собой всю ужасную шляпу с перьями, она ломается. — Хорошая шляпа, — замечает она с удивительной небрежностью. — Боже мой, Мерлин, — фыркает Ланселот ему в руку. — Как можно быть таким жестоким? — спрашивает Гавейн, с ужасом глядя на Артура. — Это навсегда врезалось в мой мозг, — сообщает всем Персиваль, прижимая ладони к глазницам, словно пытаясь избавиться от этого. — Мне будут сниться кошмары. — Ты похож на петуха! — воет Гвен, слегка шлепая Мерлина по бедру. Хунит тоже смеется над ним. Гаюс, сквозь собственный смех, поднимает цветок, который она выбила из своих волос. — Знаешь, несмотря на все страдания и панику той ночи, когда я вспоминаю об этом, первое, что приходит на ум — это шляпа, — признается Леон. — Как и задумал Бог, — отвечает Артур. — Как ты и предполагал, — не соглашается Гавейн. Артур ухмыляется с самодовольной гордостью, которую он приберег специально для того, чтобы посмеяться над Мерлином. — Ты не заслуживаешь моего цветка, — фыркает Мерлин. — Теперь это мой цветок, — кусает Артур в ответ, бессознательно обвивая свою розу, словно защищая ее. — Спасибо, — коротко отвечает Мерлин. Даже когда он не веселится, его голос звучит мягко для Гвен. Артур время от времени оглядывается на него и каждый раз его настроение заметно улучшается. Мерлин показывает ему свое наименее впечатленное лицо из-за перьев. Наконец Мерлин ломается и снимает эту дурацкую штуку, когда замечает, что Нимуэ смотрит на него, пытаясь выпрямиться и растрепать волосы. — ЭТО ФЛИРТ, — настаивает Артур. — Они переглянулись, — усмехается Моргана. — Если это конец, я не знаю, стоит ли нам это смотреть, — бормочет Ланселот Гавейну, который хихикает. Мерлин закатывает глаза: — Я не очень хорошо могу запугать шпионов под прикрытием или врагов, одетый в окровавленную индейку. — Ты все равно не смог бы этого сделать, — уверяет его Артур. Гвен следует за его взглядом: — Она красивая, не так ли? …Для служанки, я имею в виду. Гвен краснеет. Это было так давно, но она почти уверена, что пыталась тонко намекнуть Мерлину, что… ну, что у нее есть определенная близость к представительницам слабого пола. На самом деле, Гвен, упрекает она себя. Он никогда не заметит этого. — Она хорошенькая для принцессы, не говоря уже о служанке, — говорит Мерлин, не сводя глаз с Нимуэ, улыбаясь. Ладно, ладно, похоже, она ему нравится. Для него совершенно очевидно, что он улыбается, потому что он знает, на что намекает Гвен, но он не хочет отводить взгляд от врага. В то время он даже не думал об этом как о комплименте, слово «красивый» слишком переоценено, уж точно не то, что Мерлин стал бы делать комплименты. Он рассматривает её больше как инструмент, чем что-либо еще. Но с точки зрения постороннего… Мерлин покосился на маму, надеясь, что она поняла. Он не хочет, чтобы она думала… ну, дело не в том, что он застенчив или что-то в этом роде — он далеко не застенчив и его мать терпела от него гораздо худшее — но Нимуэ была такой неправильной! Все в ней кричало об опасности. Может быть, для него это тоже более очевидно, но даже если он не знал, кем она была в то время, мысль о его матери, наблюдающей, как он «влюбляется» в кого-то настолько откровенно злого, не подходит ему. Хунит ловит его взгляд, слегка улыбается и кивает. Она знает. Она доверяет ему. Правильно, конечно. Она никогда ни в чем не сомневается, как только он ей это сказал. Он никогда не стал бы лгать своей матери, она это знает. Мерлин качает головой, чувствуя себя глупо. Он слишком долго околачивался среди политиков. — В знак нашей доброй воли и нашей новообретенной дружбы, — восклицает Баярд. — я дарю эти церемониальные кубки тебе, Утер, и твоему сыну Артуру, в надежде, что наша дружба продлится. Внезапно Нимуэ оказывается слишком близко к Мерлину, прижавшись к нему спиной, не прерывая зрительного контакта, несмотря на то, что он вздрагивает. — Черт возьми, быстро! — кричит Гавейн. — Мерлин, мне нужно с тобой поговорить, — дрожащим голосом шипит она, нервно бегая глазами. — Что? — Не здесь, пожалуйста! Я не знаю, кому еще рассказать! Лицо Мерлина становится смертельно серьезным, когда он молча следует за ней. Гаюс наблюдает за ними с непроницаемым выражением лица. Нимуэ ведет его в пустой, затемненный зал, продолжая притворяться, будто за ними охотятся. Она достаточно долго была хищницей, чтобы это было трудно, но она волшебница и поэтому также знает, что значит быть добычей. Чем дальше, тем легче ей становится. — Только когда я увидела, как он отдает кубок Артуру, я поняла… — Воу, помедленнее, начни сначала, — успокаивает Мерлин. — Два дня назад я приносила Баярду его ужин, я должна была постучать, он не ожидал, что я вот так войду… — Что ты говоришь? — Если он узнает, что я что-то сказала, он убьет меня! Мерлин встречается с ней взглядом, излучая волны уверенности. — Я не позволю этому случиться с тобой, обещаю, — клянется он мягким, но твердым голосом. Она дала ему кремень, чтобы разжечь тот упрямый огонь, который дремлет и бушует в нем в трудную минуту, схватывая в сердцебиении, в отчаянной мольбе, в несправедливом приговоре. Но он держит искру тихой, тлеющей, уделяя ей все свое внимание. Он не загорится, пока не выполнит свою миссию. — Пожалуйста, расскажи мне, что ты видела. — Баярд не друг Камелота, — икает Нимуэ. Она слишком охотно обнажает зубы. —Он жаждет королевства для себя! — Скажи мне, что Баярд сделал с кубком? — Он верит, что если он убьет Артура, дух Утера будет сломлен и Камелот падет! С каждым мгновением Мерлин делает еще один шаг в своем преображении. Его глаза темны, едва выдавая цвет в скрытой тишине. Они полны, глубоки и многообещающи, колодцы возможностей ждут, чтобы выплеснуться или вспыхнуть. Хотя его бровь тщательно приглажена, теперь ему приходится смотреть из-под нее — она опущена опасно низко, и неясно, то ли это сплоченная поддержка, то ли попытка подавления. Он не слишком резкий и не слишком мягкий. Как будто он таким и должен был быть, как будто его лицо наконец-то согласилось с миром и обрело идеальный баланс, чтобы приземлиться. Выражение лица смертельно серьезное, искреннее, многообещающее, приковывающее и требовательное одновременно. Он выглядит больше, чем его одежда, его волосы, свет, тьма и все, что между ними, больше, чем мир вокруг него, больше, чем Камелот. Мерлин становится полностью самим собой. Когда загорится искра, ничто меньшее не сможет удержать пламя. — Я видела, как он что-то туда положил… — Что? — Я не должна, он убьет меня! — Пожалуйста, скажите мне. Рот Нимуэ слабо закрывается, на ее лице застыло выражение жалкого страха. — Это был яд? Она кивает. Мерлин уходит в следующую секунду, оставив ее улыбающейся. — О, Артур! — задыхается Хунит, ее рука снова находит руку Артура, пытаясь развеять беспокойство. Артур моргает. Мерлин улыбается ему, но успевает снова взглянуть на видение, прежде чем замечает это. — И пусть отличия от нашего прошлого останутся там, — заключает Баярд еще на пиру. Он поднимает свой кубок. — За твое здоровье, Утер. Артур, — Артур кивает и снова собирается пить. Рука Хунит сжимает его руку. Все в пещере напрягаются. — Леди Моргана, — продолжает Баярд, побуждая Артура опустить стакан. — Люди Камелота! Артур снова пытается выпить, но на этот раз его прерывает отец. — И павшим воинам с обеих сторон. — ОСТАНОВИСЬ! ЭТО ЯД, НЕ ПЕЙ ЕГО! — кричит Мерлин, выбегая из-за королевского стола. Он выхватывает у Артура кубок и отдаляется от них лицом к Утеру. — Что? — спрашивает король. — Мерлин, что ты делаешь? — подчеркивает Артур. — Боже, я не знаю, сколько раз я смогу смотреть, как ты мчишься ко двору и кричишь на короля перед всем замком, — фыркает Хунит. — Они к этому привыкли, — пожимает плечами Мерлин. Гавейн лает и хлопает себя по колену. — Ты хорошо смотришься, Мерлс. — Спасибо. — На самом деле нет, — протягивает Артур. — Удивительно, как тебя еще не казнили за грубость. — Это всегда по уважительной причине, — защищает Гвен. Мерлин самодовольно кивает, показывая принцу язык. — Да, скорее удивительно, как ты еще не начал его слушать. — СПАСИБО, Гавейн! — Баярд наполнил кубок Артура ядом, — объявляет Мерлин толпе, недрогнувшись под взглядом Баярда. — Это безобразие! — рычит король Мерсии. Мечи обнажены. Внезапно пир превращается в поле битвы, ненадежно подвешенное над нетерпеливым видением кровопролития. — Прикажи своим людям сложить мечи, — объявляет Утер. — Я не позволю этому оскорблению остаться без ответа! Мерлин встречается взглядом с Артуром. Они чем-то обмениваются. — На каком основании ты выдвигаешь обвинение? — обращается Утер к Мерлину низким голосом. Артур вмешивается. — Я разберусь с этим, — шипит он, с надеждой глядя на Мерлина. — Мерлин , ты идиот. Мы снова… — Если не хочешь, чтобы тебя повесили, скажи мне, почему ты думаешь, что оно отравлено. Прямо сейчас, — прерывает Утер. Мерлин без раздумий встречается взглядом с разъяренным королем, его лицо такое же твердое, каким оно было с тех пор, как он отправился спасать Артура. — Он был замечен отравляющим его. — Кем? — Не могу сказать. — Я больше не буду это слушать, — настаивает Баярд. — Передай мне кубок, — приказывает Утер. Артур передает его, все еще стоя плечом к плечу со своим слугой. — Если ты говоришь правду… — Да, — Баярд стоит на своем. — Значит, тебе нечего бояться, не так ли? Баярд тревожно счастлив взять кубок и напиться, заставив Утера задуматься. — Нет, — решает он, каменно глядя на другого короля. — Если это действительно окажется ядом, я хочу получить удовольствие и сам убить тебя. Вместо этого он поворачивается к Мерлину, протягивая чашку. — Он выпьет. — Что за черт! — Это был ее план?! Но откуда она знала… — Мерлин, не надо! — Он серьезно?! — Заткнитесь, так всегда должно было случиться. Я бы как-нибудь зацепился. Магия Нимуэ позаботилась об этом, — громко говорит Мерлин, перекрывая шум. — Нам правда придется смотреть, как ты пьешь яд? — с кремнем в голосе требует Лэнс. — Ну… ты можешь закрыть глаза. — Заткнись, Мерлин, — кусается Артур. — Но если оно отравлено, он умрет! — рявкает Артур, как будто эта мысль не приходила в голову его отцу. — Хорошее наблюдение, Артур. И ты удивляешься, почему я — лучшая сторона медали. — Тогда мы будем знать, что он говорил правду. — Это варварство, — шепчет Гвен, нахмурив брови. — А если он выживет? — спрашивает Баярд. — Примите мои извинения и можете поступать с ним, как хотите, — отвечает Утер. Артур выглядит так, будто задыхается от протеста. — Мой Король, пожалуйста, он всего лишь мальчик, он не знает, что говорит, — Гаюс голосом, как холодная сталь. — Тогда тебе следовало лучше его обучить. Артур больше не может сдерживать свой язык. — Мерлин, извини, это ошибка, я выпью… — Нет-нет-нет, нет, нет, — отдаленно говорит Мерлин, держа кубок вне досягаемости Артура. — Все в порядке. Он ни разу не отводит взгляд от Баярда. Под впечатлением, что это тот человек, который пытается убить Артура, он держит глаза неподвижными, его лицо закрыто и он осуждает его своим взглядом. Он смотрит на короля с чем-то, что выше ненависти, чем-то, что говорит ясно и говорит: «Я призываю вас к ответу». Нимуэ с удовольствием наблюдает со стороны, ее взгляд почти достигает оргазма. Артур переводит взгляд с Мерлина на кубок, в него вкрадываются первые признаки настоящего, сковывающего страха. Мерлин без слов поворачивается к Гаю. Он кивает один раз и пьет. Гвен делает несколько расстроенных шагов вперед, ее глаза мокры от непролитых слез. Мерлин допивает кубок и смотрит на Артура расфокусированным взглядом. Артур смотрит в ответ, глаза широко раскрыты в тревоге, рот работает против его беспокойства. Проходит несколько напряженных секунд, слишком больших, слишком долгих. Мерлин в замешательстве оглядывается на Баярда. Мужчина ухмыляется. — …Все в порядке, — удивленно говорит Мерлин. — Он весь твой, — пренебрежительно говорит Утер, взмахнув рукой. Баярд обнажает свой меч. Гвен фыркает в ужасе. Нимуэ смотрит так, словно может активировать яд одним взглядом. Может быть, она может. Внезапно рука Мерлина летит к его горлу, сжав костяшки пальцев. Это неуклюжее движение, отмеченное неверно оцененным расстоянием. Брови Мерлина резко нахмурились, лицо скривилось. Он задыхается от кашля, его храбрая голова падает. Он смотрит на Артура полсекунды, прежде чем упасть. — ЧЕРТ! — рычит Лэнс. Леон крутится на месте, его ноздри раздуваются. Гавейн нерешительно бьется плечом о стену пещеры. — Я до сих пор не могу представить, чтобы какой-нибудь мужчина любил меня так сильно, — невинно комментирует Моргана. — Так это правда!!! — кричит Утер. Металл визжит о ножны, когда мечи снова вынимаются. Вызывается охрана, начинается шепот, но Артур ничего не слышит. Он падает почти так же быстро, как и Мерлин, наклоняясь над ним, его волосы скрывают выражение его лица. Он лишь уступает место Гаюсу, и то лишь частично, держась своим телом над телом Мерлина, словно защищая его. Едва Гаюс сказал, что им нужно вернуть Мерлина в его покои, как Артур одним плавным движением поднял его с твердого пола. Гвен хватает кубок и спешит за ними. Они ворвались в дверь покоев Гаюса, безответный Мерлин перекинулся через плечо Артура. — Быстро положи его на кровать… — приказывает Гаюс. Он изо всех сил пытается дышать спокойно. — Гвен, принеси мне воды и полотенце. — С ним все будет в порядке? — спрашивает Артур (обычно он требует, это совсем другое) с примесью беспокойства в голосе. Он делает, как велено, наблюдая, как голова Мерлина безжизненно качается набок. — Он горит… Гвен мчится обратно с водой и полотенцами. — Ты можешь исцелить его, не так ли, Гаюс? — Я не узнаю, пока не опознаю яд, передай мне кубок… Ах. Внутри что-то застряло… — Что? — спрашивает Артур, вставая рядом с Мерлином и подходя к нему, оставляя Гвен прижимать полотенце к его лбу. — Похоже на лепесток какого-то цветка… — У него горит лоб, — обеспокоенно сообщает Гвен. — Держи его в прохладе, это поможет контролировать лихорадку, — говорит Гаюс через плечо, направляясь к массивной книге у лестницы. Он неловко кладет ее на стол, зажав лепесток между пальцами. Он пролистывает его и почти сразу находит то, что ищет. — Ах. Лепесток происходит от цветка Мортеус. Здесь сказано, что человека, отравленного Мортеусом, может спасти только зелье, приготовленное из листа того же цветка, — торжествующе читает он. Его тон становится более мрачным, когда он продолжает. — Его можно найти только в пещерах в лесу Баллара. Цветок растет на корнях дерева Мортеус. Артур указывает пальцем с кольцом на довольно свирепую иллюстрацию на следующей странице, изображающую существо, плюющееся ядом сквозь зубы. — Это выглядит не особенно дружелюбно. — Василиск. Он охраняет лес, его яд сильнодействующий, одна капля будет означать верную смерть, — Артур оглядывается на больного Мерлина, а Гаюс продолжает. — Немногие из тех, кто пересекал горы Исгарда в поисках цветка Мортеуса, возвращались живыми. Артур ходит взад-вперед, но останавливается как вкопанный, когда проходит мимо Мерлина, не в силах увеличить дистанцию между ними. Он смотрит на Мерлина. Мерлин в своих золотых регалиях двора дракона, выглядящий голым без шейного платка, не польщенный углом зрения и потом, выступающим на его румяном лице. Он выглядит огорченным, его голова мотается туда-сюда через странные промежутки времени. Это такое иностранное выражение на нем. Оно не имеет права быть там. — Звучит забавно. Мерлин задыхается. — Что? — спрашивает Артур, звуча так, будто он действительно не хочет знать. — Я думал, что потребуется немного больше убедительности, чем это. Разве ты не слышал, как он сказал «верная смерть»? — Разве ты не слышал, как он сказал: «Это единственный путь»? — Ты можешь просто позволить мне умереть, я не сойду с ума! — Нет, он не может, — поправляет Хунит. — Половина не может жить без того, что делает ее целостной. — Не цитируй мне Килгарру! — Тогда не пей за меня яд! — Это профессиональный вред! Хунит смотрит на него сверху вниз, приподняв брови. Мерлин моргает. — Это… справедливо, — соглашается он. — Артур, это слишком опасно. Артур останавливается, расправляя позу, плечи, и смотрит на Гаюса сверху вниз: — Если я не получу противоядие, что будет с Мерлином? — Мортеус вызывает медленную и мучительную смерть. Он может продержаться четыре, может, пять дней, но не намного дольше. В конце концов, он умрет, — признается старик. — Четыре дня?! — задыхается Хунит. — Артуру более чем достаточно времени, чтобы спасти положение, — уверяет ее Мерлин. — Господи, — фыркает Ланселот. — Ты слишком расслаблен, — заключает Леон. Этого достаточно для Артура. Он еще раз смотрит на Мерлина. В его глазах вспыхивает напряженность, такая непохожая, но в чем-то идентичная Мерлину. Артур целенаправленно выходит из комнаты, оставляя за собой дверь открытой. Нимуэ выезжает из Камелота на белом коне без сопротивления и подозрений. Как будто охранники забыли, что они должны делать. На самом деле, весь Камелот молчит, и это устрашающе. Гвен с извинениями врывается в комнату Морганы, пока та распутывает волосы, придерживая юбки в неуклюжем реверансе, и извинения срываются с ее губ: — Моя леди, мне так жаль, что я не была здесь, чтобы помочь … — Не волнуйся, я в порядке, — тут же уверяет Моргана, оглядывая ее и вглядываясь в ее нехарактерно серьезное лицо. — Как Мерлин? — Если Артур вовремя вернется с противоядием, с ним все будет в порядке, — с надеждой выдыхает она, пытаясь изобразить улыбку. — Тогда он будет в порядке, — обещает Моргана. Она держит темные глаза Гвен своими и это сокращает расстояние между ними. — Ты должна быть с ним. Я тут справлюсь. Я знаю, что он значит для тебя. Иди. Гвен немного наклоняется и искренне благодарит ее, не теряя больше времени. Моргана бросает последний взгляд ей вслед. Артур плетется в ногу со своим отцом, отставая на шаг. Шаги Утера быстры и точны, и он не сбавляет обороты ради своего сына. — Какой смысл заставлять кого-то проверять тебя, если тебя все равно убьют? — Утер не говорит это так, как будто это вопрос. — Я не потерплю неудачу, что бы ты ни думал! — настаивает Артур, в его отчаянии просвечивает толика обиды. — Артур, ты мой единственный сын и наследник, я не могу потерять тебя ради какого-то слуги. — Потому что его жизнь ничего не стоит?! — Нет, потому что она стоит меньше твоего. — Я могу спасти его, — заявляет Артур, скаля зубы от разочарования и враждебности. — Позволь мне взять несколько людей. — Нет. — Мы найдем противоядие и вернем его… — Нет! — Почему нет?! Утер набрасывается на него, терпение кончилось: — Потому что однажды я умру и Камелоту понадобится король. Я не позволю тебе подвергать опасности будущее королевства из-за какой-то дурацкой затеи. — Это не дурацкая затея, Гаюс говорит, что если мы сможем получить противо… — Гаюс говорит?! Это именно то, что делает его таким! Мерлин фыркает в недоверчивом негодовании, в его голосе звучит настоящая обида: — Вот вам и его самый доверенный советник! — Спасибо, мой мальчик, но вряд ли у меня есть привычка принимать близко к сердцу мнение Утера. — Пожалуйста, отец, — наконец умоляет Артур, разыгрывая последнюю карту. Его желание выражается в словах, но это скорее склонит Утера против него, чем в его пользу. Утеру никогда не нравился такой тон Артура. Это предполагало слабость. — Он спас мне жизнь. Я не могу стоять и смотреть, как он умирает. Утер соизволил бросить взгляд на сына во второй раз за сегодняшний день: — Тогда не смотри. Что-то свистит в воздухе, и в то же время его разрывает жалкий крик возмущения. Почти все взгляды устремлены на Моргану, которая теперь без ботинка и смотрит на экран, чуть ли не с пеной на губах. Сверкающий взгляд — слишком поверхностное слово для того взгляда, который она бросает на мужчину на экране. Глаза грозят вылезти из мертвенно-бледного черепа. Судорожное дыхание тревожит беспорядочные пряди измученных волос, падающих на лицо. Это напоминает Артуру волка, которого он и его группа однажды загнали в угол. Он терроризировал местную деревню, убивая овец. Жители деревни клялись во весь рост, что это был зверь невероятных размеров, какого вы никогда не знали, питающийся страхом и наслаждающийся беспорядком. Когда Артур нашел его, он был еле живой: хвост был наполовину вырван, мех спутан и скользок от гноя и инфекции, болезненные глаза покрыты засохшей кровью. Артур мог пересчитать его ребра. Он компенсировал все это свирепостью, набрасываясь, как одержимый зверь, подпитываемый глубинами, недоступными здравому рассудку. Артура превозносили как героя за то, что он убил его, но он чувствовал себя убийцей. На следующий день они нашли помет, который она охраняла. Они все медленно умирали, свернувшись клубочком, ожидая возвращения матери. Гвен движется медленно, неторопливо, следя за тем, чтобы Моргана заметила ее приближение. — Посмотри на свои волосы, — тихо бормочет она, слегка приподняв брови. — Должно быть, это раздражает. Могу я привести их в порядок, Гана? Как раньше? Голос Гвен действует как успокаивающий бальзам от инфекций, который Артур не дал волку. В ту секунду, когда она говорит, Моргана поворачивается к ней, цепляясь за каждое слово и впиваясь в нее, как голодное существо. Тем не менее, она поражена, не привыкшая к доброте, пока Гвен не произносит ее старое прозвище. Гвен наблюдает, как она тает. — …Ты бы? — спрашивает она, звуча скромно. Гвен не может смотреть на нее, когда она так говорит. Когда Гвен говорит, это получается хриплым шепотом: — Конечно. Гвен встает позади нее и Моргана медленно снова усаживается, глядя на Гвен с обожанием, открыто, как будто остальные не существуют. Гвен - единственная вещь в мире. Она единственная, кому разрешено находиться позади Морганы. Она напевает себе под нос, достаточно тихо, чтобы ее могла услышать только Моргана. Это всегда ее успокаивало. — Что бы ты ни говорил о еде, но ты не можешь превзойти наши пиры для развлечения, — поет Моргана. Артур поднимает глаза от того места, где он напряженно размышляет. — Моргана. Извини, я должен был убедиться, что с тобой все в порядке. — Разочарована, на самом деле. — Я уверен, охрана могла бы справиться с Баярдом и его людьми. — Дело было не в этом и ты это знаешь, — цокает языком Гвен. Призрак улыбки угрожает губам Морганы. — Ммм, да, но зачем позволять мальчикам веселиться? — Моргана, ты не должна вмешиваться. Это опасно, — произносит Артур так, словно разговаривает с ребенком. — Постарайся говорить чуть менее снисходительно, ладно? Неудивительно, что она всегда злилась, — фыркает Мерлин, закатывая глаза. — Избавь меня от лекции, я уже получила ее от Утера! — Если тебя это утешит, ты не одна такая, — угрюмо ворчит Артур, поворачиваясь лицом к окну. — Не то, чтобы я слушала его. Иногда приходится делать то, что считаешь правильным, и к черту последствия. Артур размышляет об этом. Он оглядывается на нее, луна освещает волосы маленьким ореолом нежности. — Ты думаешь, я должен идти, — обвиняет он. Моргана уверенно смотрит ему в глаза. Воды её глаз поразительно прозрачны, как вода, настолько чистая, что вы можете видеть насквозь до самого дна, световые блики танцуют на камнях с безрассудной энергией. Они - самая сложная часть ее. Ее черты потрясающие и прямые, ее волосы так хорошо уложены, что каждый локон предсказуем. Она просто прекрасна. Но эти глаза выдают ее. Подобно тому, как Мерлин — это Магия, скрывающаяся в предчувствии и жакете, которая ему не подходит, Моргана — это женщина, скрывающаяся в коже куклы. Она воплощает термин и одновременно возвышает его. Она поднимает планку, заново определяет, что значит быть женщиной, бросая вызов миру. — Неважно, что я думаю, — настаивает она. — Если я не вернусь, кто станет следующим королем Камелота? — спрашивает Артур. — На карту поставлено больше, чем просто моя жизнь. — А какой король нужен Камелоту? — сухо парирует она, вытаскивая меч Артура из ножен, лежащих на столе. — Тот, кто рискнул бы своей жизнью, чтобы спасти жизнь скромного слуги? — Моргана показывает Артуру его оружие и приподнимает бровь. — Или тот, который делает то, что говорит ему отец? — Ты хороша, — признает Гавейн. Впервые один из них обратился к ней напрямую. Ее брови поднимаются. Артур встречает охранников, которых нигде не было, когда реальная угроза покидала замок. Он даже не замедляется и они вынуждены отпрыгивать с дороги или быть растоптанными. Жизнерадостный желтый дневной свет проникает в окно Гаюса, отмечая завтрашний день. Он превращает его в не более чем туманный силуэт, но подчеркивает золотое платье Гвен, когда она проводит мазком по лбу Мерлина. Рубашка Мерлина была заменена на чистую синюю, и он был более правильно расположен, на подушку. Сегодня птицы не поют. — Ммм… Он. Лиффреа… wuldres wealdend, woroldare forgeaf… — бормочет Мерлин сквозь дымку пота. Гаюс искоса смотрит на Гвен, наблюдая за ее реакцией. — Что это за язык? — спрашивает она. — Никакой. Лихорадка захватила. Ни одно из этих слов не принадлежит ему. Его пульс слабее… — Что ты говоришь? — с любопытством спрашивает Ланселот. Мерлин наклоняется вперед, чтобы прислушаться, убирая волосы за ухо, чтобы лучше слышать. Его брови поднимаются вверх, глаза расширяются. — Я… молюсь, — говорит он в шоке. — Ты религиозен? — спрашивает Элиан. — Я так не думал, — колеблется Мерлин. — Все сложно. — На древнем языке нет христианских молитв, — отмечает Артур. — Не по—христиански. Это называется Старой Религией не просто так, гений. Это религия. Я молюсь тройственной Богине. — Кому??? Мерлин отмахивается от него с пренебрежительным видом «спроси меня позже». Артур откладывает это для дальнейшего расследования. Гаюс обнаруживает неприятное обесцвечивание выпуклой кожи на руке Мерлина, похожее на укус. — Этого не может быть, — бормочет он. — Сыпь не должна появляться до последней стадии! — Что это значит? — спрашивает Гвен. Гаюс уже идет к своей лупе и книге. — Здесь сказано, что как только появится сыпь… смерть наступит в течение двух дней. — Ты сказал, что у него было их четыре, — отвечает Гвен, не смея вздохнуть. Хунит задыхается, рука летит ко рту. — Он не подведет меня, мама, он никогда не подведет. — О, да он даже не знает! Быстрее, Артур! — умоляет она. Артур замечает это, но все еще застревает на небрежном комментарии Мерлина. — Что-то усилило силу цветка, — в ужасе заключает Гаюс. Он читает дальше и обнаруживает, что для усиления яда использовалась магия. Тогда он и Гвен задаются вопросом, кто это сделал... Баярд не колдун. Гаюс смотрит в даль, потеряв равновесие. Он немного качается на месте, одна бровь приподнята. — …Этого не могло быть. Она не посмеет прийти сюда… разве что... — бормочет он. — Ты не узнал ее? — спрашивает Мерлин. Гаюс качает головой. — Она казалась знакомой, но это было много лет назад, и с тех пор она использовала какое-то заклинание, чтобы изменить свою внешность, я не могу точно сказать, какое. — Если только что? — спрашивает Гвен. — Что случилось с той девушкой? — Какой? — Незадолго до того, как Мерлин ворвался в холл, одна из служанок Баярда вывела его наружу. Она кивает, вспоминая. — У нее были темные волосы… очень красивая… — Найди ее. Быстро! Гвен отстраняется, когда Гаюс снова садится рядом с кроватью Мерлина, пока тот бьется и что-то бормочет. — Постой, что ты сказал? Это было мое имя? Мерлин принимает свой лучший вид: — Я понятия не имею, о чем ты говоришь. Э-э, ты мог бы почистить уши, милорд. — Нет, ты только что назвал мое имя! — Верно. Если тебе будет так легче спать по ночам. — Мерлин! — Я ничего не слышал, — пожимает плечами Гавейн. — Перси? — Ничего. Артур фыркает и скрещивает руки. Он знает, что слышал это, иначе он бы этого не сказал. Нимуэ нет среди заключенных слуг. Гвен покидает подземелья с пустыми руками. В королевских покоях Утер нападает на Моргану: — Я приказал Артуру не уходить! — Смотри, это тоже сработало как заклинание, — легко отвечает она. — Ни слова больше! — Мои губы сомкнуты, — обещает она, приторно-сладко. — Надо было посадить его под замок. — Ладно, почему он кричит на тебя из-за этого? — спрашивает Мерлин, разводя руками. — Я единственная, мнением которой он дорожит и которая обязана остаться и выслушать, — холодно ворчит Моргана. — Ты не можешь сажать его каждый раз, когда он не согласен с тобой. — Ты только посмотри на это! Меня нельзя ослушаться, ОСОБЕННО мой собственный сын! — Мм. Конечно, нет, — успокаивает Моргана. Она деликатно опускается на стул во главе стола, что-то пишет, не глядя на него. Утер, кажется, воспринял это как вызов или своего рода опровержение, подкравшись к ней медленным и опасным образом. Он кладет руки в перчатках на стол и опирается на них, возвышаясь над Морганой и запирая ее одновременно. — Ты знала об этом, не так ли? — он обвиняет. — Моргана… не лги мне. — Артур достаточно взрослый, чтобы принимать решения самостоятельно. — Иногда он даже принимает правильные. С подсказкой, — поддразнивает Мерлин. — Он всего лишь мальчик. — Давно ты видел своего сына? — Мальчик?- недоверчиво повторяет Артур. — Я? — Ты должен позволить ему принять собственное решение, — заканчивает Моргана после напряженного молчаливого обмена мнениями. — Даже если это означает позволить ему пойти на смерть?! Моргана поднимает взгляд и первые признаки страха пробираются в эти глаза, еще недавно такие ясные, и затуманивают их. Они не единственные, кто думает об Артуре. Нимуэ с отвращением наблюдает, как он приближается к лесу через ее всеведущую чашу. Она натягивает капюшон своего плаща, поразительно синего цвета, чтобы соответствовать ее глазам (хотя ничто рукотворное не может сравниться). — О, мы увидим тебя в походе? Мне всегда было интересно, что там произошло, — чирикает Мерлин. — Подожди, — прерывает Элиан, поворачиваясь к Артуру, — это был твой первый поход? Артур открывает рот, хмурится и закрывает его. — Я… полагаю. — И где я был? — бормочет Мерлин. — Невероятно. Гвен возвращается к Гаюсу и сообщает ему, что подозрительная служанка пропала. — Кто она? — спрашивает она его, ища что-то в его лице, острота ее, так часто скромно запрятанная, на мгновение раскапывает себя. — Не та, за кого себя выдает. — Но ты же знаешь, не так ли? — Кара. Хотя это не ее имя, во всяком случае, не ее настоящее имя. — Тогда кто она? Гаюс с трудом вздохнул. — Могущественная волшебница, — останавливается он. — Ну, мы должны сказать Утеру, может быть, он сможет послать за ней всадников. — Нет, ее уже давно нет. — еще мгновение, и что-то поражает его. — О, нет. — Что? — рявкает Гвен, как будто подталкивая его к тому, чтобы сообщить ей еще плохие новости. — Она знает, что противоядие можно найти только в лесу Балларда. Артур может попасть в ловушку! Точно по сигналу Мерлин выдыхает что-то: — Ар…тур… Артур… — Ха-ха! — триумфально восклицает Артур, его лицо загорается. Мерлин усмехается. Гаюс улыбается. — Мерлин, чего ты ноешь о курице во сне? — спрашивает Гавейн. — О чем ты говоришь? — спрашивает Артур, все еще слишком довольный победой, чтобы позволить чему бы то ни было слишком его беспокоить. — Я услышал курицу, ясно как божий день. Ты, Эль? Перс? Лэнс? Громкие кивки и бормотание. — Не знаю, что вы слышали, сир. Мерлин должен любить свою курицу. — О, отвалите, все вы. Артур ведет свою лошадь через лес. Несмотря на то, что он не сканирует все вокруг, он не замечает того, что следует за ним. Они возвращаются в покои лекаря, бормотание Мерлина сливается в старые слова. Артур добирается до довольно внушительного обрыва с жутким туманом, который съедает деревья целиком. Ему не нужно далеко идти, чтобы встретить Нимуэ. Она прислонилась к упавшему бревну, пытаясь сгорбиться, хотя ее плечи остаются расправленными от укоренившейся гордости. Волосы даже не взлохмачены, укладка аккуратна. Ее красное платье в лохмотьях, но оно не хуже, чем было раньше, просто она так его носила - вероятно, побочный эффект жизни в пещере. Ее слишком громкая икота, которая должна сойти за рыдания — плохое оправдание для действия. — О, Артур, да ладно, не говори мне, что попался на это, — стонет Мерлин. — Ты попался! — Мы это уже обсуждали. — Глаза, Мерлин. Хронические липкие глаза. — Это называется тонкостью. Я знаю, что это тяжело для тебя… — Заткнись, — кусается Моргана. — Привет? — начинает Артур. Нимуэ на секунду забывает притвориться, что плачет, но берет себя в руки, уже повернувшись к нему. — Ты в порядке? Ее крик на шипение василиска позади Артура почти настоящий. Артур оборачивается, чтобы посмотреть, как существо преодолевает подъем, разбрасывая мертвые листья под своими короткими когтистыми лапами. У него есть две пластины позвоночника высотой с его тело, спускающиеся под углом по обе стороны. Кожа имеет обожженную текстуру, как у пережаренной курицы, из-за чего она плоско отражает свет. Ноги короткие, поэтому он держится низко над землей. Когда он двигается, он колеблется из стороны в сторону, как змея с ногами, используя свою голову для баланса. Когда он рычит на Артура, похоже, у него нет зубов. Самое страшное в нем —звуки, которые он издает, что-то вроде какофонического шипения тысячи змей, если бы змеи могли кричать. Артур смотрит на него, сразу же вынимая меч из ножен и отвлекая внимание от ужасно измученной, такой хрупкой невинной девицы на бревне. Он несколько раз взмахивает сталью в воздухе отработанным движением ветряной мельницы, прежде чем принять оборонительную стойку. Его губы немного надуваются, когда он смотрит вниз. — ХАХАХАХАХА… что… что это было?! — хрипит Мерлин, держась за живот. Рыцари в шоковом ужасе смотрят на экран с разной степенью восторга и отчаяния. Даже Артур, кажется, не может серьезно относиться к себе в молодости, не в силах перестать держать равнодушный взгляд. — …Что я не понимаю? — спрашивает Хунит. Мерлин имитирует меч, которым размахивает юный Артур. — Ничего, мама! — Забудьте об очках стиля. Старайтесь, чтобы ваши движения были минимальными и эффективными, никогда не тратьте энергию впустую, если у вас нет цели. Это первое, чему Артур учит своих рыцарей, — объясняет ей Леон. — Ух ты. Увидеть ветряную мельницу принца Камелота, — присвистывает Гавейн. — Даже рыцари таверны больше не делают этого для барменш, — хихикает Элиан. — И почему ты выглядишь так, будто собираешься поцеловать ящерицу? — в замешательстве спрашивает Мерлин. Гвен сходит с ума, смеясь в волосы Морганы. — Это не ящерица, Мерлин! — Тогда почему ты пытаешься превратить его в прекрасного принца? Ой, подождите, это лягушки. — Я превращу ТЕБЯ в прекрасного принца! — угрожает Артур, бросаясь на своего слугу. — Он слышит себя, когда говорит такие вещи? — усмехается Лэнс, продолжая смеяться. — Никогда, — подтверждает Персиваль. — Я слышал, как он делал это с другими людьми, но с Мерлином все еще хуже. Он не думает, прежде чем открыть рот, — усмехается Гавейн. — У меня целый список, — предлагает Элиан. — Сохрани на потом. Нимуэ даже не пытается скрыть болезненную улыбку, наблюдая, как василиск и Артур кружат друг вокруг друга. Она определенно наслаждается этим. Против существа с преимуществом в весе, лучшее, что может сделать Артур, это размахнуться и нанести удар по нему, пытаясь либо срезать его, либо удержать. Его удары уверенные и сильные, но они падают по воздуху. Это не устойчиво. Василиск выходит из тупика, поднимаясь на коренастых задних лапах и утроив свой рост. Он падает обратно вниз, содрогаясь и в несколько удивительно гибких галопов бросается на Артура, набрасываясь в последний момент. У Артура нет времени обдумывать варианты. Его тело автоматически перекатывается вперед, бросая его под летящего на него зверя. Он позволяет инерции поднять себя обратно в боевую стойку и уже поворачивается, когда поднимается, позволяя мечу вылететь из руки. Раздается гортанный мучительный рев, миллионы голосов, темных и зазубренных, как разбитые скалы, кричат о своей боли. Меч Артура отбрасывает существо назад, поднимая облако печальных потрескавшихся листьев и снова содрогаясь по земле. Его когтистые пальцы сгибаются внутрь, подражая конечностям, когда он умирает. Он быстро затихает, но звуки поют в воздухе на мгновение дольше. Мерлин склоняет голову и закрывает глаза из уважения, не обращая внимания на ликующих вокруг него рыцарей. Артур больше не думает об этом, выпрямляется и обращается к Нимуэ. Она делает несколько полушагов назад, словно боясь его. — Все в порядке, — говорит он своим обычным гулким голосом, протягивая к ней руку в перчатке и беззаботно топая к девушке. — Авалон, Артур, если бы она была настоящей жертвой травмы, то бежала бы куда подальше, — усмехается Мерлин. — Что? Я убил эту штуку, не так ли? Он получает несколько насмешек. Гаюс качает головой. Хунит очень мягко закрывает свое лицо. — Ты хочешь сказать, что никто из вас не поступил бы так же? — спрашивает Артур, оглядывая своих рыцарей. — Если честно, это была действительно дерьмовая игра, — говорит Гавейн. — В лесу постоянно попадаются такие девушки, которые занимаются аферами для бандитов или самих себя. Если я увижу, как она плачет так натянуто посреди долины в лесистой местности? Я немедленно понял бы что это ловушка. — У нее был синяк! — У всех бывают синяки! В отчаянии Артур поворачивается к своему Первому Рыцарю, чтобы тот поддержал его, но его полное надежды выражение лица меркнет перед извиняющимся выражением лица Леона. — Извините, сир… это была очевидная ловушка. Артур возмущенно фыркает. Артур неопределенно указывает на синяк Нимуэ. — Кто сделал это с тобой? — …Мой хозяин, — хнычет она. — Я убежала от него и заблудилась… пожалуйста, не оставляй меня! — О, ради любви к Камелоту, — ворчит Мерлин, тяжело закатывая глаза. Гвен ловит его взгляд и имитирует рвоту. — Я не оставлю, — обещает Артур. — Ты можешь забрать меня отсюда? — с надеждой умоляет Нимуэ, без всякого изящества разыгрывая раненую птичку. — Еще нет. Сначала я должен кое-что сделать, — говорит ей Артур, глядя на пещеры. Нимуэ прослеживает его взгляд, затем критически оглядывается. — Зачем ты пришел в пещеры? — спрашивает она, придавая своему голосу фальшивую певучесть. — Я что-то ищу. Его можно найти только здесь, — отвечает Артур, отвязывая коня. — Что это? …Я знаю это место. Я могу помочь тебе. — Это тип цветка, который растет только внутри пещеры, он очень редкий. — Цветок Мортеуса! Я знаю, где они, — мило улыбается Нимуэ. — Я покажу тебе. Итак, Нимуэ ведет Артура через пещеры с факелами наверху. Ее шаг уверенный, сильный, бедра покачиваются, а самодовольная ухмылка постоянно приклеивается к идеальному лицу. Она не колеблется и не оглядывается, чтобы увидеть, следует ли за ней Артур, и без колебаний поворачивается к нему спиной, зная, что она неприкасаема. — Если она все еще притворяется жертвой, то слишком топорно, — сухо комментирует Хунит. Она считает, что имеет право на резкие комментарии, поскольку эта женщина активно пытается убить мальчиков. Мерлин фыркает. — Ей повезло, что ее целью был Артур, — соглашается Гаюс. — Что это должно означать? Гаюс спокойно смотрит на него с невозмутимым выражением лица. — Я говорю это с любовью, сир. Только ты бы на это попался. Гавейн смеется. Мерлин дает пять Гаюсу. Мерлин все еще потеет как ведро. Его волосы прилипли ко лбу, а кожа нездорово сияет, цвета спутаны. Рубашка промокла от пота, и она превратилась из синей в черную. Тем не менее, он выглядит таким встревоженным. — Артур, Артур, — выдыхает он, задыхаясь. — Это ловушка. Э… это ловушка… — Боже мой, даже Мерлин знал, а он был без сознания, умирал и находился в дне пути! — хохочет Гавейн. — Как? Откуда он мог знать? — задыхается Элиан. — Магия, — самодовольно поет Мерлин. — Я до сих пор не знаю, — признается Гаюс. — Это была Магия, — уверенно повторяет Мерлин. — ПОДОЖДИТЕ! — кричит Артур, внезапно вскакивая. — ЭТО БЫЛ ТЫ! ТО- Он делает прерванное и откровенно непереводимое движение рукой, чтобы сослаться на что-то, но Мерлин, очевидно, точно знает, что он имеет в виду, судя по тому, как его глаза смеются. — Да…? Ты… ты только что понял это? Артур, я звал тебя во сне! — Да, но… о, заткнись, Мерлин! — Ты собираешься обьяснить? — дразня, спрашивает Хунит, толкая Артура плечом и качаясь, чтобы ударить Мерлина. — Э-э, все равно это скоро произойдет. — Его лихорадка ухудшается, не так ли? — тихо спрашивает Гвен. — Яд действует, — подтверждает Гаюс. — Eft gewunigen wilgesiþas, þonne wig cume… — Перевод? — спрашивает на этот раз Гавейн раньше, чем Персиваль. — Э-э, это немного сложно перевести напрямую… Позвольте мне снова поддержать его в качестве добровольного компаньона, когда начнется битва, вроде как. Гаюс шикает на Мерлина, полагаясь на то, что это действие не является чем-то необычным для лекаря или отца, которые он выполняет для своего пациента/сына. Он не принимает во внимание, что ему непривычно это делать, потому что Гаюс этого просто не делает. Он хлопает прохладным полотенцем по лбу Мерлина, а Гвен смотрит стоит между ними двумя. Она слишком сообразительна. — Не принесешь ли ты мне немного волчьего аконита? — спрашивает он. — Да, конечно— он ждет, пока не услышит лязг тяжелой дубовой двери, прежде чем его взгляд, направленный на его суррогатного сына, станет напряженным. — Мерлин, — говорит он командным тоном. — Ты должен бороться с этим. Словно в ответ, Мерлин сосредоточенно сжимает губы. Это слово для того, что он делает - борется. В пещерах, находящихся в дне пути, Нимуэ наконец указывает на крошечную веточку цветов, которая примостилась на бесплодной вертикальной пустоши из природного камня. Один тонкий участок осыпающейся скалы приводит Артура прямо к предмету его поисков. Вероятно, таким образом его вырезали с целью те, кто регулярно собирал траву. Однако сейчас никто не укрепляет конструкцию, и все, что стоит между Артуром и, казалось бы, бездонной ямой, — это разрушенный мост с устойчивостью карточного домика. Артур осматривает место, разбирает варианты. Они не выглядят слишком хорошими. — О, правда? — надменно спрашивает Мерлин, как будто лично оскорблен бесполезностью этой пещеры. — Будто поход и так был недостаточно сложным, — стонет Ланселот. — Держись подальше от края. Не волнуйся, — Артур кивает Нимуэ. — Мы скоро уйдем отсюда. Артур делает первые несколько смелых шагов по осыпающемуся уступу. Нимуэ, не теряя времени, пользуется преимуществом. — Eorthe, lyft, fyr, waeter, hiersumie me. Eorthe ac stanas hiersumie me. Ic can stanas tobrytan... — Что это значит? — спрашивает его мать. — Она просто приказала элементам повиноваться ей. Это... она мухлюет! — Ты можешь позволить себе смухлевать, когда ты Верховная Жрица, — говорит ему Гаюс как ни в чем не бывало. — Ну, я Эмрис! — ноет Мерлин. Гаюс поднимает на него бровь. — Как ты думаешь, сколько колдунов могут делать то, что делаешь ты, Мерлин? — раздраженно спрашивает он своего подопечного. — Тебе даже не нужно говорить. — Он не может быть таким другим, не так ли? — вставляет Артур. — Ты понятия не имеешь, — говорит Моргана. Голос у нее грубый, хриплый и незнакомый. Артур с тревогой смотрит на нее. Мерлин замыкается в себе. Теперь кричит Нимуэ. Скалы трескаются и падают в бездну. Артур оборачивается, наконец сообразив. — Что ты делаешь?! — требует он. Артур роняет факел и смотрит, как он исчезает в глотке пещеры. Он не может долго смотреть. За мгновение до того, как весь уступ оказывается на трещинах, как древний ледник, он намеренно напрягает ноги и бросается всем телом через пропасть, протягивая руки, чтобы поймать его на крошечном срезе скалы, которого вообще почти нет. — Вау, дерьмо! — О—о! — ПРЫГАЙ! — кричит Мерлин, ударяя Артура не менее четырех раз. — УМИРАТЬ ЗА ЭТО НЕ СТОИТ! Хунит шикает на Артура прежде, чем тот успевает горячо возразить, отчаянно глядя на Артура в видении, цепляясь кончиками пальцев. Воздух словно выдувается из него от ее выражения. Нимуэ смотрит на него снисходительно: — Я ожидал гораздо большего. — КТО ТЫ?! Нимуэ резко стягивает с волос капюшон, словно открывая лицо, но все знают, как она выглядит, так что это довольно бессмысленно: — Последнее лицо, которое ты когда-либо увидишь. — Ладно, немного драматично, — бормочет Гавейн. Что-то угрожающе гремит, вползая в одно ухо и неприятно вылезая из другого. Причудливые голубые глаза Нимуэ бросают взгляд на что-то. Артур следит за ее взглядом, когда из-за скалистого утеса высовывается длинная, тонкая, волосатая нога. — Кажется, у нас гость, — мягко напевает она. Паук — большое мохнатое существо с пугающе тонкими ногами, которые двигаются слишком быстро, непредсказуемо, и красными глазами, подбирается ближе. Трудно отследить, это так внезапно. Мерлин задыхается, вскакивая на месте: — Артур! Его голова поворачивается к мужчине рядом с ним. Артур не хочет встречаться с ним взглядом, но его альтернативой является взгляд на паука, а это совсем не то, чего он хочет. Однако, как только он смотрит на Мерлина, все тщательно продуманные образы рушатся, как камни под ногами Артура из прошлого, и он понятия не имеет, что видит Мерлин, глядя на него, но это определенно жалко. — Пауки?! — бормочет Мерлин. Артур кивает. — Ты не сказал мне, что были пауки! Артур невнятно вздыхает, но опять же довольно жалко. Что-то вспыхивает в глазах Мерлина и он двигается, не обращая внимания на то, что кто-то смотрит. Он подтягивается вверх и через пещеру в объятия Артура. — Мерлин, — возражает Артур. — Замолчи. И это все, что он слышит по этому поводу. Пауки. Почему это должны были быть пауки? Его самый первый поход не мог быть хуже - сначала он ушел в разногласиях с Утером и в прямом противодействии Камелоту. Тогда его сроки были сведены к минимуму. Затем эта абсолютная задница Нимуэ дала ему надежду только на то, чтобы оставить его в подвешенном состоянии (буквально). А потом, в довершение всего, пауки. Из всех вещей. Мерлин перестал высмеивать реальный страх Артура перед ними, когда его вызвали примерно в шестидесятый раз, чтобы избавиться от одного из них в покоях принца, и понял, что он был единственным, кому Артур доверял достаточно, чтобы сказать, потому что это было серьезно. Создала ли Нимуэ эту смертельную ловушку только для него, или Судьба намеревается еще раз доказать, что она самая жестокая из всех? На самом деле, кого Мерлин должен задушить, вот о чем он спрашивает. (Боже, он просто хочет выбить этого паука размером с собаку через окно.) Он знает, что не может оставаться в объятиях Артура, поэтому у него есть момент — очень хороший, очень большой, теплый и мускулистый — и он садится прямо перед Артуром, чтобы загородить ему обзор. Он может наклоняться в любую сторону, если хочет видеть, но он также может просто отвлечься затылком Мерлина. И когда Артур начинает прикасаться к его странным новым волосам до плеч, взъерошивая их и выщипывая, он вовсе не ненавидит это. Он перестает мурлыкать. Это было бы слишком странно. Артур хмыкает, шаркая своей далеко не идеальной хваткой по уступу, увеличивая дистанцию между собой и большим гребаным пауком, от которого он не хочет отводить глаз. Выражение его лица мрачное, зажатое и окутанное хищными тенями, пытающимися съесть его заживо. Он что-то яростно хмыкает, каким-то образом умудряясь одной рукой обнажить меч и вставить его между собой и ползающим ползком. Артур делает несколько отчаянных ударов по этой штуке, чтобы удержать ее, но она продвигается вперед, все еще издавая ужасный шипящий звук, который никогда не предназначался для такого большого рта. — ИИСУС, ОНО ОГРОМНОЕ! — кричит Гавейн. Нимуэ наблюдает широко раскрытыми голодными глазами. Паук раскачивается взад-вперед, поднимая несколько разных лап, чтобы посмотреть, как лучше всего поступить в данной ситуации. Как только он решает встать на дыбы в чем-то, что может быть брачным танцем или открытой угрозой, Артур отчаянно рвется наружу, острие меча просто ловит существо и стаскивает с края утеса. — Очень хорошо, — покровительственно хвалит Нимуэ. — Но он не будет последним. Артур хмыкает от страха — спровоцированного или внушенного, трудно сказать. Он смотрит на нее широко открытыми глазами. — Я позволю его друзьям прикончить тебя, — торжествующе кукарекает ведьма. — Это не твоя судьба — умереть от моей руки. И она уходит тем же путем, что и пришла, оставив Артура во тьме, страхе и тисках неминуемой смерти. — КТО ТЫ?! — Артур срывающимся голосом кричит ей вслед. — Тварь, — ядовито выплюнул Мерлин. В этот крошечный момент, глядя на то, что она только что сделала с Артуром, видя, как она бросила его, он позволяет себе почувствовать удовлетворение тем, как все обернулось для нее. — Артур, — выдыхает Мерлин. Гаюс держит его липкую руку, внимательно слушая. — Слишком темно. Слишком темно... Fromum feohgiftum... При этих первых словах, пропитанных каждой каплей пота Мерлина, он слегка загорается. Что-то приглушенное и синее падает на части его лица, одно светлое пятно даже падает на простыни. Он продолжает свое пение со всем дыханием в своем больном теле. Гаюс смотрит на него в замешательстве, ища источник. — Мерлин… что ты делаешь? — он вздыхает в изумлении, откидывая одеяло, чтобы обнажить другую руку. Она повернута ладонью вверх и держит сферу из кружащихся полос света. Они лениво гоняются друг за другом по идеальному кругу, переворачиваясь, извиваясь и снова расставаясь, как золотые рыбки в миске, совершенно не заботясь об окружающем мире, в бесконечном танце. Без покрывал, мешающих, свет может изливаться на все, что считает нужным, а холодный синий цвет, кажется, собирается в каждой капле пота на лице Мерлина, словно крошечные версии тех же танцующих огоньков. На его коже плавают тысячи крошечных голубых рыбок. Они медленно расслабляют нахмуренные брови Мерлина с тех пор, как он потерял сознание. Лицо гладкое, безмятежное, не в силах устоять перед нежным завораживающим вихрем, усложняющим мир в его ладони или, может быть, воплощающим его. Неясно, смягчила ли Мерлина магия или он был источником мягкости с самого начала. Мерлин впервые за много дней глубоко дышит, его голова неподвижна. Артур дрожит от усилий держать себя в воздухе. Холодно и темно, он один и ему страшно. Дальнейшее происходит постепенно, но не слишком. Это самое близкое к ощущению безотлагательности, что может проявить что-то вечное. В этой постепенной настойчивости темный мир Артура становится все голубее и добрее, целуя зелень с его лица и невыносимую духоту неудачи со лба. Он еще не потерпел неудачу. Пока нет, говорит он себе. Артур наблюдает, как сфера, точно такая же, как у Мерлина, но достаточно большая, чтобы осветить всю пещеру (достаточно, чтобы взбодриться), возвышается рядом с ним. Ворчание Артура переходит во что-то более мягкое. — Тогда давай, — рявкает он, бросая вызов свету, который любит его безоговорочно. — Чего ты ждешь? Прикончи меня! — Что? — выдыхает Мерлин. — Ты не почувствовал? — Почувствовал...? — Я имею в виду, это, ты не чувствовал… не чувствовал… верно? Мерлин плохо пытается скрывает боль. Но он не должен чувствовать себя обиженным, потому что это было правильно. Это было неописуемо, но Артур точно знает, о чем говорит Мерлин. А это значит, что Мерлин тоже это чувствовал. Мерлин сделал это. Эта мысль вызывает у него головокружение. Артур понимающе кивает на экран вместо ответа. Танцующие огоньки безмятежно перелетаются с другой стороны, зависая чуть выше, словно ожидая его. Не веря ни в какой другой исход, кроме победы Артура, и готовясь к этой неизбежности. Это то, что подтягивает Артура за его кричащие мускулы, более прочно приземляя его грудью на уступ. Он едва может дышать, вяло выпрямляется, размахивая мечом. Он обводит взглядом пещеру, игнорируя направляющий свет. Ничего не найдя, он вкладывает свой меч в ножны. Только тогда он смотрит на свет надежды в небе, созданный специально для него. Мерлин улыбается. Он чувствовал это. Он не видел в этом угрозы. Они были вместе в той пещере,и Артур это чувствовал. Как будто Мерлин когда-нибудь отпустит его одного. Артур замедляется, чтобы соответствовать бесконечному танцу света, когда наблюдает за ним, присоединяясь к нему по-своему. Его дыхание выравнивается. Его грудь расслабляется от шага, быстро восстанавливая силы и забывая о страхе. Огни довольны этим и ведут его вверх и вперед. Но взгляд Артура останавливается на цветке Мортеус. — Оставь это, Артур, — умоляет Мерлин, его бровь угрожает снова нахмуриться, когда он трясет головой о подушку. Словно соглашаясь, душераздирающее шипение прорезает мрак, так любовно окрашенный в синий цвет. Звуки тысяч крошечных ножек, несущихся вперед, слишком быстро, пузырятся еще менее терпимо, и некоторая естественная паника заставляет кадык Артура подпрыгивать вверх и вниз, когда он тяжело сглатывает, моргая пот с глаз. Нет смысла думать об этом. Он тратит время. Он не уйдет без цветов. — Нн… спасайся. Следуй за светом, — боромочет Мерлин. И вот, просто назло ему, Артур начинает карабкаться по отвесной скале, небезопасной для горных козлов, в полном латном доспехе, под сладкие тона своего худшего страха, подкрадывающегося все ближе, слишком быстро, в направлении цветка. У Мерлина отвисает челюсть. Вся пещера замолчала, с изумлением наблюдая, как Артур делает невозможное. Артур тратит шесть полных секунд и много сил, отчаянно хватая цветок и пряча его подальше. Пауки набирают скорость, карабкаясь по стенам в пять раз быстрее, чем он. Как только он получает цветок и позволяет своему разуму сосредоточиться на других насущных заботах, это становится слишком очевидным для него. Звуки, которые покидают его, могут быть ошибочно приняты за напряжение или настойчивость, но они рождены жалким ужасом. Его лицо пусто, как у людей, которые действительно окаменели, но не могут себе этого позволить. Его мозг отключился. В какой-то момент он срывает перчатки зубами и позволяет им упасть в глубину. Его глаза широко распахнуты и измучены, но это не замедляет его движений, руки агрессивно сжимают камень, словно заставляя сотрудничать. Он подобен животному, которого не волнуют царапины на коленях, лязг его доспехов о скалу, руки, окровавленные и ободранные, зубы, стиснутые так сильно, что они трещат. — Быстрее, — выдыхает Мерлин, его грудь вздымается, как будто он хочет встать с постели. Его удерживают только обе руки Гаюса и весь его вес, прижимающий его к земле. — Иди быстрее! СЛЕДУЙ ЗА СВЕТОМ! Артур идет вверх, одержимый. Огни Мерлина ведут его вперед, и он тянется вверх, словно хватая их с каждым новым шагом. Он становится быстрее, и быстрее, и быстрее, задавая невероятный темп для человека в кольчуге. — Двигайся! — задыхается Мерлин. — Взбирайся! Артур сводится к животному ворчанию, грубости, которая проявляется в худшие времена, когда слова бессильны и все, что вы можете сделать, это двигаться. Проклятые существа почти рядом. Однако теперь мир не такой голубой и Артур снова начинает распознавать цвета, а это значит… Он смотрит вверх и видит небо. В еще двух выпадах, которые он пытается сделать, Артур пробует ночной воздух на вкус. Он карабкается на твердую землю без каких-либо признаков облегчения или благодарности за побег, тут же разворачиваясь и размахивая мечом, глаза бегают по сторонам в поисках угроз. — Почему ты застыл?! — кричит Элиан. Глаза Артура расфокусированы. Он неглубоко дышит через опущенный вниз рот. Его волосы промокли от пота, прилипшие ко лбу. Он определяет безопасность окружения и убегает. — Чувак, после этого от тебя, наверное, очень сильно воняет, — услужливо комментирует Гавейн. — Спасибо, Гавейн. — Без проблем. Мерлин наконец успокаивается. Он снова расслабляется, лоб не морщится, если не считать призрачных следов испытания, через которое он только что прошел. Его голова безжизненно качается набок, дыхание выравнивается, а огни гаснут. Они ему больше не нужны. Артур возвращается домой.