Interperspective

— Ну-у, выглядишь жалко, — фыркает Мерлин, уперев руки в бока, комментируя… что ж, жалкую, как он признал, сцену. Человек, к которому он обращается, плюхается боком на стол. Грязные светлые волосы падают на его лицо. Неряшливая борода больше похожа на крик о помощи. Тем не менее, это делает его естественно круглое лицо более угловатым и почти компенсирует тот факт, что у него нет бровей, о которых можно было бы говорить. И у него довольно большие карие ланьи глаза. — Я обречёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёён. — Кто это, черт возьми? — спрашивает Артур, но на самом деле никто не знает, кроме Мерлина. — Генри, — вспоминает он с улыбкой. — Работал в шахтах, всегда спускался выпить и посмеяться. — Кто-нибудь из вас знает Генри? — продолжает Артур, все еще ожидая, что кто-то, кто-нибудь еще, выступит, но даже Гвен качает головой. — С тех пор он переехал, он и его дама. На самом деле это как раз перед этим, — отвечает Мерлин, не клюнув на приманку. — Он даже рядом с замком не работал, конечно, ты его не знаешь. — Тогда откуда ты его знаешь? — довольно резко спрашивает король. Мерлин игнорирует этот тон голоса, так что Артур не получает никакого ответа. Мерлин вздыхает и с привычным видом хватает друга под подмышки: — Давай, ты не обречен. Лучше бы это не касалось Леди Как-Её-Там. — О, Мерлин, ты не понимаешь, — скулит мужчина, угрюмо глядя ему в глаза. Мерлин выгибает бровь, все еще работая над своим Взглядом Гаюса: — Неужели? — Не-ет. Она идеальна, Мерлин. Она даже не знает об этом, но она идеальна, клянусь. Я так жалок, я так тоскую по ней, ты видел, как она вчера приехала в город? Она вспомнила мое имя, приятель. Она посмотрела прямо на меня и мы разговаривали, я даже не знаю, что я сказал, мои мысли смешались. Помоги-и-и... — Скажи мне, что они счастливы в браке, — умоляет Леон. Мерлин кивает с широкой улыбкой. — Так, всё. Сколько ты выпил? — О, я не пьян, — говорит мужчина, легко выпрямляясь. Мерлин возмущенно морщит лицо и сбрасывает руку Генри со своего плеча, где тот удерживал её, заставляя нести свой мертвый вес, по-видимому, без всякой причины. — Задница. — Полегче со мной, я страдаю, — дуется он. И он действительно выглядит несчастным. — Почему вообще? Мы это обсуждали, я почти уверен, что она приехала в город из-за тебя, ты ей нравишься, так что просто поговори с ней! — Поговорить с ней?! Ты с ума сошел? Она дворянка! — Дворянка? — прерывает Элиан. — Я думал, ты сказал, что они женаты. Мерлин качает головой: — На самом деле они не женаты — не официально — но они нашли дворянина, который выдал ее замуж и тот согласился с их договоренностью. Насколько мне известно, они вместе и до неприличия влюблены. Что не так с этим? — Что… это священная традиция между мужчиной, его женой и Богом, — возражает Леон. — Может. Или это может быть принуждением. Или бременем. Это может стать препятствием на пути вас и вашей настоящей любви. Если определенные мужчины могут жениться только на определенных женщинах, а определенные мужчины должны жениться на определенных женщинах, то не все будут счастливы, не так ли? — бросает вызов Мерлин. — Артуру и Гвен посчастливилось это понять, но сколько страданий причиняло Артуру ожидание женитьбы до этого? — Он прав, Леон, — кивает Артур. — Это не означает одно и то же для всех. — Я никогда не думал об этом в таком ключе, — признается первый рыцарь, прислоняясь спиной к пещере. Он смотрит на своих друзей. Может быть, ему следует больше думать о многих вещах. Но с чего начать? Он даже не знает, чего он не знает. Взгляд Мерлина становится не жестким, но напряженным, когда он останавливает своего друга на месте и смотрит ему в глаза, кладя руки ему на плечи: — Генри. Мы говорили об этом. Генри кивает и виновато опускает глаза: — Ладно, ну… я до сих пор не знаю, как с ней разговаривать. Что нравится женщинам? — Я не знаю, они все разные, веришь или нет. Но цветы безопасны. Это фактическое заявление о женщинах заставляет Гвен хихикать. И когда Гвен хихикает, Моргана хихикает. Они забывают, где они находятся всего на секунду, почти погружаясь в прошлое, когда самой большой из проблем была влюбленность в дворян. Все демонстративно не оглядываются, чтобы не разрушить чары. — Цветы, она может получить цветы где, когда и от кого угодно. — Но они будут особенными, потому что от тебя. Генри сжимает зубы и с сомнением качает головой: — Не-е, кажется, этого недостаточно. Она слишком особенная. Это для тебя всё так просто. Мерлин удивленно смеется: — Чего? — О, пожалуйста, не притворяйся, что не смог привлечь почти всех в Семи Королевствах. Половина девушек в Камелоте хотят от тебя детей и некоторые парни тоже, что-то насчет твоих нахальных подмигиваний, я так понимаю. Но что-то не вижу, чтобы ты дарил им цветы. У Артура отвисла челюсть. Гавейн кричит. Мерлин застенчиво опускает голову. Перси повернулся, чтобы посмотреть на него, и брови Элиана снова пытаются убежать. Ланселот лишь понимающе усмехнулся. Гвен добродушно закатывает глаза. Хунит и Гаюс даже не моргают. — Что? — угрожающе спрашивает Артур. Его рот не может произнести другие слова достаточно быстро, но вырывается еще несколько неописуемых звуков. Мерлин усмехается и закатывает глаза: — Конечно, сделай меня еще большим шлаком, почему бы и нет. Слушай, ладно, я обойдусь, это не делает меня вертихвосткой. — Ты обойдёшься?! — кричит Артур, голос на октаву выше. — Ты должен быть рад узнать, что большая часть твоего королевства не слепа, принцесса, — с гордостью уверяет его Гавейн. — Ты привлёк внимание принца одним обменом репликами. За пять минут. Артур задыхается. Он не чувствует, как вскакивает на ноги. Его тело физически отреагировало на эту чушь. Мерлин выглядит наполовину осторожным, наполовину так, будто хочет рассмеяться, самодовольный маленький придурок. Артур не может решить, хочет ли он смотреть ему в глаза или нет — потому что он, конечно, так разгневан. Леон смеется своим настоящим смехом, запрокидывая голову и грохоча в потолок. Лэнс прячется за ним. Перси усмехается. Мерлин останавливается, чтобы посмотреть на своего друга, сдвинув брови: — Мы помним это по-разному? Потому что, насколько Я помню, я провел ту ночь в подземельях, а не в его постели. — Дай угадаю, к концу охрана не хотела тебя выпускать? — Хэй! — Мерлин сбивает Генри с курса, но они оба смеются. — Мерлс, я очень волнуюсь, — пробормотал Генри, отрезвляя их. — Она мне правда нравится. И я знаю, ты сказал… Я знаю , что мы говорили об этом. Но между мной и дворянством пропасть. У меня нет ни малейшего представления, с чего начать. Я не могу отвести ее в таверну, не могу купить ей красивые вещи. Я ничего не могу ей предложить. Когда разговор возвращается к возлюбленной Генри, Мерлин чувствует, как Артур медленно опускается обратно на каменный пол пещеры. — Генри, — строго говорит Мерлин, снова по-деловому. — Она приходит к тебе не за приятными вещами, как и ты не идешь к ней, чтобы продвинуть свое положение. Давай, позволь себе больше доверия к вам. Просто… напиши ей стихи или что-нибудь в этом роде. — Я не умею писать, — моргает он. — Иди к писцу, приятель. — Нет, он… Я уже пытался. Он неправильно понял, подумал, что я пытаюсь украсть ее добродетель под ложным предлогом или что-то в этом роде… — Фух, хорошо! Я напишу за тебя, только ты должен сам говорить мне что именно, это всё-таки твоя любовь. Генри загорается и чуть ли не прыгает на Мерлина с широко раскрытыми глазами: — Ты правда не против?! — Конечно, не будь смешным. У меня день... ну, еще не выходной, но... давай просто сделаем это сейчас. — Мы пишем стихи? Ты пишешь стихи, Мерлс? — Гавейн возбужденно подпрыгивает на месте. — Это самый быстрый путь к сердцу, Гавейн. Только если это не сердце Артура, у него это его желудок. Элиан хихикает. — Я позволю себе не согласиться, — говорит Гавейн. — Сердце, Гавейн, а не штаны. — А, точно. Ланселот искренне надеется, что ему удастся прочитать что-нибудь, написанное Мерлином. Он не хочет, чтобы его друг чувствовал себя некомфортно, но он знает, что это должно быть что-то действительно прекрасное. Таким образом, Мерлин уводит Генри с шумных улиц, на которых они разговаривали, петляя между торговцами, посыльными и снующими туда-сюда людьми. Глаза Мерлина вращаются, когда он идет, пытаясь охватить все со звездами в глазах, как будто это его самый первый день в Камелоте. Он заставляет грязную, многолюдную площадь казаться самым захватывающим местом на земле тем, как он смотрит вокруг, впитывая всё, улавливая проблески суеты людей. Они бегут к Гаюсу, где им не помешают. Мерлин берет перо и чернила, новый лист пергамента, и они смотрят друг на друга. — Что… что мы напишем? — спрашивает Генри. — Ну, я не знаю? Не я влюблен в нее. Генри неопределенно машет рукой: — Я ничего не знаю об этом, Мерлин! Я не такой умный, как ты, я неправильно выражаюсь! Я всё испорчу. Мерлин вздыхает: — Ладно, как насчет… ты просто говори. Скажи мне, что тебе в ней нравится, и я постараюсь сделать так, чтобы это звучало хорошо, ладно? — Ага, ладно... В середине этой недели у Мерлина наступает еще один из тех дней, когда люди смотрят на него и шепчутся. Как всегда он не замечает. Ну, до тех пор, пока Генри не бросается на него, как бык, посреди города, подхватывая его с громким раскатистым смехом, кружа, как ребенка, и целуя в губы. Мерлин смеется над его ликованием. Он аплодирует, когда Генри убегает с широкой улыбкой, считая это признаком того, что все прошло хорошо. — Все ли в чертовом королевстве целовали моего слугу?! — сердито спрашивает Артур. Ни у кого не хватает духу ответить ему, а те, кто мог бы, заняты тем, что подавляют свой смех. Гвен, с которой он шёл, никак не реагирует. — Хочешь клубнику? — спрашивает она, как будто ничего не произошло. Он кивает и бормочет свое восторженное согласие. Однако их прерывает стайка девушек, стоящих у пекарни и размахивающих юбками. Некоторые из них хихикают в ладошки, бросая взгляды на Мерлина. Наконец, одна из них толкает самую низкую вперед. Она спотыкается, лицо ярко-красное, руки ерзают. — О, ради любви к Камелоту! — ворчит Артур. — Привет, Оливия, — с трепетом говорит Мерлин. — Ты ведешь себя странно, почему ты ведешь себя странно? — Э-э-э… привет… — запинается она. Гвен хмурит брови. Она выглядит крайне неудобно. Мерлин обменивается с ней взглядами. — Могу я поговорить с тобой, на секундочку? — Мерлин, встретимся в лавке? — предлагает Гвен. Он кивает ей и она уходит, не оглядываясь. — Так что?... — подсказывает Мерлин. Оливия глубоко вздыхает. — Я, эм… я не знаю, как это сказать… — Ты можешь сделать это прямо. Как я обычно делаю, — ободряюще предлагает он. — Но, Оливия… если это… — О, нет. Нет, я… это не так, я знаю, что ты… это не так. Извиняюсь. Я слышала, что ты сделал для Генри. Это было очень мило. Мерлин скромно пожимает плечами. — Я знаю, что ты хорош в этом. Ты забавный парень, иногда странный, но ты всегда знаешь, что сказать, — продолжает она более уверенно, набирая обороты. Теперь, когда она начала, она, кажется, не может остановиться. — Не мог бы ты помочь мне также, как ты сделал это для Генри? — Как… ах, юноше? Оливия колеблется секунду: — Да. Мерлин наклоняет голову и смотрит прямо в глубь нее. Глаза Оливии широко раскрыты. Его глаза проницательно сужаются, будто разбирая ее на части и собирая обратно с предельной осторожностью. — Девушке? — Ч-что? — Хм? — выпаливает Артур в замешательстве. Лэнс шикает на него. Моргана немного приподнимается. Гвен закатывает глаза — она так беспокоилась о том, чтобы рассказать Мерлину, и зачем? — Оливия, — говорит он тише, делая шаг ближе, чтобы только она могла слышать. — это девушка? На мгновение Оливия смотрит ему в глаза, дыхание тихое и быстрое. Она поворачивает лицо назад, на группу позади, ее взгляд останавливается на одной из них. — Да, — шепчет она. Мерлин ободряюще улыбается ей: — Конечно, я помогу. — Зачем ей стихи для девушки? — нерешительно спрашивает Перси, оглядывая комнату так, будто не уверен, можно ли спрашивать. — Она влюблена в нее, — догадывается Артур. Он смотрит на Мерлина в поисках подтверждения. — Верно? Мерлин кивает, внимательно наблюдая за их реакцией. Моргана выпячивает подбородок в подсознательном вызове. — Две девушки? — уточняет Перси. Еще один кивок. — Я… не знал, что это возможно. — Но, может быть, в этом есть смысл, верно? Если мужчины могут любить мужчин, это значит, что некоторые женщины могут любить женщин, — размышляет Элиан, скрестив руки. — Вау, подождите, а кто говорил о мужчинах? — спрашивает Артур. Элиан кивает на световой экран: — Очевидно, что некоторым мужчинам нравится Мерлин, так сказал Генри. Голова Артура тут же поворачивается к Мерлину. Мерлин молчит. Он чувствует, как глаза Артура прожигают его насквозь. Он не смотрит. Его король может читать его, как книгу, и он не знает, хочет ли он этого прямо сейчас. — Кроме того, ты вообще помнишь о Гавейне? — продолжает Элиан. — О, пожалуйста, не ставьте в пример Гавейна, он бы взял лук в постель, если бы хотел, — упрекает Лэнс, изо всех сил стараясь отвлечь внимание принца от своего напряженного друга. Несколько человек смеются, когда Гавейн защищает свою честь и несуществующую добродетель. Артур отводит взгляд от Мерлина, но каждые несколько мгновений они возвращаются к нему. Он молчит — вот когда бывает очевидно, что он напряженно думает. Глаза Гвен не отрывались от брата с тех пор, как он заговорил. Ее сердце разрывается, когда он снова и снова скрещивает руки и хмурит брови, размышляя. Если он выяснит… о ней, они будут говорить об этом? О чём они будут говорить? Оливия первая, но точно не последняя. На той неделе к нему приходят еще два человека, а когда все идет хорошо, за ними следуют еще. Мерлин особенно рад видеть, как Оливия прогуливается по берегу реки со своей «подругой», держась за руки. Слухи распространяются. Люди всегда тянулись к Мерлину, плененные его остроумием и дразнящим обаянием, и теперь, как никогда раньше, они приходят к нему толпами. Мерлин весело флиртует в ответ, но в конечном итоге отмахивается от них. Кажется, все убеждены, что он со всеми, и Мерлин находит способ ни с кем не быть. В конце концов, у него полно забот об Артуре. Мерлин спит со всей деревней? Некоторые люди, безусловно, так думают. Но те, кто работает в замке, знают, что, когда Артур называет его идиотом, он улыбается ярче, чем от любой реплики, которую ему бросают потенциальные женихи, так что это в любом случае неважно. Артур на охоте, судя по снаряжению, которое он носит, от перчаток до лука. Мерлин бредет позади него, явно пытаясь произвести как можно больше шума. Он хорош в этом. Артур ускоряет темп лишь для того, чтобы на мгновение отдалиться от него, потому что иначе он ни черта не поймает. Во всем этом нет ничего необычного, но сегодня Мерлин кажется рассеянным или, скорее, слишком сосредоточенным на чем-то другом. Его брови нахмурены, когда он смотрит сквозь деревья. Он даже не жалуется. — Ладно, кончай, — сдается Артур. — Что ты делаешь? — Делаю? — отдаленно повторяет Мерлин, на самом деле не слыша вопроса. — Мерлин. Наконец Мерлин фокусируется, медленно, но верно, пока не понимает, что они остановились. Он невинно поднимает брови, глядя на Артура. Принц бросает на него требовательный взгляд. — О, я просто… сочинял. Артур хмурится: — Нет. — Да. В уме. — Ты не можешь сочинять в уме. — Я могу делать в уме всё, что мне нравится, веришь ты этому или нет. Видишь ли, мне приходится, я же не брал с собой на охоту чернила и перо. — Ну и что за хрень ты сочиняешь? — спрашивает Артур, меняя тактику. Мерлин что-то бормочет. — Что? — Стихи. Что-то в этом восхищает Артура. Его лицо озаряется этой чудесной информацией, счастливый вздох вырывается из его улыбающегося рта. Мерлин с опаской смотрит на него. Это никогда не приводит к чему-то хорошему. — Так кто же она? — спрашивает Артур, все еще смеясь, как будто это шутка. — Она? — Девушка, Мерлин, это единственная причина, по которой кто-то пишет стихи. Мерлин обиженно усмехается: — Что если я просто люблю стихи? — Ты не можешь… вообще-то, ты можешь, ты же большая девочка. Но не притворяйся, — ворчит Артур, грозя пальцем в воздухе. — Я знаю, что есть девушка. — Пожалуйста, прекрати. Давай, иди вперед, — устало умоляет Мерлин. — О, я знаю, о чем говорю. Все дело в охоте, Мерлин, в погоне. Женщины хотят знать, что вы их преследуете, и что вы не сдадитесь. Мерлин смотрит на большой арбалет Артура, который он использует, чтобы подчеркнуть движения рук, и выглядит немного больным. — Ты думаешь, что женщинам нравится, когда их преследуют, стреляют в них и потрошат? Это объясняет, почему никто из них не хочет иметь с тобой ничего общего… — Ты такая девочка, Мерлин, но вот ты здесь. — Если ты думаешь, что я хочу иметь с тобой какие—то дела, ты действительно зашел в тупик. — Зашел… — Артур останавливается, с отвращением поворачиваясь к Мерлину. — Зашел куда? — В тупик. — Что, черт возьми, это значит? — Повернул не туда. — В каком смысле? — Промахнулся. — Что? — ТЕБЕ НЕ ХВАТАЕТ ОВЕЦ В ЗАГОНЕ! — раздраженно кричит Мерлин. — МНЕ НЕ НУЖНЫ ОВЦЫ, Я ПРИНЦ!!! — Ох, заткнись! — Ай, к черту! Занимайся своими стихами, мне плевать. Она все равно убежит, как только увидит твое лицо. Гавейн фыркает в крайнем сомнении. Артур скалит зубы. — Ну, по крайней мере, ее будет пугать мое лицо, а не то, как я размахиваю оружием! — О, тогда, полагаю, ты знаешь, что делать, — шутливо бросает вызов Артур. — Скажи мне, о мудрый и неотразимый Мерлин, что нравится женщинам? Мерлин смотрит прямо в затылок Артура, пытаясь выпутаться из куста крапивы: — Им нравится знать, что их ценят, например. — И как ты им это покажешь, а? Мерлин пожимает плечами, как будто он действительно понятия не имеет: — Буду обращать внимание? Расскажу им, что в них особенного? Как они заставляют меня чувствовать радость? — Да, ну, полагаю, тебе придется прибегнуть к такой тактике. Но тут ты ошибаешься, Мерлин. То, что ты пользуешься глазами, не означает, что ты также будешь кому-то интересен, — Мерлин открывает рот, но Артур не позволяет себя перебить. — Мне так долго приходилось с тобой мириться, что теперь я знаю все твои маленькие причуды, да и ты, наверное, знаешь всё о моих. Это ничего не значит. Мерлин фыркает, с сомнением приподняв брови: — Ты не знаешь всех моих причуд, Артур. — Конечно, знаю. — Нет. — На самом деле нет, — хихикает Гвен. Артур поворачивается к нему, сузив глаза в вызове. Он расставляет ноги, словно на дуэли, и уверенно смотрит на Мерлина сверху вниз: — Ты здесь уже полгода, а до сих пор не привык к лестницам. У тебя немного больше неприязни к собакам, чем к кошкам. Когда ты перестаешь жаловаться, я знаю, что что-то не так — если только ты не молчишь какое-то время, пока твое внимание сосредоточено где-то еще, и ты думаешь. Обычно я могу сказать, о чем именно, по твоим легким выдохам. Твой любимый цвет чаще всего желтый, но он меняется. Ты склонен подсознательно отражать выдержку и интонацию других, и ты очень быстро схватываешь различные аспекты таких вещей, как речь, и откладываешь это на потом, но ты не можешь менять это по команде, потому что не осознаешь, что вообще это делаешь. Ты затыкал травы за уши и забывал их там все время, пока Гаюс не сказал, что ты не можешь быть настолько тупым, чтобы не замечать их терпкий запах, и ты начал это делать назло. Теперь ты не можешь остановиться. Ты говоришь о каждом встречном животном, что оно твое любимое, кроме птиц, которые нравятся тебе больше всех. А после дождя скучаешь по маме больше, чем обычно. Мерлин смотрит на него. Артур смотрит в ответ, как будто он что-то выиграл. Пещера безмолвна. Хунит задыхается, на ее лице появляется огромная недоверчивая улыбка. — Это все правда? — спрашивает Леон. Мерлин делает странное лицо и кивает. — Я ничего из этого не знал, — изумленно усмехается Перси. — А я знаю тебя много лет. — Я тоже, — соглашается Лэнс. — Гм… я тоже, — признается Мерлин. — Но я спросил маму и Гаюса, и они сказали, что это правда. — Что!... — Гавейн лает, снова зарываясь руками в волосы. Его бедный цветок выпадает, и он пытается поймать его и падает на Леона. — Как ты мог заметить всё это, — спрашивает Элиан, — но НЕ магию? — Я думал, что это просто он! — Это ПРАВДА просто я! — Но я думал, что это…! Ты знаешь!.. — Артур бормочет, размахивая руками в попытках объясниться. — Когда речь идет о Мерлине, Артур — самый тупой гений, которого я когда-либо встречал, — заявляет Леон. — И что это значит? — сухо спрашивает принц. — Я не знаю, сир, вы мне скажите. — Но Мерлин такой же, смотри! — А кто мне больше нравится, собаки или кошки? —спрашивает Артур в ответ. — Это вопрос с подвохом. Твое любимое животное — жареный цыпленок, — автоматически выпаливает Мерлин. Артур широко и красиво улыбается. — Пошли, Мерлин. Мы теряем день. Лэнс с улыбкой качает головой: — А еще говорят, что романтика мертва.