Стеклянный мальчик

«Я не должен лгать», — пишет на его руке Кровавое перо. Гарри болезненно морщится, но продолжает старательно выводить букву за буквой, впечатывая не в кожу — в душу и сердце — горький приказ: я не должен лгать. Приказ, который он не может выполнить. Потому что Гарри постоянно лжёт — себе, друзьям, окружающему миру. Всем, кроме светло-серых глаз. Впрочем, те и так видят его насквозь. Гарри устал лгать. Он делал это непрерывно на протяжении четырёх лет, филигранно оттачивая древнейшее искусство лицемерия, и порой ему начинает казаться, что ложь разъедает его, подобно ржавчине. Гарри не любит лгать, однако сейчас — это единственный выход: Амбридж неусыпно следит за ним; пресса заходится в экстазе, выставляя его попеременно то сумасшедшим, то едва ли не убийцей; директор Дамблдор загадочно молчит и, кажется, даже не старается хоть как-то повлиять на ситуацию в школе. Рон снова с ним, как и Гермиона, они по-прежнему внимательные и преданные, но это уже не так вдохновляет после лета, проведённого в одиночестве, без единого письма поддержки. Поэтому им Гарри тоже вынужден лгать, оттого буквы на руке с одержимостью голодных пикси сильнее вгрызаются в кожу. «В глубине души вы хотите, чтобы вас наказали», — зудит в голове противный голосок розовой жабы, и Гарри лишь сильнее сжимает дрожащими от боли пальцами Кровавое перо: да, он хочет, он готов принять своё наказание. Вот только его Стеклянный слизеринский принц с этим не согласен, и после очередной стычки Гарри находит в кармане мантии баночку с мазью — и как только умудрился незаметно подсунуть? Через день — красное, сочащееся мёдом яблоко — таких отродясь в Хогвартсе не бывало, в конце недели — кулёк шоколадных ирисок («Я что, маленький? — заталкивая в рот пятую конфету, думает Гарри, жмурясь от удовольствия. — Мерлин, какие же они вкусные!»). А ещё записки-записки-записки… «Сегодня у кошачьих стражей вечеринка. Мышки могут погулять». «Льву нужно быть осторожным, бродя трижды высоко от земли, там будет много змей». «Воронов считают преданными птицами. Готов ли ты стать преданным ими?» Почерк в записках изменён, но Гарри точно знает отправителя. Он прячет их глубоко в карманах мантии, перечитывает, хмурясь и медленно шевеля губами, пытаясь разобраться в хитросплетении намёков, складывает на самом видном месте — между новеньких страниц учебника по ЗоТИ за пятый курс: если его вещи надумают обыскивать, эта книга привлечёт к себе меньше всего внимания. Но это всё равно не спасает их от краха, лишь слегка отодвигает неизбежный финал: стены Выручай-комнаты содрогаются от многочисленных Бомбард, двери разлетаются в щепы, покрывая пол и неуспевших скрыться учеников слоем каменно-древесной пыли, сыпятся с потолка, затухая, огоньки — медленно тающие патронусы напоследок осыпают собравшихся импровизированным фейерверком. Гарри не знает, чего ему хочется больше — застонать от бессильной злобы или выдохнуть от облегчения. Ему нравится учить, видеть, как его усилия приносят плоды и чужие палочки всё увереннее и увереннее выпускают в воздух заклинания, да и самому не мешает научиться парочке новых. Но теперь Драко не придётся из-за него подставляться, рискуя получить в качестве наказания такую же мерзкую надпись на руке, как у него, если не хуже. И это — Гарри не чувствует даже капли стыда — гораздо важнее их глупых взрослых игр. Так что всё к лучшему, правда? «Нет, — мрачно думает Гарри, смотря в серые, презрительно прищуренные глаза Люциуса Малфоя, — ложь, уже ничего не будет к лучшему». Они стоят напротив друг друга в окружении Пожирателей смерти. Броситься в Отдел Тайн спасать Сириуса было плохой идеей, взять в руки пророчество о себе и Волдеморте — ненамного умнее. Гарри готов побиться головой о стену, если их каким-то чудом удастся разглядеть в ледяной полутьме Зала Пророчеств, да только это вряд ли поможет: чужая холёная рука уже тянется к треклятому шару в его ладони. — Отдайте пророчество, мистер Поттер, и никто не пострадает. Он не должен верить этим словам, но его будто прошибает электрическим разрядом от знакомых ленивых интонаций в холодном надменном голосе. Наверное, это наведённый Пожирателями морок, или игра света, или сон, или… А может, кто-то случайно крутанул Маховик времени, перемотав время далеко вперёд? Потому что на одно короткое мгновение Гарри видится совсем другое: более мягкий поворот головы, тоньше бледные губы, ярче сияние благородной платины, не разбавленной желтизной белого золота. Не Люциус — Драко, его любимый Стеклянный мальчик, повзрослевший и возмужавший, стоит сейчас перед ним. Как ему можно отказать? И Гарри, затаив дыхание, осторожно вкладывает шар в чужую ладонь — будто отдаёт не пророчество, а свою душу. Чтобы через какой-то час собирать её по кусочкам. Безумный смех Беллатриссы, собственный отчаянный крик, звон разбивающегося стекла — всё смешивается в дикую какофонию, раздирая сердце болью невосполнимой потери. Перед глазами, как в калейдоскопе, мельтешат картинки недавнего боя, застывая стоп-кадром на падающем в Арку Сириусе. Волдеморт по-акулье скалится, злобно шипит на парселтанге, почти заглушая размерено-увещевательный голос Дамблдора. Или это у него шумит в ушах? Гарри сгребает в горсть усеявшее пол стеклянное крошево, заставляя песчинки безжалостно впиваться в кожу. Что там складывал из льдинок наивный мальчик Кай? Слово «Вечность»? У Гарри задача посложнее: убить злого волшебника, спасти мир и стать для всех вечным Героем. Вот только никто не подарит ему за это ни книгу с картинками, ни даже пару хорошо заточенных коньков. Плевать! Он бы и сам приплатил, лишь бы только больше не захлёбываться болью, лишь бы только с Драко ничего не случилось, лишь бы… Разгром Министерства приносит свои горькие плоды: теперь никто не сомневается в возвращении Волдеморта. Газеты наперебой выдают сенсационные статьи, Хогвартс гудит, как растревоженный улей, очередная волна всеобщего внимания накрывает Гарри с головой — ему всё равно. Он впервые с облегчением возвращается к Дурслям, запирается в выделенной ему комнате, часами безразлично смотрит в одну точку. Пальцы медленно скользят по тонким шрамам на левой руке: «Я не должен лгать». «Хотя бы себе», — мысленно добавляет Гарри.