Рассвет

Четверг, четвертое июля. Небо над моей головой необычайно красиво. Пуховые облака, как живые, медленно плывут, превращаясь в китов, птиц и даже пауков. Никаких признаков дождя. Дожди ушли, отдавая нам яркое июльское солнце. Трава подо мной мягкая, как ковер в гостиной у бабушки. Длинные тонкие стебельки колышутся по воле ветра, а пчелки деловито пролетают перед лицом в поисках сытных цветов. Здесь в просторах иоковской безмятежности все мне казалось единым: люди и природа — одно целое. Птицы поют свои летние песни. Изредка тень коршуна падает на зеленую траву и быстро исчезает. Я сижу в высокой траве, скрытая от дурных глаз, утопая в тишине и умиротворенности. Голова временами совсем опустошается, и я будто улетаю вместе с ветром в безграничную ввысь, оставляя Елизара одного. Я поняла, что между нами есть некая сила — нить, которая не рвется даже тогда, когда наши планеты достигают своего перигея. Я по-прежнему боюсь своих чувств к нему. Иногда у меня получается потушить это, но каждое доброе слово, сказанное в мой адрес, взгляд или дружеские объятия дают пламени разгореться вновь. Я понимаю, что он не мой, но ничего не могу с собой поделать. Я не могу заставить себя не чувствовать то, что я чувствую. Можно спрятаться в холодном погребе, как вампир, или уехать домой, напрочь забыв обо всем, но разве от этого мне станет легче? Елизар лежит в траве, напевая незнакомые для моего слуха мелодии. На его груди лежит гитара, которая должна была стать инструментом моего обучения, а он моим учителем. Я попробовала, но у меня не совсем получалось, поэтому я оставила это дело и слушала, как вокруг меня живет этот дикий мир, а он изредка перебирал на своей шестиструнной подруге аккорды. Его пальцы пробегали по струнам, выдавая новые звуки. Это были мелодии покоя и свободы. Он творил чудеса. Елизар частенько подчеркивал нашу дружбу словами: "друг", "братан", "кореш". Я понимала, почему он это делает — боится, что я влюблюсь в него. Вчера он странно себя вел, боясь коснуться меня, будто я была прокаженной. Поначалу это жутко обидело, но, когда у меня появилось время рассмотреть его поведение, я все поняла. Я не стала совершать поступки, которые смутили бы его, но у меня не получалось игнорировать Елизара. Его взгляд из-под густых черных бровей, голубые глаза с редким серым оттенком, пышные ресницы, кувшинка на шее, тонкие длинные пальцы музыканта. Я никогда не любила в людях липучесть, никогда не любила в девушках писклявый голос при парнях или резкий отлив сил. Я вела себя и разговаривала как обычно, если понадобится, я могу ему даже накостылять. Его присутствие, конечно, является для меня неким допингом, но открыто показывать это я не собираюсь. — Это все, что останется после меня. Это все, что возьму я с собой, — низким мелодичным голосом спел он. — Красивая песня. Как-то я слушала ее целый день, — стараясь не нарушить покой и умиротворение, произнесла я. — Мне тоже нравится, — с закрытыми глазами, не выдавая никаких эмоций, произнес он. Неведомая сила вновь унесла его ненадолго, оставляя меня одну, а его тело пустым. Дух Елизара был где-то, где не было меня. — А я вот какой песней не могу наслушаться, — сказал он и, подобрав аккорды, запел. Я следом за тобой пойду, Меня не отличишь от тени, А спрячешься в траву, Я притворюсь растеньем. Это я незаметно крадусь В час, когда ты отходишь ко сну, Твое сердце должно быть моим, Твое сердце вернет мне весну. — Очень красивая, — шепотом произнесла я, дабы не мешать ему. — Это "Пикник — Твое сердце должно быть моим". Мне тоже очень нравится. Я нашел ее в старом плеере. Частенько копошусь в старых вещах, чтобы найти что-то из теплого прошлого. Это похоже на машину времени, — сказал он и привстал, откладывая гитару в сторону. — Еще мне очень нравится "ДДТ — Метель". — Она моя любимая! — восхищенно воскликнул он. Елизар достал свой крутой яблочный смартфон и включил эту песню. Он красиво подпевал солисту, отчего даже я, пересилив свою стеснительность, запела. Сначала я пела вместе с ним, стесняясь своего голоса, но потом плюнула на всю стеснительность и громко запела. По телу побежали мурашки. Что-то сильное вырвалось из меня, излучая энергию. То ли текст песни, то ли его присутствие вдохновляли меня. Не медля ни секунды, после окончания его песни я включила свою. Эту песню я случайно нашла в плеере, не зная даже названия, я быстро к ней пригрелась. — Откуда у тебя эта песня? — вскочив с места, как ошпаренный, спросил Елизар. Его глаза округлились в каком-то непонятном мне страхе. — Я скачала ее в интернете. Я не знаю, как она называется. Мне понравились слова, — честно призналась я и съежилась под его грозным взглядом. — Это" Paramore — The only exception", — назвал ее Елизар и чуть ли не грохнулся назад. Он погрузился в раздумья, и лицо его приняло неизвестное мне раньше выражение. Что такого в этой песне? — Эту песню... слушала моя Арина. Что за совпадение? — пробормотал он еле слышным голосом. Я не совсем поняла: обращено ли это ко мне или же это мысли вслух. — У нее хороший вкус, — добавила я на всякий случай. Но что его терзает? Какие такие мучительные воспоминания всплыли в этой голове от услышанных строк? Или же я неправильно истолковала его эмоции? Многое мне в нем остается непонятным. — Ты единственное исключение? — так ведь переводится припев? — посмотрел он на меня испытывающим взглядом. — Да, так, — прошептала, съежившись, я. — Быть может, нам нужно встречаться реже? Мне кажется, что наши частые дружеские посиделки могут негативно повлиять на ваши отношения. — Да, они негативно влияют, — с некой усмешкой произнес он. — Нам и вправду нужно меньше встречаться. Его слова задели меня, оставляя небольшую рану. Он был прав, но это было не совсем то, что я хотела бы от него услышать. Всего лишь минуту назад я была счастлива видеть его сияющие глаза и лгать себе, что это я вызвала их сияние. Но то хладнокровие, и та резкость, с которой он предоставил мне свой ответ, задели меня. Больнее всего слышать такое от человека, чье общество для тебя подобно живительному свету и лекарству. Ожидания не всегда оправдываются, и я вновь сталкиваюсь с этой жестокой реальностью. Но в его словах есть правда. Мы не должны видеться так часто — я должна от него отдаляться. — Быть может, на этой неделе нам не стоит видеться? — Да, на этой неделе мы не увидимся, — проговорил он со стеклянными глазами. В этот крохотный миг он казался мне машиной, повторяющий чьи-то команды. — Тем более, соседи сейчас чаще будут в огороде, и ты не сможешь приходить к ним за скороспелкой, — с усмешкой произнесла я, чтобы разрядить как-то негативное поле вокруг нас. — Я могу приходить за вашими яблоками. К тому же я видел у вас в огороде еще много вкусного, — отошел от транса он и засмеялся. — Ага! — выдавила я саркастический смешок. — Еще чего?! Я заведу собаку, которая будет охранять наш огород. — Я не боюсь собак, придется тебе завести пса побольше и пострашнее. — Тогда я заведу дикого волка, лишу его пищи, и он будет поджидать тебя около забора, — грозно добавила я. — Ну, попробуй! — бросил он мне вызов. — Вот и попробую. Заведу самого страшного волка! — Большого-большого? — Большущего! — развела я руки в стороны насколько могла, показывая невидимые размеры монстра. — Голодного-голодного? — Самого голодного, какого только найду! — А не боишься, что он умрет с голоду? — выразительно поднял он левую бровь. Я ненадолго задумалась, не зная, что на это ответить. Мне нужен самый хитрый ответ. — Не умрет! Я иногда буду отрезать у тебя по пальцу, чтобы он привык только к твоей плоти. — А как же я буду играть на гитаре? — Я сама научусь. — О, только не это! Ты же не заставишь меня слушать это? — взмолился он. — Что это значит? — возмутилась я, сжимая кулаки. — Видишь этот кулак? Да этот, перед твоим правильным носом. Он может придать твоему носу слегка другой угол. — Хм, да тебя можно брать на разборки. Будешь стоять за моей спиной и кричать угрозы врагам, а я тем временем буду тебя сдерживать, чтобы они попятились в страхе. — Можем так еду добывать или айфоны отжимать, — усмехнулась я и артистично сплюнула, как матерый бандюга. — Набьем тебе татуировки на все тело. — Только не эти цветочки, как у тебя. Я ж всё-таки мужик! — грубым голосом сказала я и вытянула вперед шею, как гусь. — То есть я не мужик? — удивленно выдернул он брови. — Между прочим, это не девчачьи татуировки. — Ой, какие мы нежные! — усмехнулась я. — Слушай, а ведь я могу сейчас попрактиковаться. Моему коммуникатору уже три года, а твоему, я вижу, нет и года. — Эй-эй, давай-ка не вживайся роль. Мне уже страшно стало, — вытянул он перед собой гитару, защищаясь от меня. — Да ладно тебе, не нужен мне твой айфон. А что будет на следующей неделе? Ты будешь в штаны накладывать при виде меня? — усмехнулась я. — Нет, я думаю приходить к тебе через день. Будешь меня учить крутым приемам. Нужно же мне как-то защищаться со своими "девичьими" татушками. Я приду послезавтра. — Ну-ну, — деловито кивнула я, а внутри широко улыбалась этому. — К тому же кое-кто должен меня научить рисовать. Если я смогу красиво рисовать, быть может, смогу нарисовать эскиз для тату, подходящий твоим нравам и принципам. — Чушь собачья. Ты же и карандаша держать не можешь! Стану я с тобой возиться?! Да еще и бесплатно. Вот если мне будут платить… вареньем, — в улыбке покосилась я на него. — Ты же не намекаешь на еще одну банку варенья, Карлсон? — Нет, не намекаю, а требую. И чтобы побольше, а еще воду принеси, чтобы запивать. — А печенья? — А ты сам не догадался? — А что буду есть я? Воровать яблоки? — Я тебе сворую! — подняла я кулак перед его бледным лицом. — Я положу салфетку на колени — все, что упадет на нее, твое. — Тогда я буду молить Бога, чтобы у тебя изо рта все сыпалось, а руки тряслись бы так, что все из них выпадало, — приблизился он ко мне. — Я буду брызгать слюнками во все стороны. — Я не брезгливый. То ли меня смутило расстояние, уменьшающееся между нами, то ли перевес аргументов в его сторону, а может даже оттого, что я не нашла что сказать — я со всей силы ударила его по носу кулаком. Это совсем не похоже на меня! Елизар ошарашенно отстранился, а я залилась краской, не зная, что делать. — Я, честное слово, не заметила! — выкрикнула я, пока он собирался духом, чтобы что-то пробормотать. Мой удар не был таким сильным, чтобы вызвать кровотечение или вырубить его окончательно, но он скрутился на земле, вопя, как девчонка, и призывая на помощь. Когда смех стал его душить, и ему было сложно с этим справиться, Елизар просто отвернулся от меня. Какой хороший актер! В этот момент меня не волновала совесть не из-за моего хладнокровия или же жестокости — я была счастлива. Счастлива не из-за того, что ударила его, а из-за этой близости. Неужели этот незнакомец стал мне самым близким другом? Правда, иногда он всё-таки заставляет меня сомневаться в чистоте своей дружбы. Его суровые и тяжелые взгляды время от времени отдаляют меня, когда я подхожу совсем близко к его внутреннему миру. Но иногда это даже мне на руку, быстрое сближение может вызвать во мне по отношению к нему чувства еще горячее. Сейчас он симпатичен мне, и я безгранично рада видеть его, но если выключить фильтр, то я могу превратиться в его фанатку, что невозможно с моей-то натурой. Граница между нами никогда не должна стираться ни под какими предлогами и взглядами. — Все, нарыдался? — спросила я у него, когда он стих. — Да. Я умер, — ответ был короток, без каких-либо движений. — В таком случае сегодня я буду делать селфи на свой новый телефон и бренчать на новой гитаре. А тебя, товарищ, придется скинуть в овраг в заросли камыша. — Не сможешь — силенок не хватит, — протараторил он. — Молчи, ты мертвый. Придумаю что-нибудь. Этот день надолго останется в моей памяти. Это был теплый день. Теплый не из-за солнца над головой, а теплый из-за солнца, которое сидит рядом со мной в траве. Это солнце излучает такую живительную энергию, что я даже запела при нем, отбрасывая свои страхи. — Знаешь, я думаю, мы можем попробовать спеть ту самую песню — "The only exception" — вместе. Я знаю аккорды. Ты хорошо знаешь текст? — засиял Елизар. — Не так чтобы хорошо, но можно попробовать. Увы, но природа не наградила меня красивым высоким голосом, она дала мне редкий альт. Елизар перебирал B — F#m — E и, когда дело дошло до куплета на аккорде F#m, я вступила, вспоминая текст на английском. Поначалу у меня не совсем получалось выдавать то, что нужно, но я просто вспомнила, что не писклявый, а низкий протяжный и чувственный голос — моя отличительная черта. Плюнув на то, что я слышала раньше, я запела по-своему. На припеве я подняла низкие тона вверх и громко завыла, контрастируя чуть ли не всеми нотами так, что глаза Елизара округлились. Он качал головой и дополнил меня своей хрипотой. — And I'm on my way to believing, — закончила я. — Это было шикарное исполнение. Мне очень понравилось! — восхищенно завопил Елизар. — Где ты научилась так петь? — Нигде, просто мне вдруг захотелось внести в эту песню что-то новое, — покраснела от смущения я. Мне очень редко делают комплименты. — Это просто шикарно, Кристина! Я шокирован. Теперь это моя любимая песня! Нужно будет записать на диктофон твое исполнение! Давай повторим! Давай повторим! Не отпирайся! — чуть ли не прыгал передо мной гитарист. — Хорошо-хорошо, — успокоила его я. — И я на пути, чтобы поверить... — тихо пропел Елизар. В лучах июльского солнца, в этой мягкой траве иоковских лугов, в свисте ветра над головой я начала верить в чудо. Под аккорды знакомой мне песни, которая оказалась любимой песней Елизара, я почувствовала себя по-другому. То гнетущее чувство одиночества начало таять. Раньше я частенько смеялась над людьми, чьи восхищения любовными чувствами раздавались рядом с моими ушами. Эти люди твердили, что безгранично влюблены, говорили, что их чувства искренни. Я не верила этим бредням. Сказки оказались реальностью. Каждая новая встреча с Елизаром меняла меня, заставляла мои твердые принципы разбиваться. Былые мысли об одинокой старости с собой любимой стали казаться мне брехней, потому что это не то, что хочет моя душа на самом деле. Оказывается, моя душа, как души типичных девушек, хочет тепла близкого человека. Моя душа поет! Она никогда не пела от чувств, которые меня переполняют. Я никогда не пела с любимым человеком! Никогда не сбрасывала с себя стеснение рядом с незнакомым мне человеком. А сейчас... сейчас я просто взорвалась в струнах гитары и своего красивого голоса. Под слова "ты единственное исключение" я поняла, что человек, сидящий напротив меня и сияющий, как солнце, является тем самым единственным исключением. Я поняла это! Поняла, что было во мне не так, поняла, что заставляет меня кипеть от непонятных мне чувств. Передо мной именно тот человек, который имеет власть надо мной, сам того не понимая. Этот человек ворвался в мою жизнь неожиданно. Мне стало очень страшно проснуться именно сейчас. Я не прощу себе, если это всего лишь сон. Моя бурная фантазия не имеет права так надо мной издеваться. Но нам не быть вместе. К горлу подступает ком, мешающий дышать. Он даже не понимает, как влияет на меня. Любых наших встреч будет мне мало, а разговоры всегда будут казаться слишком короткими. "Ты мог бы сделать больше, Елизар". Пусть мы не будем вместе, но он открыл для меня новое чувство и, быть может, скоро я встречусь с человеком, который даст мне разделить это безграничное тепло. Я сожалею о том, что Елизар не будет тем человеком. Я сожалею о том, что мы не сможем в полной мере разделить это прекрасное, теплое чувство вдвоем. Мне впервые захотелось отдаться кому-то полностью. Я готова на все ради него. Но навряд ли он сделает то же самое. Легкая зависть пробежала во мне, рисуя образ его рыжей девушки. Как же мне хотелось быть на ее месте, но я могу лишь оставаться его подругой. Я могу быть лишь приведением в его жизни, которое скоро унесет осень и навряд ли вернет обратно. Пройдет месяц, и нам придется расстаться. Быть может, мы больше никогда не увидимся, и я буду лишь воспоминанием для него. Осенние ветра унесут меня из этой блаженной долины, возвращая в серый мир города. Зеленые листья опадут, дни станут короткими, а ночи — мучительно длинными. Моя жизнь вернется в обычное русло, но я уже не буду прежней.