Поцелуй вампира

Несколько дней Бомгю старательно избегает Ёнджуна, видя его только утром перед завтраком. Младший уже сам знал, когда можно в ванну, и целыми днями сидел в библиотеке. Он заранее перетащил примерно десять романов в спальню, чтобы читать их, когда приедет вся эта свора кровососов. Снег больше и не собирался таять. Наоборот, сугробы только росли с каждым снегопадом, а их за неделю было целых четыре. Бомгю, когда не отвлекался на чтение, постоянно думал о том, что произошло. Он на следующий же день перечитал чуть ли не всё, что нашёл о вампирах, находя информацию и об их чудесной способности заживлять чужие раны, и о так называемом «поцелуе», во время которого не только «сосуд» становится слишком чувствительным. Если верить тексту, Ёнджун тогда… ему тоже было приятно. Перед глазами непроизвольно появилась картина: Джун навис над одной из служанок, и они дарят друг другу наслаждение. Вдруг что-то неприятно кольнуло в сердце. Он не хочет это вспоминать. Ёнджун в последнее время стал раздражительнее, отчего снова начинал пугать. Он хотел ещё несколько раз подойти к Бомгю и попросить крови, но младший настолько сильно смущался и злился, что не подпускал к себе и на несколько метров. Испытав всё это снова, он бы не пережил. Точно не пережил бы… Каждый раз лицо горит и покалывает пальцы, особенно, когда Ёнджун где-то поблизости. Он такой же, как в книгах. Учтивый, заботливый, когда нужно… Холодный, но только телом. С ним рядом, как бы Бомгю ни сопротивлялся этим чувствам и не желал их, было приятно и не так страшно, как одному. Хотя отказывать в очередной раз было тревожно. Сегодня Гю снова задержался в библиотеке допоздна. Ёнджун наверняка уже давно принёс ужин и ушёл к себе. Он тихо крадётся по коридорам в свою комнату, по дороге разглядывая огромную луну в окнах. Уже почти середина декабря, со дня на день начнут приезжать гости. Так жутко, но в планах обязательно поговорить с мамой Ёнджуна. Что же там насчёт их дома и документов? По-хорошему, ему бы самому с этим разбираться, но он только сейчас начал приходить в себя. Скорее переключился на новую напасть. Он тихонько что-то напевает себе под нос, подходя к двери и думая, как сильно хочет спать. В комнате горит камин, но больше света нет, и Бомгю не сразу замечает, что кроме него здесь кто-то есть. Подойдя к шкафу, он хочет переодеться, но не успевает открыть дверцу, как его хватают за шею и тащат к зеркалу, останавливаясь напротив. Бомгю держится за холодную руку и смотрит испуганно на лицо Ёнджуна в отражении. Про зеркала, значит, тоже выдумки… — Мнгх, — младший дёргается, но его не отпускают. — Я д-думал, ты ушёл. — О чём ещё ты думал в последнее время? Неужели я настолько тебе противен? — Нет… Нет, не в этом дело… — А в чём? — Джун поднимает его лицо, обхватив подбородок второй рукой. — Посмотри на меня. Бомгю открывает глаза и замирает. Лицо Ёнджуна осунулось и побледнело ещё больше, чем обычно. Под глазами залегли глубокие тени, сам он выглядел уставшим. Странно, ведь Гю даже не обращал внимания на изменения в старшем. Он стал резче в последние дни, но в лицо ему Бомгю не смотрел. — Не знаю, в чём дело, но у вашей семейки какая-то особенная кровь. Мать упоминала несколько раз о том, что не может переносить ничью другую, после того как попробовала твоего отца. Я подумал, что это бред: у половины наших горничных кровь лучше среднего. Но ты… — он прижимается носом к горячей коже за ухом младшего и вздыхает. — Ты настолько хорош, что я не могу ни о чём другом думать. Все слишком солёные и горькие по сравнению с тобой. Бомгю, что ты со мной делаешь? — Ничего я не делаю! — снова рыпается и пыхтит, непроизвольно краснея. Да почему же тело так предательски реагирует? — От… откуда я знаю, почему тебе так нравится? Я ведь неспециально… А-ай! Бомгю чувствует острую боль в плече и зажмуривается, вцепившись в чужую руку. На этот раз не так приятно, но ноги всё равно становятся ватными, и, если бы не Ёнджун, он бы тут же свалился на пол. Старший пьёт жадно и много, в глазах начинает темнеть, и тело немеет. В ушах закладывает, на несколько секунд он теряет связь с реальностью, пока не чувствует под собой мягкую прохладную постель. — Чёрт, малыш… Посмотри на меня. Ты в порядке? Голос старшего звучит словно откуда-то из другой комнаты. Его лицо сначала немного размыто, а потом Бомгю замечает, что синяки под глазами пропали, да и лицо не такое бледное. Кажется, будто Ёнджун стал немного теплее. — Я не хотел срываться, прости, — он гладит ладонь младшего и целует её, после двигая поднос с ужином ближе к кровати. — Тебе надо поесть тоже. Давай, я помогу. Нехотя Бомгю съедает половину и сидит на краю кровати, смотря на огонь. Он чувствует сильную слабость и грусть. Ему почему-то нестрашно, хотя он понимает, что Ёнджун выпил слишком много. Значит, он злится, когда голоден… Вместо страха присутствует какая-то крупица жалости к вампиру. Гю часто ругал себя за мягкосердечность и излишнюю эмпатию. Но что он мог поделать? В мире и так слишком много зла и боли, холода и обид. Пока он может и хочет дарить тепло кому-то, он будет это делать. Ёнджун сидит рядом, так же молча смотря в камин. Кажется, он и правда сожалеет, но уходить пока не собирается. Бомгю немного мнётся и всё же смотрит на него, разглядывая профиль. Джун чувствует на себе взгляд и поворачивается, смотря в ответ. Что-то в груди младшего вдруг снова будто разрывается. Он чувствует, как в горле появляется ком, а глаза наполняются горячими слезами. Ёнджун на секунду теряется, а затем двигается и обнимает его, поглаживая по спине. — Ну ты чего? А? Всё хорошо, я бы тебя не убил, я не настолько ужасный. — М-м, — Гю машет головой и шмыгает носом, прижимаясь к нему. — Мне очень грустно здесь, Ёнджун. Я так… скучаю по нему. — Я знаю, — старший гладит его по волосам и вздыхает, утыкаясь носом в волосы на макушке. А у Бомгю от этого ещё сильнее слёзы льются. Он жмётся ближе, хватая рубашку на спине старшего дрожащими пальцами, и плачет так сильно, словно в последний раз. Ёнджун долго ещё не отстраняется и не оставляет его до глубокой ночи, пока Гю не проваливается в беспокойный сон. Утром Бомгю просыпается совершенно разбитый и опухший. У него болит голова, и ему очень хочется пить, но для завтрака пока рано. За окном облачно и безветренно — погода замечательная, но выходить совсем не хочется. Только вот у зашедшего через полчаса Ёнджуна другие планы. — Лёд уже достаточно крепкий, чтобы кататься, — заявляет он с лёгкой, немного виноватой улыбкой. — Я могу научить тебя, пока мы здесь одни. Гю за раздумьями завтракает и всё же соглашается, надеясь, что прогулка поможет ему развеяться и прийти в себя. Ёнджун кутает его в шубу, а на улице помогает обуть коньки. В саду всё ещё больше преобразилось. Пруд почистили, а рядом с берегом поставили скамеечки. Деревья вокруг украсили золотыми и красными лентами, которые красиво блестели и переливались на свету. Бомгю кое-как становится на коньках и, хромая, пытается идти по льду, пока не слышит звонкий смех, от которого тут же краснеют уши. — Чего смеёшься? — он хмурится, чувствуя себя нелепым косолапым медведем в большой шубе и на коньках. Ёнджун, впервые улыбаясь так, что видно зубы, подъезжает к нему и берёт за руки. Сейчас видно его небольшие, но острые клыки. А ещё ему безумно идёт улыбаться. Бомгю засматривается, пока не получает щелчок по носу. — Расслабься. И не шагай, а катись, как я. Смотри и повторяй, а я, если что, поймаю. Полчаса Гю только и делал, что падал. У него совершенно ничего не выходило, он не понимал в принципе, как нужно двигаться, и это его злило. Весь красный и запыхавшийся, он держался за руку Джуна и катился рядом. — У меня наверняка весь зад в синяках, — жаловался он, когда смог проехать пару метров без падений и поддержки. — Прости, но синяки я не смогу вылечить. — Сами заживут, — краснеет и отворачивается Гю, снова пытается удержать равновесие, расставив руки. Спустя ещё час он очень устаёт и просится обратно. На самом деле, когда стало хоть что-то получаться, ему даже понравилось, о чём он сказал старшему, наблюдая новую яркую улыбку. Вечером впервые Ёнджун ведёт его в столовую. Пока голодный Бомгю уплетает не такой уж и пресный суп, Джун рассказывает ему историю поместья: как строился сад и куда делся его отец. Бомгю мрачнеет, услышав рассказ о том, как люди когда-то истребляли всех, кто хоть немного отличался от них. Она и её возлюбленный бежали от стольких угроз, покушений и поджогов… Но однажды всё обернулось трагедией. Бомгю, не удержавшись, встаёт и подходит к Ёнджуну, после того как тот рассказал ему об отце. Они долго обнимаются, а после младший возвращается к себе, чтобы о многом подумать и выспаться. На следующий вечер приезжают первые гости. Бомгю узнаёт об этом от одной из служанок, когда та заходит принести ужин вместо Ёнджуна. Старший так больше и не объявляется, и Гю засыпает один. Теперь они ещё реже видятся: из-за отсутствия матери Джун — главный в доме и он обязан встречать и развлекать гостей. Он иногда заходит в обед или ближе к ужину, немного уставший и недовольный, но крови пока не просит. «Значит, берёт у кого-то другого», — думает Бомгю и целыми днями сидит в комнате, читая книги. Утром за день до Рождества он украдкой наблюдает из окна за катком вдалеке. Одиннадцать фигур гуляли по саду и катались на коньках — словно обычные люди, приехавшие отдохнуть. Бомгю давно не общался ни с кем, кроме Ёнджуна, поэтому ему на мгновение захотелось тоже выйти на улицу. Мозг упрямо не хотел усваивать тот факт, что все эти фигуры внизу — вампиры и выходить ему из комнаты нельзя. Становится вдруг очень обидно и грустно, но делать нечего, только книжки сейчас могут его утешить и развлечь. Он грустит ещё больше на следующий день, когда осознаёт, что это будет первое Рождество, которое он проведёт в одиночестве. Но Ёнджун, пришедший после обеда, рушит все его планы на одиночество. Он буквально влетает в спальню, пугая младшего, и вываливает на кровать какую-то одежду. Бомгю опускает взгляд и рассматривает рубашку, брюки, какие-то ремешки и корсет. Он поднимает голову и смотрит на старшего удивлённо. — Что это? — Твоя одежда на сегодня, — заявляет Джун и как-то хитро улыбается. А Гю в полной растерянности хлопает глазами и не понимает, что происходит и на какое такое «сегодня» ему одежда. — Я должен предупредить, — продолжает старший, меняясь в лице. — На балу будут люди. Но в основном это прислуга и «сосуды» в качестве… ну… Я пойму, если тебе будет слишком неприятно и ты не захочешь присутствовать, но в зале будет очень красиво. И ещё я позаботился о том, чтобы тебе сделали самый лучший вишнёвый сорбет… — Погоди, погоди, — старший говорил так быстро, что Гю не успевал переваривать информацию. Он выставил руку вперёд и сглотнул. — Ты хочешь, чтобы я был гостем? — Именно, — кивает Ёнджун. — Тебя никто не станет трогать, если ты будешь со мной. В такой толпе вряд ли кто-то учует твой запах как следует, так что можешь не бояться. Какое-то время Бомгю задумчиво разглядывает одежду на кровати. Судя по всему, вместо привычного ему стола, у вампиров будет по человеку… Это даже звучит жутко, но, с другой стороны, когда ещё он увидит столько вампиров сразу? Ещё и будет в безопасности при этом. Оставаться одному в комнате, когда все будут веселиться, очень не хочется. А Ёнджун что-то сказал про сорбет… — Ну хорошо, — соглашается он и указывает на ремешки пальцем. — А это как надевать? — Я помогу тебе. Бомгю снимает рубашку и становится у зеркала, немного смущаясь и не смотря на своё отражение. Ёнджун первым делом берёт портупею и подходит ближе, застёгивая её на груди младшего. Тот покрывается мурашками и удивлённо смотрит вниз. — Я думал, это на рубашку… — Неа, — Джун улыбается, поправляя ремешки. — Под. На белой, как снег, рубашке всего пара пуговиц внизу — грудь оставалась открытой. Ёнджун прикладывает корсет к его талии и просит подержать, беря шнурок. Пересилив себя, Гю смотрит в зеркало и тут же краснеет. Так откровенно он ещё не одевался. А Джун, стоящий сзади и шнурующий корсет, вызывает новые волны смущения. — Ты и это умеешь… — не спрашивает, скорее восхищается. — Это несложно, — поднимает взгляд старший и резко тянет концы шнурка на себя. Ткань сжимает торс, отчего Бомгю чуть оступается и охает. Младший чувствует, как прижимается бёдрами и спиной к телу Ёнджуна, хочет отойти немного, но ему не дают. Прохладная рука скользит от талии к груди и оглаживает ремни, едва касаясь горячей кожи. Затем выше — рука Ёнджуна обхватывает тонкую шею, заставляет поднять взгляд к зеркалу и наблюдать. Он гладит чувствительную кожу, наслаждаясь моментом, когда дыхание младшего сбивается, а затем спускает с плеча лёгкую ткань, заставляя вздрогнуть всем телом. Бомгю кусает губы и борется с желанием закрыть глаза. Он не может ни оттолкнуть, ни отступить и сам не понимает почему. Ему всё ещё стыдно и страшно, а ещё жарко и приятно до коликов. Ёнджун так сильно притягивает к себе всем своим существом, но при этом пугает, завораживает. Вампир касается губами кожи на сгибе шеи; слышится шумный вздох. Он целует ниже, спускает рубашку до лопаток, и с явным удовольствием гладит, и массирует плечи. У Бомгю предательски дрожат колени, он тянет руку и обхватывает чужую ладонь, сжимая. — Что ты делаешь? — только и может спросить севшим голосом. В ответ улыбаются и слегка прикусывают кожу на плече. — Ах… Нам уже скоро идти, Ёнджун. — Успеем. Острые клыки вонзаются в кожу, вызывая стон боли и одновременно с этим наслаждения. Оно разливается по телу теплом, заставляет забыть обо всём на свете, кроме желания. Ёнджун быстро отстраняется, несколько раз проводя языком по ранкам, чтобы те затянулись. Затем он чуть давит пальцами на щёку младшего и, когда тот поворачивается, не сдержавшись, целует его. Гю замирает на пару мгновений, но тут же сдаётся, чуть не падая. Джун отстраняется, поворачивает его к себе и подхватывает под бёдрами, усаживая на комод. Не теряя лишнего времени, он снова прижимается к губам Бомгю и мнёт их, пробуя на вкус. — Мн, — младший хватается за рубашку на плечах вампира и двигается ближе к краю, только чтобы прижаться посильнее к телу напротив. Это первый его поцелуй, и он настолько сладок, что оставшиеся крупицы разума и невинности безвозвратно разлетаются по комнате. Только когда он чувствует, как с него пытаются стянуть штаны, он протестующе мычит. Все протесты тут же заглушаются новыми поцелуями, а затем Ёнджун как-то резко и неожиданно оказывается внизу. Гю смотрит на его лицо между своих ног и прикрывает лицо руками. Он опирается о зеркало сзади, не в силах держать равновесие, и зовёт старшего. — Ёнджу-ун… Что ты делаешь? Ёнджун тем временем сжимает его бедро, удерживая в одном положении, и наклоняется, чтобы прокусить кожу с внутренней, самой чувствительной стороны. Гю дёргается и рефлекторно пытается свести ноги, тем самым сжимая голову Джуна бёдрами. Ему кажется, что не только его лицо, но и ляжки покраснели от стыда, и он прикрывает рот руками, чтобы заглушить очередной громкий стон. Сделав несколько небольших глотков, Ёнджун снова лижет кожу несколько раз, явно заигрываясь. Он мнёт и гладит под коленками, отчего младший дрожит, а затем приподнимается и убирает его руки от лица. — У тебя приятный голос, — Джун чмокает его в нос и в покрасневшую щёку. — Не сдерживайся, нас здесь никто не услышит. Он снова прижимается к губам, толкаясь языком, чтобы отвлечь, а сам опускает одну руку вниз. Бомгю коротко стонет ему в рот, чувствуя холодное прикосновение к возбуждённому члену, и хватается за волосы на затылке старшего. Тот дразнит медленно и сладко, покусывает аккуратно губы, чтобы не сделать больно, улыбается в поцелуй и двигает рукой. Знакомый узел скручивается внизу живота, прогоняя волну удовольствия по телу, а сам Бомгю разрывает поцелуй и пытается поджать ноги. Он цепляется за воротник Джуна и оттягивает, жалобно хныкая. — Ён… Джун… Стой. Просьбы улетают куда-то в пространство, пока старший выцеловывает шею и плечи, одной рукой придерживая бедро, а второй продолжая двигать резко и быстро, доводя до пика. Бомгю прижимается горящим лицом к груди Джуна, подрагивая от оргазма. Старший заботливо поглаживает его по спине, давая время, затем вытирает платком и помогает встать с комода. — Вот так. Я пойду тоже переоденусь, приведи в порядок волосы. Дрожащими руками Гю натягивает штаны и поднимает взгляд. — А т-ты? — Что? — Джун ловит ужасно смущённый взгляд младшего и прыскает, когда до него доходит. Он нежно целует Гю в лоб и поправляет рубашку. — Сейчас уже точно не успеем, но после вечера я весь в твоём распоряжении. Даже не думай сбегать. Он уходит, щёлкнув Бомгю по носу и оставляя его в полной растерянности расчёсывать запутавшиеся волосы. Жар и не собирается спадать с лица, Гю смотрит на себя в зеркало и думает, что он похож на свёклу. А ещё, что все сразу поймут, чем они тут занимались, когда увидят его лицо. Губы распухли от поцелуев, а на сгибе шеи красовалось маленькое красное пятнышко — засос. Как же он так?.. Не может ни отказать, ни открыться. Слишком быстро всё произошло. Бомгю всегда думал, что поцелует только того человека, которого искренне полюбит, а его самого исцеловали вдоль и поперёк. Он хлопает по своим щекам, приходя в себя, и вздыхает. Ёнджун во всём хорош — это глупо отрицать, пусть даже он пьёт его кровь. Ему сегодня даже не было плохо после… Хотя Джун выпил не так много, наверное, поэтому. Он очень нежен, когда рядом. Их связывают не только потери, но и предпочтения в литературе, а ещё они оба очень любят цветы. Ёнджун никогда не говорил о своих чувствах, но он неоднократно делал комплименты младшему. Хотя о чём это он? Разве он не делает комплименты каждой хорошенькой горничной или кому-нибудь ещё, когда бывает в городе? На самом деле Бомгю никогда не заставал этого, но почему-то был уверен, что так оно и есть. Ёнджун никогда его не полюбит. Он — вампир, а Бомгю — человек, который всегда останется только пищей для старшего. От этих мыслей что-то неприятно скрутило в груди. Расчёска упала на комод, перевернулась и полетела на пол. В следующую секунду в спальню вошёл Ёнджун. — Ты как, собрался? Пойдём скорее, гости уже собрались. Бомгю поворачивается и открывает рот. Старший и так всегда был безумно красивым, но сейчас от него вообще невозможно было отвести взгляд. Чёрная шёлковая рубашка открывала вид на ключицы, брюки красиво облегали бёдра. Вблизи можно было разглядеть кружева на воротнике и полупрозрачные рукава. Бомгю теперь замечает, что у Ёнджуна очень красивые руки. Почему-то снова краснеют уши, и он тут же прячет взгляд, идя к двери. — Ты тоже очень красивый, Гю, — решает сказать по пути Ёнджун. — Все будут на тебя смотреть. Будь рядом. Они входят через высокие открытые двери в большой бальный зал. Бомгю с восхищением разглядывает огромные люстры и окна. На столах, накрытых кружевными скатертями, стоят роскошные вазы с цветами, бутылки с вином и какие-то закуски, видимо, для людей. Людей было не сложно отличить от вампиров. Последние явно одеты богаче, почти у всех кожа светлее на несколько тонов, да и глаза будто отливают красным. Здесь были и довольно пожилые на вид вампиры, что немного удивило Бомгю поначалу — он считал, что они, в большинстве своём, все молодые и красивые. Гю хотелось отойти в какой-нибудь угол и спрятаться, поедая своё мороженое, но Ёнджун совсем не стоял на месте. Он приветствовал всех и каждого, кто только что приехал, обменивался любезностями с остальными пребывающими здесь уже несколько дней. И почти все обязательно обращали внимание на Бомгю, скромно стоящего рядом. Видимо, он и правда привлекал внимание своей одеждой, и ему это не особо нравилось. Он не привык получать так много комплиментов за один вечер. Ёнджун довольно гладил его по спине, совсем не делая лучше, и представлял всем своим хорошим другом. Друг всё же… Хотя бы не брат. Когда они со всеми поговорили (а у Бомгю начали побаливать ноги), наконец направились к столу. Младший радостно потянулся к сорбету и быстро умял одну чашечку, чувствуя руку Ёнджуна в волосах. А в следующий момент их чуть не сбил с ног невесть откуда появившийся парень. — Ёнджун! Я опоздал, прошу простить, — молодой человек, судя по виду, вампир, чуть поклонился и радостно улыбнулся, вовсю показывая свои клыки. — В такой снег легче было бы без лошадей добраться, честное слово. О! А это кто? — он наклоняется прямо к лицу Гю, пока тот вжимает голову в плечи и пятится назад. — Я… я… Вампир ведёт носом и поворачивается к Джуну, заявляет, всё ещё сверкая улыбкой: — Вкусненько пахнет. Поделишься? Гю распахивает в изумлении глаза и прячется за спину старшего, пока тот устало вздыхает. — У меня полный дом вкусненькой прислуги, Чону, выбирай, кого хочешь. Только молю, не переборщи. — Вредный, как обычно, — фыркает и вытаскивает из букета одну алую розу, крутя в руке. Бомгю разглядывает его, замечая, что он тоже весьма неплох собой. Приятные черты лица и мечтающее выражение делали его довольно милым. Только, кажется, характер не самый приятный. Он замечает на себе взгляд и улыбается, протягивая розу Бомгю. Младший тянет руку, но её тут же перехватывает Джун. — Он, пожалуй, подарит первый танец мне, — Ёнджун смотрит враждебно, пока Чону елейно улыбается, а Бомгю совсем ничего не понимает. — Как скажешь. Он уходит, а Гю поднимает вопросительный взгляд на старшего. — Танец? — Да, — кивает он и косится в дальний угол зала. Бомгю прослеживает за его взглядом и замечает музыкантов за фортепиано, флейтами и виолончелями. И как он раньше их не заметил? — Ты ведь хочешь потанцевать со мной? Музыка начинает играть тут же после его вопроса, и Бомгю растерянно хлопает глазами. В зал выходит несколько пар, а Джун выбирает из букета новую розу, протягивая её Гю. Давно не было танцев ни в этом доме, ни в том, где жил младший с рождения. Но воодушевление растёт с каждым звуком музыки, и Бомгю принимает цветок, скромно улыбаясь и пряча его в рукаве. Ёнджун подаёт ему руку, и они оба плавно перемещаются в центр зала, где уже собралось немало народу. Он ведёт, пока Гю вспоминает, как танцевать вальс, и пару раз наступает старшему на ногу. Он смущённо прячет взгляд и тихонько извиняется, пока Ёнджун смеётся и успокаивающе гладит его ладонь. А через секунду Бомгю вдруг оказывается перед тем самым Чону, пока Ёнджуна закружила какая-то дама. Он даже не успел понять, когда они обменялись партнёрами. Вампир держал его аккуратно, но крепко, всё так же мило улыбаясь. — Как тебя зовут, красота? Бомгю чуть краснеет и опускает взгляд, следя за ногами. Скорее бы вернуться к Ёнджуну… — Бомгю. — Очень мило, — продолжает ворковать и как будто специально уводит подальше от центра. — Откуда же ты взялся здесь? Ты явно не прислуга. Пока Гю думает, что лучше ответить и стоит ли вообще отвечать, музыка становится тише, и все вдруг останавливаются, оборачиваясь к двери. Чону охает, смотря в ту же сторону, и отпускает его руку. Сердце Бомгю пропускает удар, осознавая, кто, наконец, приехал. Он и забыл, насколько она прекрасна. Ёнджун подходит к матери, тепло улыбаясь, и подаёт ей руку, ведя вглубь зала. Они похожи не только красотой, но и некой сильной, ощутимой аурой. Сейчас, на фоне всех остальных, они выглядят выше и значимее, и Бомгю вдруг чувствует себя маленьким мышонком, который прокрался на праздник без разрешения. Она какое-то время приветствует гостей, пока Джун находится с ней рядом, а Гю скромно мнётся у стола и понемногу начинает мёрзнуть. Уже через полтора часа полночь, а потом, скорее всего, они с Ёнджуном вернутся в комнату… Он хочет поговорить с ним и спросить кое-что важное. От одной мысли дыхание спирает, но когда, если не сегодня? Но ещё ему очень нужно было поговорить с ней и желательно в ближайшее время. Он ведь не успокоится, пока не узнает, что с домом и ценными бумагами. Шанс поговорить выдался совсем скоро: она заметила Бомгю и расплылась в улыбке, подходя ближе. — Здравствуй, дорогой. Как освоился? Ёнджун тебя не обижал? — Добрый вечер, — он кивает и так же воодушевлённо улыбается. Ему немного неловко от осознания того, что она могла так же пить кровь у его отца. — Всё… в порядке. Он заботился обо мне, — косится на старшего и закусывает губу. — Что ж, я рада. Вижу, как тебе не терпится поговорить, хочешь, отойдём на минуту? Думаю, никто не будет против. Она подмигивает, и все трое выходят из зала в соседнюю комнату. Здесь темнее, но сама комната намного меньше и напоминает гостиную. Бомгю старательно прикрывает грудь рубашкой и топчется на месте от нетерпения. Ёнджун легонько хлопает его по плечу. — Есть несколько новостей, — начинает она. — Дом пострадал на шестьдесят процентов, подвал, часть второго и третьего этажа остались целы. К сожалению, библиотека, кухня, гостиные, несколько спален и кабинет твоего отца пострадали больше всего. Кое-где обвалились лестницы и пол — ущерб очень большой, но поправимый. Кроме него, умерших больше не было, две служанки отравились дымом, но им успели помочь. Бомгю слушает, кусая губы и прожигая взглядом лампу на столе. Она в качестве утешения проводит своей холодной рукой по его щеке. — С бумагами вышло сложнее. Мне удалось восстановить свидетельства принадлежности твоему отцу этой земли и имущества, но для того, чтобы перевести их на тебя, нужен ты сам. Если ты захочешь восстановить дом, я могу помочь, но это небыстрый процесс, требующий определённых затрат. Но так же ты можешь остаться здесь, с нами… Я вижу, вы смогли подружиться, и ты уже в курсе нашего небольшого секрета. Нервный смешок вырывается быстрее, чем Бомгю успевает его остановить. Этот «небольшой секрет» чуть не довёл его до смерти. Он молчит какое-то время, раздумывая о ситуации. Если есть шанс восстановить родной дом, то разве он может упустить его? Он наверняка даже сможет жить там после ремонта. От этой мысли сразу потеплело на душе. Ради отца он хотя бы попытается. — Я хочу восстановить дом. Теперь он вдруг слышит, как усмехается Ёнджун, и переводит взгляд на его лицо. — И что ты будешь там делать? Жить? Оттуда до города и верхом не добраться зимой, а мы живём ещё дальше. — Но это мой дом, Ёнджун, — младший хмурится, не понимая, почему тот протестует. — Мне решать, что с ним делать. — Пока не твой. И жить там всё ещё невозможно. Бомгю чуть не давится воздухом, гневно смотря на старшего. Он, что же, возомнил, что Бомгю теперь будет только рад остаться здесь и быть его личным мешком с кровью? — Значит, я займусь этим, и ты не будешь мне указывать, что делать! Большое спасибо, что позволили мне пожить здесь, и спасибо за помощь, но я не планировал быть чьей-то едой до конца своей короткой жизни, — эмоции берут своё, и он тычет пальцем в грудь старшего, пока тот двигает желваками. — Вот, значит, какого ты о нас мнения? Я думал, мы смогли понять друг друга и ты хотя бы не считаешь меня чудовищем. Ёнджун выглядел рассерженно, но взгляд его был грустным. Бомгю вдруг почувствовал знакомую боль в сердце и поджал губы, отступая. — Я… Я не… Я просто хочу вернуться домой… — Мы не для того жгли твой дом, чтобы ты туда возвращался. Слова прогремели, как гром среди ясного неба. Их смысл не сразу дошёл до Бомгю, пока он смотрел на Ёнджуна и глупо моргал. Она прикрыла лицо рукой и вздохнула. — Что ты сейчас сказал? — Нет… Подожди, я… — Джун покосился на мать, но та и не собиралась вступать в разговор. — Я не то хотел… — А что ты хотел? — Бомгю замечает, как старший тянет к нему руку, и отскакивает от неё, как от огня. На глаза наворачиваются слёзы осознания и обиды. — Не трогай меня! А говорил, что тебе жаль, ну да, как же. Хах… Он погиб из-за вас… — Нет же, Бомгю… — Если бы не этот чёртов пожар, он бы сейчас был рядом! Единственный дорогой и близкий мне человек был бы жив! Ты почти бессмертный, тебе вряд ли такое можно понять, да?! Он заикается, чувствуя, как слёзы всё сильнее льются из глаз. Он не хочет, чтобы его видели таким. И ещё больше не хочет видеть его. Многое остаётся недосказанным комом в горле, когда он резко разворачивается и убегает прочь. Но не в комнату, а на мороз, чудом найдя парадную дверь открытой. Холод не трогает его, пока он бежит до главной дороги и не оступается, падая в сугроб. Отчаянный вопль вырывается из груди в тёмную пустоту. Горячие слёзы обжигают покрасневшие щёки, замерзая уже у подбородка, и маленькими льдинками падают в снег. Гнев, страх и боль заполонили разум и душу, не оставляя даже малейшей песчинки надежды. Хотелось вырвать собственное сердце и утопить в снегу, чтобы так не болело. Но он мог только лежать и сотрясаться в жалких рыданиях, быстро замерзая, пока в главном холле огромные часы оповещали о наступившем Рождестве.