Сокровенное знание

      У Астерии есть власть.       Она кроется во вкрадчивом голосе, в лучистом взгляде, даже в волнующих прикосновениях и жестах.       Не та, что дарована удивительной судьбой или невестой Создателя, за мраморной спиной которой они стоят в часовне не в силах оторваться друг от друга, а над самим Калленом — без сомнений.       Он теряется всякий раз, когда Астерия зовёт его по имени: с такой бережностью, словно боится ненароком навредить. В этом таится нечто задушевное, необъяснимое и доступное только ему одному. Наверное, Каллен сумасшедший, но чувствует, как его совращает ненасытная жадность. Как постепенно захватывает благоговейный трепет. Каллен эгоистично хочет обладать этим преимуществом один, словно возгордившийся дракон — сокровищами, и, точно заворожённый, тянется к её губам, но она, чуть слышно усмехаясь, отстраняется.       Шепчет:       — Нельзя.       И тут Каллен словно лишается кислорода. Астерия не позволяет себя поцеловать — играет с ним. Это уже слишком. Ему до жути хочется возмутиться, только слова будто бы нарочно застревают в горле.       Ещё Каллен стремится высказать, насколько она ему нужна, но вместо этого произносит одну из строк Песни Трансфигураций. Знает, Астерия ждёт и внемлет. Вряд ли бы он сам до такого додумался. Она разрешает стоять к ней близко, томительно близко, почти вплотную — нос к носу. Крайне бесчестно. До пульсирующей крови в ушах. Он откровенно соврёт, если скажет, что не ждал этого весь вечер.       — Магия призвана служить людям, а не править ими.       Нет, это точно безумие. Абсолютное. Каллен зачем-то пытается себя в этом убедить, хотя что-то глубоко внутри него говорит об обратном: всё правильно. Так и должно быть. Ничто в целом мире не объяснит этого жгучего желания. Её рука сползает по его вздрагивающему животу и неторопливо расправляется с треклятой шнуровкой на штанах. Создатель, какой садист её придумал?       — Злы и испорчены те, кто принял дар его и обратил против детей его. Да будут…       На последней фразе Каллен обрывается и судорожно выдыхает. Астерия проводит кончиками пальцев, вобравшими в себя ледяную магию, по его плоти, продолжая смотреть в лицо. Явно наслаждается представшей перед ней картиной. Затем обхватывает ладонью и ласкающими движениями водит по основанию. Кажется, что прохладный мрамор вскоре треснет под напором его рук. Сложно не растерять излишки самообладания.       Астерия, обжигая дыханием, продолжает:       — …названы они малефикары, проклятые. — Температура её пальцев меняется на тёплую, почти горячую, заставляя Каллена прорычать сквозь стиснутые зубы от сладостного предвкушения. — Да не найдут они покоя в мире и за его пределами.       — Богохульница, — хрипло произносит Каллен. Слишком мягко. Даже с укором взглянуть не удалось, а голос и тело выдают подчистую — ему мало. — Ты меня испортила.       Астерия тихо смеётся ему в губы. Как же он обожает её смех.       — Мне извиниться? — спрашивает она с хитрым взглядом.       Для кого-то в этих словах нет ничего необычного, но Каллен понимает. В его голове лихорадочно проносятся идеи, каким образом она действительно может это сделать. Например, прямо тут, на коленях. Мысли наверняка очень красноречиво отображаются на его лице. У него не хватит терпения смотреть на неё, вымаливающую прощение, в более уединённом месте. Он открывает рот, чтобы сказать это вслух, но Астерия шикает и прижимает палец к его губам.       Дверь в часовню со скрипом отворяется. Кто-то забредает сюда, слегка позвякивая доспехами.       Каллен застывает и вслушивается, готовый разозлиться от того, что по иронии именно сегодня кто-то из солдат, патрулируя местность, слишком тщательно исполняет свои обязанности. Астерия же в это время не может стоять спокойно, разжигая в нём затаённый огонь — легонько кусает за щетинистый подбородок, а её рука всё там же — ниже пояса. Ритмично двигается, держа в напряжении, и растирает смазку по всей длине. Дыхание Каллена учащается. Похоже, Астерию совсем не беспокоит, что кто-то может их застать за совершенно не благочестивым делом.       Только сейчас, когда ветер в помещении ходит сквозняком, Каллен вдыхает тонкий запах, исходящий от Астерии: сладкий яблочный, смешавшийся с церковным ладаном — изученный до мелочей, узнаваемый и не похожий ни на один другой. Одурманенный, он путается пальцами в её волосах, щекочет поцелуем ухо и осмеливается уткнуться носом в шею. Опасается, что его вновь остановят. Только этого не происходит.       — Невыносимая, — Каллен бормочет еле слышно, оглушённый ударами собственного сердца.       Чужие шаги всё же отдаляются от часовни. Дверь за собой не прикрыли, но Каллену уже всё равно. Пусть хоть весь Скайхолд слышит.       Прикосновения пьянят похлеще алкоголя.       Каллен накрывает своей рукой её — не отстраняет. Сжимает сильнее и направляет. Так, как ему будет лучше. Так, как удовлетворит Астерию. Внутри сгущается удивительное блаженство. Из-за неё — любящей — вся многолетняя выдержка, полученная когда-то в Ордене, катится к демонам и испаряется, оставляя место его тихим стонам. Он хочет дать ей всё, что она захочет. Перед глазами аж темнеет от переизбытка чувств.       Каллен кусает её за плечо, которое ему с трудом удаётся оголить, сдвинув воротник дрожащей рукой, и получает шумный выдох в ответ. Астерия тянется к нему и находит его губы своими, соприкасаясь жёстко и немного больно с таким рвением, что дыхание сбивается. Он не ослабляет с трудом достигнутую связь, целует жадно и отчаянно — до полного самозабвения, сталкиваясь своим языком с её, словно этот раз последний. Словно Каллен умрёт без её головокружительных поцелуев.       Каллен теряет голову — остановиться вряд ли возможно. Он разрывает поцелуй, давая им обоим отдышаться, и спешно расстёгивает маленькие пуговицы на её рубашке, не приспособленные для его больших пальцев, но не полностью. Терпения не хватает. Тему отвратительной одежды с ужасно неудобными застёжками он прибережёт для обсуждения в ставке на потом. Каллен просовывает руку под шёлковую ткань и сжимает покрывшуюся мурашками грудь, слушая, какой восхитительный стон Астерия издаёт — вот так бы сразу — и упивается каждой секундой от ощущения мягкости её тела под своей кожей.       — Я хочу тебя, — фраза срывается сама собой.       Астерия мягко улыбается, а Каллен в очередной раз погибает под этим взглядом, тает подобно воску от пламени огня. Он не имеет представления, как жил без неё раньше. Между их губами остаётся всего лишь дюйм, вынуждающий Каллена задохнуться от жажды.       — Скажи это ещё раз, Каллен. Не сдерживайся.       Он в жизни не видел ничего прекраснее помутнённых желанием глаз Астерии, а её рука на нём ускоряется.       — Я хочу овладеть тобой прямо здесь, — его сердце вот-вот остановится от влажных и скользящих движений. Он не замечает, как начинает толкаться в её руку сильнее.       И как бы ему не хотелось подавить и отсрочить неизбежное, ничего не получается. Каллен близок к краю.       — Снять… с тебя эту дурацкую одежду, развернуть лицом к стене и…       Каллен безудержно стонет, накрытый бесконечно долгой волной оргазма. Кажется, он видит столп искр над головой и рассыпается на мелкие частицы в мучительных попытках собраться воедино. Всё тело дрожит, а он удивляется самому себе, умудряющемуся стоять до сих пор на ногах.       — Ты невероятно красивый, когда на грани, — её голос заземляет.       Тут до него доходит, что её игра ни разу не прекращалась и всё, что он делал, то делал ведомый ею.       Каллен понимает, что проиграл, но его это совсем не разочаровывает.       Кто говорил, что он не возьмёт реванш.