The Blue Whisper / Синий шёпот / Шёпот волн

Глядя в прозрачное зеркало ручья, Цзи Юнхе колдовала над прической, вновь пытаясь изменить внешность. Сидящий рядом с ней Чан И выглядел заинтересованным: — Если Цин Цзи была влюблена в этого человека, как же она поверит, что это ты? Цзи Юнхэ посмотрела на собственное отражение и ответила: — Цин Цзи мне бы ни за что не удалось убедить. Но это всего лишь сгусток эмоций, порожденный ее обидой. Это выглядит совершенно бестолковым, с дымом вместо мозгов… Чан И снова нахмурился. Цзи Юнхэ без слов понимала, какие мысли возникали в прямых и честных мозгах рыбохвостого демона. — Эй, Большехвостая Рыба, — сказала она, обороняясь. — Ты прекрасно знаешь, что это просто куча эмоций, выброшенная Нефритовым Фениксом. Это не живое и не существо. Кроме того, у нас нет выбора, только как обмануть ее. Ты же не хочешь застрять тут навечно? Он вздохнул, опуская взгляд своих прекрасных глаз. Цзи Юнхэ вдруг почувствовала, будто уговаривает малыша… Она придвинулась ближе и погладила Чан И по плечу. — Ли Шу пришлось пожертвовать жизнью, чтобы освободить Нефритового Феникса. У нас только один шанс отсюда вырваться, — Цзи Юнхэ непроизвольно прикоснулась к шкатулке с противоядием, надежно спрятанной в складках ее пояса, и глаза ее вспыхнули. — Я совру что угодно этой одержимой курице, если только это поможет ее развоплотить! Что угодно! Чан И недоверчиво поднял взгляд, удивленный ее горячностью: — Что ты собираешься делать? Цзи Юнхэ моргнула. Жесткость и настойчивость исчезли из ее взгляда, уступая место обычной спокойной расслабленности. Она заговорщецки улыбнулась: — Собираюсь пойти к ней и объявить, кто «я», а затем засыпать любовными стихами, признаваясь в «моих чувствах». Если не поможет, тогда решу по обстоятельствам, обниму и успокою. Короче, признаюсь ей в любви. Чан И неодобрительно покачал головой: — Твоим словам не хватает искренности. Ты неубедительна. «Неискренна? Неубедительна?» — это прозвучало как вызов. Присев на корточки, Цзи Юнхэ приблизилась к нему и, протянув руку, коснулась длинных серебряных волос. Потянув пальцами прядь, она поднесла ее к губам и, глядя прямо в глаза демона, запечатлела на ней нежный поцелуй. — При виде столь любезного господина мое бедное сердечко, конечно же, не может оставаться спокойным. Цзи Юнхэ прижимала прядь к губам, буравя Чан И взглядом одновременно нежным и дерзким, как бы желая пронзить его сердце. Но… Все зря. Прекрасные синие глаза, подобно морю вбирающему сотни рек, никак не реагировали на все ее любовные провокации. Лицо Чан И оставалось спокойным и безмятежным. Будто она пыталась соблазнить тюк хлопка. Цзи Юнхэ смотрела на него еще некоторое время, прежде чем признать поражение. Ей даже захотелось извиниться за столь вульгарное поведение. Губы, все еще прижатые к его волосам, онемели от стыда. Неловко кашлянув, она отпустила волосы демона, вытерла руки и, выпрямившись, смущенно отвернулась. — Ты — рыба, и не понимаешь, как это работает у людей. В любом случае, это то, что я собираюсь сделать, и девять из десяти, что эта сумасшедшая курица мне поверит. Произнеся это, она не смогла удержаться и не посмотреть на него еще раз. Цзяорен выглядел как всегда невозмутимым. Она решила, что он бесчувственный чурбан, и сменила тему. — Ты быстро восстанавливаешься. У вас, рыбодемонов, отменное здоровье. Жди меня здесь. Если все получится, мы вырвемся отсюда. Помахав на прощанье, Цзи Юнхэ решительно пустилась в путь. Чан И остался сидеть неподвижно. Плавники его лотосоподобного хвоста, опущенного в ручей, слегка трепетали. Он безмолвно наблюдал, как ее силуэт растворяется в золотой дымке, а затем, опустив голову, взял ту самую прядь, которую она поцеловала. Подержав прядь в руке, он развернулся и поглядел на отражение собственного лица в ручье. Сейчас его синие глаза были на несколько оттенков темнее. Довольно долго Чан И сохранял неподвижность, явно о чем-то размышляя. Его глаза оставались такими же темно-синими. Внезапно огромный хвост взбаламутил тихие воды ручья, взламывая тишину громким всплеском. Холодная вода окатила его с головы до хвоста. Ручей, потревоженный хвостом, заволновался и покрылся рябью, но скоро успокоился. Когда зеркальная поверхность воды вновь отразила лицо цзяорена, темнота его глаз рассеялась и взгляд снова был спокойным и безмятежным. Цзи Юнхэ бегом добежала до пруда. По пути она полностью выбросила из головы все остатки смущения и сосредоточилась. Святой Ву Чань жил около сотни лет назад, и, несмотря на то что все книги пестрили упоминаниями его подвигов и добрых дел, нигде не сохранилось свидетельств о его личной жизни. Очевидно авторы считали, что у святых личной жизни не бывает. Цзи Юнхэ понятия не имела, каким человеком был этот самый святой Ву Чань, ей придется импровизировать, основываясь на жалких крупицах информации, полученной от демонической оболочки. И скорее всего, он не был холодным и бессердечным человеком. Может, даже по-своему любил Цин Цзи. Иначе зачем бы ему заморачиваться, чтобы заманивать и заключить Нефритового Феникса? Она же ему полностью доверяла, мог бы спокойно убить, а не обещать остаться вместе на веки вечные. Этот самый Нин Жеочу, скорее всего, был праведным человеком с добрым и любящим сердцем. Разложив все по полочкам Цзи Юнхэ сделала умное лицо и степенно направилась к пруду. Птица вновь приняла человеческую форму. Но в этот раз она не сидела в центре пруда. Она танцевала. Из всех демонов цзяорены славились самыми чарующими песнями, а птицы — самыми изящными танцами. По легенде, когда феникс танцует под девятью небесами, сотни птиц слетаются почтить его танец. И хотя нефритовый феникс даже не вошла в полную силу, она все равно танцевала лучше всех в Поднебесной. Она изящно скользила по зеркальной поверхности воды, танцуя среди поникших цветов лотоса и столбов черного дыма. Это было волшебно и нереально, как ожившая картина. Женщина на картине искала возлюбленного, поднимая взгляд вверх и склоняясь вниз, плавно двигалась то в одну, то в другую сторону, иногда останавливаясь, словно застыв в ожидании. Она так и не дождалась того, кого так жаждала увидеть. Завороженная Цзи Юнхе продолжала любоваться танцем, пока птица, в очередной раз развернувшись, вдруг заметила ее и резко оборвала танец. Воды пруда покрылись рябью и снова успокоились. — Кто ты? Тот же вопрос, что и в прошлый раз. У этой одержимой курицы явное помутнение мозгов. Она снова позабыла Цзи Юнхэ. — Разве ты меня забыла? — спросила Цзи Юнхэ. — Я Нин Жеочу. Тело демонической оболочки напряглось, и она отступила на шаг. Она пристально посмотрела на Цзи Юнхэ и произнесла дрожащими губами: — Где ты был так долго? Вот так, без сомнений и проверок, демоническая оболочка просто поверила. Цзи Юнхэ подумала, что даже если бы она не перебинтовала грудь, не меняла прическу и не пыталась изменить голос, эта влюбленная курица все равно поверила бы, что перед ней Нин Жеочу. Интересно почему? Вероятно, причина заключалась в том, что одержимая демоница лишь частично обладала разумом. Может, она ждала слишко долго и забыла, как он выглядит? Или, скорее всего, встреча с Нин Жеочу была целью существования демонической оболочки. Подобно Цзи Юнхэ и Чан И, что стремились вырваться отсюда, у бесноватой демоницы тоже была цель. Темная оболочка являлась порождение одержимости Нефритового Феникса и должна была исполнить предназначение, чтобы освободиться. Она признала бы любого, кто заявился сюда и назвался Нин Жеочу. Лучшего объяснения у Цзи Юнхэ не было. Медленно, шаг за шагом, темная оболочка приблизилась к ней. Цзи Юнхэ понятия не имела, что в подобной ситуации сказал бы настоящий Нин Жеочу, поэтому тоже молча, шаг за шагом, приближалась к кромке воды. Они стояли лицом к лицу — одна не могла выйти на берег, а другая ступить на поверхность пруда. Силуэт Цзи Юнхэ отражался в кроваво-красных глазах существа. — Ты сказал, что навсегда останешься со мной, — глаза наполнились слезами. — Я ждала тебя так долго! Снова рыдает? Ну и плакса! Нефритовый Феникс была известна на весь мир как сильнейшая демоница. Вряд ли она стала бы лить слезы по любому поводу. Логично, что сброшенная оболочка, представляющая из себя сгусток слабостей, чувств и боли, рыдает именно так. — Прости меня, — под взглядом плачущей женщины Цзи Юнхэ непроизвольно извинилась. Вероятно, настоящий Нин Жеочу сказал бы то же самое. И эти два слова вызвали лавину. Демоническая оболочка протянула руки и обняла Цзи Юнхэ, заключая в объятия. Прижимающееся тело было прохладным, но слова жгли огнем: — Я знала, что ты придешь! Внезапно Цзи Юнхэ подумала, что есть еще одна причина, почему одержимая курица так легко купилась на обман. Просто потому что она (или скорее сама Цин Цзи) истово верила, что Нин Жеочу вернется к ней, что она увидит его еще раз. Поэтому когда кто угодно заявился в этот мирок и назвался Нин Жеочу — не важно мужчина или женщина, человек или призрак, — демоническая оболочка поверила. Поверила не в этого незнакомца, а в Нин Жеочу. В то, что он обязательно сдержит слово и придет. Цин Цзи провела сотню лет в полном одиночестве в этом мирке под заклятием Десяти Печатей. Ненависть и непрощенные обиды легли тяжким бременем на ее душу. И все это исчезло, растворившись от одного простого извинения. — Наконец-то ты пришел. Сердце Цзи Юнхэ пропустило удар. Демоническая оболочка распалась спиралями черного дыма, знаменуя окончание столетия боли и страданий. Клубы дыма танцевали в воздухе грациозными перьями черного феникса. Откуда-то издали послышалась песня, звучащая точно в ритм танцующий дымовых перьев. Самый прекрасный танец и самая прекрасная песня — божественное, небесное сочетание. Цзи Юнхэ в полной мере оценила развернувшееся перед ней совершенство. Затем песня утихла, а танец прекратился. Прощальный клекот феникса затих и растворился вдали. Цзи Юнхэ потеряла счет времени, глядя в безграничное золотистое небо. Низкий рокочущий звук вернул ее к реальности. Гигантский водоворот возник в середине пруда, и вода с невероятной скоростью начала убывать. Цзи Юнхэ застыла — нет времени на раздумья! Она знала — пруд был центром заклятия и единственным путем наружу. Мгновенно ситуация изменилась, и удирать надо было прямо сейчас, иначе они рисковали застрять тут навечно. Цзи Юнхэ сорвалась с места и побежала. Нет, не прыгать в водоворот, а туда, где остался Чан И. Ей совсем не улыбалось сделаться еще одним Нин Жеочу и оставить кого-то в одиночестве на следующие сто лет. Она дала слово вернуться и сдержит его.