Пути Господни

      — А, это, — я попыталась придать голосу некоторой беспечности. — Просто упала, ничего такого, — я дотронулась рукой до пульсирующего от боли виска и только сейчас осознала, как раскалывается голова.       — Нужно в больницу. Вдруг что-то серьезное.       — Нет-нет, все хорошо, никакой больницы, — я замахала руками, пытаясь обойти его и привычно сбежать. — Я пойду, вы не беспокойтесь за меня.       — Сара, я не шучу, — в голосе Аарона чувствовались стальные нотки. — Давайте я вас отвезу, я на машине.       — Все правда в порядке, — ответила я, вскакивая на велосипед. — До встречи.       Я медленно провернула педали, трогаясь с места. Боль усиливалась, липкая кровь стекала от виска вниз, и я четко ощущала эту влагу. Мне точно не нужно в больницу. Это просто царапина, пройдет, мама не хотела причинять мне боль. Так вышло случайно.       — Стойте! — крикнул он вслед так неожиданно, что я чуть не свалилась с велосипеда, проехав каких-то жалких метров сто.       Внутренний голос заставил меня остановиться. Я спустила одну ногу с велосипеда и оглянулась на Аарона. Что-то заставило меня послушать то, что он скажет. Он подошел ближе. Снова эта аура безопасности, какой-то защиты.       — Вы с трудом велосипедом управляете. Давайте я хотя бы подброшу вас до дома, — Аарон остановился в нескольких сантиметрах от меня так, что я могла чувствовать исходившее от него тепло.       — Хорошо, — неожиданно для себя согласилась я. — Я подожду вас здесь, вы ведь хотели отнести цветы миссис Хилл.       — Мертвые подождут. Когда дело касается живых, все остальные могут немного подождать, — он легко, словно это ничего не значило, дотронулся до моего плеча. — Пойдемте, Сара.       Я осторожно спрыгнула с велосипеда, поведя его рядом, и мы вышли за ржавые скрипучие ворота кладбища. На парковке и правда стояла одинокая черная машина. Внутри меня не было чувства беспокойства, хотя простые истины, внушаемые еще с детства, говорили о том, что садиться в машину к незнакомцам опасно. Мне не было страшно. Может потому, что я в любом случае знаю, кто он такой? Молодой мужчина, лет тридцати, усаживает меня в машину, чтобы отвести домой. Хорошее начало для всех тех фильмов, что крутят в кинотеатре.       Он сложил мой велосипед в багажник и молча открыл пассажирскую дверь. Я с некоторым восторгом забралась в нее, на всякий случай пристегнувшись. Давно я не ездила в машине, наверное, с тех самых пор, как умер папа. Ни у кого из моих знакомых не было автомобиля, только потрепанный жизнью байк Майкла, но я никогда не ездила с ним. Лишь однажды, еще в школьные годы, я видела, как он катает Кэнди.       А нашу машину мама продала, как только пристрастилась к выпивке.       — Спасибо, — я пробормотала, как только он сел за руль.       Аарон лишь молча кивнул, проворачивая ключ зажигания. Я без зазрения совести рассматривала его, пытаясь понять, отчего же мне так спокойно рядом с ним. Темные волосы со спадающими на лоб прядками волос, сосредоточенный взгляд. Сильные руки, исчерченные венами, уверенно ведут машину, сжимая руль. На лице легкая небритость, будто бы он просто забыл об этом. Или ему совсем не важно то, как он выглядит.       — Куда вас подвезти? — спросил он, заметив, что я нагло разглядываю его. Я тут же смутилась, пряча глаза и наверняка краснея от макушки до пят.       — Угол Уолтер и Гарден-стрит, — быстро продиктовала адрес я, рассматривая проносящиеся дома за окном.       Ну, теперь он еще знает, где я живу. Надеюсь, он и вправду не маньяк, а всего лишь хороший человек. Хотя чего мне уже бояться? Бог подкинул мне столько испытаний и трудностей за ближайшие сутки. Меньшим из этого будет поездка с незнакомым мужчиной в машине. Даже если он меня убьет… нет, нужно отбросить такие мысли. Сначала пройти искупление, иначе, как завещал Всевышний, я попаду в Ад.       — Вы одна живете? — зачем-то спросил Аарон.       — Нет, с мамой, — поежившись, ответила я, а затем добавила: — Она будет ждать меня дома, знает, что я скоро вернусь.       — Если вы думаете, что я везу вас в лес, то вы глубоко ошибаетесь, — он низко рассмеялся. По моему телу вновь заскользили мурашки, как тогда, когда он коснулся меня в магазине.       — Нет, что вы… — начала я, чувствуя, как к щекам снова приливает краска.       — Давай уже на «ты», я немногим старше тебя, — он улыбнулся, бросив на меня быстрый взгляд, а затем снова вернулся к наблюдению за дорогой. — Сколько тебе?       — Девятнадцать. А вам? Ой, то есть тебе…       — Мне двадцать восемь, — он снова тихо рассмеялся. — Ладно, я чуть-чуть ошибся. Выглядишь старше.       Я не знала, что ответить, поэтому просто сжала пальцами подол платья. Все казалось таким комфортным, и он просто подвозит меня, разгуливающую по ночам, до дома. Ничего такого, просто помощь. В Библии написано: «Помогай ближнему по силе своей». Наверное, он руководствуется этим же. Простым человеческим отношением.       Машина плавно затормозила у моего дома. Я выскочила раньше, чем он, остановившись у багажника. Вскоре из его недр появился велосипед. Я прижала его к бедру, благодарно кивнув.       — Спасибо, Аарон. Еще увидимся.       — Я зайду завтра, — бросил он вслед. — До встречи.       Я оставила велосипед у крыльца и быстро забежала в дом. Тихо как мышка, крадучись, пробралась в свою комнату. Внизу мамы не было, как и осколков разбитой тарелки. Видимо, напилась и пошла спать.       Зайдя в комнату, я первым делом упала на колени, сложив руки в замок и уставилась на крест. В голове сами собой зазвучали слова молитвы, идущие прямо из недр моей грешной души.       — Господи, помилуй мою грешную душу, избавь меня от греха, пусти, открой мне ворота в Рай, спаси и сохрани…       Я шептала, искренне, надеясь, что Бог слышит. Голова раскалывалась. Где-то у виска пульсировала жилка. Но слез не было, их будто бы высушили, выплакали за меня. Я молилась, не обращая внимания ни на что вокруг. Просила о своем покаянии, просила о маме, чтобы Бог не наказывал ее за ее поступки. Так было легче, будто внутри меня открывались дивные Райские сады.       Когда-то я открыла Иисусу душу, а теперь взамен просила услышать меня.       Помолившись, я встала и ничком упала на кровать. В голове отчетливо остался образ Аарона. Красивый, сильный, мужественный. Его теплый взгляд никак не хотел выходить из моей головы. Я вспоминала его касания, его грубую мужскую ладонь, слегка шершавую от омозолелостей. Он высокий, гораздо выше меня, так что ему всегда приходится слегка наклоняться, чтобы разговаривать со мной.       Я тщетно пыталась отогнать мысли о нем, подумать о чем-то другом. На ум приходил только Стив. Чем же таким он опоил меня в тот вечер? Я будто бы потеряла ориентацию в пространстве. Не могла поднять руки, чтобы сбросить его с себя. Он забрал мою девственность, лишил меня возможности подарить ее тому единственному, за которого я решусь выйти замуж.       А теперь меня уже никто не возьмет. Я порочна.       С этими мыслями я беспокойно уснула, постоянно ворочаясь в кровати. Снились кошмары: демонические руки хватали меня, пока я бежала по узкому длинному коридору. Казалось, это не закончится никогда. Я безуспешно пыталась вырваться из сна, но словно что-то мешало. Еще одно Божье испытание. Бог так наказывает меня за грехи, посылает демонов во снах.       С трудом проснувшись позже положенного, я тут же перевела взгляд на часы на стене. Было почти десять утра, а значит, нужно было быстро собраться и выскользнуть из дома, чтобы успеть покаяться Отцу Александру.       Собралась я за считанные минуты. Надев платье, доходящее почти до пят и любимые разношенные кеды, я выбежала на кухню, открывая как всегда пустой холодильник. Мама выходила из дома лишь за бутылкой и очень редко вспоминала о том, что нужно купить еды. Обычно холодильник забивала я, но, как правило, еда у нас не задерживалась. Ее быстро сметали приходящие собутыльники. Я даже думала о том, чтобы покупать что-то и прятать в своей комнате, но Бог велел нам делиться всем, что имеешь. Да и страх, что мама зайдет в комнату, а потом я в очередной раз получу, преследовал меня постоянно.       Голова почти не болела. Еще утром, в ванной, я с трудом осмотрела рану через зеркало. Отвращение к себе все еще присутствовало, но я убедила саму себя, что это пойдет на пользу. Тонкая зажившая корочка образовалась на виске и отлично прикрывалась светлыми прядями волос. Заживет. На мне всегда все очень быстро заживает.       Разочарованно отойдя от холодильника, я решила, что куплю что-то по дороге из церкви. С этой мыслью я быстренько выскочила из дома.       Мой старенький скрипучий велосипед ждал меня ровно на том месте, где я его вчера оставила. Почему-то в голове вновь возникли теплые воспоминания об Аароне. Зачем я думаю о нем? Он всего лишь помог мне, подвез до дома. Это простая помощь. Но почему-то его образ в мыслях заставлял сердце стучать чаще.       Добравшись до церкви, я первым делом отправилась на поиски Отца Александра. Мне хотелось покаяться именно ему. Внутреннее чувство подсказывало, что поймет только он и только он сможет помочь мне. Отца Джона, второго проповедника, не любили почти все прихожане. Он был немного высокомерным, каким-то напыщенным, любил пафосные длинные речи. Все знали, что если он поднимается на кафедру, значит, сегодня слово Божье будет длиться час. Не меньше.       Отец Александр прогуливался по саду, раздавая какие-то указания монахиням, копающимся в земле. Завидев меня, он улыбнулся, выхватил тряпку, лежащую на скамейке, и быстро вытер руки.       — Здравствуйте, — я тоже попыталась улыбнуться, но вышло как-то криво.       — Здравствуй, Сара. Я ожидал тебя чуточку раньше, — он подошел ближе, уводя меня за плечо подальше от строгих взглядов монашек, высаживающих цветы.       — Простите, пришлось задержаться, — вздохнула я, все-таки, улыбнувшись.       — Опять мама пьет?       — Да. То есть нет, я не по этому поводу, — испуганно призналась я, замахав руками.       Он как-то обреченно посмотрел на меня, видимо, ожидая, что я продолжу. И я рассказала все. Начиная с того самого момента, как меня опоили, и заканчивая тем, как Бобби вел меня домой. Я говорила как на духу, практически не прерывая свою речь. Слез не было, словно это все случилось не со мной, а я просто пересказывала сюжет какой-то книги.       Отец Александр долго молчал, стоило только мне закончить, а затем мотнул в воздухе головой, отгоняя какие-то мысли.       — Это я виновата, что позволила Стиву коснуться себя, — пробормотала я, рассеянным взглядом глядя куда-то сквозь деревья, окружающие церковь.       — Нет, Сара, тебя сманили демоны, — он тяжело вздохнул. — Ты не виновата, это все проделки Дьявола.       — Я могла что-то сделать, позвать на помощь, отбиваться, — взмолилась я, возвращая взгляд на Отца Александра.       — Сара, иногда с нами происходят вещи, которые мы не в силах предугадать. И лишь потом, когда это уже случается, мы начинаем думать, домысливать ситуацию. Сейчас ты уже ничего не можешь сделать. Только молиться, продолжать верить, что Бог снимет свою кару, даст тебе возможность искупиться.       — Я молилась, звала его, — я чувствовала, как наконец-то подкатывают слезы, но они будто замерли где-то в уголках глаз. Что-то не давало им пролиться.       — Бог мог не услышать. Или же дать тебе толчок к тому, что пора что-то менять. Пусть это станет тебе неким уроком, что пора к чему-то готовиться.       — Бог решил меня проучить? — удивленно ахнула я.       — Наверное, Сара. Кто ж знает Божьи промыслы… — он устало прикрыл глаза. — Не поощряй поступок этого молодого человека и сама не думай, что виновата ты. Жизнь длинная, полна трудностей. Это просто нужно пережить и идти дальше, не забывая об Иисусе Христе.       — Спасибо, что выслушали, Святой Отец, — кивнула я, как в тумане.       — Ступай, дитя, — он мягко дотронулся до моего плеча ладонью. — И все будет хорошо.       Я медленно пошла к выходу, прижимая дрожащие руки к груди. В голове плотно засела мысль: я — грешная, нечистая. Все, что сказал Отец Александр, словно лишний раз подтвердило то, что Бог наказывает меня за мои проступки. Я не искупилась, не покаялась. Я лишь в очередной раз убедилась в том, что моя жизнь никчемная и бесполезная.       Мне хотелось умереть, да только я не знала как. Все равно умру грешной, и пусть суицид — гораздо больший грех, чем искусительство и чревоугодие.       Я пришла к вере, когда мне было шестнадцать. Папа болел, мама ночами дежурила у его постели, практически не выходила за пределы больницы. Я носила им еду, медленно наблюдая за тем, как угасает папа. Мы только перебрались из Балтимора в Сентфор, потому что не могли больше оплачивать огромные счета за дом. Здесь было дешевле жить, да и мама устроилась в дом богатых семьи Моринг горничной. Болезнь отца подкосила всех. Я почти перестала ходить в школу, а мама — на работу. Он медленно умирал, рак сжирал изнутри его органы.       А мы лишь смотрели, не зная, что можно сделать. Врачи все как один разводили руками, говорили, что спасти человека на терминальной стадии просто невозможно. Помню, как плакала ночами, шепотом читая молитвы мистеру Биру в надежде, что хоть это поможет. Но нет. Бог не слышал меня тогда. Бог не услышал и сейчас.       Едва мне исполнилось семнадцать, он умер. Я помню, стояли лютые холода, я вернулась домой со школы, застав маму в обнимку с бутылкой за кухонным столом. Она подняла на меня зареванное лицо и тихо, одними губами, пробормотала, что папы больше нет. Он в лучшем мире.       Я тогда закрылась в комнате на неделю. Запоем читала все Божьи книги, чтобы найти ответ, почему его душу не спасли. И нашла его лишь в том, что папа не верил, не молился, не просил покаяния у Бога.       А мама медленно, но верно спивалась. Сначала одна, затем в компании таких же друзей. Тогда я начала молиться, ходить в церковь, чтобы не повторить судьбу, которая была уготована отцу. Я нашла в этом какое-то свое успокоение, хоть и была осуждена многими моими на то время друзьями.       Мне нравилось думать, что я под чьей-то защитой, что я не осталась одна, что за мной всегда с небосвода наблюдает Иисус со моими ангелами-хранителями. Я не брошена, я не оставлена на произвол судьбы. Как и мама. Вера давала мне шанс, она же сохраняла во мне баланс и не отпускала во все тяжкие.       Вера — это все, что мне оставалось. А сейчас и ее нет. Как Бог мог так поступить со мной?       Я не помню, как отъехала от церкви. Помню, что не слишком хотела возвращаться домой, собственно, как и всегда, когда у меня выходной. По дороге я заехала в парк, подолгу молчала, сидя на скамейке под раскидистым дубом, и просто смотрела в пустоту. Мыслей не было, ничто не крутилось в голове. Меня словно выжали как лимон, убрали все чувства и эмоции. Сколько я так просидела, не знаю и сама.       Ничего не решалось. Я будто бы не знала, как мне жить дальше и что делать. Плыть по наитию и попытаться простить себя и Стива? Это пока единственное, за что зацепилась мысль.       Хотелось укрыться от всего, с кем-то родным, настоящим, с тем, кто никогда не предаст. Как, например, сделала мама. Я всегда подсознательно чувствовала то, что она бросила меня одну на пороге окончания школы. Оставила с кучей долгов, найдя утешение в бутылке. Но признаться себе в этом я не могла. Бог велел не осуждать грешников и самому не уподобляться.       Сейчас меня словно рвут на части две собаки: одна просит отрезветь и вернуться к нормальной привычной жизни, а вторая постепенно загорается гневом, рождая во мне что-то, что было спрятано давным-давно в самый дальний угол сознания. Месть. Я хотела, чтобы мои враги страдали. Я подсознательно видела, как они едят землю, плачут и просят меня прекратить.       Нужно было отгонять эти мысли. Заталкивать их обратно туда, откуда они появились. Это плохо, и я уверена на тысячу процентов, что Бог это слышит и видит.       Но почему он не замечает, как я страдаю?..

***

      Вернувшись домой после обеда, я попыталась как можно быстрее пробраться в свою комнату мимо матери. Она как раз восседала за кухонным столом как королева, попутно наливая трем своим собутыльникам дешевое пойло из пластиковой бутылки. В доме громко играла музыка, поэтому мне не нужно было тихо подниматься по скрипучей лестнице наверх.       Я вообще ненавидела возвращаться домой в те моменты, когда у нее гости. Я чувствовала их похотливые взгляды, ощущала липкий ужас, когда они оборачивались на меня с усмешкой, скользившей по беззубым ртам.       Именно в тот момент, когда я почти преодолела лестницу, песня решила переключиться, оставив затянувшуюся паузу буквально на несколько секунд.       — Сара? — спросила мать, наверное, услышав скрип лестницы. Я закрыла глаза, поморщившись.       — Это я. Иду к себе, — быстро отозвалась я, сделав еще шаг наверх.       — Сара, иди сюда, моя любимая доченька, — позвала она, снова заставив меня поморщиться.       Я медленно развернулась и быстро спустилась обратно, подходя к круглому кухонному столу. Мама улыбалась, лихорадочно схватила меня за руку, стоило только мне подойти ближе.       — Сара, это — Дэвид, а это — Сэм, — кивнула она головой на двух неприятно пахнущих парней.       — Здравствуйте, — кивнула я, немного отстраняясь.       — А девчонка-то хорошая, чистая, наверняка нетронутая, — Сэм встал из-за стола, грязным пальцем с заусенцем провел по моей щеке. Я вздрогнула как от ожога, отшатываясь еще больше. Но мама лишь крепко сжала мою руку, практически до боли.       — Пойдем развлечемся, детка? Что же ты такая нелюдимая? — он снова коснулся меня, проведя ладонью по пряди волос, ниспадающей на лицо.       — Не трогайте меня! — взревела я, выдергивая руку из цепкой хватки матери.       — А девчонка-то с зубками! — рассмеялся Сэм, надвигаясь на меня и практически зажимая в углу кухни. — Твоя мама обещала нам награду за бутылку, что мы принесли, так что будь хорошей девочкой, послушай маму…       Я сверкнула взглядом на нее. Мама лишь улыбалась с застывшей маской на лице, смотрела на меня стеклянным неживым взглядом. Дэвид молчал, но похотливо разглядывал меня, будто раздевая глазами.       Я беспомощно зажалась в углу, чувствуя, как рука Сэма скользнула по моему бедру, обнимая ягодицу и сильно сжала ее. Решение родилось моментально. Схватив позади себя какую-то грязную чашку, я со всей силы ударила ею куда-то в лицо. Он зашипел от боли, отшатываясь, а я рванула что было сил к входной двери.       Мама тщетно пыталась схватить меня по пути за руку, но я ловко увернулась. Слезы застилали взгляд, но стоило мне только выскочить на крыльцо, как все прошло. Руки дрожали. Тряслось все тело от пережитого страха. На бедре все еще ярко ощущалась рука Сэма. Слышались крики, они бежали за мной.       Не долго думая, я ринулась бегом с крыльца, быстро распахнула калитку, и не разбирая дороги, помчалась куда-то прочь. В голове стучала кровь, придавая мне скорости и заставляя бежать без оглядки. Тело все еще тряслось, но было покорным, слушалось, неслось со всей мочи. Лишь добежав до конца улицы, я остановилась у самой кромки густого Сентфорского леса, чтобы ненадолго перевести дыхание.       — Сара! Стой! — окрикнул меня до чертиков знакомый голос.       Не зная, зачем, я оглянулась на звук. Кэнди выбежала из своего дома, обеспокоенно приближалась ко мне. За ней по тротуару бежал Сэм с угрожающе поблескивающим в руках ножом.       Мгновение. Всего одно мгновение. Я даже не знаю, успела ли вскрикнуть.       Тело Кэнди, будто так и нужно, шлепнулось на тротуар лицом вниз. На спине, в районе лопаток, торчал тот самый кухонный нож. Тот самый, которым мы разрезали торт на мое шестнадцатилетние. Тот самый, которым я разрезала мясо, прежде чем закинуть его в сковороду и обжарить до золотистой корочки.       Миссис Нельсон, будто что-то почувствовав, выбежала следом на улицу. Сэм куда-то испарился, провалился сквозь землю. Сквозь потемневший от страха взгляд, я слышала лишь крики мамы Кэнди, зажимая рот своей онемевшей рукой. Все онемело, лишая меня какой-либо возможности двигаться. Я будто бы ничего не видела, мне хотелось спрятаться, укрыться от всего происходящего. Кэнди... Кэнди больше нет. Это единственное, что сидело сейчас в мозгу, копошилось среди других мыслей, постоянно вылезая на первый план.       Бог, что же ты натворил?