Любовь долготерпит,
милосердствует, любовь не завидует,
не превозносится, не гордится…
1-е Коринфянам, 13:4.
Следующие три дня пролетели для меня слишком быстро. Я почти ничего не помню, лишь допросы от полиции, где задавались в основном одни и те же вопросы. Рассказать пришлось все, начиная от того, как родная мать продала меня за бутылку спиртного и заканчивая тем, как Сэм вонзил кухонный нож в Кэнди. Я почти не спала, не ела, практически не выходила из собственной комнаты. Я даже не молилась. Из сердца ничего не шло, лишь какая-то пустота, больше похожая на Черную Дыру, которая образовалась вместо него. И слез не было. Ни-че-го. Будто кто-то собрал остатки моей веры и окончательно растоптал ее ногами как какую-то дорожную пыль. В голове ежедневно сидели все эти воспоминания, и стоило закрыть глаза, сразу же начинали всплывать образы того самого злополучного дня. Кровь на рукоятке ножа. Падающая на тротуар Кэнди. Сэм. Миссис Нельсон со своим отчаянным криком. Все по-новой вырисовывалось перед глазами, словно это происходит наяву. Сэма так и не нашли. Маму и Дэвида забрали сразу же, опросили точно так же, как и меня, и отпустили. Взять с них было нечего: они не соучастники, не подстрекатели, они точно такие же жертвы обстоятельств, как я. Мама пить не прекратила, даже наоборот, будто бы стала еще больше. Если раньше у нее были просветы, когда она могла не пить несколько дней, а затем в какой-то из вечеров созвать компанию друзей и продолжить веселье, то теперь, вернувшись из участка, она практически ушла в запой. Все три дня она не вставала из-за стола, плакала, напивалась, засыпала за ним же, и так по кругу. Пока я боролась с опустошением, она заливала ту самую дыру алкоголем. Ровно как тогда, когда умер отец. Ко мне заходили Майкл и Бобби. Последний пытался утешить, но кроме поглаживаний по спине так и ничего не смог сделать. Майкл же просто стоял как истукан, не в силах выдавить даже словечка, просто молча рассматривал стены моей комнаты. Ему тоже было больно, наверное, даже сильнее, чем мне. Он любил ее, они встречались целую вечность, еще до того, как я переехала в этот город. А над самим городом словно повис траур. На месте убийства, прямо на тротуаре, сделали алтарь, возложив к нему мягкие игрушки и цветы. Зажгли свечи. Миссис Нельсон каждый вечер выходила из дома и зажигала их снова, когда они потухали. Об убийстве писали в газетах, и весь Сентфор был увешан ориентировками с точным фотороботом Сэма. Сонный маленький город оживился, и его жители пытались поймать преступника, вглядываясь в лица прохожих и соседей. Он будто провалился сквозь землю. Исчез, стерся с лица земли. Но так не бывает. Лишь на третий день, вечером я вышла на крыльцо, чтобы в очередной раз посмотреть, как миссис Нельсон зажигает свечи. Раньше я это делала из окна спальни, не решаясь спускаться вниз. Сегодня я вышла, потому что больше не могла сидеть в четырех стенах. Я больше не могла смотреть на эти желтые обои в цветочек, на огромный крест, висящий над кроватью, на полки с религиозной литературой. Мне хотелось все сжечь, уверовать, оставить в прошлом или вовсе выкинуть как какой-то ненужный кусок жизни. Я больше не верю, что Бог нас спасет. Он не услышал меня ни разу, не помог избежать всего того, что случилось со мной за эту чертову неделю. Он просто продолжал вершить свою небесную кару. Но за что? В чем я провинилась перед небожителями? Миссис Нельсон, в розом теплом халате, склонилась над фотографией умершей дочери, большой газовой зажигалкой поджигая свечи. Я остановилась буквально в метре от нее, стараясь не смотреть на алтарь, не замечать улыбавшуюся Кэнди с портрета, что был в самом углу, перевязанного черной атласной ленточкой. Она выпрямилась, тихо всхлипнув, и лишь потом заметила притаившуюся меня. — Сара, здравствуй, — тихо пробормотала миссис Нельсон. — Завтра похороны, придешь проститься? В двенадцать? — Да, — на автомате ответила я, — конечно. Она улыбнулась, но вышло как-то вымученно. Улыбка через боль человека, потерявшего истинный смысл жизни — единственную дочь. Мне хотелось коснуться ее, погладить по плечу, забрать кусочек ее мучений в свою Черную Дыру, оставшуюся на месте, где еще недавно стучало сердце. Хотелось помочь, но я не знала как. Наверное, никто и не знает. Материнское горе — само по себе очень сильное чувство, способное на любые жертвы и подвиги. Миссис Нельсон похлопала меня плечу и, развернувшись, побрела в дом. Я снова бросила взгляд на фото Кэнди в розовом свитере, счастливую, улыбающуюся, со светлыми кудряшками, аккуратно собранными заколками. Светлые голубые глаза лучились радостью, и даже сквозь фото чувствовалось, какое тепло они несут. Кэнди всегда была очень хорошим человеком, порядочным, честным, открытым. Она не заслужила всего того, что с ней произошло. Я присела на корточки, невесомо, кончиками пальцев провела по фотографии, оглаживая волосы. Тугой комок камнем застыл в горле и никак не желал сглатываться. Зашумел ветер, передвигающийся по кронам деревьев, раскачивая их в разные стороны. Я провела пальцем по ее губам, будто пытаясь навсегда в памяти запечатлеть то, как она улыбалась. Положив голову на колени, я несмело убрала руку, прижав ее к груди. — Я люблю тебя, Кэнди, — тихо прошептала я. — Покойся с миром. Я буду помнить тебя всегда. Первые капли начинающегося ливня упали на тротуар рядом с фотографией. Погода скорбела, плакала по Кэнди, смывая людскую печаль с тихих улиц Сентфора. Свечи потухли. Я сидела под дождем, грустно уткнувшись в колени, не чувствуя, как холодные капли заползают за воротник футболки. Мне не было промозгло. Мне вообще никак не было. Поднявшись через какое-то время, я на автомате двинулась к дому, унося с собой чувство грусти и скорби. Ноги словно волочились по земле: тяжелые, они путались, но все же не давали упасть. Ком в горле словно опустился ниже, залегая куда-то под грудину, не давая полноценно вдохнуть тяжелый влажный воздух. Я подошла к крыльцу, замечая мужчину, настойчиво звонящего в дверь. По телу пробежал липкий холодок, а в голову тут же закралась мысль, что это вернулся Сэм. Я застыла как вкопанная, с трудом угадывая сквозь мокрую пелену, кто же это. Мужчина на крыльце был явно выше и худее, чем Сэм. Я хорошо помню, как он зажимал меня на кухне, мы были с ним почти одного роста. Мужчина обернулся и, заметив меня, бросился ко мне. Я запаниковала, но ноги упорно не хотели шевелиться, будто вросли в тротуар. Зажмурившись, я ожидала худшего исхода. — Сара, вот ты где! — знакомый голос Аарона Хилла позволил выйти из оцепенения и облегченно выдохнуть, открыв глаза. — Аарон… — протянула я, с трудом улыбнувшись. — Ты вся промокла, — он двинулся ко мне ближе, набрасывая кожаную куртку мне на плечи и приобнимая одной рукой. — Пойдем в дом, расскажешь, куда пропала. — Н-нет, только не туда, — я не могла и шагу ступить, чувствуя, как тяжесть окутала все тело. — Хорошо, пойдем в машину, — он кивнул на припаркованный неподалеку автомобиль. Не знаю почему, но в этот раз ноги послушались. Он подтолкнул меня, усаживая на переднее сидение. Ливень остался снаружи, и о нем лишь напоминали капли, стекающие с волос, насквозь промокшая футболка и юбка, а также капли, громко барабанящие по крыше автомобиля. — Все в порядке? Я заходил в магазин каждый день, но тебя там не было, — Аарон обеспокоено посмотрел на меня, усевшись рядом. — Этот Роджер сказал, что ты якобы заболела, и я пришел проверить. — На самом деле, случилось столько всего, что я даже не уверена в том, сможешь ли ты мне поверить. Мне так нужно было кому-то выговориться, поделиться всем. От него всегда исходила аура какой-то заботы, защищенности, поэтому слова сами лились у меня изо рта, вырываясь и не желая останавливаться. Я рассказала все. Всю свою жизнь от начала смерти папы, заканчивая тем жутким убийством моей лучшей подруги Кэнди. Аарон молчал, не перебивая, и лишь к середине рассказала закурил, периодически стряхивая пепел в приоткрытое окно. — Ты как? — спросил он, когда я закончила и, отвернувшись, смотрела, как капли стекают по лобовому стеклу. — Не знаю, — сдавленно пробормотала я. — В грудь будто болт забили. Болит, просится наружу. — Это нормально, ты очень многое пережила, — он тяжело вздохнул, заводя машину. — Отвезу тебя к себе. Я не противилась, не было сил. Да и возвращаться в дом к матери тоже не было никакого желания. Рассказав про нее, я словно выдала какие-то секреты, отчего чувствовала себя облитой грязью. Все сглаживал лишь его комфорт, а в машине было как на островке безопасности посреди шумного шоссе, где потоком со всех сторон ревут турбинами автомобили. — Прости, что вот так выдала все тебе, — я повернулась к нему, внимательным взглядом изучая красивое сосредоточенное лицо. — Тебе нужно было это, не отрицай, — он бросил на меня быстрый взгляд и улыбнулся. Говорить больше не хотелось. Будто из меня выжали все соки, оставляя с каким-то неприятным послевкусием внутри. Вздохнув, я вновь отвернулась к окну, слушая успокаивающий равномерный рев двигателя. Аарон тоже молчал, видимо, переваривая рассказ. Или осуждая. Я не знаю. Наконец, мы затормозили у антикварной лавки. Дождь немного поутих, но все равно падал на землю тяжелыми каплями, создавая непроходимые лужи на тротуарах. Я вышла из машины, чуть не ступив в одну из таких, и бросила взгляд на свой строительный магазин, который еще работал. Сквозь панорамное стекло-витрину было хорошо заметно, как мистер Роджер читает газету, а на прилавке дымится большая чашка свежеприготовленного кофе. В антикварной лавке было пусто. Вообще ничего не осталось. Раньше здесь все было в старинных предметах: стены, увешанные картинами, карнавальными масками ручной работы, часами с причудливыми механизмами; витрины ломились от красивых медных чайников, драгоценностей различных эпох, необычных расписных сервизов и шкатулок. Здесь все пахло многолетней историей. Миссис Хилл очень гордилась своей коллекцией вещичек и рассказывала о ней с трепетом в голосе всякому входящему. Мне очень нравилось бывать здесь. Нравилось пить вкусный зеленый чай из китайского фарфора, сидя в огромном зеленом кресле, и бесконечно слушать рассказы о вещах, что здесь продаются. Жаль, удавалось это не часто. Нравился даже пыльный, немного затхлый запах и то, что можно было трогать все, что угодно, без всяких угрызений совести. Это как сходить в музей и прикоснуться к прекрасному. А сейчас это место умерло вместе с хозяйкой. Бежевые стены, обитые деревянными панелями, превратились в белые, все картины и безделушки безжалостно покинули помещение. Даже пахнуть стало иначе — свежестью с примесью краски. Аарон провел меня на второй этаж, где располагалась небольшая квартирка из трех крохотных комнат: кухни и двух спален. Я бывала и здесь, правда, дальше гостиной никогда не проходила. Я молча села в кресло, снимая с плеч его куртку. Аарон протянул мне полотенце. — Сейчас сделаю тебе горячий чай, — он исчез в коридоре, пока я тщательно промакивала волосы. В этой части здания он не успел начать ремонт. Здесь все еще сохранился дух миссис Хилл, и мне было гораздо приятнее находиться именно тут. Казалось, что она сама сейчас выйдет из спальни, улыбнется и так нежно, по-особенному протянет мое имя. Я только сейчас осознала, что ее больше нет. Она прожила долгую и счастливую жизнь, полную различных приключений. Ну, если верить ее рассказам. А мне хочется верить, ведь о покойниках либо хорошо, либо никак. — Согреваешься? — Аарон вернулся с чашкой горячего чая и поставил ее на маленький столик рядом с креслом. — Да, — ответила я, улыбнувшись. — Спасибо за все. — Я еще ничего не сделал. Бог завещал нам помогать тем, кто оказался в беде, — он присел рядом в соседнее кресло. — Ты веришь? — спросила я, чуть не прикусив себе щеку изнутри за такие вопросы. — Скорее, нет, чем да, — спокойно ответил Аарон. — Если Бог существует, тогда у меня к нему очень много вопросов. — Каких? — я обхватила чашку руками, согревая заледеневшие пальцы. — Например, что маленькая девятнадцатилетняя девочка сделала, что он посылает ей такие испытания, — он пожал плечами. — Почему он не уберегает детей от жестоких родителей, почему старики вынуждены коротать свою жизнь в одиночестве. Знаешь, таких философских вопросов немало. — Бог один, а нас много, он не может помочь всем и сразу. Мне даже стало страшно. Тело будто пронзило током от осознания, что я говорю фразами, заученными из священных книг. — Я верю в судьбу, верю в то, что в жизни все зависит исключительно от тебя и твоих способностей. А Бог просто наблюдает за тем, как люди проживают свой век и смеется, — он тяжело вздохнул и стянул вязанный плед с дивана, протягивая его мне. — Укройся. Я не знала, что ему ответить. Не знала, стоит ли мне дальше отстаивать свою позицию и утверждать то, что Всевышний действительно помогает нуждающимся. — Но не каждый готов прийти к Богу, я тебе уже это говорил, — продолжил он. — Я к тому, что если тебе хочется — верь. И никто не смеет тебя осуждать, особенно противный начальник, — он улыбнулся, заботливо подоткнув плед мне под ноги. — Знаешь, а ведь я сама начинаю сомневаться, — я сделала глоток чая, чувствуя, как горячая жидкость прокатывается внутри. — Сомневаться? Почему? — Все так… Я даже не знаю, как сказать. Словно пелена какая-то с глаз рухнула, — слова лились сами, и мне совсем не хотелось себя тормозить. — Ведь это все череда случайностей, в которые я сама себя загнала, разве нет? — Сара, то, что тебя изнасиловали — это просто ужасно, — Аарон вздохнул, в упор глядя на меня. — Я к тому, что нельзя поощрять поступок этого Стива и уж тем более списывать это на то, что виновата ты. Ну что ты сделала не так? — Ничего, — отозвалась я, сделав глоток чая. Мир рухнул. Нет, скорее, он сделал двойное сальто и перевернулся с ног на голову. Я винила себя, потому что прежде всего это был грех. Грех в том, что я позволила Стиву сделать это с собой. Но. У всего произошедшего есть одно большое «но». Я не выглядела вызывающе, не давала ему никаких намеков на то, что легкодоступна. Я всего лишь скромно сидела в углу дивана, стараясь стать невидимкой, когда он подошел и заговорил первым. В голове словно натянули огромный транспарант с огромными красными буквами: «Сара, ты не виновата!». Разве это я подкладывала матери бутылки, чтобы она медленно и верно спивалась? Нет. Разве я провоцировала ее на рукоприкладство? Нет. Разве я попросила Сэма убить Кэнди? Тоже нет. Я просто маленькая, запутавшаяся в собственных мыслях и идеалах, девочка, которой никто не объяснил, как правильно и нужно жить, лишь взвалив на хрупкие плечи огромный груз ответственности. Аарон долго смотрел на меня изучающим взглядом, пока я думала о своем и пила горячий чай. Мы молчали. Эта звенящая тишина разрывала барабанные перепонки, хотелось услышать хоть что-то от него еще, чтобы раз и навсегда убедиться, что я жила в какой-то иллюзии. Бог есть, он спасет меня обязательно, и маму спасет, которая топит горе в алкоголе, но это лишь глупая надежда, и в жизни можно надеяться только на себя. В груди отчаянно заболело, словно перестало хватать воздуха. Я отставила чашку на блюдце, прерывая тишину тихим постукиванием фарфора. — Пойду постелю тебе в комнате, — он потряс головой, будто смахивая наваждение, и быстро поднялся из кресла, скрываясь в одной из комнат. Мне остро не хватало Кэнди. Я почувствовала это только сейчас, насколько она нужна была мне. Ушел самый светлый и добрый человек из всех тех, кого я знала. Да еще и так глупо, абсолютно неправильно. Так не должно было быть, Кэнди имела право прожить счастливую и долгую жизнь, родить Майклу детишек, построить огромный дом с фермой. Все, чего она так хотела. Сэм забрал ее жизнь, так глупо, бесчеловечно. И бог никак этому не воспрепятствовал. Ему все равно на нас, смертных, что толпами бродят по исконно его земле. — Все готово, — Аарон появился в гостиной, — иди ложись, тебе нужно нормально выспаться. — Спасибо, — прошептала я, вставая и забирая плед с собой. В комнате было пусто, лишь большая двуспальная кровать и маленький туалетный столик с кучей каких-то фотографий, закрепленных на зеркале. В темноте сложно было разглядеть, кто же там изображен, да и, честно говоря, хотелось завалиться в постель и просто забыться сном без каких-либо сновидений. Я, не раздеваясь, упала на кровать, крепко обняла тот самый плед, пахнущий миссис Хилл, и забылась быстрым сном. Снилось всякое, короткими отрывками. Вот Кэнди бежит ко мне из школы, отец, готовящий барбекю на заднем дворе, мама с огромной тележкой продуктов рассматривает помидоры в магазине. Снился Балтимор, откуда мы когда-то переехали, с его высотными домами и шумными улицами, по которым я очень любила гулять с друзьями. Снилась и миссис Хилл, рассказывающая свою любимую легенду о Сентфорском художнике. Я мало чего запомнила, все сны были лишь небольшими фрагментами моих воспоминаний, вытащенных откуда-то из самых глубин. Но как приятно было просыпаться и осознавать, что хоть во сне я побывала с близкими. Хотя бы там. Раньше мне редко снились сны, либо я никогда не запоминала их содержания, но сейчас будто бы что-то поменялось. Мне давно так уютно и хорошо не спалось. Может, это Бог посылает мне знаки, что все наладится, только нужно не отрекаться от него? Я окончательно запуталась в собственных убеждениях. Поднявшись с кровати, я вышла на кухню, где витали наивкуснейшие ароматы завтрака. Как в лучшие годы жизни с мамой, когда отец еще был жив. Аарон в одних пижамных штанах жарил что-то на сковородке, параллельно с этим снимая горячий хлеб из тостера. Бубнил телевизор в углу, рассказывающий о погоде на сегодня. Я замерла у выхода из спальни, наблюдая за ним, завернувшись в теплое одеяло. Он ловко перевернул бекон на сковородке, затем принялся намазывать тост джемом. Мышцы на спине и руках играли, то напрягаясь, то расслабляясь, вгоняя меня в краску еще больше. На правом плече красовалась какое-то тату, продолжающаяся на груди. Отчего-то в душе затаилось какое-то домашнее тепло; нежность, забота и ласка окутали меня вместе с запахом жареного бекона. Я сделала шаг в спальню, громко покашляв, чтобы не напугать его своим внезапным появлением, и лишь потом снова вышла на кухню. Он тут же развернулся — хмурое лицо окрасила добрая улыбка. — Сара, доброе утро, — пробормотал он, выставляя на круглый стол яичницу с тостами и жареным беконом. — Ты голодная? — Да, — честно призналась я, усаживаясь на немного покосившийся от времени деревянный стул. — Давно ты проснулся? — Проще спросить, сколько я вообще спал, — он усмехнулся, подавая мне чашку горячего кофе. — А ты? Выспалась? — Да, знаешь, я давно так хорошо не спала, — я даже улыбнулась, сладко потянувшись. — Ничего себе! — кивнув головой на завтрак, удивленно воскликнула я. Он не ответил, лишь сел рядом, давая мне возможность рассмотреть татуировку поближе. На груди красовался дракон, продолжающийся на плече сзади и заканчивающийся где-то около лопаток. Аарон пригладил взлохмаченные волосы и принялся быстро, но с аппетитом, есть. — Сколько сейчас времени? Мне нужно на прощание к Кэнди, — вздохнула я, откусив кусочек тоста. — Почти десять утра. Я отвезу тебя домой, если ты хочешь, — он снова улыбнулся, соприкасаясь со мной под столом коленом. Я чуть вздрогнула, чувствуя, как по телу пробегают приятные мурашки. — Я дойду сама. У тебя ведь свои дела есть, чего ты со мной возишься. — Чувствую необходимость помочь, Сара. Не могу бросить тебя, когда в твоей жизни все… вот так. — Спасибо, — тихо пробормотала я. — Я не знаю, как тебе отплатить за все, что ты для меня сделал. — Ничего не нужно, — он поднял голову от тарелки, серьезно глядя в глаза. — Просто будь рядом, вот и все. Кусочек бекона сорвался с вилки и плюхнулся обратно в тарелку. Я непонимающе хлопнула глазами, уставившись на него в упор. — В смысле, не отстраняйся от меня, — в свойственной ему спокойной манере продолжил Аарон. — И я всегда помогу тебе. — Хорошо, — я мотнула головой в воздухе, отгоняя какое-то наваждение. Действительно, о чем я вообще подумала? У нас почти десятилетняя разница. Он взрослый, самостоятельный мужчина, у него наверняка миллион планов на жизнь. Он приехал в Сентфор, чтобы просто проститься с умершей бабушкой… или нет? Давно он вообще тут? Я ведь даже никогда не спрашивала, только выливала ему свои горести. Бессердечная. — Аарон, ты ведь просто приехал на похороны? — я решилась узнать сразу, чтобы нарушить создавшуюся тишину. — И да, и нет, — он снова поднял голову, откидываясь на стул. — Вообще я жил здесь раньше, когда был маленьким, но позже уехал в Лос-Анджелес. Долгое время я думал вернуться обратно в Сентфор. Можно сказать, что смерть бабушки меня подтолкнула к этому. — Что планируешь делать? — Не знаю, пока не знаю. Для начала закончить ремонт здесь, а после уже посмотрим, — он улыбнулся, сделал глоток кофе. — Сегодня у меня встреча со старым другом, с которым мы учились вместе. — Значит, ты планируешь задержаться на некоторое время? — я отставила пустую тарелку в сторону. — Навсегда, Сара. Я планирую здесь жить. — Так странно, я всегда мечтала оказаться в крупном городе и пожить там хотя бы немного, а ты, наоборот, возвращаешься в свое маленькое захолустье. — Жизнь в Калифорнии сильно отличается от того, что происходит здесь, — он тяжело вздохнул. — Да, Сентфор выглядит немного уставшим, но я хочу это исправить, привлечь сюда инвестиции. — Очень хочется верить, что у тебя получится, — я широко улыбнулась. — Мне нужно домой. Он молча кивнул, собрав тарелки со стола и положил их в раковину, а затем быстро вышел из кухни. Я поднялась со своего места, оставляя одеяло на стуле, медленно включила кран с горячей водой, чтобы помыть посуду. Совесть не позволяла мне уходить вот так, нужно было обязательно чем-то ему помочь. А это совсем малое, что я могла сделать. Перемыв все, я удовлетворенно выдохнула, намочила руки водой, приглаживая торчащие волосы. Дождь значительно подпортил прическу, теперь она больше напоминала грязные сосульки, чем густые и шелковистые светлые пряди. Собрав на затылке импровизированную шишку, стало немного спокойней. В этой квартире мне в принципе будто бы лучше. Будто все проблемы остались позади, за закрытой дверью, и ни один демон не достанет меня здесь. Пока я с ним. Почему при возникновении образа Аарона в голове сердце так дико стучит?..